В деревню он ходил довольно редко, но не только в случае крайней необходимости, чтоб не вызвать у местных лишних подозрений. Приносил знахарке травы, заячьи, куньи и беличьи шкурки на мену, редко дикий мед, и старался выглядеть похожим на людей, разговаривая медленно и тихо, чтоб скрыть акцент. Конечно, большинство поселян знали о его истинной сущности, но не видели никакого вреда в лесном жителе. Риан не обольщался их миролюбием на свой счет. Случись мору, неурожаю или падежу скота, и тогда эти тихие забитые селяне обязательно вспомнят про нелюдя и всю вину за невзгоды свалят на него без зазрения совести. Поэтому альв всегда вел себя осторожно, и даже однажды, промазав с датой и оказавшись в поселении во время религиозного праздника, вместе со всеми крестьянами отбыл какое-то странное действо в здании с крестом. Сложив руки на груди, он простоял в толпе все положенное время, копируя движения людей. Был ли в них какой-то смысл, он так и не понял, но после этого случая к нему стали относиться лучше.
В другой раз альв просто так зашел в церковь, постоял в темном узком помещении, пропахшем прогорклым маслом, подивился некрасивым фигуркам в алтаре, но суть затеи ему все равно осталась непонятной. Травница ему пояснила, что в этом здании люди молятся Богу, движения, которые они повторяют - это символ их причастности к вере, а тощий человечек в черном их духовный пастырь. Сравнение селян со стадом, гонимым тощим заморышем в неясном направлении, Риану понравилось, остальное - нет. Заниматься людскими глупостями он не собирался. На его памяти у них сменилось такое количество богов, что и не сосчитать. Каждому они молились истово и с полной самоотдачей, а потом так же бескомпромиссно низвергали вчерашних небожителей, топя своих идолов в реке или предавая огню. Но с пастырем альв старался держаться уважительно и по возможности редко попадаться тому не глаза.
Тем временем суп сварился и был разлит в две грубые миски.
- Ешь, тебе нужны силы. - Предложил Риан. - Должно быть не плохо.
И сам пригубил ароматную жижу.
- Очень вкусно. Спасибо. - Гилд сделал глоток.
"Еще бы тебе было не вкусно", - усмехнулся про себя Риан, видя, что родич давно не ел. Тот старался ничем не выдавать себя, не спешить, не торопиться отламывать хлеб, но тот, кто сам пережил голод, без труда может понять другого.
Они сидели рядом за низким струганным столом и молча ели наваристый суп. Сейчас Риану было трудно даже вспомнить, когда в последний раз он ел не один. Он покосился на своего гостя, держать ложку в правой руке Гилд не мог, но он без труда обходился левой, и вообще, видимо, владел обеими руками почти одинаково. Это слегка удивило Риана, так как насколько он мог судить по тому бою, что видел накануне, виртуозным бойцом Гилда никак нельзя было назвать. Он бился больше по наитию, так, как подсказывали обстоятельства, и хороших учителей никогда не имел.
Когда первый голод прошел, Гилд вновь вспомнил рассказ о деревне. Он уточнил, сколько в ней жителей и есть ли солдаты, и рассказал, что когда жизнь вынудила его наняться на службу к людям, он перед этим обрезал волосы и оделся так, чтобы больше походить на них.
- Мы для людей чужаки из племени альвов, хотя они сами не всегда могут заметить разницу. - Пояснил он, - но она есть, стоит нам посмотреть на них или заговорить. Однако теперь наша кровь встречается и в их знати. Меня взяли лучником в дружину лишь потому, что у местного герцога было дальнее и древнее родство с нашим народом. Люди, конечно, не знали о нем, но я это понял с первого взгляда, понял и он, и отдал приказ. Я был ему благодарен тогда, но жить среди людей, в казарме, невероятно тродно. Они там тоже ходили в церковь, я видел несколько праздников и массу служб.
Чуть волнуясь, Гилд рассказал, что ему пришлось соврать, сказав, что он крещен, что бы от него отвязался святой отец.
- Иначе они бы и в самом деле сотворили со мной этот обряд. Как думаешь, это очень плохо? - он взглянул Риану в глаза. - У людей очень странная вера, она вся состоит из условностей и обрядов. Правды в ней нет.
- Они не слишком требовательны ни к себе, ни к своим богам. - Заметил Риан. - Я думаю, для Единого не имеет значения, едим ли мы ту или иную пищу, произносим ли молитвы, надеваем ли на себя крест.
Гилд был прав в том, что жить рядом с людьми иногда просто непереносимо. И не потому, что они редко моются и норовят подчинить себе всех окружающих силой. Они заполняют собой все вокруг, не давая возможности остаться наедине с собой ни днем, ни ночью. Они другие, и тут ничего нельзя изменить. Риан даже под страхом смерти не стал бы жить в деревне. Лучше голод, лучше холодные зимние ночи, чем тепло их тесных душных жилищ, их образ мыслей и поступков. То, что им казалось само собой разумеющимся, ему казалось непонятным и даже противоестественным, чуждыми были праздники и радости, а главное, самое худшее, скрывалось в том, что с людьми альв никогда не чувствовал бы себя понятым, никогда не смог бы быть таким, каким есть, не прикидываясь и не маскируясь. И не было никакого взаимно приемлемого выхода для двух народов. Один вытеснял другой уже который век, и этому не было конца.
- Ты долго жил в крепости у того герцога? - поинтересовался Риан.
- Нет, меньше двух лет, но мне и это показалось вечностью. Не было дня, чтобы я не хотел оттуда уйти, сбежать от них хоть на край света, но это означало бы гибель. Пережить вторую зиму на северном плоскогорье я бы не смог.
- Я давно не был в людских замках. Для меня там все пропитано смертью и мукой. - Выдавил Риан из себя как будто через силу.
Его узкие губы сжались в тонкую твердую линию, похожую на трещину в камне. Гилду показалось, что сейчас его гостеприимный хозяин встанет и уйдет, куда глаза глядят. Но вместо этого он спросил:
- Ты же был лучником, почему же у тебя такой плохой лук?
- Да, он не из лучших и старый, - спокойно признал его правоту Гилд, - но я из него нормально стреляю, к тому же в гарнизоне у меня был другой, там он и остался.
- Раньше, в бою, я предпочитал луку мечи, - усмехнулся какому-то воспоминанию Риан. - Но в лесу мечом много еды не добудешь.
С этими словами он достал один из своих мечей и любовно провел ладонью по зеркально-блестящей поверхности клинка. Сталь была почти синяя, изумительной, древней ковки, форма соразмерной, почти совершенной, а резные рукояти сами ложились в ладонь. Такой клинок стоил, наверное, теперь на вес золота. Люди не умели делать такие, и, Гилд был уверен, не научатся никогда.
Было видно, с какой заботой обитатель лесной землянки относится к своему оружию. Наверное оно, да еще крепкая память связывали его с прошлым, с временами, когда их народ был многочислен, когда над долинами возвышались красивые и гармоничные замки, а в них правили гордые и могущественные короли.
- Я всегда был воином, - вздохнул Риан. - Всегда…
И было в его голосе столько грусти, что Гилду стало не по себе.
- А кем был ты?
- Никем. - Все так же просто ответил он, и не было в этих словах ни насмешки, ни боли, ни грусти. - Когда-то я жил в одном из наших селений, тогда я знал, как сделать чертеж для дома или замка, или начертить карту. Умел ходить под парусом, но все это было давно, да и длилось не долго. Потом мы сражались, и я стал воином. Но кроме врагов были внутренние розни…
Он болезненно поморщился.
- Всякое было…, знаешь, когда приходят плохие времена, все обостряется, а хороших времен я почти не помню. Уйдя из селения, долгие годы я жил в лесу один, там было очень спокойно и красиво, похоже на сон. Те леса намного южнее, у подножия Синих гор. Тогда были другие времена, люди меня не трогали, и я даже общался с одним из них, с юношей, но потом он стал старцем… Затем прошла война, ты наверное знаешь - война между двумя герцогствами, северным и южным, кто победил непонятно, но к власти на юге пришел - его светлость Ньюри Феран, если я точно помню имя этого мерзавца. Он начал с истребления еретиков и нелюдей, которые так ненавистны их Богу, тогда для меня начались странствия… Как я могу любить их веру? Но может и к лучшему, что я оттуда ушел, тогда было очень жалко, но сейчас я думаю, что жизнь там постепенно перешла бы в смерть, я бы даже не заметил разницы. Хотя, кто знает, что для нас лучше…
Он смотрел куда-то вдаль, мимо Риана, сквозь стену землянки, за пределы времени и мира. Перед его внутренним взором снова проплывали картины той жизни, их было много, только счастливых среди них не было, но он не жалел ни о чем. Уже не жалел. Наконец Гилд стряхнул оцепенение и спросил, стараясь скрыть острое любопытство при взгляде на Риановы чудесные мечи.
- А где жил ты и с кем воевал? У тебя дивные мечи. Прости, если я спрошу лишнее, но что связывает тебя с замками людей?
Узкая длинная ладонь легла на рукоять, словно оружие стало продолжением руки. Такому нельзя научиться за пару лет, только с раннего детства, когда в крошечную еще младенческую ручонку вкладывают маленький деревянный мечик.
- Кузнецом и воином был мой отец, и я, сколько помню себя, жил по воинским законам. Сначала я служил нашим Владыкам, начинал простым ратником, а потом командовал большими отрядами. А потом, когда наш народ ослаб и исчез из этого мира, я встал под знамена людских королей.
- Но зачем, что вынудило тебя идти служить людям?
- Тяжело отказаться от смысла всей жизни, и трудно быстро понять, что интересы людей чужды нам, или даже вовсе непонятны. Я, например, понял это не сразу.
Риан закашлялся, немного смутился и пояснил.
- Я ни с кем не разговаривал всю зиму. Даже собственным голосом перестаешь владеть, если им не пользоваться так долго. - Он медленно и с усилием улыбнулся. - Голос это не оружие, а мечами я пользоваться не разучился. Надо полагать, что и за Черту я уйду во всеоружии. - А герцога Ньюри Ферана я знаю хорошо. Практически на своей шкуре.
Имя владетеля альв скорее выплюнул, чем сказал, такое отвращение было написано у него на лице.
- Когда воюешь в людской войне, то самое главное вовремя сбежать, независимо от того, кто победит. Нелюдю достанется прежде всех остальных.
- И ты сбежал?
- Я не успел этого сделать…
Его передернуло, как от резкого порыва ледяного ветра. Светлые глаза загорелись как бы изнутри лютой ненавистью и презрением.
- С людскими замками я знаком в основном с точки зрения узника, и очарования ими от этого не прибавляется. - Довольно ядовито молвил он.
Смотреть в этот миг на лесного отшельника было страшно. Хищный взгляд, нервное подрагивание ноздрей, плотно сжатые губы.
… звон кандалов, темнота, разрываемая коптящим светом факела, озверевшая толпа, вопящая от вида крови и муки, вонь и смрад. Охота на разумную тварь только началась. Кровь во рту, порванный рот, хруст костей. Они не ведают, с кем связались, они жаждут превратить свою жертву в безумное животное, и у них получается… почти…
Душа сородича была в этот миг раскрыта, и Гилд скорее почувствовал, чем увидел картины того безумия, тех мук. Леденящий ужас, боль, безысходность, страх и отчаянный гнев… Он готов был броситься к родичу, защитить от того, что тот пережил, защитить от его собственных мыслей.
Видение быстро исчезло. Риан сомкнул внутренние щиты резко и болезненно.
- Что это было? Это ужасно, что там произошло? - потрясенно прошептал Гилд захваченный отчаянием увиденного.
- Ошибкой было то, что они сняли с меня кандалы. - Сказал воин безжизненным тоном, и словно очнувшись от забытья, добавил. - Пойду, воды принесу. А ты отдохни пока.
Гилд почувствовал, что его новому знакомцу нужно побыть одному, немного отойти от неожиданных и таких тяжких воспоминаний.
Глупо было надеяться, что память со временем иссякнет, как высыхает ручей, когда вырубают рощу, но все-таки Риан был доволен. Несмотря ни на что. Былое унижение, былая боль вызвала в его душе не отчаяние, не тоску, а самую настоящую ярость. Он снова становился самим собой, тем прежним Рианом, который, казалось, навсегда сгинул в казематах и умер под пытками жестоких палачей. Может быть, это лесное житье вылечило его, или долгие годы относительного покоя, но наверняка не обошлось без появления Гилда. Разговор с сородичем, со своим - по духу и крови, разговор с равным, сделал свое целительное для духа дело. Вернулось главное, то, чего не хватало так же остро, как воздуха в петле, чувство единства, которое дано альвам свыше и на счастье, и на беду для древнего народа.
Оставшись один в землянке, Гилд на какое-то время словно выпал из здешнего мира. Он снова и снова видел картины чужого плена, встающие перед глазами, как свои собственные. Риан несомненно был хорошим командиром и опытным бойцом, кем никогда не был он сам, но сейчас Гилд не помнил об этом, он видел лишь существо, нуждающееся в помощи больше, чем он сам. Посидев еще немного, он встал и, слегка прихрамывая, пошел по лесу. Туман уже рассеялся, и где-то там, в вышине, над верхушками деревьев, поднялось солнце. Гилд был уверен, что идет в правильном направлении и скоро увидит своего знакомца. Такую уверенность давало ему чутье, которое невозможно ни описать, ни объяснить словами, но существа его крови знают его и ведают, что это такое. Он брел, ощущая, что расстояние между ними сокращается очень медленно, а это значило, что Риан сидит где-то на месте, скорее всего, неподвижно уставясь перед собой.
Так оно и было. Обогнув группу сросшихся берез, Гилд увидел пробивающийся меж камней источник и Риана, сидящего тут же на камнях. Тот был настолько погружен в свои думы, что даже не заметил приближения родича.
В этот момент Гилд почувствовал неловкость. Ему пришла мысль, что, может, лучше развернуться и уйти, не беспокоя его, но потом что-то словно подтолкнуло вперед.
- Риан… - окликнул он ели слышно и, подойдя ближе, легко коснулся его плеча.
Тот повернулся и, не произнеся не слова, просто посмотрел, но этот взгляд сказал куда больше любых слов. Он безмолвно сказал, как важно это легое прикосновение, и как он благодарен за то, что кто-то пришел разделить его одиночество. Но вслух не было произнесено ни звука. Риан лишь жестом указал на камень рядом. Мол, садись.
Камни были плоские, нагретые солнцем и от того теплые. Летом на них любили греться мелкие изумрудные ящерки. Под одним из таких валунов как раз располагалась их норка.
Отвечая на приглашение, Гилд сел рядом. Какое-то время они молча смотрели на воду. Серебристые струи играли в утреннем солнце, от травы поднимался пар, природа радовалась приходу весны.
- Ты долго был в плену? - спросил Гилд, и добавил, как бы извиняясь за свой вопрос, - Знаешь, я вроде в плену у них не был, просто жил рядом, а как вспомню отдельные моменты, так передергивает… Когда я пришел наниматься лучником, то и представить себе не мог, насколько мы с ними разные.
- Меня взяли в плен вместе с другими воинами-людьми, но тех выкупили либо родичи, либо сам герцог Налмонд. За меня же он не пожелал платить. - Пояснил Риан. - Ты говоришь, мы с ними разные, вот и я до сих пор не могу объяснить, зачем пытать пленника, если он не знает военных тайн и не представляет собой никакой стратегической ценности. Я полагаю, что это из скотского желания поиздеваться над другим существом. Они без этого дня прожить не могут.
Альв помолчал немного. Не то переводя дух после длинной речи, не то собираясь с мыслями.
- Я бы хотел позабыть навсегда, и дыбу, и клещи, и кандалы. Тело вот уже почти забыло.
Он сделал странный жест правой рукой, словно хотел показать, как замечательно теперь работают суставы.
- Можно забыть боль, но нельзя забыть унижение, нельзя забыть себя, раздавленного и низведенного до состояния безмозглой скотины, с которой делают все что угодно…
- Это ужасно, - Гилд видел прозрачные глаза родича, - я понимаю, забыть такое нельзя, но может быть, тебе удастся отодвинуть воспоминания, понять, что это прошло…
Непроизвольно он коснулся руки Риана, словно желая принять его боль.
- Мы выжили, а это уже немало. Пока что мы живы, вопреки всему.
- Да, мы выжили и продолжаем жить. Но главное, мы можем помочь друг другу. Ты уже мне помог. - Сказал Риан, и поймав недоуменный взгляд Гилда, пояснил. - Не знаю, поймешь ли… Твое присутствие возродило во мне ярость, а это тот огонь, что питает душу воина.
…свист стали, танцующей в руках, кровь, летящая багровым веером, последний крик из горла врага, пот, пропитавший подкольчужную куртку, согласованные гармоничные движения, отточенные не годами - столетиями, глаза, без страха, смотрящие в бездну и в вечность за Гранью… нет смерти… нет страха… нет даже ненависти… и все, что есть, отдано во имя победы… и душа за миг до возможной смерти обнажена так же, как в миг появления на свет…
Как еще передать то, что ощущает воин в момент напряжения всех сил и умений, в самый разгар сражения, если не распахнуть щиты, благо, что собеседник может и почувствовать и понять в полной мере. А ведь казалось, что Риан уже ни перед кем никогда не сможет открыться.
Да, он все видел… и в эту минуту Гилд неожиданно вспомнил, что еще вчера собирался уйти отсюда, как только будет на это способен. Теперь он сам удивился подобной мысли: "Уйти куда?" Ему совсем не хотелось расставаться с новым знакомым, напротив, это был первый случай за долгие-долгие годы, когда его понимали, и сам он понимал другого. Давно забытое чувство, он уже и не помнил, что такое бывает.
"О чем это я? - он отогнал ненужные мысли. - Я ему только в тягость. Надо сказать спасибо за все, что он сделал, и освободить от себя. При такой жизни, в лесу, ему, скорее всего, без меня будет легче, да и кто сказал, что ему нужен друг?"
Риан погладил гладкий скол камня, там, где видны были слои породы. Скол образовался за несколько лет до того, как он сам поселился в этой глуши, но до сих пор камень не залечил свою рану, а из семечка, брошенного ветром к подножию глыбы, уже отважно пробился крошечный ясень, обещая через какое-то время опрокинуть камень мощью корней и силой жизни. Жизнь всегда побеждала, и кому лучше было знать об этом, как не тому, кто живет так долго.
- Здесь очень красиво, особенно в конце весны. - Вдруг сказал Риан, улыбаясь краешком рта. - Да ты и сам увидишь. Верно?
- Я бы хотел этого, если… - он то же улыбнулся, чуть неловко, и снова взглянул Риану в глаза.
Они посмотрели друг на друга и, словно заколдованные, протянули руки, соприкоснувшись пальцами. На один миг, легко, как это умеют одни лишь те, кому были открыты мироздание и вечность, жест, который совершенно непонятен для людей. Но этого было достаточно.
- Мы будем вместе.
Кто это произнес, было уже неважно.
Левой, здоровой рукой, Гилд коснулся запястья Риана.
- Оно было сломано здесь? - тот молча кивнул. - Я знаю, что ты чувствуешь, это словами не передашь. Память не дает тебе покоя, это и боль и ярость… я вижу. Если бы мы могли отомстить и убить того негодяя, тебе сразу стало бы легче.
- Какого из многих? - не понял Риан.
- Думаю, главного - Ньюри Ферана. - Просто ответил Гилд.
В глазах Риана промелькнула молния:
- Убить Ферана, - заворожено произнес он.