Шоф полой плаща вытер лоб, потом шею, обтер руки, чуть ослабив шнуры на наручах, потом без стеснения вытер колени, легко согнувшись чуть не вдвое. Затем еще более тщательно, по каждому пальцу отдельно, вытер кисти рук и ладони, снова смахнул пот со лба. А потом еще более осторожно вытащил каждый из своих мечей и промокнул светлую сталь. Несмотря на азарт публики, теперь над ним никто не насмешничал.
И лишь после этого, будто находясь в тренировочном зале, он отошел от центра арены, где должно было разыграться главное действие, скинул свой плащ на песок. И тогда стало видно, что у него к поясу еще приторочен шлем, не очень массивный и не слишком крепкий на вид. Простой, даже не вычищенный, как сначала всем показалось, и кое-где уже избитый. Этот шлем он надел на голову, покрутил шеей, плечами, прокатил волну от ног до плеч вверх, потом от кончиков пальцев, как заметила Сара, через плечи и шею вниз, до ступней ног. Чуть расставив и подсогнув колени, принял боевую стойку, но мечей еще не вынимал. В сущности, он был готов, и это поняли все.
Шоф осматривался, так же он мог бы осматривать горизонт, стоя где-нибудь в центре необъятной пустыни, в полном одиночестве. И арена, и трибуны со всеми этими глупыми жителями стольного города для него не существовали. "Даже я, пожалуй, для него сейчас уже не существую, - почему-то со злостью подумала Сара. - А вот Госпожа его, Джарсин Наблюдательница, - она существует ли? Тоже вряд ли, он сейчас пуст, как та же пустыня. Он лишь тень на песке арены, не больше. Его как бы и нет. Все же, - заметила Сара про себя, - отлично их там тренируют, в этом Ордене".
- Да ты не волнуйся, парень, у мантикоры один на один еще никто никогда не выигрывал! - выкрикнул все тот же басок, что уже насмехался над рыцарем. - Против тебя один к двадцати ставят.
"Может, Харлем придумал такой способ вывести бойца Джарсин из равновесия?" - спросила себя Сара. Но это было бы слишком просто и примитивно. Этих ребят так просто не возьмешь, скорее всего, тут ничего, кроме оружия, или когтей, или зубов хищных зверей, и не пробьет эту необыкновенную способность держать себя в узде и под насмешками сохранять готовность к бою.
- А доспехи-то у тебя устарели, парень, - не унимался все тот же басок с трибун. - Лет эдак на пятьсот, а то и поболе?
Действительно, доспехи у Шофа были странные. Старые, кое-где поцарапанные, как и его шлем. А кроме того, они почему-то казались кожаными, пусть и анатомическими, очень выразительными, даже рельефными. Неужто он из быструнов, подумалось Саре, только те позволяли себе такие вот почти бесполезные при точных ударах защитные приспособления, чтобы не снижать собственную скорость. А впрочем, у демоников, которые перемещаются на пару дюжин шагов в любую сторону за одно мгновение, практически выстреливают себя в разных направлениях, очень-то уж тяжелых щитков быть и не могло.
Ропот трибун постепенно стихал, пока не стало совсем тихо, даже странно теперь было, что вся сотня тысяч распаленных прежним зрелищем существ сумела вот так умолкнуть. Откуда-то из дорогого сектора трибун даже долетел некий уверенный и высокий мужской голос, обладатель которого, вероятно, что-то пояснял своей подруге или детям:
- …Вот поэтому они никогда и не дерутся со щитами, лишь с мечами.
И голос этот тоже умолк, когда до говорившего дошло, что его теперь, в этой-то тиши - слышат буквально все.
Напряжение стало почти физически ощутимым, едва ли не колдовским. Все ждали, и ждали в таком молчании, какое бывает лишь перед очень страшной, очень жестокой битвой, когда неизвестно даже, уйдет ли хоть кто-то на своих ногах или все погибнут. Для зрителей, которые в общем-то находились в безопасности, это было странно, но и они прониклись, как с некоторым удивлением отметила Сара. Это было бы забавно, если бы не затягивалось.
А потом над ареной мелькнула мгновенная, будто серая молния, тень. Сероплат атаковал сверху, возможно, с самых верхних служебных площадок Колизея, со стороны лож для нобилей, из-за спины Сары, которая и не заметила, как, наблюдая за этой атакой, подалась телом вперед, чтобы не пропустить ни одного мгновения схватки.
Тень пронеслась над ареной очень быстро, будто Сероплат не стартовал с площадки, а сделал предварительный разгонный полукруг в воздухе и лишь затем ударил, как ястреб бьет глупых зайцев - беспроигрышно, сверху и сразу насмерть. Вот только сейчас насмерть не получилось.
Рыцарь каким-то чудесным образом успел перекатиться через плечи и, может быть, через свободные еще руки, только очень далеко, куда дальше, чем получился бы такой перекат, допустим, у обычного уличного жонглера. Он вышел из-под удара Сероплата так, будто ожидал атаки. А ведь и впрямь ожидал.
Мантикор довольно чувствительно ударился о песок, подняв тучу каких-то брызг, будто шлепнулся об воду. По рядам зрителей отчетливо прокатился выдох, они все же дождались того поединка, о котором - теперь стало ясно - будут рассказывать многие годы в тавернах, а может, и своим детям, внукам или родственникам из дальних провинций, которые сюда, в Колизей, в этот день не попали.
Сероплат понял, что его атака, прежде приводящая к смерти противника, на этот раз не удалась. Он взрыкнул так, что ропот зрителей снова стих, они теперь все сидели, как мертвые. А мантикор встряхнулся, медленно, тяжело, будто раздумывая, повернулся на месте. Своей кошачьей грацией он теперь внушал ужас. Казалось, что мелковатая и низенькая от полуприседа, в котором рыцарь вышел из своего кувырка, фигурка не сумеет продержаться, не выстоит при следующей атаке. Но теперь Сероплат был осторожнее. Он даже крылья сложил и, ударив пару раз хвостом по песку арены, стал обходить демоника, будто прикидывал, откуда лучше броситься на него.
Рыцарь стоял, не поворачиваясь за этим движением мантикора вбок, и лишь медленно, будто бы тоже угрожая всем, в том числе и самой Саре, вытаскивал свои клинки перекрестным движением опытного двумечного бойца. Клинки двумя дорожками света, почти невидимыми на солнце, словно состояли из живой воды, повисли перед ним. Левый был чуть опущен, а правый неторопливо последовал за переходом мантикора на новую позицию, отслеживая его движение острием.
Сероплат снова бросился на демоника, и тут все смешалось!.. Это был не правильный, красивый, зрелищный бой, к которому привыкли тут, на арене Колизея. Это была невероятно скоростная свалка, когда отдельные движения уже не угадывались никем, даже Сарой. Это была мешанина ударов, наскоков и отскоков, в которых не сумели бы разобраться ни ланисты, тренеры гладиаторов, ни даже ветераны, десятки раз выходившие на арену и сумевшие все же уйти с нее живыми. Это было что-то невообразимое.
А потом демоник впервые показал, как он выходит из схватки. Он вдруг оказался сразу чуть не в двадцати шагах от Сероплата, с которым только что, еще неуловимый миг назад, был сплетен чудовищным кружевом ударов и блокировок. А теперь уже стоял сбоку, лишь чуть заметно продолжая прежние, не доведенные до конца движения мечами, то ли защищаясь от нападений мантикора, то ли в свою очередь пробуя на него нападать.
И он чуть покачивался. Стало заметно, что ноги он не полусогнул в коленях, а просто они его не совсем крепко держат, возможно, ему все-таки досталось так, что и представить себе было трудно. Но, подумала Сара, что-то слишком уж он хорошо дерется, слишком - даже для демоника и орденского рыцаря. Пожалуй, Сероплату придется чуть помочь, как бы потом Джарсин ни возражала.
- Ну что, ранен, голубой и чешуйчатый? - спросил все не унимающийся болтун своим басом, но теперь на него зашикали.
И все же фраза эта будто бы спустила тетиву, по рядам зрителей прокатился гомон, а потом звук этот стал нарастать, и Сара знала: теперь плебеи не утихнут, пока не начнут орать во всю глотку, во все свои легкие, выражая и восторг, и возбуждение, и азарт, и удивление тем, что голубокожий все еще дерется.
Простота, с какой демоник вышел из ближнего боя, несколько озадачила мантикора. Тот не ожидал такой прыти от противника. Промахнувшись в своих атаках дважды, третий раз Сероплат решил бить до победы. Мантикор прошелся по арене. Вот тогда-то и стало видно, что передние его лапы располосованы в трех местах, и довольно серьезно, но кровавой дорожки за Сероплатом еще не оставалось, хотя кровь капала довольно часто.
Сара поняла, что теперь ей точно придется вмешаться в поединок, если она хочет, чтобы ее мантикор вернулся в свой вольер, а не был выброшен на свалку, где его подберут те, кто изготавливает из таких вот павших на арене зверей чучела, заплатив немалые деньги служащим Колизея, но кто все же получал еще больше, когда эти чучела украшали какую-нибудь виллу зажиточного нобиля или разбогатевшего не в меру лавочника.
Ну уж нет, решила Сара, Сероплат не будет чучелом, ни сейчас, ни после сегодняшнего боя. Колдовство, которое она решила использовать, было довольно сложным и, можно сказать, головоломным. Фокус был в том, чтобы проделать все незаметно, почти нежно, без каких-либо серьезных последствий для всех, кроме участников поединка.
Сара намеревалась ослабить волю и вселить неуверенность в демоника, чтобы Шоф этот клятый уже не мог бы и руки с мечами поднять, после того как она швырнет в него свое заклятие. Но все это требовало времени, а вот его-то ни у нее, ни у Сероплата определенно не было.
Сара огляделась, чтобы никто из ее слуг не попал под воздействие магии. Разумеется, ее мало заботило, насколько челядь пострадает от ее пассов, но они могли ненароком помешать, создать некое возмущение, а в такой сложной магии это было бы вовсе нежелательно. В ее ложе уже никого не было, кроме Яблоны и Харлема. Ну эти не помешают, решила она. Хотя на долю мига и заинтересовалась - сама ли она воздействовала на своих служанок так, чтобы те убрались подальше, или ее понимательница желаний догадалась выгнать лишних?… Но в общем, это было неважно, следовало поторопиться с задуманным. И Сара не промедлила.
Сероплат теперь атаковал, как ей показалось, расчетливо и точно, очень хлестко, сильно и верно. Вот только все опять как-то сбилось, потому что защиту демоника-рыцаря он так и не сумел пробить, не сумел достать его для верного и, может быть, единственного удара. Голубокожий опять как-то невероятно ловко, почти немыслимо ушел от прямой атаки, а потом еще и закрылся, да так крепко, что теперь уже мантикор ревел от боли, получая встречные удары по лапам, в грудь и подбрюшье. Сара чуть заторопилась, хотя знала, что Сероплат пока держится. Она уже установила с ним необходимую связь, чтобы в миг, когда демоник растеряется и ослабеет от ее магического нападения, бросить мантикора вперед, в ту самую, последнюю атаку, которая до сих пор у него не получалась.
Бойцы снова разделились, разошлись в стороны. Стало заметно, что удары у них уже были не такими точными и быстрыми, как в начале поединка. Оба устали, кроме того, истекали кровью. Демоник чуть больше, хотя у него раны выглядели поверхностными, скорее как царапины. Чем это было вызвано, Сара все еще не понимала. Неужто доспехи этого рыцаря оказались настолько прочными? В это она не очень верила, не бывает таких доспехов у простого рыцаря, пусть даже и выставленного Джарсин.
И когда оба бойца разошлись на вот эти пять - семь шагов, чтобы перевести дыхание, она закончила подготовку и запустила точный, острый, как игольчатый кинжал, магический удар в демоника! Она знала, что сейчас он замрет, остановится, потеряет внимание и концентрацию, сейчас он станет на несколько долгих биений сердца жертвой, лишь куском мяса, из которого сочится кровь, вот сейчас!..
Если бы на трибунах находился хоть кто-то, кто мог бы сравниться в колдовском искусстве с архимагами, он бы потом мог засвидетельствовать, что удар Сары был почти вершиной этого искусства. Изумительный по точности и меткости выпад, едва ли не превосходящий то боевое искусство, какое до этого демонстрировали оба бойца на арене. Но произошло вот что.
Удар Сары достиг, разумеется, демоника Шофа, но, вместо того чтобы парализовать его или хотя бы оглушить как следует, подобно тому как не в меру живучую рыбу даже в воде удается с лодки пристукнуть веслом, удар этот вернулся назад! Да еще, пожалуй, как сразу же поняла Сара Хохот, в значительно усиленном виде, собранном каким-то таинственным образом в более плотный заряд! Это было невозможно, но это произошло. И Сара ощутила теперь этот удар сама, всем своим существом, отрытым для магии, а значит, и незащищенным. Она попала под отраженное воздействие тех самых заклинаний и наговоров, которые только что с таким усердием и старанием создавала.
И требовалось некоторое время, чтобы она могла восстановиться, сумела прийти хотя бы в какое-то подобие нормы. Но что было хуже всего - значительная часть этого магического откатного удара по тому каналу, который теперь связывал Сару с Сероплатом, обратив мантикора в ее продолжение, в часть тела или в подобие оружия, сработал, передавая ему этот самый ступор, в котором она оказалась.
Сару как озарило. Она поняла, что случилось. На демонике были доспехи не просто старые, на нем были доспехи Корсуна! Древнего воина и короля, которые были заколдованы таким образом, чтобы отражать и прямые удары оружием, и даже довольно значительные формулы магического нападения, как получилось сейчас с ней, архимагичкой Сарой Хохот. Ходили слухи, правда никем не подтвержденные, что сделаны они были из кожи дракона, но в более древних манускриптах встречалось мнение, что их изготовили из шкур гигантских морских бродильников, которые когда-то расхаживали по поверхности моря, потому что самой магической структурой своей шкуры отталкивались от воды.
Но кто же знал, что Джарсин подстроит ей такую ловкую, такую совершенную ловушку - отдаст своему рыцарю доспехи Корсуна, которые, как было записано в некоторых книгах, у нее все еще имелись, и не истлели от времени, и оказались в таком вот превосходном состоянии, не утратив своих основных магических качеств?
Да, это была ловушка, и она сработала. Потому что, как Сара видела словно бы через толстое и мутное стекло, демоник даже не покачнулся от ее магического воздействия и уж тем более не застыл ни на мгновение. Наоборот, он воспользовался моментом, сделал пару выпадов, и стало ясно, что эти его удары пришлись Сероплату в самые уязвимые места. Одним ударом Шоф распорол мантикору шейную артерию, а другим пробил трахею где-то в районе межключичной ямки на груди. Собственно, это были не удары воина, это были выпады палача, который попросту прикончил свою жертву, не обратив внимания на то, что та не имела возможности закрыться, защититься хотя бы самым слабым и ненадежным образом. А возможно, и даже скорее всего, именно поэтому он так и ударил, понял, насколько мантикор беззащитен перед ним в эти мгновения.
Демоник победил. Это Сара поняла, будто бы сама получила эти удары, хотя, конечно, она почувствовала их в очень ослабленном виде, не сильнее, чем если бы ее в указанные места укусил какой-нибудь овод. Но с Сероплатом все было кончено. Шоф даже не смотрел теперь на него, он просто отвернулся, тяжко уронив руки с окровавленными мечами, и пошел к своему плащу, который по-прежнему валялся на краю арены.
Мантикор постоял еще, пока демоник делал эти несколько шагов, потом забился, стал кататься по песку, смешанному с мелкой галькой и опилками, а затем все стало ясно даже зрителям.
Сара рывком поднялась из своего кресла. Она сделала то, чего делать не следовало, она почти сама, своей магией убила Сероплата. И проиграла? Чего тоже не могло быть, но все же произошло.
Она не заметила, как вылетела со своего балкончика в комнату, где оставались столики, уставленные угощением для нобилей из челяди басилевса. Гнев душил ее, причем не просто сжимал ей горло и грудь, но кипел во всем ее тренированном, сильном теле. Шурша платьем, в темпе, которому мог бы позавидовать любой из воинов, которые сегодня выступали на арене до Шофа и Сероплата, она прошагала вперед, к выходу. Один из столиков с вином, персиками и чем-то еще опрокинулся, хотя Сара даже не задела его, драгоценный серебряный кувшинчик вдруг жалобно застонал, и на его украшенной изумительной эмалью выпуклой поверхности появилась трещина, через которую тут же стало просачиваться вино.
Сара была в бешенстве. В коридоре ей поклонился один из служителей Колизея с намерением проводить гостью, но она резко оттолкнула его, сейчас она не нуждалась ни в каких провожатых. К несчастью для слуг басилевса, они не успели понять, что Сара идет на них, и не успели посторониться. Опрокинутые волной ее гнева, они разлетелись, будто сухие листья под порывом свирепого северного ветра, один снес с пьедестала статую, другой сполз по стене, почти лишившись сознания. Сара и этого не заметила.
Она спускалась по ступеням всех этих бесчисленных переходов во внутренний дворик Колизея, где оставила паланкин, словно летела по воздуху. Когда же оказалась там, не глядя уселась в первые попавшиеся носилки, которые были обозначены ее цветами, даже не заметив, что это паланкин Яблоны. Носильщики тут же изготовились, но поднимать груз на плечи не торопились. Сара даже отдернула занавесь, чтобы понять, в чем же дело, почему они не трогаются.
И лишь увидев саму Яблону, которая, подобрав подол, торопилась за ней так, что даже раскраснелась, поняла, что их тут еще удерживает.
- Быстрее, ленивая шлюха, - зарычала она на понимательницу желаний, будто бы та была виновна в проигрыше.
Яблона не стала спорить, юркнула в паланкин, забилась в самый дальний угол сиденья и постаралась сделаться как можно незаметнее. Подоспевший Харлем тут же принялся командовать довольно зычным для его тщедушного тельца голосом, выстраивая стражу и поднимая носильщиков. Наконец-то процессия тронулась в обратный путь, во дворцовый комплекс Сары, в Малое Городище.
И этого Сара не заметила, она тоже забилась на своем сиденье как можно глубже, как можно дальше от всего, что только что произошло, и попробовала размышлять. Собственно, особенно-то глубоких размышлений ситуация от нее не требовала. Сара знала уже, что и как теперь произойдет, и не сомневалась, что не ошибается.
За весь путь до своего дворца она произнесла только одну фразу, обращаясь к Яблоне:
- Заставь их двигаться живее, - подразумевая, конечно, носильщиков и глашатаев, которые бежали вокруг ее паланкина.
Оказавшись наконец-то дома, Сара хотела сразу же направиться к переходу в Верхний мир, но Яблона, заметив, должно быть, что она уже не только гневается, но и пробует размышлять, несмело и очень почтительно преградила ей путь.
- Госпожа, не лучше ли тебе чуть привести себя в порядок?
- Что? - Сара действительно не поняла ее.
- Я уже вызвала служанок, они поправят тебе волосы.
- Тогда давай здесь, - выдохнула Сара. Подниматься наверх, усаживаться перед зеркалом и ждать, пока неторопливые и трусливые служанки начнут ее обихаживать, - это было сейчас выше ее сил. Она не могла сидеть, не могла ждать.