-Стойте здесь, пока не позову. А лучше отступите и схоронитесь за спиной у лешего. Он хоть и не поворотлив, но к вам ни кого не пустит.
Осторожно, выбирая ногой дорогу, шагнул в болотную жижу. И скрылся в зарослях с головой. Только по едва заметному шевелению можно было, где он сейчас идет. Влада уже начала беспокоиться за него, а Радогор уходил все дальше и дальше. Забеспокоилась и кикимора, нетерпеливо перебирая голыми ногами.
-Вот куда он пошел, куда! – Ворчала она, бросая на Владу не очень любезные взгляды, считая и ее виноватой в невольном конфузе. - У меня уже и в пятках засвербило. И где ты только, девка, подобрала такого неслуха? Нарочно ройся, не откопаешь.
-Он меня подобрал. – Лада вытянулась на носках, пытаясь заглянуть за траву и за чахлый, облезлый кустарник. Уже не слышно стало, чавкающих в болотной хляби, шагов, а Радогор все не подавал голоса. – Из неволи он меня вывел. Если бы не он, так и пропала бы моя головушка не на один раз.
-Все! Не буду больше ждать. – Вскипела, теряя последнее терпение, берегиня. – Мое болото. Где хочу, там и хожу.
Но не успела договорить, как над болотом в сотне, как не больше, саженей от них, поднялась звериная голова на толстой, в бревно, шее. Голова раскачивалась из стороны в сторону и вглядывалась горящими глазами в заросли травы, скаля пасть с острыми длинными зубами. Вот шея изогнулась крюком над самой травой и откинулась назад, изготовившись для смертельного удара. И в тот же миг из травы в оскаленную пасть, в раздвоенный змеиный язык полетели стрелы.
-Туды – т… Откуда такая напасть?
Кикиморе уже на месте не стоится.
-Только – только из дома ушла, а уж вон оно, как без догляда обернулось. И все через того Упыря, провалиться бы ему, где стоит!
Змея оскорбленно заревела и замотала головой. Стрелы вонзились в самое болезненное место, в небо и язык. Мотая головой в попытках обломить древки стрел, гадина на какое то время забыла про своего обидчика, и Радогор высоко выпрыгнув из травы, взмахнул своим мечом и провел его концом по шее, сразу за головой. Меч скользнул по шее, не оставив и царапины. Шкура на теле твари по прочности превосходила воинский доспех. Упал в воду, скрывшись в ней по пояс. Но откатится в сторону не успел. Ноги увязли в трясине. Зато змея, придя в ярость от боли, с визгом и непостижимой быстротой нанесла удар своей жуткой мордой, целя в голову. Вытянул навстречу гадине руку с мечом. Меч вонзился в пасть, утонув в ней по рукоять и разрезав до основания язык. Змея захлебнулась в диком крике и задергала головой, пытаясь освободиться от меча. И Радогор нанес еще один удар, боевым ножом, прямо в горящий от ненависти, глаз. Не вынеся больше страданий, змея выпрыгнула из болота, показав им все свое длинное, цвета болотной воды в грязных разводах, мощное тело и, подняв столб воды и грязи, рухнула в воду, разогнав по болоту волны.
-Можете подходить! –Услышали они, очнувшись от оцепенения, голос Радогора. Но продолжали оставаться на месте. С трудом приходя в себя от увиденного.
-Тебе, девица, за одно это ему надо каждый день ноги мыть. И ту воду пить кружками. – Не очень внятно, дребезжащим голоском, промолвила кикимора. – А если бы он во время не погодился?
-Так он, змей этот хищный, на тебя и позарился бы. Ему бы тебя до зимы не разжевать было. – Услышали они рассудительный голос лешего. – Уж он бы чего помягче нашел для себя.
Кикимору словно кто хворостиной по голяшкам хлестнул. Так и взвилась на месте от чудовищной обиды.
-Нет, вы только посмотрите на него! Столько лет, чурбан бесчувственный, меня домогался, а невесть что несет. Глаза бы мои на тебя не глядели и уши бы мои тебя не слышали, пенек ты трухлявый. Пойдем, княжна, пока он еще и похлеще чего не сморозил. И надо же было ему свалиться на мою несчастную голову? Ведь не кому другому, а мне, сироте горемычной, угораздило связаться с такой бестолочью.
-Так я же не в обиду тебе. Я же к тому, что и кроме тебя было кого глотать этой твари. – Не очень удачно заторопился оправдаться леший. Не вышло. Уж лучше ему было промолчать.
-Еще столько, сколько мои пороги оббивал, топтаться у дверей будешь. – Крикнула ему, не оборачиваясь, берегиня. – А я то для него всю жизнь свое девичество сберегала! Глазом задеть себя не позволяла, а не то, что чем похуже. Ну, побегаешь ты сейчас вокруг меня! Я тебе сейчас таких узлов навяжу, немочь старая, что и в век не распутаешь.
-Будто ты молодая немочь. – Не очень уверенно огрызнулся леший, чем привел кикимору в совершенное бешенство.
-Уж, лучше я в болоте утоплюсь и пусть тебе будет стыдно за мою погубленную жизнь. – И даже слезу от жалости к себе и своим, напрасно погубленным, годам из глаз уронила. И мстительно закончила. – А потом каждую ночь, так и знай, буду тебе сниться, чтобы ты переворачивался с боку на бок, пенек бессердечный! Вот.
-Так я же стоя сплю. – Изумился леший.
Сколь не велика была тревога за Радогора, но Влада не могла сдержать улыбки, слушая ссору влюбленных.
-Вот видишь, девица, Только чуть дала слабину, чуть вожжи отпустила из рук, а он уж все напоперек говорит. А я еще и согласия на замужество не дала, а он меня уж змеюке подлой скормить собрался. А что дальше будет? Нет уж, обломится. Уж лучше я в девках пробегаю всю свою одинокую жизнь.
-Прости ты его лучше, тетушка. Не собирался он тебя ни кому скармливать. – С трудом сдерживая смех, вступилась за влюбленного недотепу лешего, княжна. – Это он тебя так успокаивал.
Ее слова пролетели мимо.
-От его такого покоя по ночам начнешь скоро вздрагивать. – Неуступчиво отрезала кикимора. И не останавливаясь, сходу обрушилась на Радогора. – И откуда, спрашивается, ты мне такую беду откопал, будто у меня их своих было мало?
Радогор доверчиво, чем изрядно смутил берегиню, улыбнулся.
-Не я выкопал, это ты их у себя расплодила и откормила без меры. Она же быка вместе с рогами проглотит и не подавится. Меч не берет.
Прогнал с лица улыбку и уже серьезно сказал.
-Упыринных рук дело. Он нас здесь поджидал Если бы шагнули в болото без опаски, все бы ноги нам пооткусывал. Теперь с осторожностью пойдем, с оглядкой.
У берегини снова все в груди закипело и заклокотало и полилось наружу.
-Угораздило же Рода сунуть мне такого соседа. И раньше сон из глаз бежал, с лошадью не догонишь, а теперь и вовсе глаз не сомкнуть. И какой тут сон, когда такая беда под ногами юзгается. Она же, тварь безмозглая, даже в ум не возьмет, что меня жевать, не пережевать. В зубах застряну, ногтей не хватит выкапывать. А вот пусть только проглотит, расшаперюсь поперек горла и все тут. Не своротишь!
Радогор не слышал ее ворчания. Шел, все дальше и дальше забираясь в болото. Влада, отпустив его на шаг, шла по его следу, боясь оступиться, чтобы не угодить в трясину. И даже по сторонам не решалась оглянуться.
-А я то, дура старая, на лешего набросилась. А он и вовсе не при чем. И, мало того, всегда ко мне с добром. Вот ведь как без ума ходить. Водяной ушел, а теперь и этого отпугнула своей неприступностью. И куда я теперь со всем своим девичеством денусь, спрашивается, как из болота выживут? Придется к Копытихе на поклон тащиться со всей своей гордостью. – Не переставая бубнила себе под нос кикимора. – А все через нее, гордыню мою, провались она в болото. Я и без нее проживу. У меня через нее, гордыню эту, одни напасти и ни какого прибытку. И вроде все как у всех, и все через пень – колоду.
Бежит по болоту, как по твердой земле.
-Вот и болото, служба моя проклятая. Все ждали, набравшись терпения, когда старик к делу приставит, а на меня гулянки напали. Вот и получила все остаточки в полной мере. Хорошо от рыбьего хвоста с грехом пополам отбилась. По молодости, оно, может, и терпимо, а потаскай я его сейчас в мои то годы по болоту? Обхохочешься.
Будь одна, тюкнулась бы, думает про себя берегиня, чем сидят, на кочку повыше и посуше. И разревелась бы, оплакивая свою горькую судьбу. А при людях разве позволишь? Берегиня! Худого слова не скажи. А какие еще, если подумать, слова найдешь, кроме худых, когда с насиженного места выживают. Вот уж доля, так доля!
И до того горько и обидно стало, что не удержалась и всхлипнула в который уж раз, пожалев, что так грубо и бездумно обошлась с лешим У него хоть за душой и пары портянок нет, так и она не лишка приданного скопила, но все же мужское плечо. И не нужны ему портянки.
Радогор не утерпел и оглянулся.
-Не грусти, тетушка. – Улыбнулся он. – Было твоим болото, твоим и останется. В своем углу доживать будешь. Не придется по людям на старости лет ходить.
Уверенный и ласковый его голос немного приободрил кикимору и она повеселела.
-Так все глаза ему бы и выдрала ему, подлому. – Мстительно проворчала она, глядя в спину Владе. – Так до них, этих глаз, еще добраться надо. А пока добираешься, вся злость пропадет. И опять выходит, все не слава Роду.
Ночь упала на болото неожиданно. И не упала, а обрушилась, минуя вечер. Ночное черное небо нависло низко над головой. Звезды хоть руками хватай и в мешок горстями складывай. И не месяц, луна, поднялась и прочертила через болото прямую дорожку.
-Вот по ней, по этой самой дороге и пойдем, ни куда не сворачивая. И ног не омочим. Будто сухой дорогой. – Оживилась кикимора и бросила красноречивый взгляд, на мешок, висящий у Радогора за спиной. – Я тут, не далеко, одну полянку просторную знаю, где можно дух перевести.
И она заторопилась, почти забыв о своем горе, к заветной полянке. Обошла их стороной и заскользила по черной воде. И скоро уж нетерпеливо покрикивала, стоя на не высоком холмике с парой кривых чахлых деревцев.
-Ну, где вы там! Я уж все глаза проглядела.
-Рядом. – Отозвался Радогор и, не скрывая тревоги, повернулся к Ладе. – Притомилась?
Можно было не спрашивать. По лицу можно угадать. Болото не лесная дорога. По пояс вымокла, как не старалась попадать в его след, но ответила бодро.
-От вас не отстаю.
Но едва шагнула на островок, как намокшая одежда потянула ее вниз и она села, опираясь на руки.
Радогор скинул мешок с плеча и принялся стягивать с нее сапоги вместе с тонкими вязаными чулками. Ноги у княжны побелели от воды и кожа на пальчиках сморщилась.
Кикимора стояла рядом, бросая быстрые взгляды и понятные взгляды на мешок. Но Радогор, не замечая этого, сначала вылил воду из сапожков и почти на сухо отжал носки.
-Развязывай мешок, тетушка, и стели холстину. Я сейчас, скоро.
Наломал с деревьев сухих веток, сложил их шалашиком и ладони над ним поднял, словно пытаясь их теплом согреть ветки. С ладоней сорвался огонек и ветки вспыхнули. Подвесил над ними чулки, сапоги и озабоченно повернулся к княжне.
-Портки бы просушить.
Влада подняла на него растерянный взгляд и неожиданно для него засмеялась.
-Хороша же я буду здесь без портков. Другое на ум не пришло? Да я снять их не успею, как теткины приятели до костей обгложут. И неуверенно спросила. – Мы долго здесь пробудем, Радо?
-Поедим, подсушмися…
-Тогда я посплю.
И зажав кусок хлеба в руке, устроилась на его коленях. Да так и уснула с недоеденным ломтем в ладони.
Радогор виновато посмотрел на берегиню и, словно извиняясь, пояснил шепотом, боясь разбудить княжну.
-Не привыкла еще. Давно ли из терема? И ты отдохни…
Берегиня слушала его вполуха, бросая быстрые тревожные взгляды по сторонам.
-Вот же до чего запугал, Упырь окаянный! Всю жизнь от молодых ногтей начиная, жила здесь безбоязненно, а сейчас неведомо что мерещится. Аж все волосы дыбом торчат.
Радогор удивленно раскрыл глаза. Если и захочешь найти волосы на голове сварливой хозяйки болота, не найдешь. Один расщеп торчит. Но промолчал, боясь нарваться на гневное слово.
Влада, свернувшись в клубок и обняв его за пояс, мирно спала на его коленях, Костерок догорал в ночи. Пора было выходить, но Лада спала так сладко, что он все ни как не решался ее будить. Но берегине сидеть было не в мочь. Она то и дело вскакивала, вглядывалась в темноту, на золотистую лунную дорожку.
-Эк, ее раздирает! – С завистью проговорила кикимора, прислушиваясь к ровному дыханию княжны. – Нашла время спать.
-Чулки еще сырые… - Попробовал оправдать Ладу Радогор.
Не вышло. У кикиморы нашлось веское возражение.
-Молодая. На ногах досохнут. Некоторые вообще босиком ходят. И ничего, не промокают. А костер в ночи на другом краю болота видно. Досидимся.
Что и говорить, права старая ворчунья. Самому всякая всячина мерещится. То точки черные по болоту к ним ползут, то трава шевелится, хотя и слабого ветерка нет.
-Вставай, Лада. Пора… - Осторожно коснулся ее плеча. – На руках доспишь.
-Влада распахнула ресницы. В синих глазах и следа сна нет. Спала или нет, не угадаешь.
-Ногами пойду. – Улыбнулась она, натягивая на ноги теплые чулки. – У тебя руки мечом и луком заняты.
-Тогда вот тебе корешок. – Коснулся губами ее лба. Взгляд убежал за ее спину.
То, что открылось ему, заставило его вздрогнуть.
К их острову со всех сторон быстро, ловко скользя по болоту на паучьих лапах, приближались дикие существа. Круглая голова с выпуклыми глазами и раскрытой зубастой пастью сидела на бочкообразном теле, покрытом густой шерстью. О намерениях чудовищ догадаться было не трудно, тем более, что в размерах они мало чем уступали годовалому теленку.
-Пока одного рубишь, остальные на волоски растащат. – Мелькнула мысль, - Быстро кладите ладони мне на плечи!
Выбросил руки с раскрытыми ладонями вперед, будто пытаясь свалить невидимую стену. И с силой ударил по этой стене. Страшная сила отбросила, атакующих их, чудовищ снова в болото. А Радогор нанес еще один удар. Болото вспенилось, взревело и вздыбилось высокой волной, и покатилось от острова, унося вместе с волной и тварей, ломая и калеча их.
-Хорошо, что не поторопились. – Облегченно вздохнула кикимора. – А я еще сердилась на тебя, девка, за то, что уснула. А это сам Род тебя надоумил. Поймай они нас на лунной дороге, загрызли бы и не задумались. Эвон зубов у них понатыкано.
И зябко передернула плечами.
-А как же мне, по дурости думалось, тоскливо жилось здесь. Все и веселье, что лягушки голосят. Дура и есть. Счастья своего не ведала. А как оно, счастье это, свалилось на голову, так в пору глаза закрыть и бежать от него во весь дух.
А волна убегала от них все дальше и дальше. Срывала мохнатые кочки, рвала с корнем редкие березки и осинки и с грохотом гнала их к берегу, с яростью перемалывая их в мелкое крошево. Добежала до противоположного края дрягвы, ломая и выдирая прибрежные деревья и покатилась обратно. Медленно успокаиваясь и оседая.
-Только бы этот чурбан, я о лешем говорю, успел спятиться от берега. – Вдруг спохватилась берегиня. – Уснет, не добудишься, хоть колом по голове охаживай. А я и в невестах не успела покрасоваться.
Волна же вернулась к острову и лениво остановилась.
-Теперь нам поспешать надо, девушки. – Шепнул им Радогор, и потащил их, увлекая на лунную дорогу. – Застигнет рассвет в пути и укрыться не где.
-Вот же, оказия. – Виновато пожаловалась кикимора. – Ноги от страха отнялись. Шага ступить не могу.
Она с трудом передвигала ноги и страдальчески морщилась. Не лучше выглядела и княжна, хотя и не жаловалась.
Радогор выпустил их руки из своих ладоней, сунул руку за пояс и едва ли не силой, затолкал в их рты по темному, корявому корню.
-Не страх это. – виновато проговорил он. – Я забрал вашу силу, иначе бы не справиться мне с ними в одиночку. – Съеште, что дал. Сила не сразу, но вернется.
И снова, схватив их за руки, бегом кинулся по дорожке. Разбрасывая сапогами грязь и густую, как крахмальный кисель, жижу. Скоро глаза его спутниц повеселели и они было попытались пристроиться рядом с ним. Но Радогор, увидев это, побежал быстрее. Влада молчала, хотя ее так и подмывало распросить его об этих жутких страшилищах. Молчала и берегиня, но совсем по другой причине. О чем после долгих раздумий и поведала.
-А ведь ты, парень, не волхв! – Уверенно заявила она, шустро забегая вперед. – И как бы ты не мостился в волхвы, все равно не примостишься. Седало обломится.
Влада, услышав ее слова, тут же забыла про дыхание.
-И кто же он тогда, если не волхв? – Ревниво спросила она, уже заранее начиная переживать обиду за Радогора.
-Знаю я волхвов. Повидала на своем веку их без счета. Порчу, ли сглаз снять, это они могут. Судьбу угадать, это уже не у каждого выходит. Травы… так это и Копытиха скажет. Но чтобы болото перевернуть кверху дном, в носу у них не кругло. Это только у колдунов древних получалось, которые прародителю древу поклонялись, хотя самой мне видеть не приходилось. А древо, когда вода по всей земле разлилась от края до края, пропало. Корни вымокли. А потом и само водой унесло. И только пень остался. Здоровущий! Хоть терем ставь со всем подворьем. И еще место останется. А потом и его не стало. Но к чести их скажу – силу свою знали, берегли ее и против людей не колдовали. Вот ты, как раз на этих колдунов и тянешь. – Уверенно закончила она. – Но только одного в толк взять не могу… И слова, вроде, ясные, а разобрать не могла.
Радогор сдержанно улыбнулся.
-Я вроде и не сказал ни слова.
-Э, голубь, слова не на языке ловить надо, а на ладонь выше. – И, чтобы было ясней, постучала кулачком по лбу. – Здесь ни одно не затеряется.
-До чего ушлая тетка. – Посмеиваясь, подумал Радогор. – А уж такой сиротой беззащитной прикидывается, что хоть садись рядом и слезы лей.
-А ты как думал? – Услыхал он ее, довольно ехидный голос. – Повертись с мое, еще и не так наловчишься.
Лунная дорожка медленно таяла в предрассветном тумане, а они все шли. Волна, освободив их от чудищ, заодно очистила и поверхность болота, унеся к берегу зыбкие холмики мха, кочки и жалкую растительность. И кикимора, часто приостанавливалась, и сердилась, неразборчиво ворча, и выговаривая все известные ей ругательства. И, наконец, не утерпела.
-Вот оно, как без ума кулаками махать. Все, как есть перемесил. Словно по чужой стороне бреду. Поди и избешку мою своротил. Отступи, впереди пойду.
И вприпрыжку поскакала по болоту. Но едва солнышко поднялось над болотом, остановилась и растерянно огляделась.
-Хоть садись в воду и помирай. Попробуй угадай, кто где живет. Где я, а где кто…
Княжна, помалкивавшая до того, обиделась.
-А лучше бы было, тетушка, если бы они на нас свои зубы попробовали?
Радогор, не слушая их, поднял голову и поискал в небе еле заметную черную точку. Вран уловил его взгляд, плавно спустился ниже. И взгляд Радогора, или его сознание, забирая в сторону, заскользил по пустынному болоту.
Эх - хо – хо! – Сокрушенно вздыхала кикимора. – И где, спрашивается, сейчас болотной птице гнездиться? Где птенчиков растить будут? У меня возле избушки цапля жила. Встанет бывало, ногу подберет под себя и в окошко заглядывает. А я ей на ладошке угощение подаю. И надо же мне было связаться с вами? Кто ко мне заглядывать будет, когда и окошка нет?
-А как же Упырь?
-Не два века жить будет. – Отрезала берегиня. – Когда то да умрет. А от злости и того скорее.
Взгляд поймал что – то темное, зыбкое. Приостановился, всматриваясь, и дальше пошел уже медленнее, словно крадучись.