То, что он представлял себе раньше, оказалось пугающей правдой: он явился сюда, и у него появились враги и обязательства раньше, чем он успел открыть рот или приподнять голову от пола. "Меня здесь могут убить", - внезапно подумал он.
Он слышал, как у него за спиной открылись серебряные двери. Послышались шаги. Пауза. Изгнанный художник выполнял свои поклоны.
Двери снова закрылись. Мигнуло на сквозняке пламя свечей. Заколебалось. Потом успокоилось. В тронном зале все молчали, придворные были напуганы, получив выговор. Сирос, кем бы он ни был, ушел. Криспин только что погубил человека, ответив на один вопрос честно, не проявив такта, не прибегая к дипломатии. Честность при дворе вещь опасная, для других и для самого себя. Он снова не отрывал глаз от мозаики пола. В центре была изображена сцена охоты. Какой-то император древности, в лесу, с луком, олень в прыжке, стрела императора летит к нему. Надвигающаяся смерть, если бы эта сцена получила продолжение.
Сцена получила продолжение.
Аликсана сказала:
- Если эта грустная привычка портить праздничный вечер сохранится, любимый, я присоединюсь к храброму Леонту и начну сожалеть о твоем новом святилище. Должна сказать, что своевременность выплаты жалованья солдатам вызывает куда меньше суматохи.
Император казался невозмутимым.
- Солдатам заплатят. Святилище должно стать частью нашего наследия. Частью того, что сохранит наши имена в веках.
- Слишком высокие устремления, чтобы взвалить это бремя на плечи непроверенного пришельца с запада с дурными манерами, - произнесла Стилиана Далейна, голос ее звучал резко.
Император взглянул на нее с непроницаемым выражением лица. "У нее есть мужество, - вынужден был признать Криспин, - если она бросает вызов, когда он в таком настроении".
- Это было бы правдой, если бы это бремя лежало на его плечах. Святилище уже построено тем не менее. Наш великолепный Артибас, который спроектировал и построил его для нас, несет это бремя, словно некий полубог из тракезийского пантеона. Родианин, если у него есть для этого способности, попробует украсить для нас святилище в той манере, которая будет приятна Джаду и нам.
- Тогда остается надеяться, трижды возвышенный, что он сумеет найти в себе более приятные для всех манеры, - ответила светловолосая женщина.
Валерий неожиданно улыбнулся.
- Умно сказано, - заметил он. Император, как начинал понимать Криспин, был человеком, который очень ценит ум. - Кай Криспин, боюсь, ты вызвал неудовольствие одной из жемчужин нашего двора. Ты должен постараться, пока будешь работать у нас, возместить ей ущерб.
Собственно говоря, ему вовсе не хотелось возмещать ей ущерб. Она по каким-то своим соображениям поддержала некомпетентного художника и теперь пыталась свалить последствия на Криспина.
- Я уже сожалею об этом, - пробормотал он. - У меня нет сомнений, что госпожа Стилиана - жемчужина среди женщин. В самом деле, та жемчужина у нее на шее, более крупная, чем любое украшение из тех, которые я вижу здесь на женщинах, отражает этот факт и служит ему свидетельством.
На этот раз Кай понимал, что делает.
Это было опасно, опрометчиво, но ему было все равно. Ему не нравилась эта высокомерная женщина с безупречно правильными чертами лица, с золотистыми волосами, с холодными глазами и жалящим языком.
Он услышал, как все ахнули, и безошибочно увидел гнев, внезапно вспыхнувший в глазах этой женщины. Но Криспин ждал реакции другой женщины и, повернувшись к ней, нашел то, что искал: короткую вспышку удивления и насмешливое понимание в темных глазах императрицы Сарантия.
В неловком молчании, наступившем после того, как он открыто заявил о том, что госпожа Стилиана предпочла бы не афишировать, императрица с обманчивой мягкостью сказала:
- Наше общество украшают многие. Сейчас мне пришло в голову, что еще один из таких людей обещал нам рассудить пари, предложенное во время пиршества. Скортий, перед тем как уснуть сегодня, чтобы мой сон был спокойным, я должна знать ответ на вопрос императора. Никто не изъявил желания получить предложенную драгоценность. Ты нам скажешь, возничий?
На этот раз Криспин все же оглянулся и посмотрел, когда блистающая толпа придворных справа от него раздалась в стороны, сверкая шелками, и невысокий, поджарый мужчина подошел, аккуратно и уверенно шагая, и встал рядом с канделябром. Криспин слегка посторонился, чтобы Скортий из команды Синих остался один перед тронами. Он невольно смотрел на этого человека во все глаза.
У сорийского возницы, который в тот день на арене ипподрома творил чудеса, были глубоко посаженные глаза на смуглом лице, слегка подчеркнутые - а в одном-двух местах и не слегка - шрамами. Его непринужденные манеры свидетельствовали о том, что он был своим во дворце. На нем была полотняная туника до колен натурального, почти белого цвета, и по ней спускались с плеч темно-синие полосы, окаймленные золотом. Мягкая синяя шапочка покрывала его черные волосы. Пояс из простого золота был очень дорогим. На шее висела одна цепочка, на которой на уровне груди находился золотой конь с драгоценными камнями вместо глаз.
- Мы все стараемся во всем, что делаем, угодить императрице, - серьезно произнес возничий. Он намеренно сделал паузу, потом его белые зубы блеснули. - А потом императору, разумеется.
Валерий рассмеялся.
- Вложи в ножны свое смертельное обаяние, Скортий. Или прибереги его для той, которую ты сейчас соблазняешь.
Послышался женский смех. Некоторые мужчины, как заметил Криспин, не смеялись. Аликсана прошептала, и ее темные глаза вспыхнули:
- Но мне нравится, когда он достает его из ножен, мой повелитель.
Криспин не смог удержаться от внезапного смеха, это замечание застало его врасплох. Это не имело значения. Валерий и придворные вокруг него хохотали, а возничий низко поклонился императрице и невозмутимо улыбнулся. При этом дворе, наконец-то понял Криспин, многое определяли женщины.
И разумеется, женщина, сидящая на троне. К императору явно вернулось непритворно хорошее настроение. Глядя на два трона, Криспин внезапно подумал об Иландре, со странной внутренней болью, словно удар клинка, которая все еще в таких случаях поражала его. Если бы его жена сделала подобное открыто провокационное замечание, он тоже счел бы его смешным, настолько он был в ней уверен. И Валерий был так же уверен в императрице. Криспин не в первый раз задал себе вопрос, каково это - быть женатым на женщине, которой нельзя доверять. Он бросил взгляд на стратига, Леонта. Высокий мужчина не смеялся. И его аристократка-жена тоже. Но для этого могло быть много причин.
- Драгоценный камень все еще предлагается в награду, пока Скортий не раскрыл свой секрет, - заметил император. - Жаль, что наш родианин не видел этого события, кажется, у него есть для нас много ответов.
- Сегодняшние гонки, мой повелитель? Я их видел.
Великолепное зрелище. - Криспину пришло в голову, немного поздновато, что он, возможно, совершает еще одну ошибку.
Валерий состроил кислую мину.
- А! Ты болельщик? Конечно, мы окружены ими. Криспин покачал головой.
- Едва ли болельщик, мой повелитель. Сегодня я впервые побывал на ипподроме. Мой сопровождающий, Карулл из Четвертого саврадийского легиона, который прибыл сюда, чтобы встретиться с верховным стратигом, стал мне хорошим гидом. - Каруллу не может повредить, если он упомянет здесь его имя, решил Криспин.
- А, ну тогда, как новичок, ты все равно не сможешь решить эту задачу. Давай, Скортий. Мы ждем, когда ты нас просветишь.
- О, нет. Нет, давайте спросим у него, мой повелитель, - возразила Стилиана Далейна. В ее холодной красоте и правда было что-то злое. - Как говорит наш трижды возвышенный император, этот художник знает так много. Почему гонки колесниц должны оказаться за пределами его понимания?
- Столько всего лежит за пределами моих возможностей, госпожа, - ответил Криспин так мягко, как только мог. - Но я попытаюсь… удовлетворить вас. - Он коротко улыбнулся в ответ. Он расплачивался за то, что нечаянно сделал с ее художником, и за преднамеренное упоминание о ее жемчужине. Ему оставалось лишь надеяться, что эта плата ограничится обменом колкостями.
Аликсана со своего трона сказала:
- Вот вопрос, который мы обсуждали за ужином, родианин: как Скортий сообразил отдать первую дорожку в первом заезде после перерыва? Он позволил колеснице Зеленых оказаться на внутреннем круге нарочно и привел несчастного Кресенза прямо к катастрофе.
- Я это помню, моя госпожа. Это также привело к финансовой катастрофе трибуна Четвертого легиона.
Слабая острота. Императрица не улыбнулась.
- Как это грустно для него. Но никто из нас не смог предложить объяснения, совпавшего с тем ответом, который наш великолепный возничий держит в тайне. Он обещал сообщить его нам. Хочешь рискнуть и высказать предположение, перед тем как он даст свой ответ?
- Нет позора в неведении, - прибавил Валерий. - Особенно если это твой первый поход на ипподром.
Ему и в голову не пришло не отвечать. Вероятно, должно было прийти. Вероятно, более осторожный человек, учтя все нюансы, уклонился бы от ответа. Таким человеком почти наверняка был бы Мартиниан.
- У меня есть одна мысль, мой господин, моя госпожа. Возможно, я ошибаюсь, конечно. Вероятно, я ошибаюсь.
Стоящий рядом Скортий взглянул на него. Он слегка приподнял брови, но его карие внимательные глаза смотрели учтиво и заинтересованно.
Криспин в свою очередь посмотрел на него и улыбнулся.
- Одно дело сидеть над беговой дорожкой и размышлять, как это сделано, и совсем другое - делать это на песке, на всем скаку. Прав я или нет, позволь мне приветствовать тебя. Я не ожидал, что так разволнуюсь сегодня, но это произошло.
- Ты делаешь мне слишком много чести, - пробормотал Скортий.
- Так что скажешь? - спросил Император. - Твоя мысль, родианин? В награду тебя ждет афганский рубин!
Криспин взглянул на него и сглотнул. Он не знал, конечно, каков приз. Это был не обычный приз; это было целое состояние, с самого дальнего востока. Он снова повернулся к Скортию, прочищая горло.
- Свет и тень в толпе сыграли свою роль?
И по улыбке, тут же появившейся на лице возничего, понял, что выиграл. Выиграл. Он умел решать головоломки. Всю жизнь.
В полной ожидания тишине Криспин заговорил со все возрастающей уверенностью:
- Я бы сказал, что многоопытного Скортия навел на эту мысль темный цвет толпы, когда он достиг поворота перед императорской ложей, мой повелитель. Наверное, он знал много другого, о чем я не могу даже догадаться, но рискну предположить, что это было самым важным.
- Темный цвет толпы, - сердито воскликнул начальник канцелярии Фастин. - Что за чушь?
- Надеюсь, это не чушь, мой господин. Я имею в виду их лица, конечно. - Больше Криспин ничего не сказал. Он смотрел на возничего, стоящего рядом. Теперь на него смотрели все.
- Кажется, - наконец, произнес Скортий, - у нас тут стоит возница. - Он рассмеялся, показывая белые, ровные зубы. - Боюсь, этот родианин - вовсе не мозаичник. Он - опасный обманщик, мой повелитель.
- Он прав? - резко спросил император.
- Совершенно прав, о трижды возвышенный повелитель.
- Объясни! - Приказ прозвучал, как удар кнута.
- Польщен, что мне задан этот вопрос, - спокойно ответил чемпион Синих.
- Не тебе. Кай Криспин Варенский, объясни, что ты имеешь в виду.
Скортий впервые смутился. Криспин понял, что император по-настоящему раздражен, и догадался, почему: в этом зале явно находился еще один любитель решать головоломки.
Криспин осторожно сказал:
- Иногда человек, который видит что-то впервые, может заметить то, что уже не дано видеть другим, более сведущим. Признаюсь, что я устал за тот длинный день к моменту поздних заездов, и мой взгляд блуждал по сторонам. Он упал на трибуны по ту сторону спины.
- И это подсказало тебе, как выиграть гонку? - Короткое раздражение Валерия прошло. Он снова бросился в бой, понял Криспин. Взгляд сидящей рядом с ним Аликсаны казался непроницаемым.
- Это подсказало мне, как человек, более отважный, чем я, мог бы это сделать. Мозаичник, как я уже говорил, мой повелитель, видит изменения цвета и света в божьем мире с… большой точностью. Он должен это уметь, иначе не добьется успеха в своей работе. Я провел часть дня, наблюдая, что происходит, когда колесницы мчатся мимо дальних трибун и люди поворачивают головы, следя за их бегом.
Валерий сидел, подавшись вперед и сосредоточенно нахмурив брови. Внезапно он поднял руку.
- Погоди! Я попробую сам. Погоди. Да… когда они смотрят прямо перед собой, возникает впечатление чего-то более яркого, светлого, так как их лица обращены вперед, а когда головы повернуты в противоположную сторону, когда ты видишь волосы и головные уборы, возникает впечатление более темного цвета.
Криспин ничего не сказал. Только поклонился. Стоящий рядом Скортий из команды Синих молча повторил его движение.
- Ты сам заслужил свой рубин, мой повелитель, - сказал возничий.
- Не заслужил. Я все еще… Теперь ты, Скортий. Объясни!
Сориец произнес:
- Когда я достиг поворота у катизмы, мой повелитель, трибуны справа от меня были разноцветными и довольно темными. В эти секунды я миновал Кресенза и выехал на внутреннюю дорожку. Они не должны были так выглядеть, потому что первые возницы Зеленых и Синих находились прямо под ними. Лица должны были быть обращены прямо к нам, когда мы промчались мимо, и на солнце казались бы светлыми пятнами. Во время заезда не удается различить сами лица, только поймать общее впечатление, как сказал родианин, более светлого или более темного цвета. Трибуны перед поворотом были темными. Это означало, что зрители отвернулись от нас. Почему они отвернулись?
- Столкновение позади тебя, - произнес император Сарантия, медленно кивая головой. Теперь он сцепил пальцы рук, а локти положил на подлокотники трона. - Нечто более увлекательное, даже более драматичное, чем дуэль двух колесниц.
- Сокрушительное столкновение, мой повелитель. Только это могло отвлечь их, заставить повернуть туда головы. Ты помнишь, что первые колесницы столкнулись ДО того, как подъехали мы с Кресензом. Происшествие казалось незначительным, мы оба его заметили и объехали препятствие. Толпа это тоже видела. Чтобы ипподром от нас отвернулся, должно было произойти нечто ужасное уже после этого первого столкновения. И если третья - или четвертая - колесница врезалась в первые две, тогда команда служащих ипподрома не смогла бы расчистить дорожку.
- А первое столкновение произошло на внутренней дорожке, - снова кивнул головой император. Теперь он удовлетворенно улыбался, его серые глаза остро поблескивали. - Родианин, ты понял это все?
Криспин быстро покачал головой.
- Не так, мой повелитель. Я догадался лишь о самом простом. Меня приводит в смущение то, что я оказался прав. А Скортий сообразил все это во время гонки, управляя четверкой коней на большой скорости, сражаясь с соперником. Это выше моего понимания.
- Собственно говоря, я понял слишком поздно, - признался Скортий с грустным видом. - Если бы я был наготове, я бы не стал обгонять Кресенза с внутренней стороны. Я бы остался на внешней от него дорожке и так прошел бы поворот и дальнюю прямую. Так было бы правильно. Иногда, - прошептал он, - мы добиваемся успеха лишь благодаря счастливому случаю и милости божьей.
Никто на это ничего не ответил, но Криспин заметил, как верховный стратиг Леонт сделал знак солнечного диска. Через мгновение Валерий поднял глаза и кивнул канцлеру. Гезий, в свою очередь, сделал знак другому человеку, который вышел из одностворчатой двери позади трона. Он нес черную шелковую подушечку. На ней лежал рубин в простой золотой оправе. Он подошел к Криспину. Еще издали Криспин увидел, что этот сверкающий приз, назначенный скучающим императором на пиршестве ради развлечения, стоит больше денег, чем он имел за всю свою жизнь. Слуга остановился перед ним. Скортий, стоя справа от Криспина, широко улыбался. Счастливый случай и божья милость.
- Ни один человек не был менее достоин такого дара, хотя я надеюсь угодить императору другими способами у него на службе, - сказал Криспин.
- Это не дар, родианин. Это приз. Любой мужчина - или женщина - мог его выиграть. У всех была такая возможность сегодня вечером.
Криспин склонил голову. Внезапно его осенила идея, и, не успев ей воспротивиться, он услышал собственный голос:
- Могу ли я… будет ли мне позволено подарить этот камень, мой повелитель? - Он с трудом произнес эти слова. Он преуспевал, но не был богат. И его стареющая мать, и Мартиниан с женой тоже не были.
- Он твой, - ответил император после короткого, тяжелого молчания. - Можно подарить то, чем владеешь.
Конечно, это было правдой. Но чем человек действительно владеет, если жизнь, если любовь можно отнять и отдать тьме? Разве ВСЕ это не является только займом, арендой, столь же преходящим, как свеча?
Здесь не место и сейчас не время для этого.
Криспин набрал в грудь воздуха, выталкивая себя из теней к ясности. И сказал, понимая, что, вероятно, совершает еще одну ошибку:
- Тогда я счел бы за честь, если бы госпожа Стилиана приняла его от меня. Я бы даже не получил возможности изложить здесь решение этой трудной задачи, если бы она не оценила так высоко мои качества. И боюсь, мои слишком откровенные высказывания ранее огорчили коллегу-художника, которого она ценит. Возможно, этот подарок поможет загладить мою вину? - Он чувствовал на себе взгляд стоящего рядом возничего, у которого отвисла челюсть, слышал ропот изумления среди придворных.
- Благородные слова! - воскликнул Фастин со стороны двух тронов.
Криспину пришло в голову, что начальник канцелярии, под властью которого находятся все гражданские службы, вероятно, не особенно проницательный человек. Ему также одновременно пришло в голову - когда он заметил задумчивое выражение лица Гезия и неожиданно лукавое, хитрое выражение лица императора, - что это, возможно, не случайно.
Он кивнул слуге, одетому в блестящие серебряные одежды, и тот отнес подушечку золотоволосой госпоже, стоящей возле тронов. Криспин видел, что стратиг рядом со Стилианой Далейной улыбается, но сама она побледнела. Это и в самом деле могло оказаться ошибкой; здесь он не мог доверять своим инстинктам.
Тем не менее она протянула руку, взяла кольцо с рубином и держала его на раскрытой ладони. У нее не было выбора. Каким бы изысканным ни был этот камень, рядом с потрясающей жемчужиной на ее шее он казался почти безделушкой. Она была дочерью самого богатого семейства Империи. Даже Криспин это знал. Ей нужен этот рубин, как Криспину… кубок вина.
"Неудачная аналогия", - подумал он. Ему и в самом деле нужен кубок вина, просто необходим.
Стилиана Далейна долгое мгновение смотрела на него через пространство зала, само совершенство, полное ледяного самообладания, а потом сказала:
- Ты, в свою очередь, оказываешь мне слишком большую честь, и такой щедростью делаешь честь памяти Империи Родиаса. Благодарю тебя. - Она не улыбнулась. Сомкнула длинные пальцы и сжала в ладони рубин.
Криспин поклонился.