Похоже, он угадал верно: то, что они видели, как раз больше всего и напоминало беседу по аппарату вроде телеграфного. Полковник Стахеев проделал некие манипуляции с блестящим изогнутым рычажком - и вскоре появилась новая строчка загадочных светящихся знаков. Новые манипуляции, новая строчка… Так повторилось несколько раз. Наконец полковник, повернув предварительно то самое колесико, вернулся к ним:
- Ну вот, появилась некая определенность. Нас будут встречать в городе… и времени достаточно, чтобы не спеша выпить чаю. Вы о чем-то намеревались спросить, штабс-капитан?
- Собственно, может, и пустяки… - слегка смущенно сказал Маевский. - Экипировка продумана до мелочей, она наверняка здешнего происхождения… Но что касаемо головных уборов… Их нам разве не полагается?
- Категорически не полагается, - сказал полковник твердо. - Мы с вами - благородные дворяне, высшее сословие, вы не забыли? А благородным дворянам головной убор, в отличие от презренного плебса, носить не полагается. Покрытая голова - символ низшего. Единственное исключение - шлем во время военных действий. Даже здешний император вместо короны носит повязку вокруг головы с какими-то финтифлюшками, предполагаю, золотыми. На дворянина головной убор надевают исключительно тогда, когда на плаху ведут - не во всех случаях, лишь когда в приговор входит еще и лишение чести.
- А если дождь? - вырвалось у поручика.
- Извольте мокнуть, - усмехнулся полковник, расставляя чайные чашки. - Вы, голубчик, благородный дворянин, извольте соответствовать…
- А как же они зимой из положения выходят? - серьезно спросил Маевский.
- Представления не имею, - столь же серьезно ответил полковник. - Мы о них до сих пор многого не знаем. Может, и зимой героически мерзнут. Может, дозволяются какие-то капюшоны. А может, тут и вовсе нет зимы, вдруг у них климат именно таков. Ничего удивительного. Помните наше путешествие на край? Эпоха без зим и морозов… Прошу, господа. Добрый чаек в походе - великое дело. Его у наших хозяев я что-то не заметил, кстати. То ли не произрастает здесь вовсе, то ли считается недостойным дворянина пойлом. Угощали меня здесь всевозможными яствами, но вот чаю ни разу не подавали. Так что напейтесь впрок…
Это было, в общем, самое обычное чаепитие - с крепкой заваркой, свежевыпеченным хлебом, сыром и ветчиной, конфетами от Эйнема. Если забыть, где оно происходило…
- Что вам еще рассказать о деле, за то немногое время, что у нас осталось… - произнес полковник. - Город, куда мы сейчас отправимся, - резиденция императора наподобие наших Гатчины или Царского села, разница только в том, что здешний город расположен вдалеке от столицы, практически на границе восточных областей империи. Там, - он неопределенно повел рукой, указывая на стену, - за границей, нет близлежащих государств и вообще населенных людьми областей, так что "граница" - понятие чисто условное. На сотни верст тянутся горные цепи и необозримые равнины, и только очень далеко на востоке начинается какая-то крохотная страна… Особо стоит уточнить, что город именуется еще "зимней столицей", а поскольку император сейчас здесь и находится, можно предположить, что сейчас здесь стоит зима… ничуть не суровее нашего лета. А здешним летом, надо полагать, еще жарче. Быть может, это и есть ответ на вопрос, почему благородное сословие здесь всегда расхаживает с непокрытыми головами: если сейчас зима, их здоровью ничто не угрожает… Что еще? В случае опасности не хватайтесь за ваши кинжалы, они вам выданы исключительно для поддержания завершенного облика благородных дворян. Здесь высоко развито искусство боя на этих вот кинжалах, и вы, если вздумаете с ними выступить против опытного бойца, рискуете очень быстро получить аршин железа в грудь… Пускайте в ход револьверы. Если убьете кого-то с покрытой головой, это для вас будет иметь меньше последствий, нежели убийство бродячей собаки, - здешние нравы, как я уже упоминал, далеки от либеральных. Что касается тех, кто расхаживает с непокрытой головой в силу известных привилегий… Просто старайтесь до этого не доводить. Впрочем, у вас будут, меня заверили, надежные спутники - проводники и телохранители в одном лице…
- И соглядатаи, конечно? - усмехнулся Маевский.
- Это уж как пить дать, - кивнул полковник. - Другого и ждать не стоит. Соглядатаи при нас появились бы в любом случае, а уж сейчас, когда хозяева наши краем уха прослышали, что речь идет о библиотеке альвов… Они ретивейшим образом охотятся и за книгами, и за всем прочим. Вы хотели задать вопрос, поручик?
- Я так понимаю… - осторожно сказал Савельев. - Если мы все же найдем какие-то книги, нам их следует скрыть?
- А вот в этом нет никакой необходимости, - почти весело улыбнулся полковник. - Вы не забыли, где служите отныне? Достаточно выяснить, где они эти книги держат. А уж потом ничего не стоит, так сказать, наведаться в эту потайную библиотеку посреди ночи, когда читателей нет, а стража снаружи, за запертыми дверями. Если эта библиотека находится в помещении достаточных размеров, чтобы там уместилась карета, задача и вовсе упрощается. Если нет… Усложняется ненамного. Мы ведь, запомните хорошенько, способны наведаться в любой миг здешнего времени. Главное - воздержаться от коллизий, когда путешественник по времени встречается с самим собой. Мы просто не знаем пока, к чему это может привести, ученые не пришли к единому мнению и оперируют лишь теориями…
- Простите, господин полковник, я и забыл…
- Ничего, со временем привыкнете… Итак, когда мы прибудем, нас встретит здешний высокопоставленный чин тайной полиции, которому вменено в обязанность нас опекать, содействовать при необходимости и, конечно же, за нами шпионить. Но к последнему стоит относиться философски, как к досадной неизбежности - мы на их месте вели бы себя точно так же. Должен вас предупредить, что это женщина благородного сословия, понятно - здесь чины тайной полиции сплошь состоят из дворян, даже более того - из представителей определенных родов и фамилий. Наследственная служба, знаете ли. Покрытые выполняют исключительно функции, так сказать, услужающие - уличные шпионы, осведомители… Ничего нового, впрочем, у нас отбор в корпус жандармов тоже ведется исключительно среди дворян, правда, наследственного характера у нас это не носит. Так вот, эта особа…
- Женщина? - оживился Маевский. - Поневоле на ум приходит Дюма. "Женский голос, - воскликнул Арамис. - Ах, много бы я дал, чтобы она была молода и красива!"
- Господин штабс-капитан… - произнес полковник совершенно другим тоном.
Выражение его лица не изменилось ничуть, но глаза стали ледяными, а в голосе звенел металл. Штабс-капитан Маевский, словно подброшенный этим пронизывающе-холодным взглядом, медленно поднялся из-за стола и вытянулся. Поручик едва не последовал его примеру. "Да, это не просто штабной байбак, - подумал он с уважением, - это - командир. У него не забалуешь…"
- Господин штабс-капитан, я бы вам категорически посоветовал поумерить игривость, - продолжал полковник. - Всему должны быть пределы, перед нами поставлена важная и серьезнейшая задача… Разумеется, кроме писаных правил, всегда существуют еще и неписаные. Вы опытный офицер с большими заслугами и, конечно, имеете право на некоторые вольности и поблажки, однако извольте держаться в рамках. Вы к тому же подаете дурной пример поручику, только-только начинающему службу. Он еще, чего доброго, может решить, что в дали от начальства можно позволить себе некоторую разболтанность. Меж тем это совсем не так, верно?
- Конечно, - сказал Маевский с видом истинного покаяния. - Виноват, господин полковник…
- Садитесь, - полковник улыбнулся как-то бледно, словно бы устало. - Вам не придется ничем жертвовать: эта особа и в самом деле молода и красива… однако, как я успел убедиться, умна и хитра, так что не позволяйте себе расслабляться. Особа эта ничуть не похожа на недалекую простушку, занявшую наследственную синекуру… - Он помолчал. - В связи с этим вам будет дано поручение, которое вряд ли вызовет у вас неприятие. Постарайтесь испытать на ней всю силу вашего пресловутого злодейского обаяния. Можете считать, что руки у вас совершенно развязаны. Упрекать вас никто не будет, наоборот…
Штабс-капитан осторожненько поинтересовался:
- Господин полковник, вы серьезно?
- Абсолютно. Если удастся установить с ней особые отношения, возможно, и удастся кое-что выведать… Возможно… - он потер лоб, пожал плечами словно бы с некоторой виноватостью. - Аркадий Петрович, вы, я вижу, несколько изменились в лице… Что поделать, что поделать. Мы сплошь и рядом не благородные сражения ведем, а выступаем в роли натуральных шпионов и частенько вынуждены отступать и от дворянской, и от воинской чести, чего при других условиях никому бы не простили, в том числе и самим себе… Такая уж служба выпала, такие уж жестокие игры… Вас это поражает? Отвращает? Вы, быть может, осуждаете?
Почти не задумываясь, Савельев ответил:
- Вряд ли я имею такое право - осуждать, господин полковник. Служба принимается такой, какова она есть, и, коли уж что-то заведено, не младшим офицерам это менять…
Полковник какое-то время испытующе приглядывался к нему, потом кивнул, словно бы удовлетворенно, перевел взгляд на Маевского:
- В общем, Кирилл Петрович, вы получили недвусмысленный приказ который вам, есть такие подозрения, только по нраву?
- Не могу отрицать, господин полковник, - ответил бывший синий гусар, приободрившись, подкручивая свои роскошные кавалерийские усы. - Как старый циник, чье сердце не отягощено высокими привязанностями…
И он благоразумно умолк, несомненно, вспомнив о приказе держаться в рамках.
- Вот, кажется, и все, - сказал полковник решительно. - Остальное вам придется постигать самим, на месте. Пойдемте, господа. Нам добираться не менее часа…
Глава VI
Высоко в небесах и на грешной земле
Он поднялся первым, сделал привычное движение, намереваясь подхватить со стола фуражку, смущенно покрутил головой и ровным шагом направился к выходу. За ним проследовал Маевский, мечтательно и загадочно ухмыляясь в потолок, подкручивая лихие усы. Поручик замыкал шествие. Оказавшись на улице, он так и не увидел ничего, способного сойти за средство передвижения, - ни лошадей, ни экипажа. Однако полковник все тем же целеустремленным шагом направлялся к той самой загадочной лодке, непонятно откуда взявшейся.
- Ах, вот оно что, - воскликнул Маевский. - Раньше следовало догадаться, очень уж это суденышко не гармонирует со всем окружающим, вкупе с отсутствием… Полетим?
- Именно, - ответил полковник, распахивая дверцу с верхней половиной в виде застекленной рамы. - До воздухоплавания они здесь давно додумались. Вам, конечно, не в новинку, штабс-капитан… Но я надеюсь, что Аркадий Петрович перенесет полет спокойно, в конце концов, офицер, не институтка… Прошу.
Говоря по совести, у Савельева душа ушла в пятки. Однако он заставил себя не показывать вида. Только теперь он понял, почему перед отправкой в ущерб наставлениям и пояснениям его подняли над расположением батальона в привязном аэростате и в плетеной корзине он провел не менее часа. Ну, конечно же, пытались хоть чуточку подготовить к здешним чудесам. Впервые в жизни он оказался в воздухе, так что переживания и эмоции оказались нешуточными - но, коли уж он тогда не ударил лицом в грязь, сейчас тем более следовало проявить себя достойно. В конце-то концов, полет по воздуху на невиданной летающей машине - мелочь, пустячок по сравнению с путешествием по времени на тридцать тысячелетий назад…
- Как писал классик, нас было много на челне… - прокомментировал Маевский, оглядываясь. - А что же, вполне уютно, не придется тесниться, как бывало…
Действительно, внутри наблюдался даже некоторый уют - несколько наглухо прикрепленных к полу мягких кресел, свободное место для багажа в корме. В самом носу, наособицу, размещалось еще одно кресло, в котором полковник уверенно устроился. Поручик, как-то инстинктивно усевшись в первый же ряд кресел за его спиной (словно ребенок, стремившийся держаться поближе к воспитателю), с любопытством присмотрелся. На металлической наклонной доске перед полковником не наблюдалось каких-то особенно загадочных либо хитроумных устройств - с полдюжины разнообразных рычагов, прямых и изогнутых, да большая штука наподобие нижней половинки морского штурвала с блестящими спицами, но без ручек.
Маевский тронул его за плечо и сообщил полушепотом:
- Ежели, паче чаяния, вас будет немного того… мутить… Вон там, справа, лежит мешок, видите?
Покровительственные нотки в его голосе поручика, разумеется, задели, и он сухо ответил:
- Постараюсь обойтись без этого…
И сообразил, что они уже несколько мгновений как поднимаются в воздух - летучее суденышко взмывало совершенно бесшумно, как дым или аэростат, без единого звука, свидетельствовавшего бы о работе каких-то механизмов. Летающие машины у Жюля Верна производили гораздо больше шума…
Словно угадав его мысли, штабс-капитан подмигнул:
- Сущий Жюль Верн, правда? Робюр-завоеватель…
- Принцип совершенно другой, - сказал полковник, не оборачиваясь к ним, ловко управляясь с немногочисленными рычагами. - Вы помните, хотя бы приблизительно, из курса физики о магнитных линиях? Это суденышко именно что перемещается по линиям земного магнетизма. Вся здешняя техника работает на каких-то диковинных принципах, которые у нас совершенно не известны, что ни возьми. Ей тоже следует уделить внимание…
Летающая лодка скользила в воздухе удивительно плавно и ровно, так что никакого движения, полета даже и не чувствовалось - хотя набравшийся смелости придвинуться к остеклению поручик видел поросшие лесом горы и равнины у себя под ногами, далеко внизу. Он переносил полет лучше, чем опасался сначала. Разве что голова чуточку кружилась да сердце замирало в сладком ужасе - но это можно было перетерпеть. Главное, его нисколечко не мутило. Перехватив испытующе-ироничный взгляд Маевского, он постарался придать себе облик совершеннейшего спокойствия, смотрел вниз с самым безразличным видом, словно подобные путешествия для него давно были чем-то обыденным. Никак нельзя оконфузиться…
- Значит, мешок не понадобится? - вкрадчиво спросил штабс-капитан.
- Нет, благодарствуйте, - ответил поручик без малейшего раздражения.
Он уже немного притерпелся к манерам Маевского и видел, что в них нет ни малейшего цуканья, одни только беззлобные подначки, неизбежные и простительные…
- Господин полковник… - начал Маевский.
- Да?
- После того как вы дали четкий приказ касаемо той молодой особы, что будет нас встречать…
- Рекомендацию.
- Осмелюсь доложить, подобные рекомендации начальства я рассматриваю как приказ! - отчеканил Маевский тоном не рассуждающего служаки (и в то же время откровенно ухмыляясь, поскольку полковник никак не мог видеть его лица). - В связи с этим поневоле возникают деловые вопросы. Я так понимаю, имеет место быть некоторая… свобода нравов?
- Именно, - сказал полковник, не отрываясь от рычагов. - Правда, с некоторыми оговорками… самое интересное, наподобие тех, что в обычае у крестьян наших северных губерний. Незамужним предоставлена изрядная, я бы выразился, свобода нравов. Зато уличенная в адюльтере замужняя дама из общества может понести весьма тяжкое наказание…
Маевский ухмыльнулся:
- Что, я догадываюсь, вовсе не означает, что здешние дамы поголовно славятся супружеской верностью?
- Ну конечно, - сказал полковник. - Когда это наказание, даже самое жестокое, приводило к поголовному пуританству?
- А осмелюсь спросить, как тут обстоит с чистоплотностью? Вопрос принципиальнейший…
- Самым лучшим образом.
- Вот и слава богу, - с искренним облегчением вздохнул Маевский. - А то, вспоминая иные примеры из былого… Барышня эта, надеюсь, не замужем?
- Не замужем, - сказал полковник. Судя по его тону он, казалось, улыбался. - Кстати, Кирилл Петрович, здесь тоже весьма ценится умение кавалеров играть на подобии гитар и петь серенады, так что сможете, учитывая окружающие реалии, беззаботно предаваться вашим любимым забавам без малейшего риска угодить под арест…
- Я во время последнего пребывания на гауптвахте сделал прелюбопытнейший вывод, - сказал Маевский. - Оказывается, арест способствует развитию творческой мысли. Я серьезно. От безделья много думал, и мне пришла в голову идея, в которой я имею нахальство усматривать признаки некоторой гениальности. Речь идет о кандидатах, господин полковник. Помните, фон Шварц, когда речь зашла о жесточайшей нехватке людей, сказал, что у нас под носом имеется прекрасный выход: приглашать кандидатов из былых эпох? Он, конечно, шутил, но я подумал над этим вполне серьезно… Мы, конечно, никак не можем изымать из истории тех, кому еще предстоит прожить достаточно долго… Но как насчет тех, о которых в их времена заведомо известно, что они погибли? Митрясов и его люди доставили к нам для допросов какого-то прохвоста из времен Иоанна Грозного - потому что об этом прохвосте было достоверно известно, что его все равно зарежут лихие людишки пару часов спустя, и он будет бесповоротно исключен из течения времени… Почему бы не подбирать похожим способом кандидатов на службу? Даже многие исторические персоны порой пропадали без вести - взять хотя бы известного мадьярского поэта Шандора Петефи, чье тело так и не было отыскано после сражения… Герцог Бофор, коего мне пришлось знать лично, пропал без вести при осаде турками Кандии. Примеров множество. Необязательно люди известные и знаменитые, просто-напросто достаточно молодые и подходящие для нашей службы. Масса толковых, совсем молодых людей погибли в сражениях. Они ведь тоже могут оказаться пропавшими без вести, какая разница, что тела не обнаружили, если все равно известно, что человек именно в этом сражении погиб? А ведь есть еще всевозможные природные катастрофы наподобие Лиссабонского землетрясения или Лейденского наводнения, есть множество кораблей, затонувших, а то и пропавших без вести со всеми, кто был на борту. Да мало ли случаев… А если дерзнуть и подумать, что это может касаться не только былого, но и грядущего… Там тоже достаточно подходящих кандидатур. В особенности, если наши ученые все же добьются успеха и мы сможем путешествовать без карет…
Какое-то время царило молчание. Потом полковник задумчиво спросил:
- И вы полагаете, что эти люди согласятся у нас служить?
- Какое-то количество - непременно. А те, кто не захочет… Выражаясь самую малость цинично, они вряд ли окажутся на нас в претензии, когда выяснится, что в своем времени им все равно предстояло погибнуть…
- Пожалуй, - все так же задумчиво отозвался полковник. - Ну что же… после непременно напишите обстоятельную докладную записку. Идея не столь уж и утопическая… Светлая у вас голова, Кирилл Петрович, будь вы подисциплинированнее, цены бы вам не было…
- Как ни стараюсь, не могу переломить свой норов, - с наигранным сожалением развел руками Маевский.
- А вы бы постарались, право…