Татьяна Томах
О, БОЛОНЬ, ВЕЛИКИЙ И ПРЕКРАСНЫЙ
- О, - простонал Олег, пытаясь открыть левый глаз. Правое веко было крепко приплюснуто между щекой и столом и потому подниматься никак не желало. Левое же оказалось настолько тяжелым, что впору было звать на подмогу Виевых помощников.
Попытка удалась с третьего раза. Ну, как у всех русских народных богатырей.
- О, - Олег удивленно обозрел открывшийся пейзаж. Вид был странен и на первый взгляд необьясним. В самом центре мироздания, заслоняя все прочие смутно различаемые предметы, вздымалась ввысь величественная башня мутновато-зеленого цвета. На сияющем округлом боку башни изогнулась в готическом реверансе та самая буква, в произношении которой Олег упражнялся последние несколько минут.
- О, - старательно и уже привычно, прочитал он. - Болонь.
"Пиво", - догадался Олег. И немедленно преисполнился умильной благодарности к окружающему миру и человечеству. В общем - ко всем изобретателям, производителям и распространителям волшебного золотистого напитка; и в частности - к тому заботливому индивидуму, который додумался поставить эту замечательную бутылку прямо перед Олеговым носом. Как раз тогда, когда язык похож на наждачную бумагу, а горло - на пересохший до скрипа кожаный бурдюк кочевника после многодневного перехода по пустыне. Вот так бредешь себе - и вокруг только пыль и песок. На одежде, на лице, на зубах. От горизонта до горизонта. С утра до вечера - желтый песок, а с вечера до утра - серый. И вдруг - оазис. Пальмы, фонтаны, гурии. Пиво. Первый глоток - жадный, торопливый, похож на горсть колючих льдинок. Второй - нежный, как шелк, в третьем - головокружительная горчинка… Олег уже представлял, как прохладная пенящаяся жидкость поглаживает его раскаленное горло; и уже настойчиво тянулся непослушной рукой к свету зеленой башни… Свет померк. Осознание реальности было, как всегда, внезапным и горьким. Ни оазиса, ни пальм, ни гурий. Бутылка была пуста. Заботливый индивидум, водрузивший ее перед Олеговым носом, оказался гнусным насмешником. Негодяем, которому бы только поиздеваться над умирающими от жажды. Безмолвная буря гнева и отчаяния окончательно истощила силы. Рука, так и не добравшись до подножия вожделенной башни, опять распласталась на столе. Левое веко сползло на прежнее место свинцовой заслонкой. Мир был пуст, человечество - жестоко.
В следующий раз Олег пробудился от противного и методичного скрежета. Наверное Казимир опять точил когти о платяной шкаф, надменно презрев специальную дощечку, приколоченную к стене как раз для таких кошачьих упражнений. Полированный шкаф его величеству нравился больше. Воодушевленный справедливым гневом на несносную животину, Олег двинулся решительно и мощно.
- О, - повторил он любимое сегодня восклицание, опять упираясь взглядом в одноименную букву на этикетке.
"Оля ушла", - вспомнил он. И испытал непреодолимое желание вернуться в прежнюю позу - щекой к столу, взглядом в темноту. В небытие. В зеленовато-полупрозрачную пустыню, в которой не было пива, оазисов и гурий - но не было и памяти. Оля ушла. Упаковала отчаянно мяукавшего и чуявшего неладное Казимира в его импортный платмассовый дом-коробок. А потом, рассеянно шаря сухо блестящим взглядом по стенам, - мол, не забыла ли чего? - сказала (не то в эти стены, не то Олегу):
- Наверное, он будет скучать по тебе. Но ведь ты его голодом заморишь. Да что это я… Это ведь вообще мой кот.
После этих слов Оленькины губы задрожали. И вот тут надо было падать на колени, умолять о прощении, ловить растерянные Олины ладошки… Потому что тогда еще, наверное, можно было ее удержать. А Олег так и не пошевелился. И просто стоял и смотрел, как она уходит. А потом ему захотелось завыть, глядя в закрывшуюся за ней дверь. Возможно, он так и сделал. Память заботливо сгладила воспоминания об остатках вчерашнего вечера, сохранив только фрагменты. Дождь, незнакомые улицы, пьяные Олеговы рыдания на плече некого безликого незнакомца, невесть откуда взявшийся школьный друг Сеня с авоськами, полными звенящих бутылок…
Оля ушла. Значит, кот Казимир в данный момент никак не может кровожадно полосовать когтями полировку шкафа. А если он это делает, значит…
- О, - с надеждой воззвал Олег, с трудом преодолевая спазм в пересохшем горле. - Оля?
Он рванулся вперед и вверх, презрев мучительную боль в онемевшем теле, опрокинул табуретку, покачнулся и ухватился за стол, восстанавливая равновесие. Когда разноцветные круги, заплясавшие в глазах наконец угомонились, Олег разглядел батарею опустевших бутылок и замысловато сложенную рядом башенку из жестяных пивных крышечек. От сотрясения стола башенка дрогнула, и крышечки с жалобным звяканьем покатились на пол.
Оли нигде не было. Зато напротив Олега, вальяжно развалившись и с неодобрением наблюдая за разваливающейся башенкой, сидел какой-то человечек. Человечек был зеленый. "Горячка, - решил Олег. - Белая. Если зеленые человечки - значит, горячка белая". До такого Олег еще никогда не допивался.
- Ну, так что, может я пойду? - почему-то брюзгливо спросил гость. Олег немного поуспокоился, разглядев, что тот зеленый только частично. То есть, цветом одежды. Башмаки, штаны, мешковатый пиджак, шапочка пирожком - и даже залихватское перо на шапочке.
- А Вы… ээ? - вежливо, но все же несколько растерянно поинтересовался Олег. В обрывочных воспоминаниях вчерашнего вечера человечек не присутствовал. На школьного друга Сеню он вроде тоже был не похож.
- Болонь я, - по-прежнему брюзгливо сказал человечек, мимоходом дотрагиваясь до края шапки-пирожка.
- Какая болонья? - испугался Олег, в один миг вспомнив затхлый карбофосный запах, змеиный шелест в шевелящихся сумерках шкафа и свой собственный отчаянный вопль, когда ползучая гадина добралась-таки до него и обвила скользким хвостом шею. Прятки. Кошмар детства.
- Болонь, - отчетливо и сердито повторил человечек. Опять потрогал свою шапку и хмуро и выжидательно посмотрел на Олега.
Олег растеряно промолчал.
- Гм, - человечек поерзал на стуле. - Так я еще нужен? Или я уже пойду.
- Ну… э… я не знаю…
- Начинается. - Человечек с кряхтением слез со стула. - Сначала вызывают, потом сами не знают, чего надо. - Его голос, переполненный укоризной и отчаянием, дрогнул - как будто он собрался заплакать.
Олег смутился.
- Вызывали? Да я разве… - попытался он оправдаться.
- А магический знак из зеленого хрусталя и крылатых чудовищ? А молитва, возглашенная искренне и восторженно?
- Молитва? - переспросил Олег. Насчет магического знака, покосившись в сторону рассыпавшейся жестяной башенки возле батареи бутылок, он уже почти догадался.
- Ну как же. Вот эта. О, Болонь, великий и прекрасный, - с подвыванием возгласил человечек, прикрыв глаза. - Ну, тут вы обычно сокращаете. Современные нравы. Молодежь. Вечно куда-то торопитесь. Ну это понятно. Урбанизация. Другой ритм жизни. Да, гм. Так будем еще думать или я уже пойду?
- Думать? Я? - изумился Олег.
Болонь смотрел на него нетерпеливо и досадливо. Как профессор на самого тупого недоумка-первокурсника.
- А… Вы… - формулировка собственных мыслей давалась Олегу в это странное утро с большим трудом. Точнее - почти совсем не давалась. Горло пересохло, голова гудела. И в общем-то было не до мыслей и не до формулировок. И не до зеленых человечков по имени Болонь.
- Я? - человечек гордо выпрямился. - Джинн я. Одножеланный. Ну, или пивняк по-вашему.
- Какой пивняк?
- Ну, водяника знаешь? Водяного, то бишь? Вот молодежь. Ну, это который по воде главный. А я - пивняк. Значит - он по воде, а я - по пиву. Понял?
- По пиву - понял, - согласился Олег. - А почему джин… э… желанный?
- Одножеланный, деревня. Одно желание, значит, у тебя. А будешь долго думать - так и ни одного не будет. Думаешь, магический знак и молитву ты один сотворять умеешь? Так что некогда мне тут рассиживаться. Вызовов много. Да и грифон устал. Паркет вон у тебя скользкий, у него когти портятся. А грифон у меня верховой, породистый, чистокровный.
Осознать услышанное Олег пытался долго и мучительно. На каждое мыслительное усилие голова отзывалась болью. Более всего он склонялся к тому, что это таки галлюцинация, порожденная жестоким похмельем и болезненным желанием выпить прохладненького пива с пресловутым названием "О, Болонь".
"Значит, вдобавок ко всему, грифон. - Олег прислушался к ритмичному скрежету в прихожей. - Казимира мало. Теперь еще и грифон будет о шкаф когти точить".
- Так это что, я могу загадать желание? - с некоторым ехидством поинтересовался Олег у галлюцинации, догадываясь, что в ответ на такую наглость, галлюцинация, скорее всего испарится. И есть надежда, что испарится она вместе с грифоном.
- Одно, - уточнил Болонь-галлюцинация. - Единственное. Попрошу как следует подумать. Чтобы потом не рыдать, волосья на голове не рвать, в колодце не топиться.
- В колодце не буду, - пообещал Олег, еще более убеждаясь в сюрреалистичности происходящего. И задумался. "Единственное желание. Интересно, а если взаправду? Раз в жизни предлагают выполнить одно-единственное желание. И больше никогда не предложат".
- Хочу, чтобы Оля вернулась, - выпалил он на одном дыхании.
- Ну опять, - скорбно вздохнул Болонь, закатывая глаза. - Сказано же - пивняк я. Значит, о пиве и загадывай. Присушить кого-нибудь к пиву, обратить, отвратить… не, этого не буду делать… Сосуд опять же можно неиссякаемый…
- Это как? - почти разочаровано поинтересовался Олег.
- Как дети, - опять вздохнул Болонь. - Можно прикосновением, можно предметом.
- Это значит, я до чего, например, левым мизинцем дотронусь - в пиво превратится? - догадался Олег.
- Значит, - согласился пивняк. - Э! - прервал он восторженный взмах Олеговой руки. - Вот это настоятельно не рекомендую. Прецедент был. Историко-мифологический. Размахался один руками. Все бы ничего, пока сам в себя не ткнул. Так и истек, бедняга, пивной лужей.
- Так это вроде про царя, который в золото превратился…
- Я и говорю - мифологический. Переврали все уже.
- Ну, тогда, может это… сосуд неиссякаемый.
- Вот это правильно, - одобрил Болонь. - На этом и остановимся. Образ сосуда, пожалуйста. Ну, что неиссякаемым-то делать?
…В самом центре мироздания, заслоняя все прочие смутно различаемые предметы, вздымалась ввысь величественная башня мутновато-зеленого цвета. На сияющем округлом боку башни изогнулась в готическом реверансе первая буква названия.
- О, - осторожно и взволнованно произнес Олег сообщенное ему пивняком под страшным секретом заклинание. - Болонь.
Первый глоток - жадный, торопливый, похож на горсть колючих льдинок. Второй - нежный, как шелк, в третьем - головокружительная горчинка… Вода, превращенная в пиво.
"Интересно, а там, у них, - подумал Олег, разглядывая этикетку с реквизитами производителя, - тоже сосуд неиссякаемый? Тоже волшебство? Заклинания?"
Голова была легка, и мысли скользили непринужденно и стремительно, выстраивая перед Олегом воздушные замки на вполне реальной основе. Один - прекраснее другого. На хрустально сияющем фундаменте неиссякаемой пивной бутылки. "Пивоварня! Тысячи бутылок пива в день! Эх, надо было сосуд из ведра, что ли, просить. Повместительнее. Верно Оленька говорит: непрактичный я. Оленька… - Олег зажмурился - с блаженной улыбкой слушая скрежет ключа в двери. Веря и не веря. - Опять - галлюцинация?"
- Я так… ждал, - он дотронулся губами до ее прохладной щеки, с наслаждением вдыхая аромат Оленькиных волос.
- Ой, Олежек, я думала-думала… Дай пальто-то снять. Вот, возьми. Подожди, я Казимира выпущу. Ты ведь не виноват? Ну, наверное, да. Ну… ты просто в самом деле такой непрактичный. И неудачник. И… просто так все складывается. И я устала от этого. Но ведь когда-нибудь и тебе подвернется какой-нибудь шанс. Так не бывает, чтобы ни разу в жизни не было ни одного шанса. И все будет хорошо, да?
- Конечно, конечно, Оленька, - улыбаясь, он обнимал ее тоненькие плечи. И думал: "Рассказать ей сейчас? Или позже? А может сначала все сделать - пивоварню, или там, бар - а после - рассказать?"
- А знаешь, Олежка, даже если ничего и не получится… Все равно не важно. Я ведь тебя люблю. И это, наверное, самое главное, да? Ой, что это там упало? Олег?
Олег поворачивался медленно и неохотно, в который раз за это утро ощущая себя во сне. На этот раз - кошмарном.
Казимир, виновато прижав уши, встряхнул мокрую лапу и попятился под тяжелым взглядом хозяина. Остатки пива шипели и пенились на зеленых осколках сосуда неиссякаемого.
- Что там, Олег? Последнее пиво? Ну, Казик, какой ты нехороший. Олежка, хочешь пойдем сейчас в магазин… Ты ведь вчера не ужинал, а? И пива тебе еще купим, хочешь?
"Не стоит, чтобы Оленька сейчас видела мое лицо. Не стоит".
Олег, не оборачиваясь, поймал ее теплую узкую ладошку.
- Я так рад, что ты вернулась, - тихо сказал он. - Я так рад. Правда. - И повернулся, улыбаясь, навстречу ее улыбке и блестящим глазам. И уже почти забыв про осколки - обломки воздушных замков, величественно и печально мерцающие за его спиной.
Аделаида Фортель
СЧАСТЛИВАЯ ПОТЕРЯ ОРЛАНДИНЫ
В полночь я вышел на прогулку,
Шел в темноте по переулку.
Вдруг вижу - дева в закоулке
Стоит в слезах.
"Где, - говорю, - тебя я видел?
Кто, мне скажи, тебя обидел?
Забыл тебя?
Ты Орландина, ты судьба моя,
Признайся мне, ведь я узнал тебя"
"Да, это я".
Алексей Хвостенко
Ух ты! Ну, ни фига себе - все, как тогда! От неожиданности я даже выронил из рук мраморного слоника. Он упал на асфальт и, лопнув на осколки, раскатился в разные стороны. Отбитый хобот белел теперь возле моих ботинок, как поставленная кем-то запятая.
Запятая, не жестокая точка, прижигающая пятном йода отрезанный щенячий хвостик, это продолжение предложения, связующее звено, абордажный крючок, который выпал мне совсем случайно. По закону, согласно которому дуракам всегда везет. Он зацепился за параллельную реальность, и теперь все, что мне осталось сделать - перепрыгнуть на борт другого корабля. Вернее, я уже перепрыгнул. Ведь сейчас все - как тогда. И белые ребристые лавочки на тяжелых гнутых лапах, и уличное кафе, скрытое в зеленой листве логотипов "Оболонь", и висящий на фасаде театра муляж альпиниста возле огромной надписи: "Посетите выставку восковых скульптур". Ходит ходуном еще не списанный в утиль надувной клоун-раскоряка, барахтаются и визжат в его чреве беззаботные детишки. Рвутся в небо воздушные шарики, схваченные за хвостики молодым парнем в бейсболке. И, устало облокотившись на пики ненадежной решетки, стоит на своем исконном месте старое дерево.
Еще не распроданы шарики, не разорилось кафе, и до поры, до времени не рухнуло дерево, разрывая трамвайные провода и выбивая мощной кроной два окна на первом этаже. В комнату пока не хлынули осколки и не вонзились в старческое горло, перерезая вместе с артерией жизненную ниточку одинокой старушки. Старушку ничуть не жаль. И не только потому, что старая стерва еще жива и сверлит меня жадным взглядом через крохотную дырочку в занавеске. Она точно тут, хотя неподвижные портьеры ничем не выдают ее присутствия. Она смотрит всегда, слушает, запоминает, все знает и доносит, куда надо. Сколько скандалов, разводов, истерик, нервных срывов и выдранных солдатским ремнем детских задниц на ее счету - не счесть! Она не просто старушка, она - извечный демон зла в дряблом мешке старческой плоти. Зло не остается безнаказанным - это еще один закон. Строгий и безжалостный, заставляющий скорпионов жалить себя в голову. Екатерину Эдуардовну погубило не дерево и не нелепая цепь случайных совпадений, а копившееся вокруг нее многие годы облако концентрированного зла. Оно отравило воздух комнаты, проникло в каждую червоточинку дряхлой мебели, впиталось в обивку кресла, втопталось в ковровые дорожки, запуталось в кружевной паутине вязаных салфеток и покрыло пылью мраморных слоников на комоде. Впрочем, почему погубило? Погубит.
Ты жива еще, моя старушка… Это не надолго, можешь мне поверить. А пока жива, я, пожалуй, возьму реванш. Пусть мелкий, но с паршивой овцы, в которую я превратился, и того достаточно. Я повернулся спиной к неподвижному окну, отошел на пару шагов, чтобы зритель ничего не упустил, расстегнул джинсы и быстро сдернул их вниз, сверкнув оттопыренной голой задницей прямо демону в лицо. Как видишь, жив и я - привет тебе, привет! Повилял по-собачьи, почувствовал, как шлепает по ляжкам мошонка, представил, как за занавеской задыхается от возмущения старая перечница и удовлетворенно натянул штаны.
Сбоку кто-то радостно хрюкнул. Девица подросткового периода. Уставилась на меня сияющими от радости глазами, рот раззявила в поощрительной улыбке - ждет продолжения номера. Иди отсюда, девочка, не мешай. Я тут не просто старушек развлекаю, я тут делом занят. Самым-самым в жизни важным.
Я оглянулся по сторонам. Ну что, холостые и разведенные господа-петербуржцы, кому счастья отвалить? Не скупясь, насыплю полную жменю, как базарная баба семечек - ешь-грызи от души. Налетай народ возрастной категории от восемнадцати до восьмидесяти - товар нечастый! Во все времена - дефицит. Правда, получить мой подарок может только кто-то один. А потому, не тормози, о, счастливчик! Все-таки, нелепое слово - счастливчик. В детстве казалось до ужаса неприличным - счастливчик-лифчик. Золотые были времена! Все мы еще не успели стать подлецами, мерзавцами и подонками. Максимум, что могли воспроизвести девичьи ротики - округлое "дурак". А жопы по уверению родителей не существовало вовсе. Сейчас эта мифическая жопа разрослась и заполнила всю мою жизнь без остатка. Впрочем, не совсем так. Заполнила бы. Если бы не этот шанс, случайно выпавший лотерейным билетиком из сияющего барабана фортуны. И я его теперь ни за что не упущу. Хоть и сам не использую. Еще один забавный парадокс, который так же нелеп, как и постоянно проскальзывающая глагольная форма прошедшего времени в рассуждениях о будущем. Ну, бог с ними, с парадоксами, пора. Раз-два-три-четыре-пять, иду везунчика искать. Кто не спрятался, я не виноват.
Итак, кто не спрятался? Номер один - толстяк в синей майке. Сомлел на лавочке, пригретый майским солнышком. Неспешно потягивает пиво и потрошит пакетик с чипсами. И совсем не догадывается, что молоток, которым неумолимая судьба грохает по судейскому столу, завис над его головой и вот-вот обрушится на темечко. Чур, приговор в исполнение приводить буду я! Я уже ступил на тротуар, как толстяк вдруг поперхнулся, фыркнул, фонтаном разбрызгивая пиво, и закашлялся. Согнулся пополам, шея налилась кровью, бока трясутся в такт кашлю. Фу! Сейчас сблюет на песок, разотрет кроссовкой и поднимется с обгаженной скамейки, чтобы поискать себе новую. Необъятные ягодицы зажуют джинсы, а он этого не заметит. Так и подефилирует по аллее, вызывая злорадные смешки у сограждан. Нет, так не годится. Я же не просто билетик отдаю, я ищу себе замену. И, черт побери, пусть мой заместитель будет не лишен обаяния.
Смотрим дальше. Номер два - парень с шариками. Упс! - он уже не один. Рядом лижет мороженое похожая на подростка девчонка. И судя по его сияющему лицу - не просто коллега.