Чужие руки убрались, оставив Вилла стоящим на коленях. Превозмогая боль, хватая открытым ртом воздух, он распрямил спину и, сколько мог, осмотрелся.
Он был в плотном кольце.
Они - кем бы там они ни были - окружили его, нимало не нарушив тишины. Слух у Вилла был острый, но даже и теперь он не мог разобрать по звуку, сколько их и где они. Зато каким-то дополнительным чувством ощущал на себе все множество их взглядов, а потом постепенно начал видеть и их глаза.
- Ну, парень, ты и вляпался, - сказал тот же самый голос.
8
ДЖЕК РИДДЛ
Глаза говорившего горели красным огнем.
- Ну так что? Бает слопала твой язык? Я предоставляю тебе возможность объяснить, почему ты вторгся на территорию Армии Ночи. Другой возможности ты не получишь.
Вилл делал все возможное, чтобы побороть свой страх. Здесь была огромная опасность, но вместе и отличная возможность - если суметь ею воспользоваться.
- Я признаю, что это ваша территория, - сказал он с дерзкой уверенностью, которой отнюдь не чувствовал. - Я вторгся на нее совершенно случайно. Но раз уж я здесь, то надеюсь, что вы позволите мне остаться.
- О? - спросил все тот же, ставший вдруг опасным голос.
- У меня нет денег, нет документов и нет друзей. Мне нужно место, где можно было бы жить. А это место выглядит не хуже любого другого. Позвольте мне вступить в вашу армию, и я отплачу вам службой.
- Лорд Уиэри знает, что ты беглец, - прошептал другой голос. - Скрыть такую вещь невозможно, уж тем более здесь, в темноте. Здесь ничто не отвлекает, нет солнечного света, слепящего глаза.
- Кто за тобою гонится? - спросил лорд Уиэри. Вилл подумал о политической полиции, об уланах, о Пылающем Улане - особо, и криво усмехнулся:
- А кто не гонится?
- А он хорошенький, - сказало нечто женского рода. - Если уж не драться, мы могли б найти ему другое применение.
Три-четыре ее дружка захихикали.
- Фу, Дженни, - пробормотал один из них. - Ты плохая девочка.
- Лорда Уиэри все это позабавило, - прошепелявил шептун, - а потому он склонен к милосердию. Но здесь, у нас, милосердие простирается не слишком далеко. Ты будешь избит и прогнан прочь, ведь иначе твои преследователи могут взяться за Армию Ночи.
- Срань все это собачья! - сказал новый голос. - Сумасброды подослали его к нам, чтобы шпионил. Прикончить, вот и все.
- Не тебе, Оборванец, решать, - резко бросил лорд Уиэри.
- Siktirgit! - выплюнул Оборванец. - Мы же знаем, кто он такой!
- Разве мы дикари? Нет, мы сообщество братьев. И все, что здесь делаем, будет делаться согласно нашим законам.
Последовала долгая пауза, во время которой, как представилось Виллу, лорд Уиэри обвел свою шайку взглядом - не рискнет ли кто-нибудь ему возразить. Когда таковых не нашлось, он продолжил:
- Благодари за это сам себя.
Вилл не стал спрашивать, что лорд Уиэри имел в виду. Здесь вокруг него была уличная шайка - мальчишкой он и сам в таких участвовал. У шайки всегда был вожак, всегда был смышленый парень, державшийся рядом с вожаком и дававший ему советы, и всегда какой-нибудь смутьян, стремящийся сместить вожака. У них всегда были законы, никогда не обретавшие письменной формы. Их правосудие неизменно сводилось к lex talionis: глаз за глаз, зуб за зуб, битая морда за оскорбление. Они всегда разрешали свои разногласия дракой.
- Испытание боем, - сказал Шептун.
Кто-то чиркнул спичкой; негромко зашипев, керосиновый фонарь швырнул ослепительно-белый свет на потолок с густым переплетением балок, заставив их прыгнуть в глаза и тут же снова затаиться, когда фитиль был прикручен до минимума.
- Ты можешь встать, - сказал лорд Уиэри.
Вилл поднялся на ноги.
Перед ним неровным полукругом стояли два-три десятка феев. Они были разных племен и рас, высокие и низкие, мужчины и женщины, с единственной общей чертой: жалковатой злобностью, делавшей их похожими на стаю бродячих собак, которые знают, что им не справиться с жителями деревни, но тем охотнее растерзают одинокого безоружного путника. Были тут и такие, сквозь которых смутно, как сквозь закопченное стекло, просачивался свет фонаря, - хайнты, конечно же.
Прямо напротив Вилла стоял, судя по гордой осанке прирожденного лидера, сам лорд Уиэри; у него была бледная кожа, высокие скулы и удлиненные, чуть заостренные уши, характерные для высоких эльфов. Ни Шептуна, ни Оборванца Вилл распознать не смог.
Но затем уморительно тощий болотник выбежал из группы и закричал, тыкая Вилла тощей, как тростинка, рукой:
- Да он же один из этих долбаных Сумасбродов! Убить его надо, убить, вот и все!
Вот и Оборванец нашелся.
Вилл решительно шагнул вперед и плечом оттолкнул болотника в сторону.
- Ну, убейте меня, если сможете, - сказал он лорду Уиэри. - Только вряд ли вам это удастся. Если вы во мне сомневаетесь, выставляйте вашего бойца. Самого крупного, самого сильного раздолбая, какой у вас только есть, чтобы потом не было никаких сомнений, что я, если вдруг будет нужно, побью любого из вас. Я это серьезно, без трепа. А затем, если вы меня примете, я охотно присягну на верность и поставлю все свои способности вам на службу.
- Красиво говоришь, - негромко заметил лорд Уиэри. - Но слова - валюта дешевая, а времена очень трудные. - А затем, возвысив голос, он обратился к своим дружкам: - Так кого же мы выставим?
- Костолома, - предложил чей-то голос.
- Костолом… Этот может… Здоровенный бычара… Да, Костолом, - согласно забормотало множество голосов.
Неспешной ковыляющей походкой из тени вышла абсолютно голая, поросшая шерстью личность с куском железной трубы в руках. Это был вудвоуз, лесной дикарь. Виллу уже доводилось видеть диких людей, по преимуществу в Старом лесу. Мало отличавшиеся от животных, они все же могли членораздельно изъясняться на самые простейшие темы, а природная хитрость и коварство делали охоту на них очень опасным занятием. Неспособные совладать ни с каким образом жизни, кроме жалкого существования охотников-собирателей, и ни с какими орудиями, более сложными, чем заостренная палка, они навсегда застряли в древних, предрассветных временах. Механизмов они боялись, спать в домах наотрез не желали, хотя иногда и случалось, что раненый вудвоуз искал себе убежища в каком-нибудь сарае. Трудно было себе представить, какой извилистый путь привел этого персонажа в сверхгород, ничем не похожий на его естественную среду обитания.
Вудвоуз зашевелил губами, пытаясь - трудная работа - сформировать слова.
- Имел тебя, - сказал он наконец и добавил после длительной паузы: - Жопа.
- Сэр, я охотно принимаю ваш вызов, - галантно поклонился Вилл. - Я сделаю все от меня зависящее, чтобы не травмировать вас непоправимым образом.
Лохматую шерсть, сплошь покрывавшую лицо дикаря, прорезала злая ухмылка.
- Говнюк, - сказал он. - Засранец.
Это тоже имелось в каждой банде, какую Вилл только видел: крупный тупоголовый тип, не способный ни на что, кроме как драться.
Лорд Уиэри растворился в темноте и вскоре вернулся с железной трубой, примерно такой же, как у вудвоуза.
- Правил никаких, - сказал он, передавая железяку Виллу. - Кроме одного-единственного: кто-то из вас должен умереть. - И спросил голосом спортивного рефери: - Бойцы готовы?
- Мать твою на.
- Да, - сказал Вилл.
- Тогда тушите свет.
И тут же на Вилла обрушилась тьма.
- Я ничего не вижу! - закричал он в ужасе.
- А мы видим.
В голосе лорда Уиэри явно звучала улыбка.
С негромким шелестом босых ног по бетону Костолом бросился в атаку.
Хотя Вилл ощущал себя совершенно ослепшим, в туннеле были, по-видимому, какие-то крохи света, потому что он заметил, как блеснула труба, опускавшаяся прямо ему на голову, и еле-еле, но все же успел двумя руками вскинуть над головой свою собственную трубу.
От силы удара у него подломились колени. Вудвоуз снова вскинул трубу и ударил ею как мясник топором, целясь Виллу по голени: Вилл едва успел отскочить, а труба со звоном выбила из рельса целый фонтан искр. Задыхаясь, он с удивлением осознал, что все еще ни разу не попытался ударить.
Как и любой деревенский парень, Вилл умел драться кво-терстаффом - длинной палкой с окованными железом концами, но дикарь все время держал свою трубу за один конец и дрался ею как дубиной. Это была размашистая, сопряженная с большими усилиями техника, с которой Виллу не приходилось еще встречаться. Новый удар, и конец дубины промелькнул в опасной близости от его груди. Еще бы пара дюймов, и переломал бы все ребра. Словно размахивая бейсбольной битой, дикарь остановил полет своей дубины и тоже горизонтально, но чуть повыше повел ее назад. Вилл пригнулся, и очень вовремя, иначе этот удар размозжил бы ему череп.
Вилл едва ли не наугад взмахнул своей трубой и почувствовал, как она отскочила от ребер вудвоуза. Но дикарь не попятился и никак не замедлил движений, его труба пронеслась сверху вниз, целясь Виллу в плечо. Вилл отклонился, так что труба лишь вскользь зацепила его по руке, но и этого оказалось достаточно, чтобы рука онемела от боли и ее пальцы выпустили свой конец оружия. Теперь Вилл держал трубу не двумя руками, а одной, да к тому же левой.
С той стороны, где стояли зрители, донесся одобрительный ропот, но никак не больше, никаких криков восторга. Из чего получалось, что ночные армейцы не слишком-то жалуют Костолома, как бы они ни ценили его умение драться. Боль пробудила таившегося в Вилле дракона, всколыхнула волну безумной ярости, которая грозила захлестнуть его сознание и смыть, как мусор, все попытки мыслить здраво. Почти невозможным усилием воли Вилл смирил эту волну. Вращая трубу над головой, он сделал ложный выпад в сторону плеча вудвоуза, а когда тот вскинул на защиту свое оружие, изменил направление удара. Труба ударила Костолома по лбу и со звоном отскочила. Тот помотал всклокоченными дредами и снова вскинул свое оружие.
В этот самый момент из глубины туннеля донесся нарастающий грохот. Поезд! Вилл зажал трубу под мышкой, словно копье, и бросился на противника; сильный удар в грудь чуть не опрокинул того на спину.
Из-за поворота вырвался поезд, его фара расцвела, как полночное солнце. Вилл отскочил к дальней стороне пути и прижался к опоре, всей спиной ощущая ее холодную несокрушимость. На другой стороне пути Костолом дернулся было вперед, но тут же остановился, отступил и отвернулся, прикрывая глаза здоровенной корявой ладонью.
Прикрывает глаза? Интересно.
Поезд промчался мимо Вилла, толкнув его воздушной волной, словно мягким теплым кулаком. Он на мгновение заметил в окне вагона изумленные лица пассажиров и лишь затем вскинул руку к глазам, защищая их от мучительно яркого света.
Поезд проехал. Вилл снова открыл глаза, но увидел все то же, что и с закрытыми, - бестолковую суету ярких цветных пятен.
- Ослеп, говнюк, - хохотнул Костолом. - Срань раз-долбучая.
Вот теперь-то Вилл действительно испугался.
Но вместе со страхом пришла и ярость, а ярость ослабила запреты и облегчила Виллу обращение за помощью к драконьей тьме, таившейся внутри него. Он почувствовал, как она поднимается, и твердо ее осадил, наотрез отказавшись давать ей первую руку. Но тьма не оставляла стараний, по его жилам бежал огонь, в горле поднималась жуткая песня. Тьма пыталась вырваться на свободу.
Он услышал шорох босых ног Костолома по рельсам и попятился.
Теперь он обрел внутреннее зрение, словно пронзавшее мрак. Все оставалось тенью, тенью тени, однако он твердо знал, что вот этот, прямо напротив, подвижный мрак - это вудвоуз, который тихо на него надвигается, поднимая железную дубину для последнего сокрушительного удара.
Драконья ярость рвалась с поводка, и Вилл ее немного приспустил, чтобы иметь возможность броситься в контратаку. Он отшвырнул трубу и шагнул вперед, прямо под удар. Левой рукой вырвал у дикаря его дубину и тоже отшвырнул ее в сторону, а правой сдавил ему горло.
Затем он наклонился и схватил противника за бедро. Шерсть у вудвоуза была жесткая, как у эрделя, и сплошь в колтунах. Слегка напрягшись, Вилл вскинул его над головой. Вудвоуз пытался ругаться, но издал лишь несколько сдавленных звуков - рука Вилла, сжимавшая ему горло, превратила ругательства в полузадушенный хрип.
Теперь этот ублюдок был абсолютно беспомощен. Вилл мог с размаху размозжить его голову об одну из опор или швырнуть его вниз на свое колено и тем сломать ему позвоночник. И то и другое было бы проще простого.
Нет уж, на хрен это дело.
- Я ничего против тебя не имею, - сказал он дикарю, все еще пытавшемуся вырваться. - Дай мне слово, что ты сдаешься, и я тебя отпущу.
Костолом издал нечто среднее между кашлем и бульканьем.
- Это невозможно. - В голосе лорда Уиэри звучало сожаление. - Наши законы повелевают: до смерти.
Вилла охватило отчаянье. Столько стараться, и чтобы все твои старания отправились псу под хвост из-за какого-то ребяческого воинского кодекса! Ну что ж, придется снова бежать. И вряд ли Армия Ночи будет преследовать его с особым энтузиазмом, только что посмотрев, как он победил лучшего их бойца.
- Если у вас такие законы, - ощерился Вилл, - то срать я на них хотел.
В новом приступе ярости он отшвырнул вудвоуза, как-тряпичную куклу.
- Долбаный ублю…
Слово оборвалось в тот самый момент, когда вудвоуз коснулся земли. Праздничным фейерверком взметнулись электрические искры. Тело дикаря изогнулось дугой и затрещало, как жир на сковородке. По ноздрям ударили запахи жженых волос и подгоревшего мяса.
- Крутенько, - присвистнул кто-то из зрителей. Эти последние минуты Вилл думал о чем угодно, кроме третьего рельса.
Лорд Уиэри составил похоронную команду из четверых членов своей шайки.
- Отнесите Костолома наверх, - приказал он, - и оставьте где-нибудь на видном месте, чтобы о теле позаботились городские службы. И не забудьте положить его лицом вверх! Я не хочу, чтобы одного из моих солдат приняли за животное. - Затем он повернулся к Виллу и хлопнул его по плечу. - Отличный бой, парень. Добро пожаловать в Армию Ночи.
Когда похоронная команда потащила тело Костолома к забвению, лорд Уиэри построил остальных колонной и повел их в противоположную сторону.
- В Нифльхейм,- приказал он.
Вилл пристроился в конец колонны и, дрожа всем телом, изо всех сил старался не отставать. Он шел, казалось, уже целую вечность или, что то же самое, совсем никакое время, когда запахи мочи и фекалий, почти незаметные прежде, стали такими сильными, что у него заслезились глаза. Похоже, это место давно заселили. Причем очень густо. Вслед за другими Вилл поднялся по крошащимся бетонным ступенькам на бетонную же площадку.
Здесь был целый город - около сотни лачуг, построенных из деревянных ящиков и картонных коробок; в большинстве их мог поместиться разве что спальный мешок, и ничего кроме. С потолка свисали плетеные корзинки, достаточно большие, чтобы спать в них. Между лачугами были узенькие улочки, где мелькали какие-то тени. Армия Ночи пробралась этими улочками на центральную площадь, где кучка хайнтов и феев сидела на корточках вокруг портативного телевизора, звук в котором был прикручен до еле слышного бормотания. Те, кто не хотел смотреть телевизор, тихо о чем-то беседовали или читали при свечах потрепанные книги в бумажных обложках. Наверху, на стенах, был мозаичный фриз, изображавший карликов, добывавших руду, выплавлявших металл или что-то там делавших в мастерских. Руническая надпись, высеченная на каменной арке над замурованным шлакоблоками входом в какое-то обширное помещение, гласила: "Вокзал Нифльхейм". Судя по количеству мусора на полу, станция была закрыта очень давно. Навстречу им встала хулдра (что было сразу понятно по ее роскошной фигуре и коровьему хвосту, свисавшему из-под подола).
- Лорд Уиэри, - сказала она, - мы рады приветствовать вас и вашу армию. Я вижу, что у вас появился новичок.
Среди вставших вместе с ней большинство составляли хайнты.
- Благодарю тебя, тан-леди Хьердис. А новобранец у нас настолько новенький, что не успел даже выбрать себе имя. Теперь он наш главный боец.
- Он? - нахмурилась Хьердис- Этот мальчик?
- Не обманывайся внешностью, этот парень действительно крут. Он убил Костолома.
По площадке прошелестело многоголосое бормотание.
- Хитростью? - усомнился кто-то.
- В открытом и честном бою. Я сам все видел, своими глазами.
На какой-то момент в воздухе повисло напряжение, разрядившееся, когда тан-леди кивнула, принимая услышанное к сведению. А затем лорд Уиэри обратился к ней:
- Нам нужно посовещаться. Грядут серьезные события.
- Но сперва мы поедим, - сказала Хьердис. - Ты сядешь со мной во главе стола.
К великому Виллову удивлению, вместе с лордом Уиэри был приглашен и он. Видимо, статус главного бойца делал его заодно и советником. На площади быстро появились столы из досок, положенных на молочные ящики и покрытых вместо скатерти газетами. Худощавый коббли расставил толстые пачки газет вместо стульев и одноразовые тарелки. Другой коббли раскладывал по тарелкам еду. Стол тан-леди стоял у самой стены, под мозаичными карликами. Она и самые почетные из ее сотрапезников сидели спиной к стене, а все остальные - напротив.
Еда оказалась получше, чем Вилл ожидал. Часть ее раздобыли на магазинных свалках, куда она попала по истечении срока годности, а часть поступила сверху, от всяких благотворителей. Ели, негромко переговариваясь, при свете коптилок с фитилями из тряпок, обмакнутых в прогоркший кулинарный жир.
Вилл заметил, что, судя по всему, сеть туннелей куда сложнее и обширнее, чем можно было бы подумать, на что Хьердис сказала:
- Ты и представить себе не можешь, насколько она сложна. Прежде в Вавилоне было пятнадцать различных газовых компаний, шесть различных систем теплосетей и Сируш уж знает сколько систем метро, пневматических поездов, линий неглубокой закладки, подземных троллейбусных линий и пешеходных проходов, которыми никто уже не пользуется.