* * *
На расстоянии дневного пути от поляны статуй жило одиннадцать Тартеналов. Горбун Арбэт давно был избран для задачи, которую угрюмо, но честно исполнял. Каждый месяц объезжать округу с двухколесной тележкой, от одной семьи Должников землевладельца из Дреша к другой. Ни на одной ферме не оставалось чистокровных Тартеналов. Дети - полукровки сбегались, чтобы встретить старого Горбуна Арбэта, поприветствовать его, кидая гнилые фрукты в спину. Он забрасывал лопаты дерьма из выгребных ям в свою тачку, а дети смеялись и выкрикивали оскорбления.
Среди Тартеналов все существующее в физическом мире имело символическое значение, и эти значения соединялись, образуя секретный язык.
Дерьмо означало золото, моча - эль. Полукровки забыли большинство шифров, но старая традиция сопровождать путешествия Горбуна Арбэта по округе сохранилась, хотя мало кто понимал его смысл.
Когда он набирал полную телегу, оставалось последнее путешествие: вонючая повозка со столбом вьющихся мух направлялась по редко используемой тропе через лес Заводчика, к поляне, на которой стояли почти скрытые землей статуи.
Едва он прибыл, на закате солнца, как ощутил: что-то изменилось. А ведь место это не менялось за всю его долгую жизнь!
Тут побывали чужаки, может быть, в тот же день; но это самое малое. Старик Арбэт уставился на статуи, на круг выжженной травы, на слабое сияние, исходящее от гранита. Он сморщился, показав пеньки гнилых зубов - все, что осталось после десятилетий поедания летерийских леденцов - и схватился за лопату дрожащими руками.
Захватив побольше, он пошел к подножию статуи. Бросил дерьмо на выветренную поверхность.
- Шлеп, - сказал он, кивнув.
Зашипело, поднялся темный дымок. Полетел вниз пепел.
- Ох. Бывает ли хуже? Спроси себя, старый Горбун Арбэт. Бывает ли хуже? Нет, скажет старый Горбун Арбэт, не думаю так. Ты не думаешь так? Ты не уверен, старый Горбун Арбэт? Старик подумает, но не долго. Нет, скажу я, хуже не бывает.
Золото. Золото и эль. Клятое золото, клятый эль, все и ничего. Проклятье. - Ругательства всегда облегчали ему душу. - Да ладно. - Он пошел к повозке. - Поглядим, хватит ли целой телеги. И, старик Горбун Арбэт, твой пузырь полон. Как всегда, вовремя. Возлияние. Работа, старик Арбэт, работа.
А если это не поможет, старик Арбэт, что тогда?
Как, отвечу я, тогда я брошу слово - если они станут слушать. А если станут? Ну, скажу я, тогда мы сбежим.
А если не станут?
Как, отвечу я, тогда я один сбегу.
Он набрал еще лопату дерьма. - Золото. Золото и эль…
* * *
- Сендалат Друкорлат. Это мое имя. И я не призрак. Теперь. По меньшей мере ты мог бы признать мое существование. Даже у нахтов манеры лучше. Если ты по-прежнему будешь сидеть и молиться, я тебя побью.
Она приставала к нему с самого утра. Периодически мешала его усилиям. Он желал бы послать ее подальше, но это не работало. Вифал уже позабыл, насколько раздражающим может быть общество другого человека. Незваная, нежеланная, постоянная свидетельница его бессилия. А теперь она еще и бить его хочет.
Вифал вздохнул и открыл наконец глаза. Первый раз за день. Даже в полумраке его хижины свет заставил его болезненно заморгать. Она стояла перед ним: силуэт с безошибочными признаками женственности. Скованный Бог не обращает внимания на наготу своих "избранных", хотя сам вечно кутается в одеяла.
"Избранные. Где он отыскал ее, во имя Худа? Не призрак, сказала она. Теперь. Так и сказала. Так что раньше она была призраком. Типично. Он не может найти живых. Милосердие не для них. Кто лучший партнер для изголодавшегося по общению, чем та, что невесть сколько времени была мертвой? Услышь меня. Я схожу с ума".
Она подняла руку, чтобы нанести удар. Он отпрянул. - Ладно, ладно! Сендалат как-то там. Рад встрече…
- Сендалат Друкорлат. Я Тисте Анди…
- Очень мило. Если ты еще не заметила, я погружен в молитву…
- Ты вечно погружен в молитву, уже два дня. По меньшей мере два: нахты спали два раза.
- Спали? Удивительно.
- Так кто ты?
- Я? Кузнец. Мекрос. Единственный уцелевший при катастрофе моего города…
- Твое имя!
- Вифал. Не надо орать. Тут никто не орет. Ну ладно, кое-кто визжит, но не я. Пока не я…
- Замолчи. У меня есть вопросы, и тебе придется отвечать.
Она не первой молодости, заметил Вифал, когда привык к полумраку. Да и сам он… Это нехорошо. Заводить друзей лучше в юности. Юным нечего терять. - Ты малость надменна, Сендалат.
- О, это ранит твои чувства? Ужасно сожалею. Где мне взять одежду?
- У бога, где же еще?
- Какого бога?
- У того, что в палатке. В глубине острова. Ты не пройдешь мимо. Сколько там - два дня? Чем ты занималась все это время? Два шага отсюда…
- Тихо. - Она провела руками по волосам.
Вифал предпочел бы, чтобы она оставалась силуэтом. Он отвернулся. - Я думал, тебе нужны ответы. Иди и спроси его…
- Я не знала, что он бог. Ты показался лучшей компанией, ведь от него я дождалась лишь кашля и смеха - ну, я думаю, это был смех…
- Смех, не сомневайся. Он больной.
- Больной?
- Ненормальный.
- Так. Ненормальный бог с кашлем и мускулистый лысый кандидат в боги. Еще трое нахтов. Всё? Больше никого на целом острове?
- Еще чайки - ящерицы, и ползучие ящерицы, скальные ящерицы, крысы - ящерицы в кузнице…
- Так откуда берется пища?
Он оглянулся на мраморный столик. - Бог обеспечивает.
- Неужели. И что еще он обеспечивает?
"Например, тебя". - Все, что служит его прихотям.
- Твоя одежда.
- Да?
- Я хочу одежду.
- Да.
- И что мне в твоих "да"? Достань одежду.
- Я попрошу.
- Думаешь, я буду стоять тут, голая, пред лицом незнакомца? Даже нахты смеются.
- А я не смеюсь.
- Неужели?
- Не намеренно. Я просто заметил: ты говоришь на торговом языке Летера, как и я.
- Ты так умен?
- Скорее опытен. - Он встал. - Кажется, ты не намерена позволить мне молиться. По крайней мере, пока я не раздобуду одежку. Ладно, пойдем поговорим с богом.
- Ты иди. Я не пойду. Просто принеси одежду, Вифал.
Он уставился на нее: - Это поможет тебе… расслабиться?
Тут она ударила - таки его, шлепнула ладонью по виску.
Поймала неготовым, подумал он миг спустя, освобождаясь от обломков проломленной в падении стены. Он встал и зашатался. Мир вокруг начал дикое кружение. Сверкающая очами женщина, подходящая с явным намерением ударить еще раз, трое нахтов, катающихся по травке в безмолвном хохоте.
Он поплелся к морю.
- Куда ты? - раздалось сзади.
- К богу.
- Он в другой стороне.
Вифал повернулся. - Еще советует, будто я острова не знаю. Хочет одежды. На, возьми мою. - Он стянул рубаху через голову…
… и понял, что лежит на спине, смотрит через отбеленное полотно на слепящее солнце…
… а солнце вдруг погасло. Она говорила: - просто полежи еще немного, Вифал. Я не хотела бить так сильно. Кажется, у тебя треснул череп.
"Нет, нет, он прочен как наковальня. Все будет хорошо. Смотри, я встаю… о, к чему тревога. Как хорошо на солнышке. Рубаха пахнет морем. Словно пляж, отлив - вся гниль разлагается в тухлых затонах. Точно Внутренняя Гавань. Я не дам мальчишкам в ней купаться. Скажу им… о, они умерли. Все мертвы, мои детишки, мои ученики.
Лучше бы ты ответил поскорее, Маэл".
- Вифал?
- Это палатка. Вот что пытаются сказать нахты. Что-то о палатке…
- Вифал?
"Думаю, пора поспать".
* * *
След вел к востоку, сначала примерно вдоль дороги на Броус, затем отклонился к югу, в сторону тракта. Лес поредел. Бандитам попалась еще одна деревня, но там уже никого не было. Виднелись следы грабежа; кажется, они еще прихватили телегу с деревянными колесами. Полмеры считал, что мародеры недалеко, Багряная Гвардия настигнет их к утру.
Серен Педак скакала бок о бок с Железным Клином. Новые стремена надежно удерживали сапоги. Никогда она так хорошо не ощущала себя на лошади. Очевидно, что Синяя Роза долго обманывала Летер; Серен думала, не являет ли это некий прирожденный и нераспознанный порок ее народа. Излишняя доверчивость, рожденная из несчастной смеси наивности и наглости. Если Летер переживет нашествие Эдур и правда о лжи Синей Розы всплывет, их ответ будет ребяческим, подозревала она - чувство глубокой и тайной обиды, долгое озлобление. Синяя Роза будет наказана, жестоко и неоднократно, самыми разными способами.
На ферме две женщины из отряда развернули кожаный пакет с наконечниками и, используя найденные шесты, изготовили грубые копья длиной в полчеловека. Закаленные острия были снабжены зазубринами и толстыми крючьями, отгибающимися к древку. Концы копий покрыли кровью фермера и его близких, чтобы скрепить намерение отомстить.
Они скакали всю ночь, останавливаясь дать отдых коням; при этом все, кроме часового, спали по четверти звона - этому солдатскому таланту Серен не смогла научиться так скоро. Наконец небо на востоке посветлело, обнаруживая скопившийся в низине туман. Серен дремала на ходу, глаза ее покраснели. Они проехали мимо лагеря беженцев на Броусской дороге, и старуха рассказала, что грабители побывали здесь недавно, украли все ценное, взяли двух девушек и их мать.
Еще двести шагов - и они увидели мародеров. Фургон стоял в середине дорожной насыпи; два быка недавно стянули с дороги в южную канаву кривой, толстый дуб и оставались привязанными к нему. От одного из колес тянулись цепи, рядом виднелись три маленькие, скорчившиеся во сне фигурки. Прямо за вагоном курился, потухая, большой костер.
Багряные гвардейцы встали в отдалении, изучая бандитов.
- Все спят, - сказал один.
Железный Клин ответил: - Наши лошади плохо обучены для такой атаки. Строй по четыре человека. Аквитор, ты поедешь сразу за первым рядом, одна.
Она кивнула. Не хотелось возражать. Ей дали запасной меч, и она знала, как с ним управляться. Все равно битву решат копья.
Солдаты закрепил ремешки шлемов, надели латные перчатки, покрепче перехватили копья, в трети от задних концов. Серен извлекла меч из ножен.
- Хорошо, - сказал Клин. - Корло, держи их сонными, пока не подойдем на тридцать шагов. Тогда буди, и добавь побольше паники.
- Да, Чтящий. Дело недолгое, не так ли?
- Оставить кого в живых, сэр? - спросил Полмеры.
- Нет.
Железный Клин, Полмеры и две женщины были первой шеренгой. Они перешли на рысь, затем на быстрый галоп. Пятьдесят шагов. Среди дезертиров ни шевеления. Серен оглянулась на Корло; он усмехнулся, поднял руку и повел бронированными пальцами.
Она увидела, что трое бандитов в фургоне сели, потом быстро залезли под сиденье.
Копья поднялись, лошади ускорили бег.
Среди спящих поднялась суматоха. Они вскакивали на ноги, дико кричали, кто-то визжал.
Передняя шеренга разделилась, чтобы объехать фургон; Серен после некоторого колебания поехала влево. Из-под днища сверкали перепуганные глаза. Она поравнялась с высоким колесом.
Впереди нее четыре копья нашли себе мишени. Трое мужчин были пронзены со спины - они пытались бежать.
Дезертир рванулся к Серен. Она ударила мечом, разрубив плечо. Он развернулся, разбрызгивая кровь. Ругнув себя за неловкий удар, она переместилась поближе к холке и встала в стременах, снова поднимая меч.
Четверо гвардейцев остановили коней, вытащили клинки. Вторая шеренга, шедшая позади Серен, рванулась преследовать врагов, разбегавшихся в канавы по сторонам дороги. Они резали их с холодной расчетливостью.
В правый бок Серен ударилось копье. Она отбила его, дернулась, когда лошадь рванулась вперед. Меч зазвенел, соприкоснувшись с чужим шлемом. Кончик его застрял, она резко дернула, стянув шлем с головы солдата. Вмятый с одной стороны шлем слетел с клинка и ударился о дорогу, окропив ее кровью.
Она мельком увидела Железного Клина, в дюжине шагов впереди. Он убивал в леденящей душу легкостью, держась за узду одной рукой. Меч выделывал коленца пляски смерти.
Кто-то рванулся к ней, налетел на руку с мечом, тяжело ударив по плечу. Она закричала от боли и обнаружила, что ее тащат из седла.
Казалось, искаженная бородатая рожа накатывает на нее приливной волной, пытаясь сорвать грубый поцелуй. Но тут лицо бандита обмякло. Глаза налились красным. Вены синими веревками выступили на висках. Из ноздрей полилась кровь. Отпустив руку, он упал на спину.
Держащий в руке тонкий кинжал Корло пододвинулся ближе. - Вставай, подружка! Держись за мое плечо…
Она ухватилась обеими ладонями за эфес меча и выпрямилась. - Спасибо, Корло…
- Бери поводья, мы почти закончили.
Серен оглянулась. Трое гвардейцев спешились и вместе с Железным Клином обходили раненых и умирающих, деловито втыкая в них клинки. - Тот человек - что с ним?
- Я вскипятил его мозги, аквитор. Грубо, признаю - но Чтящий приказал хранить тебя в безопасности.
Она уставилась на мага: - Что за вид волшебства способен на такое?
- Может, потом расскажу. А тот удар в голову был мастерским. Негодяй почти достал тебя копьем.
"Да уж". Она вдруг затряслась. - И это твое ремесло, Корло? Отвратительно…
- Да, аквитор, так и есть.
Подошел Железный Клин. - Все хорошо?
- Да, мы в порядке, сэр. Все убиты?
- Двадцать один.
- Это все, - кивнул маг.
- Едва пятеро сумели вытащить оружие. Ты отлично их обманул, Корло. Прекрасная работа.
- Вот так ваши солдаты выигрывают битвы? - спросила Серен.
- Мы здесь не ради битв, аквитор, - отозвался Клин. - Девочка, это казнь. Среди них были маги, Корло?
- Один малый адепт. Я сразу его отключил.
"Казнь. Да. Лучше думать вот так. Не резня. Это же убийцы и насильники". - Вы не оставили одного живого для меня, Чтящий?
Он покосился на нее. - Нет, ни одного.
- Ты не хотел позволить мне сделать… это. Так?
- Точно так, подружка. Не хотел.
- Почему?
- Потому что тебе могло понравиться.
- А твое ли это дело, Железный Клин?
- Это не доброе дело, вот и все. - Он отвернулся. - Корло, осмотри пленников под фургоном. Исцели, если это требуется.
"Он прав. Ублюдок прав. Я могла бы наслаждаться этим. Пытать беспомощных. Это не доброе дело, точно, потому что я могла бы возжаждать большего". Она припомнила чувство, возникшее в душе, когда кончик меча прикоснулся к шлему разбойника. Тошнота, но и удовольствие. Смесь.
"Мне плохо. Но я могу делать плохо и другим. Одно отвечает другому, порождая… покой. Точно ли? Покой? Или какое-то ожесточение, бесчувственное и холодное".
- Ладно, Клин, - произнесла она. - Не допускай меня. Но только, - она поглядела на него с высоты седла, - это не поможет. Ничто не поможет.
- Да. То есть пока не поможет.
- Никогда. Я знаю, ты думаешь, что время лечит. Видишь ли, Чтящий, я буду оживлять все это. Каждый миг. Это случилось не несколько дней назад. Это случилось только что и случается ещё и ещё.
Она увидела в его глазах сочувствие и почему-то возненавидела за это. - Дай мне всё обдумать, девочка.
- До каких пор?
- Не знаю.
Серен поглядела на меч в своей руке, увидев кровь и завитки волос на лезвии, выщербленном в том месте, где оно коснулось головы бандита. "Гадость. Но они ждут, что я сотру всё это. Чтобы железо снова сверкало, чистое, как будто это всего лишь металлическая полоска. Отделенная от своей истории, своих деяний, от самого своего предназначения". Ей не хотелось счищать кровавую грязь. Ей нравился ее вид.
Тела остались там, где лежали. Копья все так же торчали из похолодевших трупов. Остался фургон - они взяли только еду, сколько смогли увезти. Позднее все остальное подберут беженцы. Среди убитых оказалось пятеро подростков не старше пятнадцати лет. Их путь оказался коротким… но, как заметил Полмеры, это был дурной путь, и это главное.
Серен не жалела никого.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
ПОЛУНОЧНЫЙ ПРИЛИВ
Печалятся родичи, в прах обратилась любовь
Вырыта яма, у черного зева сложены грудою камни
Плиты готовы, и серые стены растут
Грудой имущество около смертного ложа
Здесь вся округа, весь день стучат барабаны
Пеплом покрытые лица, ногти на них прочертили
Долгой печали дорожки, хлещут по коже бичи
Память о жизни моей слишком скоро уходит
Под опахалами грязи с широких лопат
Если бы духом стоял я над свежей моею могилой
На братьев взирал и сестер, что убиты тоской
Будь часовыми у гроба предки в истлевших покровах -
Я бы безмолвно ушел, очи сомкнув в темноте
Вечность объяв, погружался бы в бездну забвенья…
Но горяча моя плоть, кровь не исчезла из вен
Воздух вдыхаю, слышу фальшивые крики
Изгнан я, и никому из толпы я не нужен
Делают вид, что не видят, и лица воротят
Мрачно вздыхают - в прах обратилась любовь.
Я одиноко бреду, никому не желанный, из жизни
Вырезан, и громоздится курган, серые стены растут.
Изганный,