Вода была тёплой и неестественно синей, словно дно сплошь устилали сапфиры. В неё хотелось окунуться с головой. Сделав несколько шагов в глубину, Конрад почувствовал, что дно резко уходит вниз, и поплыл. Он неплохо плавал в земной жизни, но здесь вода сама поддерживала и несла его так легко, словно он ничего не весил. Каждое движение доставляло ему удовольствие. Он плыл, наслаждаясь этими удивительными ощущениями и свежим запахом моря. Опомнившись, он оглянулся и пришёл в ужас: вдали, за колышущимся синим пространством, едва виднелась серая полоска.
Конрад повернул обратно, проклиная свою беспечность и вместе с тем недоумевая, как за такое короткое время ему удалось настолько отдалиться от берега. Обратный путь был намного труднее. Очевидно, в этом месте проходило сильное течение, уносившее в открытое море всё, что оказывалось в его власти. Конрад не чувствовал усталости, но не замечал, чтобы расстояние между ним и далёкой полосой суши сокращалось. В нетерпении он напрягал все силы, но почти не продвигался вперёд. Охваченный страхом и досадой, он пожелал немедленно вернуться на берег. В мире развенчанного бога такого волевого усилия хватило бы для мгновенного перемещения, но здесь действовали иные законы.
Конраду казалось, что у него ничего не выйдет. Море не хотело отпускать его, лаская мягкой маслянистой прохладой. Намокшая одежда липла к телу, затрудняя движения. Он закрыл глаза и представил себя на суше. Картина была нечёткой, туманной, и всё-таки он не сдавался, помня чудеса, происходившие с ним во время бури. Его нога вдруг коснулась чего-то твёрдого. В испуге он дёрнулся и встал на каменистое дно. Вода доходила ему до плеч. Берег лежал перед ним: зелень холмов, тёмное золото скал и серебро песка. Необычно яркие, неземные краски делали пейзаж похожим на театральные декорации.
Преодолев бурлящий прибой, Конрад бросился ничком на горячий песок. Ничего лучшего он не мог себе представить. Он внезапно понял, что любит этот волшебный мир и счастлив в нём. Не о таком ли существовании мечтают люди, тяжким трудом зарабатывая себе на хлеб, одежду и жильё? Безумие земной жизни в том, что все её блага не может получить никто.
Конрад не был уверен, что хочет вернуться на землю. Его пугала неизвестность. Если ему предстояло возвратиться в тот мир, значит, и его короткая неудачная земная жизнь, возможно, была не первой, хотя он совершенно не помнил предыдущие. Были ли они лучше? Едва ли.
Отдохнув и просушив одежду, он побродил по берегу, а затем направился к холмам. Ему чудилось, что за ним наблюдают. Временами ощущение становилось настолько ясным, что он невольно оглядывался, но нигде вокруг не замечал никаких живых существ.
Он шёл по заболоченной равнине. Почва под ногами проседала, наливаясь мутной водой. Высокие, по пояс, травы скрывали мелкие озерца с мягким вязким дном. В один из таких водоёмов он провалился по колена и с трудом выбрался.
Болота незаметно переходили в луга. Всюду в траве пестрели неведомые цветы, похожие на разбросанные ветром лоскутки красной, синей, жёлтой и белой материи. Справа и слева равнину обступали холмы, покрытые хвойным лесом. Впереди лес стоял чёрной стеной, преграждая путь к подножиям двух холмов-близнецов с круглыми вершинами и пологими склонами. Небо в той стороне окутывала голубоватая дымка. Поначалу Конрад принял её за туман, но вскоре разглядел мутно-прозрачные полосы, наклонно протянувшиеся к земле - струи дождя. Облако было небольшим и светлело на глазах, отдавая последние силы. Ещё немного, и дождь прекратился, но, представив, как мокро и неприятно сейчас в лесу, Конрад решил прервать прогулку. Обратно он возвратился тем же способом, каким добрался до берега, причём на этот раз перемещение удалось ему значительно легче: в новом мире он начал осваиваться.
Он оказался возле родника. Холодные, сверкающие струи падали со скалистого утёса, текли по проложенному ими в песке неглубокому руслу и вливались в море. Конрад омыл исколотые болотной травой ноги и сел на прибрежные камни. За его спиной высился отвесный склон холма, на вершине которого шумели деревья. В неярком рассеянном свете шли к берегу ровные ряды волн. Воздух был пропитан запахом моря и свежей травы. В плотном лучистом сиянии, скрывающем даль, не просматривалось ни паруса, ни скользящей над морем чайки. Внезапная тоска по живым существам охватила Конрада. Путешественник, заброшенный на необитаемый остров или в бескрайнюю пустыню, видит и слышит разнообразных представителей животного царства. Человек, погребённый заживо, окружён мерзкими подземными тварями. Но в этом мире не могло быть никаких созданий, кроме тех, что грезились его единственному обитателю, появлялись и вскоре исчезали без следа.
Конрад представил большого чёрного муравья, ползущего по искрящемуся песку. Муравей шевелил усиками, обследуя пространство вокруг себя. Наблюдая за своим творением, молодой колдун заметил, что оно в точности выполняет его желания. По мысленному приказу муравей остановился, будто задумавшись о чём-то, повернул обратно, вполз на торчащую из песка ветку и побежал по ней. Ветка качалась от ветра, шевеля скорченными обломками сухих листьев.
- Осторожно, не сорвись, - мысленно произнёс Конрад и услышал такой же беззвучный ответ:
- Я держусь крепко.
Муравей был частью его сознания. Конрад подставил ладонь. Муравей переполз ему в руку и серьёзно взглянул на него. Под этим пристально-изучающим, критическим взором сыну ведьмы стало не по себе.
- Сильный ветер, - услышал он. - Меня сдувает.
Конрад повернул кисть и немного согнул пальцы, прикрыв своего крохотного собеседника.
- Ты бы лучше увеличил меня, - посоветовал муравей. - Нам было бы легче общаться. Твои пальцы нависают надо мной как брёвна, и мне жутковато.
Конрад усмехнулся: прекрасное развлечение в необитаемом мире - умные беседы с самим собой в двух лицах, одно из которых, притом, не человеческое!
- Насколько же ты хочешь вырасти?
- Настолько, чтобы не опасаться ветра.
- Вчера я боялся его не меньше, чем ты.
- Вчера?
- Ты считаешь, что это было сегодня? Я потерял счёт времени. Что сейчас - утро, день или вечер? И наступит ли когда-нибудь ночь?
- Пожелай, и наступит.
- О нет! Я бы не хотел остаться в темноте.
- Где твоя синеглазая дьяволица? Почему она ушла?
- Если знаешь, скажи. - Конрад помрачнел. Он старался не думать о богине, но воспоминания о близости с ней и её внезапном предательстве то и дело врывались в его мысли, обжигая едким ядом обиды и необъяснимого стыда.
- Только не вздумай сжать пальцы! - испугался его собеседник. - Если ты меня раздавишь, это не поможет тебе вернуть её. Она ушла, потому что боялась тебя.
- Боялась? Какая чушь! Что я мог ей сделать? Одна её мысль, и я бы свалился на дно преисподней.
- Она любит тебя и никогда не сбросит в ад, хотя твоя кровожадность ей отвратительна. Вспомни, как она убеждала тебя отказаться от крови! Если бы ты послушался, то не попал бы на этот остров.
- Откуда ты знаешь, что это остров?
- Вижу. Он окружён не морем, а жёлтым туманом, за которым ничего нет - пустота. Не веришь? Посмотри сам.
Конрад попытался мысленно проникнуть вглубь лучистого сияния, скрывающего горизонт, и ощутил тёплую, вязкую структуру. Чем дальше, тем плотнее, ярче, горячее она становилась. Не в силах выдержать этот всеобъемлющий свет, он вырвался из жаркого золотого пространства.
- Убедился? - спросил муравей. - Не сжимай ладонь!
- Ты думаешь, что я тебя раздавлю? Но ты же часть меня. Разве я смогу тебя убить?
- У меня своё собственное тело. Оно очень маленькое в сравнении с твоим, и я не хотел бы его лишиться из-за твоей неловкости. Возможно, я не исчезну окончательно, но уже не буду существовать отдельно, а мне нравится беседовать с тобой. Тебе нужен друг, с которым ты мог бы советоваться при необходимости, для этого ты и создал меня, верно?
- Да, пожалуй, но если бы я предполагал, что ты будешь таким разговорчивым, то придал бы тебе форму, более приятную для глаз. Может и вправду переделать тебя? Хочешь превратиться в хорошенькую девчонку?
- У тебя не хватит сил для такого преобразования.
- С чего ты взял?
- Странный вопрос, ты ведь сам сказал, что я часть тебя. Твоё тело тает, становится прозрачным, кожа и волосы уже не светятся, как прежде. Тебе надо немедленно восстановить силы.
- Ты прав. - Конрад вдруг почувствовал, что безумно голоден. До тех пор он не замечал этого. Его внимание было сосредоточено на других вещах. Но прежде чем он успел подумать о том, где раздобыть пищу, случилось нечто странное: камни, песок, ветки, раковины, волны прибоя, скалы задымились, утратив ясность очертаний. Воздух заиграл радужными переливами. Каждый цвет обладал тончайшим запахом, оставляющим во рту особый привкус.
Конрад огляделся. Как это ему раньше не приходило в голову? Здесь всё поддавалось изменению, любой несъедобный предмет мог превратиться в изысканное лакомство. Не надо было ни искать, ни выращивать, ни готовить пищу. Требовалось лишь небольшое волевое усилие, чтобы вызвать к жизни образ со всеми его земными свойствами.
- А ты думал, что тебе придётся жевать коренья и жарить грибы на костре, если поблизости нет ни одного бедолаги?
- Будешь смеяться надо мной - прихлопну, - сердито пообещал Конрад. Как ни странно, он больше не испытывал тяги к крови.
- Лучше пригласи меня на обед. Увидишь нечто интересное.
- Как ты вырастешь до непотребных размеров и превратишься в чёрное шестилапое чудовище с железными челюстями? Не-ет, не хочу! Я боюсь насекомых. Давай договоримся сразу: ты примешь человеческий облик. Можешь стать моим двойником, мне будет приятно смотреть на свою копию. Себя-то я, видно, любил больше всего на свете, раз остался здесь один и вынужден двоиться, чтобы поболтать хоть с кем-нибудь…
- Так о чём же ты беспокоишься? У тебя хороший, прочный дом, вокруг такая красота, рядом ни врагов, ни друзей-завистников. Приготовь себе роскошный обед. В два горла влезет больше, и главное, оба - твои.
- Мой лучший друг - болтливый муравей. Ладно, послушаюсь твоего совета.
Конрад осторожно пересадил своего собеседника на ветку, поднял плоскую, как крыло бабочки, половинку раковины и отряхнул от песка. Жгучий свет, изливающийся с неба, и резкий ветер высушили её, приглушив яркий блеск перламутра, и всё же она была удивительна: голубые и розовые линии на её внутренней поверхности напоминали волны на закате, золотые пятна - острова. Несколько мгновений Конрад очарованно любовался этим загадочным рисунком, потом начал медленно рассеивать раковину. На его ладони заклубилось лёгкое радужное облако, послышался едва уловимый тонкий звук, словно отломили кусочек хрусталя. Конрад поднёс ладонь к губам и вдохнул нежный, ни с чем не сравнимый аромат. Тёплый, сладкий вкус. Непредставимое чудо. Он увидел белую вспышку. Плотный, как молоко, свет охватил его, растёкся по телу волной удовольствия.
Мельком глянув туда, где оставил муравья, Конрад не поверил своим глазам. На песке, щурясь от ветра, сидел маленький, с ладонь, белый ангел. Он был в широкой накидке с капюшоном. Льняные волосы вились вокруг нежного личика.
- Это я. - Ангел смотрел на колдуна большими тёмно-серыми глазами. - Ты ведь хотел увидеть меня в другом облике.
Конрад с благоговейным трепетом наклонился к нему и осторожно взял в руки.
- Я нравлюсь тебе? - спросил ангел.
- Ещё бы! - у него были черты развенчанного бога.
- Унеси меня в дом. Здесь такой сильный ветер!
Конрад нёс её, обнимая так бережно, словно она могла растаять от грубого прикосновения. Почему-то он сразу решил, что в этом удивительном создании преобладает женское начало. По крайней мере, ему хотелось, чтобы было именно так. В его руках она была тёплой и невесомой.
Войдя в дом, он зачем-то запер дверь на засов и поднялся в мансарду. Он посадил девочку-ангела на стол и коснулся губами её пышных волос. Она улыбнулась:
- Боишься меня?
Конрад удивлённо взглянул на неё, но, подумав, кивнул. Он что-то хотел сказать ей, но в тот же момент забыл, что именно.
- Я - это ты, - укоризненно сказала она, - здесь нет никого, кроме тебя.
- Но я… не ожидал… Ты похожа на неё…
- Как и ты.
На мгновение Конрад увидел себя со стороны, будто неведомая сила вывела его из тела. Собственный облик поразил его: высокая тонкая фигура в длинном сером балахоне, волнистые бледно-золотые волосы ниже плеч, лицо ангела…
- Это и вправду я?
Девочка кивнула.
- Конечно.
Он бросил быстрый взгляд в угол, где ему почудилось какое-то движение, и вновь посмотрел на неё. Но она уже не сидела на столе, кутаясь в белый пух своих волос, а стояла на полу во весь свой внезапно увеличившийся рост: стройная, полупрозрачная, словно выточенная из дымчатого хрусталя. Конрад невольно попятился. Она смотрела на него в упор глубокими тёмными глазами.
- Боже, - только и смог произнести он, когда она шагнула к нему и взяла его за руки.
В её зловеще-пленительном, хотя ещё не полностью сформировавшемся образе он уловил тень зла, которого не замечал в себе, но которое отвратило от него покровительницу и бросило его самого в глубину чистилища.
"Но ведь я не успел… я так мало прожил…"
Его смятённое сознание захлестнула волна беззвучного смеха. Смеялись угрюмые холмы, прибрежные скалы, море и выцветшее небо. Помрачение нашло на Конрада: из его памяти стёрся след мимолётного ужаса, который он испытал при виде фурии, вызванной им к жизни. Она менялась с удивительной быстротой. Бескрылый ангел превращался в хорошенькую девушку. Силы Конрада перетекали в неё. Ему хотелось раствориться в ней, стать ею полностью, навсегда. Его сознание двоилось. Он видел себя её глазами. Странные образы мелькали в его воображении: Клоримен, танцующая в таверне, её босые ноги, скользящие по грязному полу… Разве когда-нибудь она танцевала босая?.. Тонкий браслет, поблескивающий на её запястье… Неподвижная тень за её спиной… Предчувствие смерти. Нет, быть этой девушкой не согласился бы никто. Её гибкая красота не могла окупить нищету и уязвимость. Зачем портовой шлюхе такие прекрасные руки? Это привилегия аристократки.
Длинный шлейф тяжёлого платья из красного бархата и белого атласа стелился по начищенному до зеркального блеска полу. Тугой корсет жёстко охватывал талию, делая её восхитительно тонкой. Узоры на корсаже блистали золотом и жемчугом. Такой женщиной хотелось быть. Она смотрелась в зеркало надменно, придирчиво - любуясь собой и одновременно сомневаясь, подходит ли красный бархат к её серым глазам и матово-белой коже.
Сколько времени длилось это безумие?
Когда Конрад опомнился, рядом с ним находилось не полувоздушное создание, а красивая молодая женщина, очень похожая на него.
- Ты счастлив? - спросила она, нежно обнимая его и целуя. - Ведь это именно то, чего тебе не хватало?..
В их мире не было смены суток. Тусклый день тянулся бесконечно. Иногда небо темнело, срывался холодный ветер или накрапывал дождь. Перемены погоды служили единственным ориентиром во времени: "до дождя" и "после дождя", "в шторм", "до и после шквала". Впрочем, обитатели этого заклятого места не скучали по земным рассветам, уютным вечерам и романтическим звёздным ночам. Иллюзия, рождённая одиночеством, подарила Конраду странный опыт любви к самому себе.
Его подруга относилась к тому типу женщин, который всегда привлекал его: статная, очень женственная, но не жеманная, с нежной белой кожей, густыми, длинными, как у русалки, пепельно-русыми волосами и большими серыми глазами в окаймлении пушистых ресниц.
Он назвал её Луизой. Почему-то именно это сочетание звуков казалось ему наиболее подходящим для неё. Никогда ещё он не заглядывал так глубоко в собственную душу.
Их любовь была бурной и яркой, как водопад под солнцем, и ненасытной, как бездонная пучина. Они почти не расставались. Им было необходимо видеть и касаться друг друга, словно подсознательно каждый из них боялся, что предмет его страсти может внезапно исчезнуть. Конрад забывал о том, что находится в чистилище - настолько по-земному выглядела его спутница в своём простом сером платье. Чепец она не носила: собирала волосы в высокую причёску. Ей нравились украшения. Она делала их сама из цветных раковин. Тонкий браслет на её запястье, сплетённый из нитей с перламутровыми бляшками, напоминал Конраду о Клоримен.
Но Луиза была иной: рассудительной, сильной. Такую женщину едва ли убили бы за дешёвую безделушку. Конрад узнавал в ней себя, и всё же она была не просто его духовным двойником, а другой частью его личности, его женственным "я". Более мудрая и решительная, чем он, более склонная к магии и мистическим видениям, она властвовала над ним. Он уступал ей во всём, чувствуя её превосходство. В его отношении к ней соединилась привязанность к матери и страсть к высшей покровительнице.
Луиза часто целовала и обнимала его, шутила с ним, как с ребёнком. Ей нравились его волосы. Она любила их расчёсывать, и делала это бережно, словно каждая его волосинка была из золота. "Ты золотой, - смеялась она, - а я серебряная".
Конрада восхищали её руки - белые, гладкие, с тонкими суховатыми запястьями, маленькими, почти круглыми ладонями и длинными пальцами. Он испытывал неодолимое влечение к ней, когда она полусидела на постели, откинувшись на подушки и прикрывая левой рукой живот, а правой задумчиво поглаживая постель рядом с собой.
Раздвоение сознания постепенно перестало удивлять его. Он смотрел на себя глазами Луизы, думал о себе, как о другом человеке, не всегда замечая, что это её мысли о нём. Его минувшая жизнь была известна ей в мелочах и вызывала у неё досаду неудовлетворённости. Конрад не подозревал, что так тщеславен. На земле эта черта его характера не успела полностью проявиться. Луизу же одолевали именно те страсти, которые не нашли выхода в условиях его земного существования. Она мечтала о ярких шумных праздниках, королевских почестях, власти. Ей виделись дворцы, окружённые причудливым узором клумб и аллей, позолоченные кареты, свиты почтительных слуг. Силой воображения она создавала образы настолько реальные, что временами Конраду становилось не по себе. Он бродил по ослепительным залам, дивясь невиданной роскоши их убранства, катался в экипажах, обитых внутри бархатом и сафьяном, участвовал в праздниках, на которые съезжались разодетые гости, наслаждался экзотическими яствами и дорогими винами, о существовании которых не знал на земле.