Закончить ему опять не дали:
- И вы умеете определить, каким должен быть день? Например, сегодняшний?
- Да, невежа! Наука позволяет составить прогноз погоды. Сегодня у нас ясный, солнечный день, как и ожидалось…
Обвинитель осекся, глядя на потемневшие окна. А буквально через мгновение оглушительный раскат грома заставил взвизгнуть нескольких женщин. Потянуло холодом и влагой из распахнутых дверей в дальней части зала. Глава Академии обеспокоенно приподнялся из-за стола, завертел головой, высматривая кого-нибудь из служителей.
- В прогнозе возможна ошибка! Дождь и гроза никак не могут рассматриваться доказательством существования "бога".
Ответом стал новый раскат грома, еще ближе и громче прежнего. Витражи полыхнули жутковатым сине-алым отблеском. В зале уже встревоженно шушукались, в амфитеатре обеспокоенно приподнимались с мест. "Двери! Да закройте же кто-нибудь двери! Сквозняк ужасный!" По проходу побежали служители. И на галерке началось движение.
- Не доказательство!.. - пробился сквозь раскаты голос яростно трясущего вытянутым пальцем обвинителя.
"А так?"
Кусок витража в верхней части ближайшего к подиуму окна громко треснул. Посыпались, заставив завизжать чуть ли не всех женщин в партере, стекла. Ворвавшийся порыв ветра мгновенно погасил люстру, бросив зал и всех сидящих там людей в жуткий полумрак Шум, скрип кресел, возгласы. Феокл не обращал внимания на происходящее в зале Он смотрел на оранжевый, похожий на огненный апельсин шар, неторопливо заплывающий в разбитое окно.
В почти беспрестанных вспышках молний зрители шар заметили не сразу. А когда увидели… Кто-то истошно завопил, словно фитиль поджег к взорвавшему зал паническому переполоху. В проходах, на лестницах, ведущих с галерки, началась давка. Титулы, сословия, пол, возраст, богатство, дорогие наряды - сейчас ничего не имело значения. Горожане превратились в безмозглое стадо, жаждущее одного - спастись.
А те немногие, кому удалось сохранить хладнокровие, либо, наоборот, вовсе остолбеневшие от страха, наблюдали, как за первым шаром в зал вплыл второй, третий, четвертый… Огненные "апельсины" плавно колыхались под куполом, будто раздумывали, выбирали, на чью голову им опуститься.
Первый начал снижаться. Застыл ненадолго на уровне императорской ложи. Расстояние было приличное, ярдов шесть-семь. Но дамам хватило. Не обращая внимания на царственного кавалера, они с визгом и поспешностью, достойными уличных девок, бросились за портьеру, скрывающую ход к специальному, предназначенному для избранных особ крыльцу.
Шар продолжал снижаться. Он выбрал свою цель. Или "цель" сама поджидала его? Видеть шаровую молнию Феоклу доводилось и прежде. Но в двух футах от собственного лица - никогда. Охраны вокруг больше не было, солдаты сбежали, едва поняли, куда движется жуткий предвестник смерти. Феокл тоже мог сейчас улизнуть. В полутьме и суматохе ничего не стоило смешаться с толпой. Но он был Бог. Богу не приличествует убегать.
- Это сгусток энергии, - просипел все еще стоящий на подиуме профессор. - Он может сжечь человека, оказавшись поблизости. А прикоснувшись, убьет наверняка.
- Я знаю, - согласился Феокл. И, прошептав едва слышно "мандрагора пассат", погладил пальцами шар.
Ощущения были - будто легкая судорога прошла по кисти, запястью, дальше до локтя. И пальцы онемели. Но лишь на мгновение. "А ты отчаянный парень. Молнию голыми руками хватаешь!" - "Моя вера сильнее любой молнии". Феокл приподнял шар на кончиках пальцев. Невесомый, податливый. Не верится, что штука эта несет в себе смерть и разрушение.
- Сада не будет. - Старик болезненно скривился. - Сегодня собирался совет старейшин… Я еще могу понять, когда деревенщина, неграмотный фокусник хочет великую энергию любви использовать лишь для удовлетворения собственных низменных желаний. Но когда то же самое говорят называющие себя мудрейшими! "Этот сад вернет мне мужскую силу? Он сделает меня моложе? Сколько лет жизни мне прибавится, если я буду посещать его?" Они не хотят ничего делать, если это не принесет выгоду лично им. Совет не даст денег, чтобы выкупить землю и разбить сад. Они лучше будут строить новый большой цирк, чтобы ублажить простонародье выступлениями бродячих факиров, жонглеров и дрессировщиков. Как глупо! Я показал людям путь к другой, лучшей жизни, но они не хотят по нему идти. И с этим ничего не поделаешь. Один человек не может изменить мир.
Двери дома Гарун-ата захлопнулись за спиной Рахмана. Что делать дальше, куда идти, он не знал. Просто бесцельно бродил по городу. Встречные женщины все еще с интересом поглядывали на него, кокетливо улыбались. Его слава чародея-любовника пока не прошла. Наверное, можно было многих из них получить без труда. Но для чего? Женским телом он уже насытился вдоволь. А высвобождать энергию любви - в этом более смысла не было.
Или все же был? Видение из мечты не отпускало. Ковер похотливо шевелящихся тел под ногами мог не только тешить самолюбие. Он был источником власти, силы. Бессмертия.
"Один человек не может изменить мир", - утверждал Гарун-ата. Ой ли? Ученый ведь не сказал, что придуманная Рахманом "машина" невозможна. Очевидно, требуется тайное заклятие, магия или что-то иное. Машину можно было построить, только для этого требовались знания и власть.
"Знания и власть, знания и власть". Рахман твердил эти два слова, пока брел по улицам Тринабада и дальше, по дороге, бегущей вдоль берега на север. Знания и власть. У Рахмана не было ни того, ни другого. Знания были у Гарун-аты, и делиться ими тот не собирался. А абсолютной власти над людьми не было ни у кого. Но что, если знания дают власть? А власть поможет добраться до знаний?
Рахман получал власть над женщинами благодаря знаниям, приобретенным в занятиях с Миримнун. Но было кое-что еще. Он узнавал о желаниях женщины, пользуясь какой-то властью над ними. Его второй голос, вот кто помогал ему безошибочно выбирать любовниц вначале. После голос куда-то исчез. Рахман не обратил на это внимания. К тому времени он уже определял, согласится ли женщина прийти к нему ночью, не заглядывая в ее мысли, по глазам, голосу, даже походке. Последний раз он слышал второго пару месяцев назад, когда Гарун-ата рассказал о садах любви. Ах, как бы сейчас пригодился этот неожиданный и так быстро исчезнувший дар! Забраться в чужие мозги - это ведь даст и знания, и власть.
Какое-то время Рахман горевал об утрате. Но затем сообразил вдруг: умение заглядывать в мысли других людей никуда не исчезло. Оно в нем, только спрятано где-то, отгорожено какой-то стеной в мозгах. Если бы он мог эту стену разрушить!
К этому времени Рахман ушел далеко от зубчатых стен Тринабада. Солнце уже клонилось к горизонту, и желудок, приученный к сытным трапезам, напоминал, что приближалось время ужина. Небольшой караван-сарай, разместившийся у развилки дороги, был как нельзя кстати.
Трапезничать он устроился во дворе, под навесом из густых виноградных лоз. А когда хозяин принес манты и кислое молоко, обратил внимание на девчушку, подпирающую спиной сложенный из глиняных кирпичей забор. Девчушка была худющая, все ребра наружу. Коротенькая юбка - не юбка даже, кусок ткани, обернутый вокруг бедер, - давно потеряла цвет и протерлась до дыр. Девочка старательно отводила глаза от приготовившегося плотно поужинать мужчины. Но судорожные движения горла выдавали ее - слюни глотает.
- Кто такая? - поинтересовался Рахман у хозяина караван-сарая.
Тот скользнул равнодушным взглядом по девочке.
- Да это Культяшка. - Заметив недоумение гостя, объяснил: - Ты на руку ее глянь, поймешь прозвище.
Верно, правая рука девочки заканчивалась культей где-то посередине между локтем и запястьем.
- Это несчастье с ней еще в младенчестве случилось, - продолжал хозяин. - Невезучая она. Сначала рука. Потом мать умерла, когда братика ей родить пыталась. А прошлой зимой отец с рыбалки не вернулся. Теперь побирается. В деревне не очень ее жалуют, своих едоков хватает. А тут кто из путников и бросит объедки. Потому я и не гоню. Ну а куда ей деваться? Девочка-то она хорошая, смышленая, чистоплотная. Была б с двумя руками, я б ее в работницы взял. А так - никакой пользы. Даже в постель гостям не положишь. Молодая слишком, худющая, да и культей брезговать будут-Хочешь - забирай с собой. Мне она без надобности.
Хозяин ушел. А Рахман поманил девочку пальцем-Та послушно приблизилась.
- Тебя как звать?
- Джамал, - тихо произнесла девочка. Рахман даже засмеялся. Так не вязалось звучное гордое имя с маленькой нищенкой.
- А сколько тебе лет, Джамал?
- Пятнадцать.
- Врешь! Тебе и тринадцати нет.
- Пятнадцать. Я худая, поэтому груди не растут.
- Хм… Есть хочешь?
Джамал помолчала, разглядывая пальцы на своих босых ножках. Кивнула.
- Да, господин.
- Тогда садись, будешь ужинать.
Девочка взглянула на него недоверчиво. Робко опустилась за дастархан. Рахман налил в кружку молока, поставил перед ней. Обернувшись, крикнул в глубь дома:
- Хозяин! Неси еще манты. И миску шурпы насыпь.
Несмотря на голод, Джамал ела не жадничая и не
спеша. А Рахман наблюдал за ней. Так же, как когда-то Гарун-ата наблюдал за ним самим. Когда девочка с сожалением отставила миску с остатками неосиленной шурпы, сказал:
- Пойдешь со мной.
- Куда?
- Будешь жить в моем доме.
- Что я должна буду делать для господина?
- Ничего. - Заметив недоверие в глазах Джамал, повторил с нажимом: - Просто будешь там жить.
Дом Рахман купил в трех днях пути от тех мест. Стоящее на окраине торгового городка строение был не слишком большим, но добротным. Ему предлагали купить и земельный надел поблизости, но Рахман отказался. Земледельцем он становиться не собирался.
Джамал пыталась взять на себя все домашние заботы, утверждала, что и с одной рукой справится. Рахман не позволил. Сам ходил на базар, сам готовил еду. И всячески ухаживал за девушкой. Купил ей нарядную одежду, украшения из серебра и самоцветов. Причесывал, помогал заплетать косы. Даже купал ее!
Девушка преображалась с каждым днем. Если бы не худоба, она уже сейчас была бы красавицей. Пресыщение женскими телами прошло, и Рахман чувствовал, что его жезл вновь обуревает желание. Но он сдерживался. Не позволял ни намека, ни жеста.
А вот в глазах девушки он начал замечать все больший интерес к себе. Затем к интересу начало добавляться восхищение.
Где-то месяца через три с того дня, как они поселились в этом доме, Джамал попыталась тихонько забраться в постель к Рахману.
- Ты что это задумала?! - гаркнул на нее строго.
- О, господин, вы так добры ко мне. Я хочу сделать для вас хоть что-то.
- Не говори глупости. Иди к себе на кровать.
- Почему вы не хотите? Я ведь почти взрослая. Многие мои сверстницы уже невесты. Вы брезгуете мной? Потому что я уродина?
- Ты красавица. И ты сама это знаешь.
- Тогда почему вы отказываетесь?
- Ты ничего не должна мне. Ты ведь не знаешь о моих целях. С чего ты взяла, что я это делаю для тебя? Может, я ухаживаю за тобой для собственного удовольствия?
- Нет, неправда. Вы добрый, вы хороший. Вы самый лучший человек из всех, кого я встречала в своей жизни.
- Ну, даже если так, это не значит, что ты должна заниматься со мной любовью. Любовь не покупается за деньги, за еду, за кров. Любовь можно получить только в обмен на любовь.
Джамал внимала ему с широко распахнутыми глазами. И Рахман видел, как в глубине ее души зарождается та самая любовь. Именно она ему и требовалась.
Они прожили так почти год. Деньги, заработанные у Гаруна-аты, подходили к концу. Откладывать задуманное дальше смысла не было. Если пытаться, то сейчас, пока память о втором свежа. Рахман ждал лишь знака, ждал, когда энергия любви, накапливающаяся в душе девушки, проявит себя.
И знак ему был дан.
Он вернулся с базара в обычное время. Принес овощи, фрукты, зелень, козье молоко, кусок бараньей лопатки. И обнаружил Джамал сидящей на полу и рыдающей.
- Что случилось? Кто-то был здесь и обидел тебя?
- Нет, никого не было.
- Тогда почему ты плачешь? Отвечай, не молчи.
Джамал зарыдала еще громче.
- Господин, вы взяли меня, чтобы мучить?! Лучше бы я умерла с голоду под забором и никогда вас не видела!
Рахман бросился к девушке, поднял ее.
- Что ты такое говоришь?!
- Я больше не могу так! Я люблю вас! Я понимаю, что недостойна, но ничего не могу поделать с собой! Лучше уж убейте меня, только не мучайте.
Рахман провел пальцами по щеке девушки, по шее, плечу. Ощутил ее нежную бархатистую кожу. Как она похорошела за этот год! Ребра уже не выступают из-под кожи, груди налились сочной упругостью, мягкий Животик манил соблазнительной ямкой пупка. Он медленно обнял девушку. И рывком прижал к себе, впился губами в губы.
Никаких усилий не требовалось, чтобы высвободить энергию любви, рвущуюся из Джамал. Одно движение, один поцелуй, и она хлынула неудержимым потоком, сметая все на своем пути. Рахман чувствовал, как она проходит сквозь него, как питает его силой, как разрушает стену в его мозгу…
Он проснулся незадолго до рассвета. За окнами уже серело, но внутри дома все еще было погружено в сумрак Джамал спала, прижавшись к груди любимого и тихо посапывая. Лучшее время, чтобы попробовать. Чужой разум слаб, затуманен сном. Он не сможет сопротивляться.
Рахман провел пальцем по виску девушки, коснулся ее ушка. Джамал мурлыкнула, моргнула, пробуждаясь. Он сосредоточился на ней, напряг волю. Тело девушки вздрогнуло. А в следующий миг Рахман понял, что видит рядом мужчину. Себя самого.
Он смотрел двумя парами глаз, обнимался двумя парами рук Чувствовал, как упругая девичья грудь прижимается к его ребрам, и одновременно вдавливался этой грудью в крепкие мужские мускулы. Он раздвоился! На миг подкатила тошнота. Но тут же прошла. Каждая часть Рахмана управляла собственным телом, не мешая другой. К этому можно было привыкнуть. Он не отобрал у Джамал тело, он вошел в него, мгновенно восприняв все, что хранилось в сознании девушки. Это было гораздо больше того, на что он рассчитывал.
Рахман-мужчина посмотрел на свою вторую половину.
- Ну что, любимая, вот мы и нашли путь к власти и знаниям.
Рахман-девушка улыбнулась.
- И к бессмертию, любимый.
Сказала - и отключилась, потухла. Энергия, необходимая, чтобы удерживать два сознания, исчерпалась. Девичье тело вновь дернулось.
- А? Что? - Просыпающаяся Джамал так и не поняла, что с ней происходит.
Рахман улыбнулся, обессиленный, но довольный. Он продолжал помнить все, что узнал, побывав в облике девушки. Теперь следовало запастись силой.
Он коснулся губами щеки любимой.
- Если ты не устала вчера, то, может, продолжим?
- Да. Столько, сколько ты захочешь, мой господин.
Они любили друг друга сутками напролет. Рахман выжимал, выдавливал из девушки всю энергию, какую мог. Джамал отдавала с радостью. Любовь и смерть - для нее это было почти одно и то же. Она так и не узнала разницы.
Через две недели Рахман проснулся, обнимая холодеющий труп. Он не слишком расстроился. Пусть этот источник высох - накопленной силы хватит, чтобы навестить Гаруна-ату. Вернее, его мозги.
Глава 17
Рафаэль. Миссия "Хайк бан Левенталь, гроссмейстер гильдии"
Вскоре после рождественских праздников проект достиг стадии бета-тестирования. Готов был пока что первый его кусочек, первая миссия. Но Эль была счастлива. Кусочком этим стало детище ее фантазии. И пусть Мик недовольно ворчал о растранжиривании ресурсов, пусть Пикассо отпускал свои ехидные шуточки, Рафаэль все-таки сделала это! Доказала обоим, что является полноправным соавтором.
Мир, с которым они работали, годился не только для войн и битв. Он был просто пропитан ветром дальних странствий, ароматом неведомых сказочных стран. Он звал в путешествие. И Рафаэль отправилась…
Желтый, ослепительно-яркий диск медленно поднимался над горизонтом. Солнце вставало над Феррским заливом, над Батейей, городом, похожим на огромную колонию альбатросов, облюбовавших одиноко торчащую посреди океана скалу. Солнце поднималось над столицей свободолюбивой Морской гильдии, над зубцами башен и неприступных крепостных стен, над золочеными шпилями купеческих дворцов и бело-серыми черепичными крышами домов матросов и ремесленников.
Хайк бан Левенталь, гроссмейстер и командор, представил эту картину настолько отчетливо, будто за кормой "Беннели" и в самом деле поднимался белый остров, а не синела бескрайняя гладь океана. Батейя… Увидит ли он ее когда-нибудь вновь, ступит ли на узкие, пропахшие солью, вяленой рыбой, смолой, заморскими пряностями улочки? Или сгинет где-то в неведомых южных морях? Неважно! Главное - он ступил на дорогу своей мечты. Мечты всей своей жизни.
Двенадцать дней назад Коллегия рассмотрела доклад Левенталя. Гроссмейстеры гильдии собрались в овальном кабинете Мистериума, чтобы поддержать мечту дерзкого шкипера. Или отвергнуть. А мечта та звалась - Южный путь вокруг континента. Гильдия давно уже была полновластной хозяйкой западных и северных морей. Уже несколько десятилетий Кайг-Сим стоял надежным оплотом на далеком востоке. Метрополия-Батейя и многочисленные города-колонии опоясывали весь мир, исподволь, ненавязчиво контролируя тех, кто считал себя его властителями: императоров, королей, князей, ханов. Но замкнуть обруч не получалось. Пираты Весура стояли на пути торговых каравелл. Какие страны, какие богатства скрывал таинственный Юг? Пока этого не знал никто.
Далеко не однозначно восприняли гроссмейстеры план Левенталя. Возражали осторожные и суеверные. И владыки пути Северного - вокруг Туронского полуострова, через Суэйт, вдоль ледяной кромки Полярного моря - возражали. Боялись потерять контроль над караванами из Золотого улуса. Но возражающие остались в меньшинстве. Хайку дали и титул гроссмейстера, и звание командора, и деньги, и корабли. Единственное, что могло огорчать, - экспедиция получалась не совсем та, которую планировал Левенталь. Не обогнуть Пиратское море должна была эскадра, а ударить в самое логово. Мощь девяти боевых кораблей казалась достаточной, чтоб уничтожить пиратскую флотилию и разгромить их базу. А уж после того как враждебный архипелаг превратится в новый форпост гильдии, можно будет думать и о Южном пути.
Так что сейчас Хайк встречал утро, стоя на балконе вымпельного галеона бан Эйнена, губернатора Аннака, хозяина Альменского моря. Именно там, в далеком пока Аннаке, будет снаряжаться эскадра. Там командор Левенталь взойдет на мостик собственного флагмана. А пока что он гость. И единственный корабль, находящийся в распоряжении "командора", - собственная каравелла Хайка, наскоро переоборудованная из купца в разведчика. Сейчас "Буревестник" шел в трех кабельтовых позади "Беннели", розовея парусами в лучах восходящего солнца. Левенталь предпочел бы стоять на его мостике, каждый квадратный дюйм которого, каждая досточка успели за годы плаваний стать родными. Однако приглашением губернатора пренебрегать не стоило. И Паллену, недавно старшему офицеру, а отныне капитану "Буревестника", пора привыкать к самостоятельности…
- Ага, вот где прячется командор!