- У нас нет целителей-колдунов. Тяжелые ранения и гангрена требуют свою плату… Так было всегда, во время любой войны.
- И эта плата еще выше, когда больные совершенно бессмысленно напиваются! Вы словно свиньи!
- Никогда еще не видела, чтобы свиньи пили водку, - сухо ответила Гисхильда.
- Ты права. Животные ведут себя разумнее, чем вы, люди.
- Он сможет выпить полную кружку?
- По этому поводу я тебе ничего не скажу.
- Значит, две кружки.
Внезапно эльфийка кивнула.
- Я поняла! Ты хочешь от него избавиться.
Гисхильда выдержала ее пронзительный взгляд, однако совладать со своими чувствами не сумела.
- Две кружки?
- Если ты хочешь знать, как убить сына человеческого, тебе следовало бы попросить совета у моего брата Тирану. - Морвенна резко отвернулась от нее и направилась на переднюю палубу, где под открытым небом ждали ее помощи еще дюжины раненых.
Дверь в каюту, где разместили Эрека, была приоткрыта. Гисхильда вздохнула. Почему ее жизнь никогда не бывает простой? На протяжении двух лет она карала мужчину, беспомощно лежавшего там, в полумраке, презрением. Иногда желала ему смерти. А теперь он тяжело ранен, причем настолько, что никто не удивится, если он не переживет переезд.
Она уже слышала голоса мужчин. Шепот, потому что никто не отваживался разговаривать с эльфами в полный голос. Они скажут, что виновата Морвенна. Она должна была отрезать Эреку руку. Тогда у него не было бы гангрены.
Гисхильда огляделась. Никто не обращал на нее внимания. Она проскользнула в каюту. Эрек выглядел жалко. Он лежал на огромной кровати, в которой казался ребенком, забравшимся в постель к родителям. Лицо его было изможденным. На бледных щеках пробивалась щетина. Глаза были закрыты. Гисхильда видела, как под закрытыми веками нервно дергались зрачки.
Пахло потом, кровью и корицей. Даже во Фьордландии эльфы пытались наполнить дома больных благовониями. Они верили, что это способствует выздоровлению. Гисхильде казалось странным маскировать запах приближающейся смерти. От Лута, Ткача Судеб, не уйти. Если уж он ухватился за нить жизни, чтобы разрезать ее, то никакие палочки корицы его не остановят.
- В твоих ли руках нить его жизни? - прошептала Гисхильда.
Она не ждала ответа, не ждала знака. Ее боги никогда ей не отвечали. Слишком долго она была в Валлонкуре. Боги Фьордландии злопамятны. Так скоро они не простят.
Она опустилась на колени перед небольшим шкафчиком, стоявшим у ложа Эрека. Дверца открылась с негромким щелчком. Она достала тяжелую фаянсовую кружку. И два бокала, которые спрятала там вчера.
- Так мы начинали.
Гисхильда вскочила. Едва не опрокинула кружку. Он открыл глаза и улыбнулся. Однако голос его был еще слишком слабым и дрожащим.
- В нашу первую ночь, - сказал он. - Ты уже не помнишь?
Как часто она пыталась забыть это, но знала, что ей не удастся.
Иногда просыпалась среди ночи. Тогда она снова видела сны о том, как ревущая толпа ярлов вломилась в ее спальню, чтобы уложить ей в постель мужа.
- Тогда ты выпил немного, - возразила она.
- Я хорошо приложился заранее.
- Не очень-то умно в брачную ночь.
Он поднял брови и вздохнул.
- Этому ты меня научила.
Гисхильда вновь почувствовала себя виноватой. Он был неплохим парнем, и он старался. Невольно вспомнилось то, как он рассказывал, что перед первой брачной ночью ради нее помылся. Такое пришло бы в голову немногим из ее ярлов. Если бы только ей дали больше времени. Может быть, однажды она сама выбрала бы Эрека?
- Ты мне скорее товарищ, чем жена, - сказал он, пытаясь рассмеяться. - Приходишь с кружкой водки, одетая, словно для битвы, от тебя еще пахнет кровью сражения.
Она пожала плечами.
- Не было времени помыться.
- Я знал, что ты будешь здесь, когда я проснусь.
Гисхильда только легонько покачала головой. Чушь какая! Этого не знала даже она сама.
- Я попросил Беорна кое-что принести… для тебя. Он посмотрел на меня так, словно меня тролль по голове ударил, когда я сказал ему, что купить. Но сделал. Трудно было достать это в Гаспале. По крайней мере так он сказал… - Внезапно дыхание Эрека стало тяжелым.
Ему было трудно говорить. Он пытался не обращать на это внимания, но его раны были слишком серьезны.
Левая рука была крепко привязана к груди тугой повязкой. Он с трудом шевелился. Опираясь на правую руку, он сел на постели. Внезапно он покачнулся.
Гисхильда испугалась, что он завалится на бок и упадет с кровати, но ее муж удержался.
Она поставила кружку и оба бокала на пол.
- Тебе следовало бы быть немного осторожнее.
- О, моя жена мне указывает. Хороший ли это знак? - Он ухмыльнулся, однако на лбу его блестели капельки пота. Каждое движение изматывало его.
Гисхильда спросила себя, хорошая ли это была идея - прийти сюда. Не важно, что там думает Морвенна, он ее муж. Она ничего ему не сделает! Одному Луту известно, какого мужа ей выберут, если Эрек умрет. Упаси боже, все могло быть гораздо хуже! Поскольку брак ее оказался бесплодным, собрание дворян выберет нового мужа.
- Стул. - Эрек указал за спину Гисхильды. - Беорн набросил сверху мой плащ. Чтобы никто не видел. Это должен быть сюрприз. Только для тебя.
Гисхильда смотрела на него, ничего не понимая. Может быть, у него жар?
- Под плащом сюрприз для тебя!
Королева кивнула. Что он, интересно, придумал? Она подошла к стулу и подняла залитый кровью плащ. Под ним лежал букет полевых цветов. Головки их поникли. Нужно было поставить их в воду. Зелень была увядшей, и тем не менее Гисхильда была тронута. Внезапно на глаза ей навернулись слезы. Последним, кто дарил ей цветы, был Люк. Три года назад.
- Разве не хороший сюрприз? - тихо спросил Эрек, и на лице его читалось разочарование.
Ей было жаль его. Он так старался.
- Нет! - Голос задрожал. Проклятье! Почему пара увядших цветов настолько вывела ее из равновесия? Нужно взять себя в руки!
- Юливее клялась мне, что всем женщинам нравится, когда им дарят цветы. Я не очень опытен в таких делах. Я бы скорее подарил тебе кинжал. А Фенрил полагал, что самочкам нравятся молодые цыплята. Только их нужно как следует обескровить.
- Что?
- Да, я тоже подумал, что ты не придешь от этого в восторг. А он прямо завелся. Я подумал…
- С кем еще ты говорил об этом?
- Только с Юливее и Фенрилом. Ну, и с Беорном, конечно. Я хотел еще спросить Брандакса, но Юливее мне отсоветовала. Она сказала, что у кобольдов очень своеобразное представление о подарках.
- А чего это ты вдруг решил сделать мне подарок? - раздраженно спросила Гисхильда.
- Потому что я все еще надеюсь, что смогу завоевать твое сердце.
Он произнес это с такой обезоруживающей искренностью, что она уставилась на него с открытым ртом.
- Я могу надеяться?
Больше выносить его взгляд Гисхильда не могла. Склонилась за кружкой, налила водку в оба бокала. Внезапно в голове пронеслись слова Морвенны.
- Нужно опорожнить кружку. Моим цветам нужна вода. Тогда они, быть может, отойдут.
- Да, хорошая идея. В питье я понимаю больше, чем в красивых словах для женщин.
Это тоже было сказано совершенно чистосердечно. Без циничного подтекста. Она протянула ему один бокал. То была "Медвежья настойка" из Хоннигсвальда. Самая дорогая и самая крепкая водка Фьордландии. Обжигала горло словно огнем. Гисхильда опустошила кубок одним глотком. Потом вздохнула и налила себе еще.
- Да у тебя слезы на глазах.
- Я немного разучилась пить, - ворчливо ответила она.
Облокотилась на постель. Она чувствовала бесконечную усталость. И не пыталась бороться со слезами. Она не всхлипывала. Не дышала тяжело. Ребенком она плакала совершенно иначе. Это всего лишь слезы, сказала она себе. Она не огорчилась, она не слаба!
Эрек зажал бокал между ногами. Застонал от боли и негромко выругался, когда сел прямо. С трудом повернулся на бок и положил руку ей на голову. Мягко-мягко.
Он не сказал ничего, и Гисхильда была ему за это благодарна.
Пробуждение
Разбудил Гисхильду луч солнца, устроившийся на ее лице. Должно быть, эльфийский корабль взял курс на север, раз утреннее солнце светило в стеклянные сплетения цветов витража на окне ее каюты. Потянувшись, она пыталась удержать сон. Он был таким настоящим. Они любили друг друга. В лодочке на озере, к которому ездили иногда.
Королева почувствовала, как корабль мягко покачивается на волнах. Ей нравились корабли. Мысли ее унеслись к путешествию на "Ловце ветров". Примарх Леон изгнал все сорок седьмое звено Львов на "Ловец ветров", чтобы наказать за единственную победу на Бугурте.
Гисхильда улыбнулась, вспомнив о том, с каким усердием Люк учился в то лето целоваться. При мысли об этом ее тело мягко содрогнулось. Ей не хватало его поцелуев. Несмотря на свою любовь к Люку, тогда она каждый день думала о том, как убежит. Жизнь - странная штука! Сейчас она отдала бы королевство за то, чтобы снова пережить то лето.
Эмерелль объяснила ей, что примарх и магистр ордена были мастерами обмана. Эльфийка предупреждала Гисхильду, чтобы она не верила ни единому чувству, которое испытывала по отношению к Валлонкуру. Она должна была представить себе орден как лживого обольстителя, нацелившегося на ее наследство, а не на любовь, - так говорила королева.
Но любовь Люка была настоящей! Она не была глупа, она не верила ни одному из учителей Церкви Тьюреда. И она ни за что не восстала бы против богов Фьордландии, хоть они никогда и не отвечали на ее молитвы. Но как любовь Люка могла быть обманом? Это было вне власти Ордена. Где же он сейчас, интересно?
Негромкий стон оторвал ее от мыслей. Она резко села и открыла глаза. И то, что она увидела, показалось ей кошмаром. Она лежала рядом с Эреком. Голая! И он тоже был голым, не считая тугой повязки, привязавшей его левую руку к груди.
Ткань повязки была красна от крови. Он казался еще более бледным, чем вчера вечером. Все тело его покрывали капельки пота. Кончиками пальцев Гисхильда дотронулась до груди Эрека. Она была прохладной. Ему нужна помощь!
Королева выбралась из постели и едва не споткнулась о кружку. Прошлая ночь вспоминалась смутно. В какой-то момент она принесла воду. И вторую кружку "Медвежьей настойки". Цветы ожили. Повисшие было головки поднялись.
Гисхильда схватила свою рубашку, лежавшую на полу, остальную одежду запихнула ногой под кровать. Поспешно оделась. Рубашка спускалась ниже бедер.
Торопливыми движениями завязала шнуровку и открыла дверь каюты. В глаза, словно кинжалы, вонзились яркие солнечные лучи. Рот наполнился отвратительным привкусом. На миг она испугалась, что придется подойти к поручням и выблевать. Ее мучила резкая боль в голове.
С трудом огляделась по сторонам. Заметила, как на нее смотрят, но попыталась не обращать внимания на эти взгляды. Наконец нашла Морвенну. Эльфийка была на передней палубе, с ранеными. Она пыталась напоить воина, которому пуля аркебузы пробила щеку.
Морвенна заметила ее прежде, чем она успела к ней обратиться. Мягко опустила голову раненого на ложе. Затем презрительно взглянула на Гисхильду.
- Ты хотела действовать наверняка. - Она произнесла это на языке эльфов, чтобы никто из раненых не понял ее слов.
Гисхильда проглотила обиду.
- Ему плохо. Пожалуйста, идем со мной. Скорее!
- Передо мной можешь не притворяться. - Морвенна мельком взглянула на мужчину, за которым только что ухаживала, затем выпрямилась. - Некоторые из них умрут прежде, чем мы доберемся до Фьордландии. А большинство никогда не смогут держать в руках меч. Впрочем, они не поймут то, что я тебе говорю. Ты меня удивляешь. В тебе больше от Эмерелль, чем, как я полагала, может быть в человеке. Водки тебе было, наверное, мало. Ты еще и любила его, чтобы отнять у него последние силы. Хотя мужчины шепчутся, что в сердце своем ты холоднее мертвой рыбы. А теперь ты доказала, что можешь вести себя как шлюха, когда это служит твоим целям. Ты…
Больше сдерживаться Гисхильда не могла. Рука ее устремилась вверх, но Морвенна оказалась быстрее и перехватила ее прежде, чем королева успела дать ей пощечину.
Гисхильда попыталась резко вырваться, но тонкие пальцы целительницы крепко держали ее запястье, словно железный браслет. Затем Морвенна отпустила ее руку. Эльфийка была гораздо сильнее, чем можно было предположить, глядя на ее хрупкую фигурку.
Морвенна улыбнулась. Поймать руку Гисхильды, а затем снова отпустить ее - на все это потребовалось меньше удара сердца, и тот, кто не видел, что произошло, мог подумать, что они - хорошие подруги, доверительно держащиеся за руки по дороге в каюту Гисхильды.
- Не обманывайся на мой счет, королева. Не всю свою жизнь я была целительницей. И, поверь мне, я знаю, что делают женщины для того, чтобы удержать власть. Моя мать была княгиней. И долгое время она была второй после Эмерелль женщиной среди эльфов.
Гисхильда слыхала об Алатайе, и сравнение с эльфийкой возмутило ее. У нее нет ничего общего с этой интриганкой и убийцей!
- Твоя мать отдала душу черной магии. Она приносила в жертву кровь детей, чтобы прийти к власти…
- Каждый сражается доступными ему средствами. Не будь такой наивной! Если бы ты обладала ее возможностями, то воспользовалась бы ими точно так же!
- Я не детоубийца!
Морвенна негромко рассмеялась. То был резкий, холодный звук, от которого по спине Гисхильды пошли мурашки.
- Ты не можешь быть настолько глупа. Если будешь честной сама с собой, то признаешь, что не обязательно вонзать кинжал в грудь ребенка, чтобы стать убийцей. Твои руки в крови! Один только последний твой бой стоил жизни ста пятидесяти фьордландцам. Многим молодым мужчинам. Их жены и дети потеряли своих защитников. А что насчет тех, у кого погиб единственный кормилец? - Эльфийка подняла брови. - Ты ведь знаешь, как мало прибыли приносят скудные горные хутора. Ты знаешь, что твои ярлы не знают пощады, когда им не платят аренду. Они не благодетели. Должников изгоняют. Ты никогда об этом не думала? Мертвые воины больше не могут посылать жалованье семьям. А еще хуже калекам, руки-ноги которых остались лежать на полях Друсны. Тем, кто поплатился своими руками и ногами за твою дерзость. Они возвращаются домой никому не нужными едоками. Семьям своим они помогать больше не могут; они только быстрее утаскивают их в пропасть. Как думаешь, сколько из них сами наложили на себя руки, только чтобы уйти от такой судьбы? А сколько мужчин на палубе вообще не хотят поправляться, зная, что их ожидает? Я не могу излечить тех, для кого смерть стала последним прибежищем. Не важно, сколько усилий я приложу, они умрут на моих руках. Так что не смей судить мою мать. И не надо прикрываться дешевой ложью о том, что ты еще не убивала детей!
Морвенна открыла двери в каюту Эрека.
Гисхильда осознала, что в комнате витает запах их ночи любви, не перекрываемый даже запахом корицы. Она сжала губы. И с огромным удовольствием послала бы Морвенну в самую холодную дыру Снайвамарка, однако закрыться от ее правдивых слов не могла. Юная королева осознала, что думала исключительно о себе, о том, какую цену должна платить за корону. На мысли о том, чего стоило ее правление остальным, она не тратила время.
Морвенна присела на кровать рядом с Эреком и взяла его за руку. Он был смертельно бледен, повязка пропиталась кровью.
Эльфийка закрыла глаза. Она держала воина за запястье, а губы ее беззвучно шевелились. Гисхильда не знала, какие чары плетет Морвенна, но молча молилась о том, чтобы она сумела спасти Эрека.
Наконец целительница открыла глаза.
- Возможно, твоей водки и любви не хватило для того, чтобы окончательно решить его судьбу. Он борется! Он сильнее, чем должен был быть. Он нашел что-то, ради чего стоит жить.
- Ты можешь исцелить его? - Гисхильда подошла ближе к ложу.
Эрек перестал потеть. Кожа его казалась прозрачной. Лицо было словно восковым.
Морвенна достала нож, который носила за поясом, чтобы разрезать повязки Эрека. Швырнула окровавленные тряпки рядом с кружкой, в которой стояли цветы. Рана в плече Эрека снова открылась. Кровь текла на белоснежные простыни. Внезапно эльфийка схватила Гисхильду за руку. Повернула ладонью к себе и пристально вгляделась в узор линий.
Наконец Гисхильда прервала напряженное молчание:
- Он будет жить?
- Ты убьешь его, королева. И не важно, что я сделаю сегодня. Твоя судьба предрешена. Твое сердце принадлежит не ему, хотя сейчас он верит, что завоевал его. Впрочем, в твоей власти решить, умрет ли он счастливым человеком. Если я сейчас уйду, то так и будет.
Гисхильда дышала тяжело. У нее было чувство, словно она задыхается. Ужасная рана притягивала взгляд. Даже когда она закрывала глаза, то видела истерзанную плоть.
Упрямо выпятила подбородок. Она воительница. Во всем! Она никогда не сдастся!
- Исцели его! - грубо бросила она.
Рагнар, ее старый учитель, давным-давно рассказывал о том, что среди священнослужителей Лута царит ожесточенный спор, хотя мужчины и женщины, отдавшие себя служению Ткачу Судеб, кажутся верующим спокойными и рассудительными. Большая часть их убеждена, что жизнь человека предопределена с самого рождения. Как только ребенок выходит из чрева матери, прядется нить его жизни, и Лут уже знает, в каком месте он взмахнет ножом, чтобы перерезать эту нить. Но есть и те, кто противится такой вере, провозглашающей, что человек не властен над своей жизнью, что все поступки не имеют значения и что судьбу нельзя изменить. Они говорят, что каждый человек сам прядет свою нить, и Лут заносит свой нож только тогда, когда сумма поступков жизни приводит к смерти.
Гисхильда посмотрела на свою ладонь. Эти линии ничего не значат! Она изменит свою жизнь. Ничто не предопределено! Поэтому всегда стоит бороться. До последнего вздоха.
Корона Альвенмарка
Оноре прислушался к песням, доносившимся из окна башни. Пели у казематов портовой крепости. Моряки и солдаты все еще праздновали победу в Альвенмарке. Он посмотрел на погнутую корону с лебедями, покрытую засохшими пятнышками крови. Корона лежала на самом верху сундука, который он уложил. С вечерним прибоем выйдет в море его галеаса. Он вместе с небольшим эскортом направится на юг и не вернется прежде, чем следующая победа будет у него в руках. Настоящая победа!