- Чушь! - воскликнул он и окончательно исчез.
Я не чувствовала никакой особой влажности, но, когда помчалась обратно в дом, все-таки плотнее завернулась в шаль.
* * *
На следующий день случилось землетрясение.
Люстры раскачивались. Орган вздыхал и стонал. В шкафах дребезжала хрустальная посуда. Какой-то гвоздь выбрался на волю и покатился по гудящим половицам. Гул нарастал, но не снизу, а по сторонам и сверху, как будто звук вдавливало в дом отовсюду. Призраки неслись в безумном вихре, пролетая над головой, словно поток дыма, смешанный и безликий, в котором лишь время от времени проступало то одно, то другое испуганное лицо. Я, пошатываясь, шла вдоль стены, пытаясь удержаться на ногах и добраться до ближайшего выхода - парадной двери. Один раз я все-таки упала и, когда ладони коснулись горячего паркета, вскрикнула от боли.
Пока я, спотыкаясь, шла через вестибюль, в глаза мне набилась пыль от штукатурки. Я поняла, что совершила ошибку, когда увидела массивную парадную дверь, конечно же запертую. Ключ от нее давно был выброшен или запрятан в какой-нибудь дальний посудный шкаф этого безумного дома. Если все это монументальное здание рухнет и раздавит меня, то плита темного дуба с причудливым рисунком единственная устоит и превратится в мое надгробие.
Дедушкины часы накренились и рухнули прямо у меня за спиной с таким грохотом, словно ударила сотня тяжелых колоколов. Я метнулась к двери и дернула ручку. Та повернулась с легкостью, будто ее смазывали каждый день. Без малейших усилий я рывком отворила дверь. Внезапно сделалось тихо, все застыло. За дверью был чудный весенний день. В миртовом кусте запела малиновка. На крыльце стоял высокий темнокожий мужчина в угольно-черном фраке и с цилиндром в руках. Он улыбнулся мне сверху вниз.
- Доброе утро, - поздоровался он, - Я уже начал бояться, что никого не застану. Надеюсь, вы были не слишком далеко, когда услышали, как я стучу? Я знаю, что пересечь этот дом труднее, чем штат Оклахома.
- Вы стучали? - Я была слишком ошеломлена, чтобы помнить о вежливости. - Это ваш стук в дверь такое творит?
Гость шагнул через порог и тихо рассмеялся, что выразилось лишь в широкой улыбке и легком намеке на кашель.
- Что? О, нет-нет! Просто моя репутация меня обгоняет. Прошу, скажите - дома ли хозяйка?
- Где ж еще мне быть, Витстроу! - воскликнула вдова, внезапно возникшая рядом со мной. Из ее прически не выбилось ни единого волоска.
- Здравствуй, Уинчестер, - кивнул гость.
Они молча смотрели друг на друга и не двигались. Сзади послышались какой-то шум и приглушенный лязг. Я обернулась и увидела, как дедушкины часы возвращаются на свое обычное место, в угол.
Затем вдова и гость рассмеялись и крепко обнялись. Она даже согнула ногу в колене. Голова ее не доходила гостю до подбородка.
- Перл, - обратилась ко мне вдова, - это мистер Пит Витстроу.
- Питер, - поправил гость и слегка поклонился.
- Мистер Витстроу, - повторила вдова, - Изрядный шельмец. О господи, - добавила она так, будто ее только что озарила мысль, - Как ты вошел?
Мы дружно посмотрели на парадную дверь. Она снова была заперта, засовы задвинуты, дверные петли покрыты ржавчиной. Открыть ее можно было разве что с помощью динамита.
Этот человек, Витстроу, кивнул в мою сторону.
- Да, мне стоило догадаться. Она чувствует себя в этом доме непринужденно, как термит. В любом случае, ты явился не только ради того, чтобы со мной повидаться, старый бездельник. - Вдова проскользнула мимо гостя, увесисто по нему хлопнув. - До чая еще полчаса, но ты все равно можешь присоединиться к нам.
Витстроу предложил мне руку и подмигнул. На мой взгляд, излишняя вольность, но я была слишком потрясена этим "землетрясением" и не могла думать о таких мелочах. Опершись на его руку (под пышным нарядом скрывались крепкие, словно дуб, мускулы), я почувствовала, что все мое тело ноет, словно после тяжелой работы. Пока Витстроу увлекал меня через вестибюль, я оглянулась и бросила взгляд на наглухо заделанную дверь.
- Я слышал о вашем пребывании здесь, - сказал Витстроу.
- Откуда?
- О, вы очень громкая особа, мисс Большие Ноги, топ-топ-топ. - Он снова подмигнул мне. - Или так топает ваша репутация?
Коридор был не такой, как обычно, но я никак не могла сообразить, в чем дело. Потом до меня дошло: он пустовал. Дом снова вернулся к нормальному своему состоянию - картины вернулись на гвозди, штукатурка - на стену, - за одним исключением: призраков видно не было. Обычно они проскальзывали мимо меня, надо мной, сквозь меня и даже проходили через стену моей спальни, а потом пятились с извинениями, как человек, не заметивший сразу, что все места в купе заняты, и я так к этому привыкла, что их присутствие абсолютно перестало меня волновать. А вот от их отсутствия меня пробрала дрожь.
- Они вернутся, когда я уйду, - произнес Витстроу.
Я рассмеялась.
- Вы подразумеваете, что перепугали наших призраков? То есть я имела в виду, что э-э… гости миссис Уинчестер вас недолюбливают?
- Я уверен, что они ничего не имеют против меня лично. С чего вдруг? Если со мной познакомиться поближе, то оказывается, что я славный малый, кладезь учености, любезности и остроумия, приличный танцор и желанный партнер для игры в вист. Я никогда не брызгаю слюной во время смеха и не окунаю манжеты в суп. Нет-нет, все дело в моем месте работы. В компании, которую я представляю, - в "Старой фирме". На самом деле это детище моего тестя, и наследство мне не светит. Но в наше время всем нам приходится трудиться на кого-то.
Я подумала о Салли Энн, Черкесской Принцессе, и о том, как Фазевелл держал меня за руку.
- Чистая правда, - согласилась я.
* * *
Витстроу со стуком поставил на стол чашку и блюдце.
- Довольно пустой болтовни, - изрек он. - Пришло время вопросов.
- О Пит! - воскликнула вдова, - Неужели это обязательно? Мы так славно проводили время… Наверняка это может подождать!
- Лично я ничуть не спешу, но мой тесть - совсем другое дело. Нетерпеливость - его характерная черта. Собственно, она его и привела к нынешней, хм, профессии. Перл, будьте добры, уделите мне немного внимания.
Я ничего на это не ответила, потому что как раз целиком засунула в рот очередное шоколадное печенье. Пока я не попала в Дом-на-равнине, я толком не понимала, что у профессора ван дер Аста всегда была немного голодна.
Витстроу порылся во внутреннем кармане фрака и вытащил оттуда распылитель. Он открыл рот и побрызгал себе в горло.
- Ла-ла-ла-ла, - пропел он. - Ла-ла-ла-ла-ла-а-а-а! Безупречный тембр, как всегда. Уинчестер? - Витстроу предложил распылитель вдове. - Как хочешь. Итак, Перл.
Он продолжил красивым баритоном:
Должна ты ответить на девять вопросов,
Девять, девять и девяносто.
Иль ты не божья, а моя,
Прекрасная ткачиха.
- Кстати, Перл, когда я произношу "моя" - я говорю не от своего имени, а от имени фирмы, которую представляю.
- А когда говорите "божья" - это от лица фирмы, которую вы не представляете? - уточнила я, тщательно подбирая слова.
- В целом - да. Теперь же, если ты не будешь перебивать…
- Я не перебиваю! - перебила я, - Вы сами себя перебили!
Витстроу хлопнул ладонью по столу.
- Вот это мысль! Как будто можно самому себя перебить. Этак вы заявите, что река может сама себя запрудить, или изгородь - сама себя перепрыгнуть.
- Или зануда - сам себе наскучить, - вставила вдова.
- Не помогай, - оборвал ее Витстроу.
- И я не прекрасная ткачиха, - возразила я, раздражаясь, - что бы это ни значило.
- Ну, - протянул Витстроу, - ткачиха делает ткани, например, те, из которых шьют фартуки. Или кляпы. А прекрасным называют милое, приятное для взгляда существо, драгоценную вещь.
- Не знаю я никаких ткачих, - заявила я, - разве что мою подругу Салли Энн, она меня учила пуговицы пришивать. И ничего я не прекрасная, не милая и не драгоценная.
- Допустим, для данного момента это верно, - согласился Витстроу. - Но не следует воспринимать все настолько буквально. Когда ты восклицаешь: "Я глупая гусыня!" - ты же не имеешь в виду, что тебя ощиплют и зажарят, и когда кричишь: "Я в ярости", - ты не просишь, чтобы на тебя надели смирительную рубашку, а когда говоришь: "Будь я проклята", - ты не имеешь в виду…
Он умолк, не окончив фразу. Потянуло холодком. Солнечный свет, струившийся сквозь окно эркера, потускнел, как будто на солнце набежала тучка.
- …собственно, ничего не имеешь в виду, - продолжил Витстроу и улыбнулся, когда солнце вышло снова. - Итак, для целей данной песни, кто же ты, если не прекрасная ткачиха?
Я скрестила руки на груди, расправила плечи настолько, насколько позволяла спинка диванчика, и сердито посмотрела на Витстроу, твердо вознамерившись сбить с него эту самодовольную ухмылку.
- Я прекрасная ткачиха, - сказала я.
"Ни фига подобного", - подумала при этом про себя.
- Превосходно! - Витстроу был доволен, - Итак, на чем я остановился? Вернемся к Книге Бытия, как сказала бы моя бабушка.
Он кашлянул, прочищая горло.
Должна ты ответить на девять вопросов,
Девяносто девять и девяносто,
Иль ты не божья, а моя,
Прекрасная ткачиха.
Мне стало любопытно - девять, девяносто девять и девяносто чего? Но я предпочла промолчать.
Что молока белее?
Девяносто девять и девяносто,
Что шелка мягче?
О, прекрасная ткачиха!
Что дерева выше?
Девяносто девять и девяносто,
Что моря глубже?
О, прекрасная ткачиха!
Что рога громче?
Девяносто девять и девяносто,
Что шипа острее?
О, прекрасная ткачиха!
Что ягненка невинней?
Девяносто девять и девяносто,
Что женщин хуже?
О, прекрасная ткачиха!
Эти короткие куплеты показались мне длинными. Я твердо намеревалась не поддаваться им, держаться непокорно и недовольно - но стоило послушать совсем немного, и песня окружила меня со всех сторон и затопила с головой. Я спала и бодрствовала одновременно, узор на паркетном полу был полон лиц, диванчик оттолкнул и смял мои плечи, шнурки моих высоких ботинок повели во тьму, словно в туннель Лукаут-Маунтин. Я не поручусь, что Витстроу и вправду был приличным танцором, как он утверждал (хотя подозреваю, что "приличный" - не совсем подходящее слово), но петь этот человек умел. И где-то на втором часу песни (да, я думаю, что говорю - некоторые строки повторялись, или удлинялись, или расширялись) к Витстроу присоединился женский голос. Звуки переплелись, словно пряди хорошей веревки. Это вступила вдова Уинчестер. "И ты - прекрасная ткачиха".
Я резко втянула воздух и выпрямилась, словно пробудившись ото сна, но бдительности у меня убавилось. Куплеты продолжались. Вдова делала вид, будто собирает посуду после чаепития, а Витстроу притворялся, будто изучает собственные ногти.
- Реплика насчет женщин оскорбительна, - заявила вдова.
- Она написана не мной, - откликнулся Витстроу, - Ее придумал народ.
- Не народ, а мужчины, - поправила вдова.
- Восемь, - выпалила я и лишь потом поняла смысл.
Витстроу, не поднимая глаз, вопросительно буркнул нечто невнятное.
Вдова держала наклоненную чашку, совершенно не обращая внимания на то, что струйка недопитого чая, как паучок по паутине, спускается в блюдце.
- Восемь, - повторила я. - Молоко и шелк - два. Дерево и море - четыре. Рог и шип - шесть. Ягненок и женщины - восемь. "Должна ты ответить на девять вопросов…" - с удивлением скорее пропела, чем проговорила я. - Но тут не девять, а восемь. Какой же девятый?
Витстроу и вдова переглянулись.
- Может, это он и есть, - пробормотал Витстроу, - Может, "Какой же девятый?" и есть девятый вопрос.
- Нет, - возразила я.
- Почему же нет? - вкрадчиво поинтересовался Витстроу.
- Потому, - отрезала я. - Потому что это глупость.
Витстроу расхохотался и хлопнул по бедру своим цилиндром. Вдова со стуком поставила одну тарелку на другую.
- Форменная глупость, - сердито бросила она. - Пит, возьми тарелки. Я попросила - возьми тарелки! Поработай хоть разок в своей лентяйской жизни.
- Так какой же девятый вопрос? - настаивала я.
- Вот ты нам и скажешь, - ответил Витстроу.
- Ты имеешь в виду - скажет тебе? - возмутилась вдова, вручив ему стопку тарелок и подтолкнув к выходу из комнаты, - Меня в это не втягивай!
- Прошу прощения, леди Астор, но чей это дом? - воскликнул Витстроу, - Девушка - волшебница, Сара, а ты не можешь поставить волшебницу в шкафчик с фарфором, как безделушку-украшение, как одного из твоих призраков, как мистера Деллафейва!
Витстроу прошел мимо шкафчика с посудой. Дверцы задрожали, и внутри кто-то пискнул.
- Ты знаешь правила, - продолжил он, когда мы все оказались на кухне.
Витстроу с грохотом свалил тарелки в раковину и развернулся к нам. Я попыталась спрятаться за вдову, хоть та и была на фут ниже меня. Витстроу ткнул в ее сторону пальцем, как будто намеревался проделать дыру в воздухе. Его аккуратный ноготь джентльмена сделался длинным и зазубренным, с какой-то грязью под ним, а глаза стали красными, словно у пьяницы.
- Ты только глянь на нее! Я тебя умоляю - ты только стань рядом с ней! Она же питается магией, как печь - углем, а мир полон спичек! Она сейчас в другом мире, и она должна учиться, - Витстроу повернулся ко мне. - Чаепитие окончено, дорогая. Отныне за испытанием последует испытание, а ты получаешь свое первое задание, свои первые девять вопросов.
- Восемь, - поправила я.
Витстроу запрокинул голову и расхохотался - точнее, взревел, словно бык. Я заткнула уши и завизжала. Одежда на нас заколыхалась, словно под сильным ветром. На шее Витстроу отчетливо проступили жилы. Его горячее дыхание заполнило комнату. Потом он закрыл рот, и рев прекратился.
- Ладно, - произнес он. - Восемь. Ты должна "Старой фирме" восемь вопросов - и еще один.
Он энергично натянул цилиндр по самые брови и прыгнул в раковину. Там он присел на корточки, подмигнул и с бульканьем исчез в сточной трубе. Цилиндр упал на фарфоровую поверхность и несколько мгновений лежал там, мелко дрожа, пока его тоже не затянуло куда-то в глубины канализации. Из труб донеслось хихиканье Витстроу, и призраки с воплями хлынули из водопроводного крана.
- Выпендрежник! - Леди Уинчестер сжала мою руку. - И лжец к тому же. В вист он играет отвратительно.
- А когда он сказал, что я должна ответить на эти вопросы, он тоже солгал?
- Нет, это достаточно близко к истине.
- А когда назвал меня… волшебницей?
Вдова улыбнулась.
- Чистейшая правда.
* * *
- У всех волшебников один и тот же талант, - объясняла мне вдова. Она мыла уцелевшие тарелки, а я вытирала, - Так же, как у всех плотников, всех художников, всех садовников. Но у каждого волшебника имеется также некая особенность, специализация, в которой он особенно силен. Иные трудятся десятилетиями, прежде чем находят эту свою уникальность. Другие лишь задним числом понимают, что это было, на смертном ложе, если вообще понимают. А некоторым их способности даются почти с самого рождения, как всем нам даруются земля и небо. Я сама была от горшка два вершка, когда осознала, что среди множества друзей, играющих со мной каждый день на чердаке и в беседке, увитой виноградом, и в глухих уголках сада, попадаются дети, которых вижу только я. Моим родителям не нравилось, когда я говорила о них что-нибудь вроде: "Ой, папа, представляешь, Мери только что прошла сквозь твой жилет, пока ты мешал чай! Правда, смешно?" От таких речей папа весь день был не в духе.
Вдова выкрутила тряпку для мытья посуды. Я дунула на мыльную пену в сторону спящей полосатой кошки, проплывающей мимо. Пузыри толи пролетели сквозь кошку, то ли обогнули ее. Вдова терла тарелки пемзой, потому пузыри имели красноватый оттенок и казались более материальными, чем совершенно прозрачная кошка. Потом они исчезли, а кошка осталась.
Вдова продолжала:
- И я стала держать подобные наблюдения в секрете, а когда ты начинаешь скрывать свой талант, ты вступаешь на тропу волшебника.
- Мой талант остается загадкой даже для меня самой, - вздохнула я.
- Неужели не ясно, насколько ты не права? - Вдова хлопнула меня по плечу кухонным полотенцем, - Ты играешь с мертвыми кошками. Ты беседуешь со всеми моими квартирантами. Ты мимоходом отворила парадную дверь и снова ее заперла. Ты перенеслась сюда из Теннесси за один шаг, как будто мир - это карта и его можно сложить, как тебе требуется. Силы небесные, да ведь так далеко шагнуть не мог даже Поль Баньян - а Поль был очень, очень крупным мужчиной.
Вдова на миг погрузилась в грезы, потом качнула головой и выдернула пробку из раковины.
- Вот и готово! - воскликнула она, перекрывая шум утекающей воды, - Чтоб все это пошло Витстроу в глотку!
Она встала на цыпочки и коснулась губами моей щеки. Поцелуй ее был быстрым, сухим и щекотным, словно касание пуховки из пудреницы.
- Не волнуйся ни о чем, дитя. - Вдова взяла меня за руку и увлекла к лестнице, ведущей в сад, - Способностей у тебя навалом, как сказал бы мистер Уинчестер. И теперь, когда ты умеешь сосредотачиваться, ты очень скоро откроешь в себе пару-тройку новых возможностей - в этом я совершенно уверена.
- Мистер Витстроу говорил, что теперь я в другом мире.
Вдова фыркнула.
- В другом мире! Вот еще! Миры нельзя менять, как подвязки, милочка! Он тот же самый, в котором ты родилась, и тот же самый, в котором ты находилась всю свою жизнь. Никогда не забывай об этом. Но ты будешь взрослеть, начнешь путешествовать - и неизбежно увидишь огромную часть этого мира, точнее, сумеешь увидеть.
- Потому что я прошла через диораму?
- Действительно, это был очень яркий способ путешествия! Он, конечно, расширил твой интеллект. Несколько недель назад ты знала о мире духов не больше моих плотников, которые могут смотреть на мистера Деллафейва и не видеть его и уж подавно не способны с ним заговорить. Это весьма печально, - вздохнула миссис Уинчестер, но казалось, что ее это на самом деле не расстраивает.
Я хотела намекнуть вдове, что мистер Деллафейв в нее влюблен, но решила, что она и так это знает. В итоге я собралась с духом и спросила:
- А после того, как мистер Уинчестер умер, он хоть раз э-э… навестил вас?
- Ах, как мило с твоей стороны, дитя, поинтересоваться этим, - Вдова фыркнула и вскинула голову, - Нет, пока что нет, хотя первое время я днем и ночью высматривала его и прислушивалась к шагам. Особенно ночью. Признаться, пару раз я даже нанимала медиумов, чтобы провести спиритический сеанс - несколько лет назад это было ужасно модно.
Мы прошли мимо безголового кондуктора, поднявшего свой фонарь при приближении хозяйки дома. Вдова рассеянно махнула рукой.
- Стадо призрачных бизонов могло пронестись через гостиную - и эти мошенники ничего бы не заметили! А какой беспорядок! Нам потом несколько дней пришлось выгребать эктоплазму.