В таких условиях глупо было продолжать путешествие. Я начала искать укрытие. Здесь повсюду высились скаль; и груды камней, но не было ничего похожего на пещеру или расщелину, которую бы прикрывал каменный уступ. А усесться среди влажных камней на открытом месте, чтобы дождаться лучшей погоды, мне что-то не очень хотелось.
И тут передо мной внезапно замаячила скалистая преграда. Бьюрал дёрнула поводья, упрямо заворачивая голову влево, хотя куда именно - на север, юг, восток или запад - я не могла сказать. Мы ещё раньше сошли с дороги - тянувшейся вперёд прямой линией, не прикрываемой никакой растительностью, где меня легко могли обнаружить, чего мне совсем уж не хотелось.
И поскольку кобыла упрямо тянула влево, а идти пешком в ту сторону, казалось, было не так-то просто, я покорилась её воле. Так мы и пробирались в такой близости от стены, что седельная лука постоянно касалась её каменной поверхности. Не знаю, когда я впервые заметила, что это не просто вертикально обнажившаяся порода, а действительно стена, выстроенная с какой-то особой целью.
Камни, хотя и необработанные, были крупные, но подогнанные с таким мастерством, что, по-моему, я не смогла бы загнать в просвет между ними даже острие ножа. И хотя на других скалах можно было заметить серовато-зелёный или рыже-красный лишайник, на этой не росло ничего, и лишь ручейки сконденсировавшегося тумана стекали по ней вниз.
Я предположила, что это ещё одни какие-то руины, оставленные Прежними, и, остановившись на несколько секунд, вытащила грифона, чтобы проверить это. Хрусталь был таким же, как и всегда, тёплым на ощупь, однако глаза заточённого в нём существа заблестели, хотя это и не было настоящим сиянием. Вовсе не все вещи Прежних, оставленные в Долинах, скрывали в себе Силу. Руины напоминали те, что возникли в результате войны, какую мы сейчас и сами вели. На мой взгляд, это мёртвое место ничем мне не угрожало и нечего было его бояться.
Бьюрал неумолимо продвигалась вперёд. Какое-то время в стене не попадалось ни одного пролома. Но затем внезапно моя горная кобылка фыркнула и мотнула головой, словно что-то почуяв в тумане. И ускорила шаг, решительно направившись вперёд, хотя я и попыталась было осадить её назад.
Взяв поводья в левую руку, я потянулась за арбалетом. Своему умению драться на мечах я доверюсь только в самом крайнем случае.
Теперь и я почувствовала какой-то запах, тяжело зависший в тумане, Дым горящей древесины! Совсем рядом кто-то запалил костёр.
Прежде чем я успела натянуть вожжи, Бьюрал издала громкое ржание - и получила ответное! Я не могла справиться с ней, хотя, крепко натянув поводья, заставила её повернуть голову. Она поднялась на дыбы, выражая крайнее недовольство. Так мы и оказались на открытом пространстве, где резко обрывалась та стена.
Красновато-рыжий отблеск, должно быть, отмечал место костра. Я сразу заметила какую-то фигуру, едва заметную в тумане и направлявшуюся ко мне. Когда я стала поднимать арбалет, Бьюрал вырвалась и помчалась прямо к вспыхивавшим в тумане огонькам пламени.
Я не решалась спешиться и идти дальше самой в этом тумане, поэтому должна была заставить кобылу повернуть назад. Костёр в таком месте могли разжечь скорее враги, а не друзья. Ни один из беженцев по доброй воле не решился бы идти по этим пустынным холмам.
Тот, кто приближался ко мне, сделал шаг в сторону, освобождая проход для Бьюрал и не делая попытки схватить её свисавшие поводья. Высокий… Мужчина. Теперь я увидела в руках у него обнажённую сталь. Я не должна была стрелять, пока не получу лучшей цели, потому что он, по всей видимости, был одет в кольчугу.
Раньше я уже смотрела в глаза смерти и была готова сама убивать. Но тогда я защищала себя или жизни других. Однако теперь взять и хладнокровно выстрелить, как вдруг осознала я, это совсем другое дело.
- Джервон! - раздался глухой голос со стороны красного пятнышка в тумане за приближавшимся мужчиной. Но он не повернул головы, хотя и остановился, по-прежнему сжимая меч в руке. Я могла видеть только смутные очертания его бледного лица под ободком шлема, когда после его остановки сама замерла в ожидании.
Из тумана выскользнула ещё одна фигура, почти такого же роста, что и мужчина, но более изящная - протянув руки ладонями вперёд, в древнем жесте, означающем мир. Миновав мужчину, ко мне приближался второй незнакомец, причём с такой уверенностью, словно мы были давно не видевшимися родственниками.
Доспехи этого воина имели странный голубоватый оттенок, как будто были изготовлены из какого-то неизвестного металла. Я неспешно опустила арбалет, хотя и не вернула его на прежнее место за поясом. Теперь, когда туман постепенно рассеивался, я смогла разглядеть лицо, покрытое коричневым загаром от солнца, но сохранившее резкие тонкие черты. И… Передо мной стояла женщина, а не мужчина, как и я, облачённая в доспехи.
Руки она держала опущенными, но не для того, чтобы выхватить оружие, а чтобы начертить во влажном воздухе какой-то знак. Несколько секунд этот знак мерцал вполне отчётливо, а потом исчез. Он был голубого цвета - с какой-то примесью зелёного, и я знала, что это был знак Силы.
"Из Прежних?" - мелькнула мысль. Я сделала глубокий вдох и отвела в сторону арбалет, хорошо понимая, что против таких существ бессильно любое оружие, сделанное людьми. И я также знала, что Сила с таким чистым цветом не несёт людям опасности. Самые безопасные места в Долинах светились по ночам именно таким цветом.
К тому же она мне улыбалась, эта женщина из Прежних. Затем кивнула, словно решив какую-то загадку. И протянула мне правую руку.
- Идём! - это не было ни приказом, ни приглашением, а чем-то средним. Её пальцы мягко охватили мои, когда я бессознательно вытянула вперёд свои руки. Это касание было очень лёгким, словно она ожидала, что я оттолкну её.
Кожа её была такой же влажной и холодной от тумана, как и моя, и не отличалась, как я заметила, от человеческой. Я была уверена, что она не собирается причинять мне вред. Напротив, она с улыбкой рассматривала меня, будто именно меня-то она и дожидалась в течение долгого времени.
Она повела меня к костру, и я достаточно охотно подчинилась. Когда мы проходили мимо мужчины, он пристроился с другой стороны, и меч его теперь покоился в ножнах. Лицо у него было волевое, приятное на вид, хотя под глазами и возле губ прорезались глубокие складки. Теперь и он приветливо улыбался, как будто приходился мне родным братом.
Почти с самого начала я ощутила, что между ними обоими существует глубокая связь. Мы молча, втроём, как близкие товарищи, подошли к костру, тепло которого и рассеяло большую часть тумана.
Немного дальше я увидела двух крупных лошадей из нижних Долин, покрытых лохматой шерстью, - именно такую однажды мой дядюшка, прежде чем отправиться на юг и найти там свою смерть, выиграл в качестве приза. Был там ещё и пони с поклажей, рядом с которым стояла Бьюрал, наклонив свою голову так, чтобы потереться носами. Все три лошади стояли в упряжи, но сёдла и сумки сейчас были сгружены в одну кучу позади костра, сбоку которого торчали вертела, на них поджаривались три жирные горные куропатки. От запаха жареного мяса у меня сразу потекли слюнки.
Женщина рассмеялась, показывая на куропаток.
- Видишь, даже Гуннора подготовилась к твоему прибытию. Этого много даже для всех нас. Присаживайся, отдыхай и отведай угощения. Но сперва… - она повернулась к своему спутнику, который, не произнося ни слова, рылся среди вещей и вскоре достал небольшую флягу. Потом, вытащив зубами пробку, он взял в другую руку кубок в виде рога, в который и налил жидкость из фляги.
Женщина взяла этот рожок и передала его мне с такой учтивостью, как это делали леди в Долинах, принимая уважаемого гостя; кубком приветствовали страдающего от жажды путника, чтобы он мог промочить горло, прежде чем сообщить своё имя, и что привело его в это место.
Древний этикет… Я припомнила, что вместо реверанса следует поклониться, и без всяких усилий с языка моего полились нужные слова:
- Дающим пир - спасибо, преогромнейшая благодарность за приветливую встречу! Правителям этого дома - удачи и яркого утреннего солнца!
Когда я пила, носик женщины поморщился, и она захихикала.
- За это последнее пожелание можно попросить что угодно у сил Могущества, что только может быть предоставлено здесь путешественнику. Если только… - она подняла вверх указательный палец так же, как и раньше, - если только всё случившееся - не исполнение какого-то Плана.
Я заметила, как её спутник слегка нахмурил брови, будто припомнив что-то неприятное. Теперь, когда стало заметно светлее, я, разглядывая их, подумала, что этот мужчина - как раз из тех, кто мог бы завоевать признательность и уважение в любой Долине. Однако на передней части его потускневшего шлема (да и на доспехах его не было и следа того блеска, что сверкал на латах женщины) не имелось никаких знаков чьего-либо Дома. Его лицо показалось мне открытым, честным, волевым, как у настоящего мужчины, вселяющим в других, кто находится радом с ним, надежду и уверенность.
А эта леди… Я была уверена, что она не из Долины, не из Верхнего Халлака. Было ясно, что она обладает родством с Прежними. И хотя на ней тоже был шлем, небольшой локон чёрных волос (словно подчёркивая, что при моём прибытии она поспешно натянула его) свободно ниспадал на щёки. Черты лица у неё были более тонкие и резкие, а глаза - просто огромными. Никогда в Долинах я не видела никого, даже слабо похожего на неё.
Пока я пила из гостевого кубка, они оба спокойно уселись, скрестив ноги, по обеим сторонам от меня. Интересно, нужно ли сказать ещё что-нибудь, помимо простых слов учтивости. Их же должно было интересовать, почему я брожу в одиночестве среди холмов. Но так вот сразу сообщать этим незнакомцам о цели моего путешествия было бы непростительной глупостью.
Глава 2 Керован
В таких землях, как наша, люди боятся сновидений. Мы, жители Долин, носим в себе старые страхи, более всего проявляющиеся, возможно, тогда, когда мы спим. В сновидениях наше внутреннее "я" получает какие-то предупреждения, приказы… однако, проснувшись, мы помним только их размытые образы. Могут ли грёзы привести во сне человека к сумасшествию? Иногда я этого страшился. Потому что эти образы буквально преследовали меня… Но наступало утро, и я вновь надеялся как-то избавиться от призрачности, в которую всё глубже погружался в этих сновидениях, и которую мне никогда не удавалось вспомнить.
В некоторой степени я был пленником… кого-то или чего-то, чему не мог дать названия.
Когда я в последний раз побывал в Пустыне, я занимался там поисками Джойсан, перед которой у меня было моральное обязательство. Да, наверное, только это моральное обязательство. Она не должна принадлежать мне. Каковы бы ни были те мальчишеские надежды, которыми я некогда тешил себя, я сознавал, что она предназначена не для такого, как я, - получеловека, полу… чего? По крайней мере теперь у меня было мужество признаться самому себе, кто я такой, и не скрывать этого. Достаточно только посмотреть на мои ноги, ни имеющие сапог, открытые ныне после всех этих лет бесполезных попыток утаивания своей чуждости, и увидеть копыта, на которых я передвигаюсь…
И всё-таки в какой-то степени я был в Пустыне Керованом из Ульмсдейла. К чему это привело? Не знаю. Возможно, никогда и не узнаю… Наверное, это и к лучшему. И тем не менее меня неудержимо влекло вперёд мятущееся одиночество, такое же острое, как лезвие меча.
Джойсан… нет, не следует думать о ней! Во мне зрела решимость выбросить её из своих мыслей. Нужно только вспомнить, как смотрели на меня в Норсдейле, когда я привёз её туда - невредимую, принадлежащую самой себе. Затем я разорвал нашу помолвку, отказавшись от всяких прав на неё, поскольку сама она не хотела этого сделать.
И та женщина… бывшая Аббатиса… Нет, не хотел я думать и о ней. Это их мир - не мой. По правде говоря, я не чувствовал никакой привязанности к Долинам, пусть даже Лорд Имгри и призвал меня обратно к себе. Но так как больше меня здесь ничего не удерживало, я ответил согласием на его предложение.
Однако по-прежнему приходили эти сны, и я никак не мог избавить от них свою ноющую голову, подобно человеку, который, отказываясь служить своему господину, срывает со шлема знак его Дома. Я ненавидел эти сны - иногда мне хотелось погрузиться во мрак небытия и больше никогда не просыпаться.
Сопровождающие меня солдаты, усевшись у костра, тихо беседовали поодаль. Такие же люди, каким некогда был и я, или каким хотел казаться. Они избегали меня, и я знал, что только по воле Имгри они терпели моё общество.
Когда-то я восхищался секретами Прежних. Тогда, мальчишкой, я занимался исследованием Пустыни вместе с Мудрецом Ривалом. Мы вместе скакали по Дороге Изгнанных, направляясь в глубь Пустыни. Нет… я не должен вспоминать!
Её волосы - сверкающие как осенние листья, её быстрый шаг, голос… Слишком сильны воспоминания. И боль, от которой никогда не избавиться. Не желаю вспоминать! Я не тот Керован, который…
Ходить, пританцовывая, по ночному лагерю и таким образом не давать себе уснуть. Тело моё ныло от усталости. Эти люди, искоса поглядывая на меня, о чём-то перешептывались. Я не позволял себе думать о них. Иначе…
Однако, нельзя же бесконечно сражаться со сном. И я снова погрузился в…
Это был один из Прежних - Пивор - вспомнил я его имя. Кто он такой - этого я не знаю. Однажды - даже два раза - он помог мне. Друг ли он? Нет, у таких, как я, друзей нет.
Проснувшись, я постарался поразмышлять об Имгри и о том, что он хочет от меня. Бесстрастный мужчина, сильный и гордый, на чём и зиждется его властность, все его достоинства.
Мы, жители Долин (когда-то и я был таким), никогда не клянёмся в верности какому-нибудь верховному правителю. В этом и состоит наша главная слабость, и захватчики, с помощью шпионов узнав о ней, напали на наши земли. Каждый лорд, защищая свои владения, сражался в одиночку, это и привело к столь быстрому поражению.
Мучительно дался нам этот урок. К тому времени всё побережье уже находилось в их руках, а те из нас, кто имел величие и силу духа, чтобы привлечь на свою сторону остальных, были убиты в бессмысленных сражениях или же в результате предательства. Только тогда мы сплотились под руководством трёх южных лордов, которые были достаточно предусмотрительны и сильны, чтобы создать королевство наподобие свободной конфедерации владений.
Из них меньше всего любили Имгри. Однако ни один человек, служивший под его началом, не мог отрицать его железную волю, благодаря которой он добивался своих целей. Человека, которому служишь, не обязательно любить. Он-то в основном и собрал воедино наши разрозненные силы и безжалостно выковал из них армию, в которой были забыты старые родовые распри… Армию, которая знала лишь одного врага - Собак Ализона.
Но только армия эта была такой измученной и слабой, что не могла оказывать настоящего действенного сопротивления. Мы совершали набеги, словно рыскающие по Пустыне преступники, уподобляясь осторожной стае волков.
Всё так же через захваченный порт в наш край прибывали новые орды захватчиков. И только одно радовало нас - это то, что у них прекратились поставки того странного оружия, с которым они обрушились на нас вначале, сокрушая наши бастионы с лёгкостью человека, ворошащего муравейник. Это оружие, как мы узнали от пленных, было не ализонского происхождения, а создавалось магией союзников наших врагов.
Но нам мало помогало и прекращение действия этой магии - из-за того ли, что эти союзники были разбиты, либо же по какой-то другой причине, которая была нам неизвестна, - потому что у них по-прежнему имелось огромное количество оружия и людей. И хотя наши кузнецы трудились не покладая рук в отдалённых западных Долинах, нам пока ещё остро не хватало метательного оружия и приходилось время от времени совершать набеги за теми припасами, в которых мы испытывали нужду.
Я и был одним из таких разведчиков, занимавшихся поиском припасов. Детство моё прошло в дальних Долинах, где меня воспитывал охотник, который и обучил навыкам такой работы. Я с охотой перенимал его опыт ещё и потому, что мои родственники с подозрением относились ко мне ещё до известия о моих физических отличиях - получудовище-получеловек… Слухи всегда преследовали меня.
Несколько месяцев назад Имгри направил меня на север, поскольку приболел мой отец. И, кроме того, всегда оставался шанс, что ализонцы, шныряя пока по побережью, нанесут удар в глубь континента. Я тайно посетил Ульмсдейл, тогда-то и узнав, что у меня есть враги среди моих родственников, причём самых ближайших. С самого рождения моя мать возненавидела меня, но вовсе не из-за моего изувеченного тела, а из-за того (что я узнал позже), что я не стал тем оружием, той силой, которую она искала, чтобы полностью овладеть Могуществом Прежних.
Слишком гордой она была, чтобы признаться в этом. И я был не единственной её неудачей. Когда ализонцы вторглись в их край, она вместе со своими союзниками попыталась призвать на помощь силы моря, чтобы уничтожить захватчиков, но вместо этого они затопили саму Долину, и сейчас она вообще потеряна для кого-либо.
И вот, когда я уже собирался было вернуться к выполнению своих воинских поручений, я обнаружил… свою леди…
Нет, я и думать не смел о ней так… хотя по всем законам Долины мы были надлежащим образом помолвлены ещё в далёком детстве, задолго до нашей первой встречи. Джойсан…
Я больше не мог совладать со своими мыслями, как и со своими снами. Я видел Джойсан и её спутников, видел её рядом со своим кузеном Роджером, который представился моим именем - в то время как она верила, что я - из Прежних; видел её в Пустыне, когда Джойсан оказалась в руках Роджера, потому что владела вещью истинного Могущества, которую я нашёл и подарил ей, - шаром с запечатанным внутри грифоном.
Да, я не в силах был выкинуть её из сознания, ибо был мужчиной. Постоянно она стояла перед моими глазами - гордая, мужественная, добросердечная - настоящая мечта мужчины. МУЖЧИНЫ… А я им не был, но всё равно по-прежнему хотел её.
Ну так отчего же её образ не исчезал из моего сознания? Я же вернул ей свободу. Ведь сколько прекрасных парней в Долинах могут дать ей то, чего она заслуживает. Меня же нельзя отнести к их числу.
Я бросил всё и уехал скорее из-за того, что хотел задушить в своей Душе стремление к ней, чем из-за вызова Имгри - если уж быть честным перед самим собой. И я так устал. Когда я засыпал, приходили грёзы… Но спать-то я всё-таки должен был, хотя во мне и сидела гордость, которая не позволяла выказывать усталость или слабость перед моими спутниками. И всё же в конце концов я должен был найти путь…
Зал этот был так огромен, что не видно было, где кончаются стены. Громадные колонны образовывали проходы, вдоль которых проносились клочья приятно пахнущего тумана, собиравшегося колечками и сплетавшего причудливые узоры в воздухе, будто невидимые руки игриво чертили следы ленточками. Здесь не было ни факелов, ни настенных светильников, но всё было видно.