Дань псам - Эриксон Стивен 3 стр.


Четыре улицы до "К’рул-бара" - если она идет в правильном направлении, в чем он ПОЧТИ уверен. Скоро покажется длинная извилистая аллея. Придется пройти ее, миновав слева задний двор Арсенала Третьего Круга, а справа забор общественной бани - высокий, солидный, но обшарпанный. В бане есть окошки только на верхнем этаже, узкие, неосвещенные. Почти совершенно темный проход.

Он убьет ее здесь.

* * *

Усевшийся на декоративную башенку одного из углов ограды Чилбес каменными глазами смотрел на диковатое местечко внизу. Обширный сад с прудом, недавно переделанным, но находящимся в небрежении; беспорядочно разбросанные, утонувшие во мху колонны. Прямо перед ним - корявые деревья с толстыми сучьями и жухлой темной листвой, заросшие у оснований пышной травой; извитая тропка ведет к расползшемуся приземистому дому, не похожему на другие строения Даруджистана.

Редко когда появляется свет за этими запертыми ставнями - тусклый, перемещающийся без видимой системы. Двери никогда не открываются.

Чилбес был гигантом для своего племени. Тяжелый как барсук, мощные мышцы под толстой кожей; крылья, слишком маленькие, чтобы легко поднять тело в воздух. Каждый взмах кожистых крыльев обычно сопровождался исходящим из пасти демона стоном.

В этот раз все было еще хуже обычного. Он не шевелился несколько месяцев, он восседал, спрятавшись от назойливых глаз, в сумраке под огромной веткой дерева, что стоит в дальнем уголке сада. И наконец заметил промельк движения, шорох шагов - от уродливого черного дома через тропу - земля взрывалась под стопами, отверзая череду жадных ртов, корни извивались, стараясь схватить беглеца… Чилбес понял, что стража его закончилась.

Тень скорчилась у низкой ограды Дома Азата, словно созерцая наползающие корни. Но еще через миг она поднялась и пропала, перелетев над стеной словно пятно жидкой тьмы.

Чилбес, кряхтя, простер трепещущие крылья, отряхнул грязь с перепонок между тонкими, похожими на ребра, пальцами - спрыгнул с ветки, сумев поймать воздушный поток - бешено забив крыльями, отчего стоны стали звучать особенно дико - и приземлился, тяжело ударившись о вязкую почву.

Разбрасывая ветки и листья, демон побежал обратно, к стене имения. Он слышал, как корни развернулись и ползут за ним. Чилбес вонзил когти в штукатурку и влез на обычный насест. Конечно, для страха нет разумной причины. Корни никогда не вылезали за пределы ограды Дома - он поглядел назад …

… и с визгом подпрыгнул, оказавшись в заброшенном саду имения.

"Ох, никто не любит демонов!"

Холодный воздух над прудом - крылья захлопали, подбросив его вверх. Демон пропал в очи.

Слово, да, слово хозяину. Самое важное слово. Такое неожиданное, такое обжигающее и опасное!

Чилбес что есть силы колотил крыльями. Тучный демон поднимался в небо над сине-голубым городом.

* * *

Зечан Бросок и Гиддин Быстрый нашли идеальное место для засады. Двадцать шагов по переулку, дверные ниши одна напротив другой. Недавно мимо прошли пятеро пьяниц, ни один не заметил неподвижно стоявших в чернильной тьме ассасинов. Они уже скрывались из вида. Путь свободен… просто шагнуть вперед - и прольется кровь.

Цели приближались. Оба тащили по глиняной корчаге и слегка пошатывались. Они, видимо, спорили - на языке, которого Зечан не знал. Малазанский? Быстрый взгляд налево. Пьяницы как раз вышли из переулка, слившись с пестрой толпой гуляющих.

Зечан и Гиддин проследили за целями от бара, видели, как те нашли торговку вином, поторговались хорошенько, передали деньги и взяли корчаги.

Значит, где-то по пути они откупорили вино. Иначе почему так громко ругаются? Тот, что повыше, что ходит словно на цыпочках и наделен синей кожей - Зечан хорошо видел только его - замедлил шаг, потом оперся на стену. Казалось, он готов извергнуть ужин наружу.

Но вскоре он оправился. Спор затих сам собой. Высокий распрямил спину и подошел к второму; судя по шелесту мусора, они шли бок о бок.

Просто идеально.

Все по плану. Без сюрпризов. Зечан обожает такие ночи.

* * *

Дестер рванулся за ничего не ведающей женщиной. Мокасины бесшумно касались мостовой. Двенадцать шагов, восемь, четыре…

Она развернулась, сбрасывая плащ.

Размытый проблеск оружейной стали, арка рубящего выпада… Дестера занесло, когда он попытался изменить направление, уйти с пути меча - двуручный меч, сбереги Беру! - и что-то царапнуло по горлу. Он скорчился, падая влево; резко выбросил вперед обе руки с кинжалами на случай, если треклятая баба подошла ближе.

Двуручный меч!

Шее стало тепло. Тепло струилось по груди, забиралось под рубашку из оленьей кожи. Аллея расплылась, в глазах потемнело. Дестер Ужасный присел, замолотив кинжалами. По виску ударили сапогом или латной перчаткой. Новые брызги на мостовой. Он уже не мог удержать оружие. Клинки звякнули по брусчатке.

Слепой и одуревший, он валялся на камнях. Стало холодно.

Разумом овладела странная леность. Мысли растекались и уплывали, забирая с собой его самого.

* * *

Хватка встала над телом. Кончик меча влажно поблескивал, притягивая взор. Почему-то вспомнились маки после дождя. Она хмыкнула. Ублюдок был быстрым, почти избежал выпада. Удайся ему это - пришлось бы хорошенько потрудиться. И все же она выпотрошила бы негодяя. Если он не был приучен метать эти крошечные кинжальчики.

В толпе гадробийцев вам вряд ли угрожает что-то хуже карманника. Люди здесь необыкновенно милы. Но и выделить одного человека в толпе легко - если он не гадробиец.

Мертвец у ее ног - дарудж. Он мог с таким же успехом нацепить на голову фонарь. Парень возвышался над всеми.

И все же… она нахмурилась. "Ты не разбойник. Такие кинжалы…

Дыханье Худа!"

Она вложила меч в ножны и постаралась получше скрыть оружие под плащом (если увидит Стража, придется провести ночь в тюрьме и заплатить огромный штраф). Затем Хватка поудобнее перехватила пачку лепешек и двинулась дальше.

"Похоже, Дымку тоже ждет куча неприятностей".

* * *

Зечан и Гиддин одновременно выскочили из ниш, воздели кинжалы.

Высокий завопил, едва оружие Гиддина вошло в плоть. Колени малазанина подогнулись, изо рта хлынула рвота; он упал, разливая вино.

Оружие Зечана прошило кожу и заскрежетало по ребрам. По кинжалу на легкое. Вытащив клинки, ассасин отступил, любуясь на падение рыжеволосого.

Меч вонзился в шею Зечана.

Он умер прежде, чем упал на мостовую.

Гиддин, склонившийся над первым малазанином, оглянулся.

Руки охватили его голову. Одна зажала рот… и вдруг в легкие ассасина хлынула вода. Он тонул. Руки сильнее сжали рот, заткнули ноздри. Тьма наступала… он медленно поплыл…

Дергунчик фыркнул и вытащил меч из тела. Пнул ассасина в лицо, чтобы сильнее выразить негодование.

Напротив ухмылялся Синий Жемчуг: - Видел, каким фонтаном его вырвало? Если я не гений, то уж и не знаю, кого…

- Замолкни, - бросил Дергунчик. - Это не обычные любители выпить на дармовщинку, если еще не понял.

Синий Жемчуг нахмурился и поглядел на лежащее тело, изо рта и носа которого сочилась вода. Напан провел рукой по блестящей лысине. - Да. Но все равно они любители. Худ, мы заметили дыхание за половину улицы. Они затаились, когда мимо прошли пьяницы, показав, что охотятся не за случайными людьми. Значит…

- За нами. Да, и я так думаю.

- Идем назад, - занервничал Синий Жемчуг.

Дергунчик потянул за усы. Кивнул. - Сделай иллюзию еще раз. Мы идем в десяти шагах от себя.

- Легко, сержант…

- Я больше не сержант.

- Ну? Тогда почему все еще лаешь приказами?

* * *

К тому времени, когда Хватка оказалась в пределах видимости "К’рул-бара", она пылала гневом. Женщина помедлила, озираясь. Заметила кого-то в тени напротив двери. Капюшон натянут, руки спрятаны.

Хватка поспешила к нему.

Ее заметили, когда до чужака оставалось шагов десять. Он выпрямился, заволновался - это заметно было по нервным движениям рук, колыханию плаща. Между ними вклинились несколько празднующих; едва они прошли, Хватка одним прыжком покрыла оставшееся расстояние.

Неизвестно, чего ожидал незнакомец - может, громких публичных обвинений - но сразу стало ясно, что к пинку промеж ног он готов не был. Едва мужчина упал, Хватка хлопнула его рукой по затылку, помогая плотнее улечься. Лоб незнакомца противно хрустнул. Тело охватили судороги.

Какой-то прохожий замер, уставившись на дергающееся тело.

- Ты! - бросила Хватка. - У тебя что, проблемы?

Тот удивленно дернул плечом: - Никаких, милашка. Поделом ему. Не стой вот так. А давай поженимся?

- Иди подальше.

Незнакомец поплелся дальше, бормоча про неудачи в любви. Хватка поглядела по сторонам, ожидая, что кто-то еще выскочит из тайного укрытия. Но если кто-то и убежал, она не успела увидеть. Гораздо вероятнее, что глаза наблюдателя впиваются в нее с высоты ближайшей крыши.

Человек на земле прекратил корчиться.

Она отвернулась и пошла к входу "К’рул-бара".

- Хватка!

Она была уже в двух шагах от потертой двери. Обернулась: Дергунчик и Синий Жемчуг спешат к ней, в руках по жбану с салтоанским вином. У Дергуна на лице свирепое выражение; Синий - он идет на шаг позади отставного сержанта - повернул голову и смотрит на простершееся на мостовой тело. Уличные беспризорники уже деловито обирают мертвеца. Опередили…

- Сюда, вы двое! - бросила Хватка. - И смотрите по сторонам!

- Опасно нынче за покупками ходить, - сказал Дергунчик. - Синий сделал иллюзию, и мы прям сразу засаду заметили…

В последний раз окинув взором улицу, Хватка схватила их под руки и бесцеремонно потащила в дверь. - Внутрь, идиоты.

* * *

"Невероятно! Эта ночь так взбесила меня, что я ответила отказом на первое честное брачное предложение за двадцать лет".

Дымка сидела на том месте, на котором сидела всегда, когда чувствовала неприятности - за столиком в тени сразу за дверью. Сидела и оправдывала свое прозвище, да еще вытягивала ноги так, чтобы всякий входящий споткнулся.

Переступив порог, Хватка с силой пнула по сапогам подруги.

- Ой! Лодыжка!

Хватка швырнула сверток лаваша на колени Дымки.

- Ух!

Дергунчик и Синий Жемчуг пробрались мимо нее. Отставной сержант фыркнул: - Теперь у нас на входе есть звонок. Страшный такой, кричит "ух-ах!"

Но Дымка уже опомнилась и разворачивала сверток.

- Знаешь, Дым, - сказала, усаживаясь у стойки, Хватка, - ривийские старухи плюют на сковороду, прежде чем плюхнуть туда тесто. Старинный обычай, благословение духов…

- Вовсе нет, - оборвала ее Дымка, хрустя слоями обертки. - Они слышат шипение и понимают: сковорода нагрелась.

- Все не так просто, - пробормотал Синий Жемчуг.

Хватка поморщилась и кивнула: - Да. Давайте-ка все пойдем в контору. Дымка, пойди отыщи Колотуна.

- Неудачное время, - заметила Дымка.

- Что?

- Штырь не вовремя отправился паломничать.

- Ему повезло.

Дымка не спеша встала и произнесла, жуя кусок хлеба: - Дюкер?

Хватка подумала и сказала - Спроси. Если захочет, пусть придет.

Дымка моргнула. - Убила кого ночью, Хва?

Отсутствие ответа может быть достаточным ответом. Хватка подозрительно оглядела кучку посетителей. Всё это пьяницы, уже неспособные выползти на улицу в двенадцатый звон, как требует обычный порядок. Все как один старые знакомцы. И хорошо. Махнув остальным рукой, Хватка пошла по ступеням.

* * *

Проклятый бард блеял в дальнем углу большого зала строки одной из самых темных поэм про Аномандариса. Никто его не слушал.

Эти трое видели друг в друге новое поколение членов Совета Даруджистана. Шарден Лим - самый высокий и худой; лицо у него сухое, глаза блекло-голубые, а губы под крючком носа постоянно кривятся, словно он не может сдержать отвращения, видя грехи мира. Мышцы его левой руки вдвое толще, чем правой; кожа перечерчена полосками шрамов, которые он с гордостью выставляет напоказ. Он взирает на мужа с таким видом, будто готовится предъявить права на его жену; она ощущала этот взгляд, словно холодную загребущую руку на горле. Миг спустя блеклые глаза скользнули в сторону, по лицу промелькнула тень усмешки и рука протянулась к забытому на каминной полке бокалу. Напротив Шардена Лима, по ту сторону угасающего очага стоял и гладил длинными пальцами вставленные в кладку древние "молот-камни" Ханут Орр. Этот любимчик половины знатных дам (и замужних и лишившихся девства иными способами) поистине воплощает в себе заманчивую комбинацию опасного очарования и наглой самоуверенности - двух черт, соблазняющих даже умных (во всем ином) женщин. Всем отлично известно, как он обожает видеть любовниц, ползающих на коленях и вымаливающих крохи внимания!

Муж Чаллисы развалился в любимом кресле слева от Ханута Орра, вытянув ноги и задумчиво поглядывая на бокал. Вино цвета голубой крови медленно вращалось, потому что он лениво покачивал сосуд в руке.

- Дорогая супруга, - сказал он, растягивая слова, - воздух балкона оживил тебя?

- Вина? - предложил Шарден Лим, подняв брови, словно услужить ей - цель всей его жизни.

Не должен ли супруг проявить недовольство при столь откровенных насмешках так называемых друзей? Однако Горлас казался равнодушным.

- Нет, благодарю вас, Советник Лим. Я просто пришла пожелать спокойной ночи. Горлас, ты остаешься?

Муж не оторвал взора от бокала, хотя губы зашевелились, словно он снова посмаковал последний глоток и внезапно ощутил горечь.

Невольный взгляд на Шардена обнаружил, что тот откровенно забавляется и одновременно показывает: он-то не стал бы обходиться с ней столь пренебрежительно.

Внезапно ее обуяла темная порочность; Чаллиса обнаружила, что глядит ему прямо в глаза и улыбается.

Можно было с уверенностью сказать, что Горлас Видикас не заметил их безмолвной беседы. Но Орр заметил; его усмешка оказалась гораздо более презрительной и какой-то дикой.

Чаллиса раздраженно отвернулась.

Служанка шагала за ней по широкой лестнице единственной свидетельницей напряжения спины. Чаллиса вошла в комнату, закрыла дверь и швырнула плащ на стул. - Разложи драгоценности.

- Госпожа?

Она резко развернулась к пожилой женщине: - Я желаю осмотреть драгоценности!

Служанка присела и кинулась исполнять приказание.

- Старые, - крикнула вслед Чаллиса. Времен, что были до этих. Когда она была всего лишь девочкой, восхищавшейся дарами поклонников, всеми этими знаками почтения, еще влажными после потных рук. О, как много было тогда возможностей!

Глаза сузились. Вот разложенные сокровища ее суетности.

"Ну, может, и не только тогда. Что это значило? Значит ли это хоть что-то сейчас?"

Муж получил все, чего желал. Трое дуэлянтов, трое суровых мужчин с грубыми голосами сидят в Совете. Да, ему нужен лишь один за раз.

А как насчет ее желаний?

"Но… этого ли я хочу?"

Она не знает.

- Госпожа?

Разложенные на потертой скатерти тщеты сокровища детства казались… дешевыми. Безвкусными. Один вид безделушек породил тяжесть в желудке. Ее затошнило. - Сложи все в коробку, - приказала она служанке. - Утром продадим.

Назад Дальше