Вдруг краем глаза увидел что-то не то слева от себя, развернулся и едва успел заблокировать удар, грозившей мне разбить голову. Удар был довольно сильным, спружинив на ногах, я со всей дури ударил врага пяткой в живот. Тварь отшвырнуло, прям под ноги своих соплеменников, которые один за одним появлялись на стене, грозясь прорвать оборону. Сделав длинный выпад вперед, пробил одной из тварей ногу и на обратном движении чиркнул наконечником по горлу. Резким ударом с разворота снес подобравшегося ко мне вплотную противника.
- Я прикрою, нужно согнать их со стены, иначе все здесь ляжем, - отец в нашем селении был одним из лучших бойцов, так что если сказал что прикроет, то за спину можно не опасаться.
С рыком я метнул копье в противника, да так, что его телом сбило стоящего за ним. Подскочив, блокировал удар сбоку древком, застрявшего в трупе копья, и ударом свернул твари челюсть, после чего вырвав копье и добил ударом в живот. Следующему подсек ноги и ударом древка вколотил нос в череп.
Вот и добрался до шеста, который зацепился за стену самым краем. Тут пришлось отвлечься, уклоняясь от рассекающего воздух меча, при этом свободной рукой схватил противника за лапу и дернул на себя. Гнол с рыком опрокинулся назад, чувствительно приложившись о шест спиной, но все же смог зацепиться лапой и не упасть вниз. Это его, правда, не спасло. Ко мне подоспел дядька Бурый, получивший свое прозвище за то, что обожал охотиться на медведей, и мы, поднапрягшись, спихнули шест вбок. Звук ломающихся костей врагов был для меня самой красивой мелодией в тот миг.
- Молодец Скел, - он ободряюще хлопнул меня по плечу, да так, что меня мотнуло, - а теперь иди бате помоги, ато того и глядишь сомнут.
Отцу и в правду было жарко. Он метался из стороны в сторону, стараясь не допустить до стены никого. Надо сказать это у него вполне себе получалось, но надолго его в таком темпе не хватит. Засмотревшись на отца, я пропустил другую напасть. Резкая боль заставила закричать, казалось в плечо воткнули раскаленный прут.
- Чертовы твари, - крик, казалось, разорвал царящий гвалт сражения.
Из плеча торчало окровавленное острие, дротик ударил откуда то из за спины, и войдя над лопаткой, пронзил плечо насквозь, выйдя под ключицей. Боль была ошеломляющей, ноги подогнулись, колени больно ударились о настил. Хотелось выть от боли, но отцу явно нужна моя помощь. Тяжело поднявшись, покрепче перехватил копье правой рукой, левая рука хоть и двигалась, но отдавала такой болью, что лишний раз шевелить ею не хотелось.
Первого противника я насадил словно жабу на соломинку. Надувать правда не стал. С вторым пришлось повозиться, тот ловко уклонившись от тычка отбил копье высоко в воздух. Времени на новый выпад не было и, выпустив копье, я потянул из ножен клинок. Только вот заблокировать удар уже не успевал. Все что смог сделать - завалиться на спину, пропуская клинок над собой. Кажется, от боли в раненном плече я на мгновение потерял сознание. Это мгновение едва не оказалось последним в моей жизни, гнол уже занес надо мной свой деревянный клинок. Не знаю так ли это на самом деле, но в тот момент мне показалась, что на его морде расплылась злобная ухмылка. Достать его ногой я не мог и лишь обреченно наблюдал за приближающей смертью. Неожиданно в свисте воздуха что-то изменилось и гнола отбросило на стену. В груди красовался цветок красного оперения. Привстав на локте, увидел, что улицы под стеной полны народу.
- Свои, - устало выдохнул я, рука подогнулась, лицо больно ударилось о доски, а тоненький слой крови никак не смягчил падение.
Сил подняться не было, я мог лишь лежать и размышлять, с трудом вздыхая воздух с ароматом собственной крови.
Видимо на той стороне отбились и поспешили к нам на помощь. Вокруг слышались звуки скоротечной схватки, а после защелкали луки, наполняя воздух криками умирающих врагов.
Не знаю, сколько прошло времени, пока моей шеи не коснулась чья-то рука. Хотел прошипеть, но не хватило сил даже разлепить губы.
- Дядька Орин, он живой, - голос своего друга узнал даже будучи в таком состоянии.
Меня аккуратно перевернули, и я увидел обеспокоенное лицо своего отца, рядом, не находя себе места, топтался мой друг.
- Потерпи сынок, - тут я увидел нечто, невиданное мной прежде, по лицу отца катилась одинокая слеза, - Олг, тащи сюда тело Угила.
- Зачем?
- Хередитас, - друг побледнел, но все же смог возразить:
- Но как же, он даже не инициировался толком!
- Тащи сюда тело, пока я не воспользовался твоим! - на отца было страшно смотреть, гнев превратил его лица в маску злого духа.
- Уйди щенок, пацан достоин, - я не видел, что творилось неподалеку, но вот появился дядька Бурый, неся в руках тело Угила.
- У него не хватит сил! - надрывался друг.
- А иначе ему не выжить, разве не видишь сколько крови он потерял? - Бурый начал спорить с Скелом.
Отец же в это время деловито снимал с павшего товарища бронь. После чего достал нож, только тут я понял, что произойдет далее. Слово хередитас переводится с древнего языка как наследство, и означает оно поглощение силы умирающего родственника. В моем случае это дядька Угил, лишившийся прямых наследников, правда, он был уже мертв, но как говорят, силы не покидают тело сразу после смерти, а выветриваются со временем. А время прошло совсем немного.
Пока я предавался воспоминаниям, отец уже вытащил из груди сердце, и теперь протягивал его мне. Сесть мне помогли, но дальше я должен был сделать все сам.
Я плохо помню, как на остатках силы принял кровоточащее сердце и как жадно вгрызся в теплую плоть. Помню лишь как с последним куском силы покинули меня, и чья-то рука удержала от падения.
- У тебя растет хороший сын дружище, - пробурчал Бурый глядя на потерявшего сознание юношу.
- Я знаю друг, я знаю.
Глава 4
В этот раз сны были более четкими, да и какие это сны? Видения, видения чужой жизни пролетали перед внутренним взором как немой театр, но все как то обрывочно, сумбурно. Что-то из детства, юношества, взросления, буквально предсмертные видения, лишь куски чужой памяти. Что-то сразу забылось, стоило мне только лишь открыть глаза, но другие остались в моей голове. Глаза открылись легко, открывая мне картину проплывающих над головой деревьев. Хотел приподняться, но рука нащупала лишь пустоту.
- Погодите, - раздался чей то голос и движение прекратилось.
Медленно меня опустили наземь, и я понял, что меня тащили на носилках.
- Орин, сын твой очнулся, - оповестил все тот же голос, принадлежащий другу отца.
Вокруг собралось много народа, расталкивая которых появился отец.
- Как ты сын?
Я прислушался к себе, ощущения были малость неприятными, но терпеть можно.
- Сойдет, что происходит отец?
- Не время болтать, если сойдет, то поднимайся, объясню по пути.
Ухватившись за протянутую руку, со скрипом поднялся на ноги. Движение тут же возобновилось. Я шагал рядом с отцом, залежавшиеся мышцы работали со скрипом. Тут вспомнил, что вечером меня продырявили, но под рубашкой раны не было. Лишь маленькая звездочка молодой розовой кожи.
- Чудеса.
- Это не чудеса сынок, ты смог поглотить сердце одного из нас, того, кто всю жизнь усиливал себя, собирая энергию своих жертв, тебя спасло лишь то, что он был уже мертв.
- А что бы случилось?
- Ты же видел его жизнь? - увидев мой кивок, он продолжил, - если бы он не был мертв, ты бы прожил его жизнь, прочувствовал каждую секунду. Это не каждому дано сын, многие не выдерживают, сходят с ума, если бы ты не умирал, я никогда бы не согласился на это, а сейчас ответь, ты чувствуешь в себе что то новое?
- Да нет вроде, - ничего нового я и вправду не ощущал.
- Не относись к этому легкомысленно, многие, кто переживал хередитас, тоже были в трезвом уме, но чем больше проходило времени, тем больше они менялись. Часто это конечно не страшно, - видя мое не понимание, он привел пример, - любил вот человек выпить, а потом бац, и воротит от одного вида алкоголя. Меняются привычки, желания, мотивы поступков. Человек может многое перенять от своей жертвы, но может и многое получить.
- Как это?
Отец на ходу зарылся в заплечный мешок и достал оттуда небольшую веревочку и протянул ее мне:
- Завяжи якорный узел.
Я не задумываясь связал несложный, по сути, узел и протянул обратно отцу.
- Вот видишь Скел, а ведь ты никогда не умел вязать корабельные узлы, да и я не умею, а вот Угил в юношестве своем перенял науку лодочника.
Я медленно выпал в осадок, а ведь и правда, кроме силковых узлов я и не умел никогда ничего. А сейчас стоит только подумать и в голове всплывают десятки видов узлов.
- Ты перенял это, потому что для него это было важным, это было его страстью. А теперь слушай внимательно сын, если заметишь в себе то, что тебе не свойственно, пытайся от этого избавиться. Ты можешь использовать полученные знания, навыки, но никогда никогда не смотри на мир чужими глазами.
- Я постараюсь, - серьезно ответил я, когда отец говорит таким тоном, его слова не должны пройти мимо ушей.
- А пока я расскажу тебе что произошло.
Сделав длинную паузу, он продолжил.
- Ты застал момент, когда к нам подоспели на помощь, а дальше собственно рассказывать нечего. Разбрелись по домам, еды захватили, кубышки потрясли, у кого они были. Собрали в общем самое ценное, тебе вот носилки соорудили да и двинули. Хм, павших еще похоронили.
- Много?
- Девять, Крон, Слай, Кунт, Савелий старший, Килог, Орвин, Тунк, Хенк и Угил.
- Хех, - больно уж много народа слегло, считай седьмая часть.
- Мда, хотя могло и похуже быть, малой кровью, считай, отделались.
- Я один что ли отключился?
- Ага, там никого съесть то не успели толком, Савелий младший только наследство принял, но он уж инициировался годков шесть как, ему легче пришлось.
Мда, вроде и вина не моя, а уши краснеют.
- А долго я валялся?
- Буквально полдень преломился.
- Мда, больше половины суток.
- Это нормально, успокойся.
- Куда идем то?
- Да пока на встречу торговцу, а там совет общий держать будем, ясно одно, нужно в человеческие королевства уходить, а вот куда именно непонятно. На грани войны лишние рты мало кому нужны, да и без скраба мы, одно понятно, тяжкие времена настают.
Дальше шли молча.
Следующие дни небыли ничем примечательны. Мы шли, делая редкие привалы, иногда от отряда отделялись небольшие партии охотников, сшибавшие по дороге мелкую дичь. Погони не было, и разведчик, идущие в половине дневного перехода позади отряда, не подавали тревожных вестей. Казалось, армия врага растворилась в лесу.
На третий день пути нам встретился мальчишка, сын Угмуна, оставленный торговцем следить за дорогой. Люди обрадовались встрече с детьми, на лицах появились улыбки, сменив собой задумчивое выражение прошедших дней.
В этот день мы устроили большой привал, людям требовался отдых. Но отдохнуть я толком не смог, меня месте с Олгом и Кулином, отослали в дальний дозор. Велев нам вернуться на пол дня пути, через день мы должны были вернуться и вместе со всеми двинуться в путь.
Нам выдали мяса на пару дней, и мы двинулись в путь.
- Ну как тебе гнолы дружище? - спросил я у Олга.
- Да нормально, хилые, но против десятка я бы выходить не стал, помниться на стене зажали, справа с полдесятка и слева парочка, так я чуть в штаны не наложил, хорошо хоть наши подоспели, да все равно зацепить успели, козлы, - он показал руку, предплечье которой было покрыто молодой кожицей.
- Хередитас? - кивнул я на руку, намекая что своим путем, такие раны быстро не заживают.
- Неа, я ж не такой отморозок как ты, - друг завистливо хмыкнул, - гнола пожрал, жесткий зараза.
Друг весело заржал, но был прерван хмурым Кулином.
- Чего ржешь, придурок, пол леса тебя слышит! - зло зашипел он.
Кулин и так был не особо приятным человеком, а потеря единственного брата сделала его еще более угрюмым.
Олг сделал зверское лицо, но перепалку затевать не стал, молча признав правоту оппонента.
- Знаешь Скел, я рад, что тебе удалось пройти ритуал, я боялся, что твой разум угаснет, - говорил он в пол голоса, стараясь чтобы нас не услышал третий в нашей компании.
- Знаю Олг, знаю и ценю это, я помню, как ты возражал, но боюсь, это был единственный выход.
- Да знаю я, да только как вспомню твое тело, залитое кровью, лежащее без движения, тварей этих рвать хочу, - от ненависти, прозвучавшей в словах, у меня неприятно кольнуло в груди, таким я друга еще не видел.
- Мда, на самого иногда накатывает, животные, и чего им в их драной степи не сидится? Почти десяток наших порешили, а ведь нас и так уж не так и много.
- Это да, дед говорил, что мы вырождаемся, раньше говорит, нас больше было, намного больше.
- Странно все это, отец вот говорил, что у нас сильное семя, что если человеческая женщина родит от нас ребенка, то он будет одним из нас.
- Так то оно так, да вот только ты бы захотел гнолиху?
- Ты что с дуба рухнул, тьфу, как только в голову такое пришло?
- Вот и для людей так же, мы вроде и одинаковые, да вот только думаем по разному.
- Ага, то же об этом задумывался.
- Вот вот, что для нас нормально, то для них неприемлемо.
- Как то ты обобщаешь все, мы и тут-то отличаемся совщем чуток, у нас даже порядки схожи, разница лишь в том, что мы умеем поглощать, и не только животных, их то они тоже за милую душу уплетают, но вот Хередитас для них неприемлем.
- Их можно понять, стал бы ты родичей своих есть, еслиб ты не был одним из нас?
- Хм, да нет, зачем мне это?
- Вот вот, мы съедаем человека, и его часть навсегда остается с нами, его навыки, воспоминания, частичка его сути, а для них это выглядит по другому, будто мы дикари, поедающие своих родичей ради того чтоб набить свой живот.
- Звучит мерзковато, но думаю, они могут нас понять, если им это объяснить.
- Хах, - негромко рассмеялся Кулин, который, оказывается слушал наш разговор, - думаю если ты расскажешь людям что съел своего дядю, то они решат что ты псих или что ты животное, тебя поднимут на вилы, или посадят на кол, но уж никак не поймут.
- С чего ты решил? - спросил Олг.
- Думаете вы самые умные, такое было и не раз, и еще ни разу нас не поняли, были времена, когда нас загоняли как зверей, называли отродьями, теми кто предал человеческий род.
- Хм, да я тоже слышал нечто подобное, - дед и вправду говорил об этом, - но как же мы будем жить рядом с людьми?
- Хех, ты думаешь мы будем жить вместе с ними? Хорошо если они позволят хоть нескольким из мужчин остаться с женщинами и выстраивать новый дом. Остальных скорей всего сразу же заберут в армию.
- Но так же нельзя! - воскликнул Олг, - женщин и детей нужно охранять.
- От кого? Диких зверей там нет, а разбойников официально не существует, так что, думаю, с вами не согласятся.
- Но так ведь нельзя!
- А куда деваться? Кому мы нужны? Ну, мы то, может кому и нужны, а вот женщины врят ли, домов нет, скотины кроме десятка лошадей нет, половина лета позади, ничего уже не успеем вырастить. Так что если нас и возьмут, то большинство уйдет в армию, а на их жалование будут кормить женщин. А с защитой не все так просто, на земли некоторых аристократов, разбойников и силком не затащить.
- Откуда ты все это знаешь, а? - подозрительно спросил Олг.
- Я, в отличии от некоторых, с торговцем родич, он то все это и рассказал, - снисходительно ответил Кулин. - все, харош трепаться, так можно и беду навлечь.
Дальше не смотря на чешущиеся языки, шли молча, в словах сверстника была логика. А им еще предстояло провести сутки в дозоре.
Глава 5
Неприятности, казалось, поджидали нас. Не успели расположиться, как вдалеке послышался дикий рев.
- Медведь, - дружно выдохнули мы.
Где-то недалеко от нас, хищник явно вступил в смертельную схватку с врагом. Но в наших лесах не водятся хищники способные потягаться с косолапым, окромя стаи волков. Но те не нападают летом, летом у них и так полно пищи. А это значит что у хищника другой противник.
Мы двинулись на шум, соблюдая все меры осторожности. Противник животного не выдавал себя звуком, это не было похоже на постоянно визжащих гнолов. Вдруг, свирепый рев превратился в жалобный скулеж. Выглянув из-за дерева, тут же отдернулся обратно.
На поляне были враги, семеро существ, сходство с гнолами у которых ограничивалось лишь формой головы. Первое отличие было в росте, если ранее встреченные противники были щуплыми и малорослыми, то эти ничем не уступали нам в комплекции. Второе отличие было в форме рук, они были мощными, а в место привычной полу руки-полу лапы там была странная кисть, с тремя большими пальцами, каждый из которых оканчивался внушительным когтем. Цвет шерсти был не привычным, светло-рыжеватым, а пепельно-серым. В принципе на этом различия и заканчивались. Новые твари создавали впечатления грозных противников, истерзанная туша медведя подтверждала эти ощущения. Но врагам этот бой и не дался легко, на траве лежало два мертвых тела. Точнее один был мертв, его кишки лежали в паре шагов от него, а вот второй был еще жив, мишка переломил ему хребет и гнолл жалостливо поскуливал, не в силах пошевелиться. Но жалости не было, был испуг, так как эта тварь лежала и смотрела точнехонько на кусты, из которых я выглядывал.