– Вам надлежит воссоздать Валибур. Отстройте его заново. Плодитесь и размножайтесь, оборотни мои и демонессы! Пусть горстка мужчин сумеет обрюхатить (он именно так и сказал, если верить летописям) всех уцелевших женщин. А чтобы успех возрождения рода нашего закрепить… – Мэр сделал паузу и захлебнулся кровью из пробитого легкого. – Чтобы закрепить победу и продолжить род, каждый год этой ночью пусть ни один мужчина не обделит вниманием женщину! Каждый год эта ночь станет Единственной, когда прекрасному полу мы позволяем все…
С этими словам герой Валибура (посмертно) скончался на руках у своей заместительницы. Вот такая печальная и занимательная история. В детстве я не раз ее перелистывал, разглядывая "Сокращенную Летопись для детей". Там размещалась внушительная подборка красочных картинок с обнаженными демоницами и сценами кровавых схваток…
Впрочем, не понимаю, почему припомнил эту ересь. Праздник "воссоздания рода" пережил столетия и не одну войну. В Международную Женскую Ночь каждая половозрелая девушка или престарелая матрона имеет право на внимание любого представителя противоположного пола. Кроме того, что женщинам не воспрещается пить, гулять, ругаться, дебоширить и драться, также они обязаны, если верить Писанию, переспать хоть с одним, хоть с десятком мужчин. Вот такие дела…
Каждый Всемежен представители сильной половины оборотничества прячутся по подвалам и укрепленным твердыням. Благородные вельможи запираются в фамильных замках, простолюдины скрываются в канализации или вообще на Тринадцати Кругах. Забывчивые бедняги активно занимаются спортом – бегом, если конкретнее. Представьте себе, что ровно в полночь, на темной улице вас настигла толпа похотливых девиц. Ладно, пусть одна, к тому же одинакового с вами возраста… А если сотня? А если каждая из этой сотни будет постарше вашей прабабушки в шестом поколении? Вот…
Вот почему проклятый демон так охотно смеялся мне вслед. Он понимал, какому риску я подвергаюсь.
Хотя, есть и некоторый позитив даже в таком плохом раскладе. Все оперативники, полицейские, тюремщики и патрульные сейчас глубоко схоронились за семью замками. И никто из моих потенциальных преследователей даже носа на улицу не высунет до утра.
Толпа прекратила драку и вернулась к заманчивому процессу. Жертву облили из флакона духов, привели в чувство. Затем привязали за руки к ноге бронзовой статуи. И принялись…
Я истерично дернулся и развернулся лицом к стенке флигеля. Дверь заперта, но есть окно. Что мне помешает вломиться сквозь стекло, пробежать через несколько комнат и попытаться улизнуть через внутренние дворики? Авось повезет? Тогда через пару часов непрерывного бега и ходьбы на цыпочках я доберусь до любимого фамильного замка. А там дожидается теплая постель, горячий душ и несколько ведер горячительного, запасенные на Светлый день.
Внутри домика царит полумрак. На дальней стене висит работающее Зерцало Душ. Оно изредка помигивает серебристыми тонами – идет какой-то старый сериал, импортированный из Тринадцати Кругов. На зеркальном экране здоровенный демон, на вид нетрадиционной ориентации, признается в вечной любви толстой розовощекой девице. Этот многосерийный сказ называется "Любовь и голубой", довольно популярен среди пожилых. Узнаю сериал, его любила моя мама, постоянно смотрела в перерывах между погружениями в Нирвану и телевизионной игрой "Угадай убийцу".
Прижимаюсь носом к стеклу, пытаюсь рассмотреть убранство комнаты. Тьма поблескивает красками сериала. Освещаются громоздкие шкафы и комоды, приземистый стол, несколько стульев с округлыми спинками, кресло качалка рядом с окном. А затем я вижу свое отражение. Нет, у меня не такие худые скулы и не тонкий нос. Да и сотни морщин вокруг подслеповато прищуренных глаз у меня пока не наблюдается.
Фамильный демон мне под хвост, вот это угораздило! Из комнаты на меня уставилась какая-то старуха в сером платке. Она призывно машет сморщенной ручкой и широко улыбается. На нижней губой поблескивает одинокий зуб.
– Тише, – прижимаю палец к губам. – Только не кричите!
Надеюсь, она не знает, что сегодня Международная Женская Ночь.
Бабка широко открывает рот и…
– Чтоб ты сгорела, старая дрянь! – ругаюсь вполголоса. Но старуха уже вопит:
– Мужчина! Я задержала мужика!
На площадь опускается гнетущая тишина. Сотни причесок поворачиваются и превращаются в похотливо оскаленные личики. Кажется, даже задумчивый полководец поднимает бронзовую голову и смотри на меня.
"Беги, дурак! – говорит он, помахивая древним "Карателем".
И я бегу со всех ног. От всей души матерюсь и поношу недобрым словом геройски погибшего Мэра Прафениста. Сквернословлю даже на многочисленных богов Валибура. Ведь это из-за их близорукости мужчинам приходится переживать страшнейший день в году.
За мной грохочут каблучки, подошвы тапочек, туфелек, мокасинов и босоножек. Толпа орет, сладострастно визжит и бросается чем попало. Мимо пролетают многочисленные тюбики помады, туши, сумочки, пудреницы, скомканные прокладки. Тяжелый набор для маникюра бьет меня по голове, разлетается на мелкие магипластиковые обломки.
Несусь мимо закрытых магазинов. Спотыкаюсь о низенькое крылечко аптеки. Над входом сияет золотистый овал фонаря. Мигает реклама сверхпрочных презервативов. "Ты хоть сотню обойди, резины крепче не найти. Лучшие контрацептивы нашего времени. Самые безопасные", сообщает вывеска.
– Чтоб вы сдохли с вашими сотнями обойденных! – яростно сплевываю и бью в витрину кулаком.
Стекло взрывается и щедро усыпает улицу за моей спиной. Преследовательницы ругаются, поскальзываясь на осколках. До меня доносятся красочные эпитеты, многие из которых обещают стать моими эпитафиями.
Улица заканчивается разветвлением. Не успеваю притормозить и бьюсь каблуком тюремного тапочка о стену ближайшего дома. Некоторое время балансирую на одной ноге, пытаясь ухватиться за кирпичную кладку. Решаю бежать налево.
Из-за угла, с той стороны, куда меня угораздило повернуть, появляется подкрепление. Десяток густо размалеванных дамочек приветственно раскрывают объятия. Одна бабулька, на вид не моложе тысячелетия, разрывает кофточку на груди:
– Иди ко мне! – верещит она. Ее обвисшие формы призывно колеблются.
С трудом подавляю рвотный рефлекс. Радуюсь, что не успел отужинать.
– Не-не, – мотаю головой и бросаюсь в обратном направлении.
– Ты не посмеешь ослушаться Законов! – орет старуха и преследует меня широкими скачками. Интересное наблюдение: с виду все они такие дряхлые, а как только дело доходит до амурных отношений… Да у меня в юношестве такой прыти не хватало. Правду говорят, что любовь творит чудеса…
– Плевать на Законы, – отвечаю на бегу. – Я – государственный преступник! Бойтесь меня!
– Это ты щас испугаешься, – вопит многоголосная толпа. – Ты щас увидишь женское счастье.
Пробегаю мимо основной группы "счастливых" баб. Несколько рук хватают меня за куртку. Воротник не выдерживает, отрывается. Рукав превращается в лохмотья, острые ногти вспаривают кожу.
Кричу от боли и вырываюсь. Заезжаю кулаком во что-то мягкое. Одна из дамочек с оханьем приседает на тротуар. Через нее перецепляются еще несколько женщин. Они весело грохаются на магасфальт, поднимая пыль.
Рвусь вперед, в темноту. Никогда в жизни так не бегал, даже перед лицом смертельной опасности. Впрочем, одно дело – смерть от оружия врага. И совсем другое – кончина от излишнего женского внимания.
Улица заканчивается небольшим сквериком. Несколько округлых клумб, щедро заросших цветами. Парочка деревьев, вид невозможно определить из-за темноты. Вокруг расходятся узенькие тропинки. Одна ведет прямиком к кварталу Черного озера. Другие – в неизвестность.
Мне малознаком этот квартал. Но память подсказывает, что к озеру бежать – последнее занятие. Насколько помню, на Всемежен некоторые престарелые дамы любят позаниматься ночным купанием. Берег водоема однозначно забит многочисленными громадами пожилых матрон и скукожившимися мощами вдовушек.
Бросаюсь в широкую щель среди высоких башен. Над головой мелькает красная вывеска. Потрескивают сервомоторы магической проекции. Что там написано – не успеваю заметить. Перепрыгиваю через глубокую канаву. Какое-то затейники украли магиталлическую решетку – у нас в Валибуре массово процветает воровство любых металлов. Радуюсь и благодарю фамильного демона за то, что не дал погибнуть на дну городского отстойника.
Краем глаза успеваю заметить: пять или шесть преследовательниц не увидели неприкрытой ямы. С дружными воплями они уносятся под землю. Оттуда слышатся визг и пьяная ругань. Доносится дрожащий мужской голос. Вот это да! Какой-то бездомный бродяга задумал спрятаться от всемирного женского счастья. Но и там нашли. Грохнувшиеся дамочки весело воркуют и похотливо завывают. Мужчина хрипит и затихает, остается лишь эхо.
Большинство престарелых девиц не желает полезать под землю. Они продолжают преследование, бегут за мной.
– Ну сейчас мы тебя… – верещат они.
Яростно работаю ногами, в ушах пульсирует свистящий воздух. Спиной чувствую злобное женское либидо. Начинаю понимать паршивца-демона, который из-за ревности поднимал когтистую лапу на свою жену. Понимаю, но все равно не собираюсь избивать ни в чем неповинных женщин. Исключением является только убиенная мною Хатланиэлла из мира номер 1114/53. Но она – не женщина, а настоящая машина для убийства. К остальным девицам претензий не имею. Они ведь не виноваты, что существует такой интересный праздник, как Всемежен.
Ударяюсь грудью в высокие магиталлические ворота. Они находятся под слабым напряжением – способны убить насекомое и слегка отрезвить подвыпившего мужчину. На меня магелектричество не оказывает особого влияние. Содрогаюсь от ударов током, но упрямо карабкаюсь по рельефной створке ворот.
Меня хватают за штаны, пытаются сдернуть. Изо всех сил отбрыкиваюсь и покрываю отборными ругательствами бушующую толпу внизу. Женщины отвечают тем же, ругаются и тыкают пальцами вверх.
Освобождаю штанину и вскрикиваю.
– Фамильный демон вам под юбки! – ору, аж глаза выкатились.
Какая-то стерва ухватила меня за кончик хвоста, будь она неладна. Любимый хвостик трещит, извивается под тонкими вражескими пальцами. И вырывается-таки.
По инерции подлетаю чуть выше и переваливаюсь через забор. Ворота трещат, искрятся магическими искрами, но сдерживают беснующихся девах.
Брякаюсь на твердый тротуар, морщусь от стреляющей боли в лодыжке. Кажется, подвернул. Дайте боги, чтобы не перелом!
Ворота не выдерживают и падают. Над улицами разлетается оглушительный грохот. Поднимается пыль, брызгают осколки выбитого магасфальта. Дамочки перебираются через покореженный магиталлический остов ворот и приближаются ко мне.
Все, я пропал. С поврежденной лодыжкой далеко не убежать. Меня догонит даже во-он так бабулька на низко левитирующей инвалидной коляске.
Вдруг кто-то сжимает мое плечо. Очень сильно, чувствую, как трещат кости. Железные пальцы впиваются в кожу, одновременно другая лапа хватает меня за штаны, пониже пояса.
– Отпустите! – по-девичьи визжу и чувствую, как лечу куда-то.
Передо мной раскрывается ярко освещенный прямоугольник двери. Я ослеплен, глаза наполняются слезами.
В это время над улицей разносится оглушающий рев, усиленный громкоговорителями.
– Глубокоуважаемые дамы, – сообщает металлический (но совершенно точно мужской!) голос, – вы находитесь на территории таверны "Шовинист". Согласно законам Валибура наше заведение находится вне юрисдикции властей города-государства. Кроме того мы совершенно не соблюдаем религиозных и государственных праздников. А еще в нашу таверну не допускаются лица женского пола!
– Несправедливо! – кричат бабенки, остановившиеся в развалинах ворот. – Хотя бы отдайте беглеца!
Наступает молчание.
– Снимай штаны, – приказывают мне из ярко освещенной комнаты.
Глаза еще не привыкли к золотистому свету, потому не различаю говорившего. Но он хотя бы мужчина!
– Не сниму! – взвизгиваю в ответ. Страшные мысли приходят ко мне в голову. – Я лучше к бабам вернусь, чем буду сидеть с проклятыми пед…
– Мы нормальной ориентации, – смешок.
– Снимай, – миролюбивый мягкий бас. – Иначе посчитаем тебя женщиной и вернем обратно на улицу.
Дверь еще не закрылась. Я поворачиваю голову и вижу в ночной темноте множество разгоряченных женских лиц. Содрогаюсь и понимаю, что возвращаться не стоит.
Дрожащими пальцами нащупываю завязку штанов. Приспускаю одежду так, чтобы все увидели причинное место.
Женщины радостно визжат, раздаются аплодисменты.
– Не густо, – насмешливо говорит кто-то. – Но ты явно из наших рядов.
– Отдайте его! – требуют преследовательницы.
– Мужчина находится на нашей территории, милые дамы, – успокаивающе сообщает репродуктор. – Потому он под нашей защитой. Рекомендуем убраться из площадки перед заведением. Иначе…
Дамочки угрожающе придвигаются поближе. Вздымаются морщинистые груди под расстегнувшимися на бегу рубашками и блузками.
– Внимание! – командует громкоговоритель. – Активировать защитный комплекс "Осада".
Я замечаю, что у двери стоит два здоровенных мужика, отлитые из железа. Да это же магические големы! Женщинам не пройти мимо них.
Впрочем, любвеобильные гражданочки не желают сдаваться. Они бросаются в атаку.
– Зря стараетесь, – хмыкает голос из динамика. – У големов нет даже намека на половые признаки.
Блестящие фигуры механических существ исчезают под грудой нападавших.
– Отдайте! – вопят девицы.
– Внимание! Отодвинуть врага обратно в зону обстрела!
Големы начинают двигаться. Они медленно, противостоя натиску визжащей толпы, отходят от дверей.
Магасфальт у порога раскрывается, словно лепестки диковинного цветка. Из-под земли выезжают широкие раструбы орудийных башен. Крупнокалиберные магические пулеметы разворачиваются, выплевывают предохранительные пломбы. Датчики на турелях мерцают готовностью. Многочисленные стволы жужжат, нацеливаются на врагов.
– Открыть огонь? – интересуется одна из орудийных башен.
– Первый залп – под ноги.
Пулеметы изрыгают пламя и тяжелые магиталлические диски. Земля перед дамами вспенивается, летит распыленная каменная крошка.
Женщины спасаются бегством.
– Ну все, братва, – облегченно говорит высокий тип в красном модельном костюме и красных же ботинках. – Третий раз уже отбились.
– Трудновато сегодня, – бормочет толстенький карлик, облаченный в широкую рясу боевого монаха.
– Куда там трудно? – хмыкает четырехрукий демон в зеленых шортах и белой майке. На белоснежной груди у него написано "Скотский шовинизм – наше всё". Точечки над буквой "ё" исполнены в виде сосков. – Два года назад не то, что ворота сломали, даже стену повредили и выбили дверь.
– Да уж, пришлось тогда объяснять Управлению, откуда у нас два десятка женских трупов перед входом, – хихикает бармен.
Это здоровяк-вороноборотень в оранжевом фраке. На согнутом локте у бармена покоится тяжелый черный пулемет системы "Гауклинга". Из-за спины выглядывает внушительный топор. На голове у вороноборотня возвышается настоящая треуголка, словно у капитана дальнего плавания. Мой дед служил во флоте, бороздил по океанам вокруг Бей-Буяна, потому мне без труда удается распознать этот атрибут морского дела.
Я нахожусь в просторном, ярко освещенном помещении. В отличии от большинства валибурских кабаков, здесь довольно чисто, пол практически не заплеван. На кремовых стенах висят красочные картины с изображением батальных сцен и просто с пейзажами других миров. Между высоких колонн, которые упираются в куполообразный золотистый потолок, расставлены маленькие круглые столики. На каждом покоится изумрудная скатерть, пепельница, маленький вазон с полевыми цветами. Вдоль западной стены, прямо от входа в таверну, тянется обширная стойка. Она уставлена многочисленными бочонками, сосудами, бутылками и графинами со спиртными напитками. Все это благолепие слегка отдалено от края стойки. Со стороны зала рядом с широкой столешницей стоят высокие деревянные стулья. Можно счастливо усесться за стойку и радостно взирать на близость алкоголя. Ну и вкушать, конечно же.
Последи бутылок и бочонков виднеется небольшое свободное место. Там и восседает владелец таверны. Он близоруко щурится, то и дело поправляет двумя пальцами свою треуголку. Словно проверяет, на месте ли она. Зовут вороноборотня Бьёрни Каркович Обзоррин, он владеет здешним клубом без малого четыреста лет. Именно об этом он сейчас и рассказывает.
– Веришь, Андрюха, – говорит он, обращаясь ко мне. – Мы тут уже не первое столетие обороняемся от свирепых баб. Они довольно часто называют нас "мужскими шовинистами". Отсюда и название таверны.
– Понятно, – хватаю предложенный "за счет заведения" стакан и вливаю в себя живительную порцию амброзиума. Крепкий напиток приятно будоражит, невидимыми пальцами массирует мозги, согревает позвоночник.
Разглядываю посетителей. Встретившие меня парни – постоянные клиенты и вышибалы заодно. Они радушно принимают меня в свою компанию и предлагают сыграть в "Колдочко" на интерес. Отказываюсь, потому что знаю свою азартную натуру. Если со временем игра перейдет из "интереса" в "на деньги", я рискую лишиться одежды, даже тюремные тапочки снимут.
К моему удивлению больше в таверне народа не наблюдается. Интересуюсь этим вопросом.
– Ряды мужиков-шовинистов редеют, – тяжело вздыхает Бьёрни. – Кто-то женился, кто-то пал в неравном бою при обороне таверны.
– Это как?
– Видишь ли, мой кабак штурмовали еще с вечера. Большинство клиентов посчитало, что война такого не стоит. И все они разошлись по домам – делать приятное женам. А мы, холостяки, остались до последнего.
– Понятно, – киваю и опорожняю второй стакан "от заведения". – Веришь, глубокоуважаемый Бьёрни, записывай меня в ваши ряды. Мне тут невероятно понравилось!
– Лады! – соглашается бармен. – Вот только скажи мне, как у тебя предстоят дела с законом?
– Не слишком, – неопределенно вздыхаю. Чего мне скрывать от этих замечательных мужчин. – Пару часов назад я убежал из тюрьмы.
Наступает звонкое молчание. На одной из колонн начинают позванивать музыкальные часы. Из маленькой дверцы выбирается крохотная серая мышка.
– Пи-пи, – говорит она. – Пи-пи. Два часа второвечерника. До первоутрия осталось пять часов.
Дверца закрывается, все смотрят на нее.
– Герой! – оглушительным басом орет четырехрукий демон и всем ладонями хлопает меня по спине. От всей души поздравляет. Едва не испускаю дух.
– Вот это да! – восхищается высокий тип в костюме. – Неужели среди нас теперь есть настоящий преступник!
– Государственный! – изумленно вскрикивает Бьёрни. – Народ, он настоящий го-су-дар-ствен-ный преступник!
– Троекратное ура герою! – дружно выкрикивают шовинисты.
Я не совсем понимаю их радость, но в расспросы не вступаю. Мало ли, чего им во мне понравилось?