Смерть героя - Светлана Багдерина 3 стр.


- В ту ночь в замке было жарко… Никто не думал, что выйдет из той мясорубки живым… Но, видать, раз в сто лет и монета подброшенная на ребро становится… Когда гарнизон глаза продрал и понял, что вокруг них творится, они злые стали… набросились на нас, как бешеные… Такое началось… Но Фалько с отрядом в пятьдесят человек не во что не ввязывался… Они должны были принца до башни довести… живым… закоулками шли… по крышам… через заборы… Там ведь не замок - маленькая крепость… пока доберешься… Но нас бог сначала миловал… но потом уж, как к башне приблизились, дальше уж некуда стало… отряд там стоял… человек двести… может, больше… может, меньше… темно, считать ведь их не будешь… Да про это я тебе уж раз сто рассказывал…

- Но…

- Тихо, не перебивай, малый… дай сказать… пока могу… Заварушка там пошла - врагу не пожелаешь… мы ко входу когда пробились, оставалось нас трое, и принц… Амза… раненный уже был… Он вошел… а мы остались… Третьего-то почти сразу скосили… А Фалько… да я, дурак… держались… Потом меня в грудь да в ногу зараз как ударило… Охнуть не успел… Очнулся - словно заживо в аду меня в корыте изрубили, да посолили… Глаза разлепил - кругом тихо… даже не стонет никто… и светло. Утро наступило… У меня первая мысль: кто победил? А спросить не у кого… И тут вторая мысль: Фалько где? Стал подниматься… от крови скользко… трупы кругом… нога не слушается… вздохнуть не могу - в груди булькает, словно кипятком… Дополз до входа в башню… Где симароновых падальщиков больше навалено - там он должен быть, рассудил… С грехом пополам растащил… тех…

Лимба умолк на несколько тягостных минут, то ли собираясь с мыслями, то ли заново переживая то жуткое солнечное утро в мертвом замке.

- Я его не сразу узнал, Найз… поверишь ли… Кровищи на нем было… не одно ведро, наверное… своя, чужая… лицо рассечено… и лоб… нагрудник изрубленный… шлем потерялся… руки… голова… казалось, места нет живого… Дотронулся я до его щеки - хотел кровь стереть… на прощанье на него посмотреть, как есть… и вдруг чувствую - щека теплая!.. Живой, сердешный, живой!!!.. И вот тут я испугался… По-настоящему… Думаю, если колдунов верх вышел, то ведь лучше бы нас с ним вчера прикончили… Это только сейчас вокруг тихо… а ежели появится он с минуты на минуту?.. Ну, тут у меня словно второе рождение приключилось… подхватил я его подмышки… и потащил… Сам не знал, куда - лишь бы оттуда… Как вынес я его из замка - не помню… всё как во сне кошмарном… сам падаю… его роняю… снова встаю… тащу… Нога подламывается… в груди - словно чугун плавят… пыль, жара… перед глазами круги алые да черные висят-колышутся… в голове пустота звенит… а я тащу… хоть не вижу ничего перед собой… словно помешался… А потом всё пропало вдруг…

Старик снова замолчал, хлебнул теплой безвкусной воды из оловянной кружки у кровати и продолжил, неотрывно глядя красными слезящимися глазами в низкий прокопченный потолок, словно просматривая на нем снова и снова события двадцатилетней давности.

- В себя когда следующий раз пришел, гляжу - стены вокруг меня бревенчатые незнакомые… Старуха надо мной склоняется… смотрит так долго… будто первый раз видит… и говорит что-то… а я как младенец лежу, на нее таращусь - не помню, ни кто я, ни где я, ни как попал туда… И опять отключился… Потом, когда снова в память вернулся, ее старик мне сказал, что я так чуть не с месяц пролежал… Грудь залечили маленько… Ногу знахарь их деревенский мне через неделю после того, как меня нашли, отхватил - чернеть стала, говорят… Да это всё ерунда, Найз, чепуха… Главное спросил я у них - со мной второй был, где он? А они отвечают, что один, мол, я лежал… Прямиком на дороге через их лес… километрах в пяти от замка… Может, говорят, твоего второго раньше кто подобрал, а тебя за покойника принял… вот и оставил лежать… Они-то меня тоже сперва за мертвеца посчитали… только когда карманы обшаривать начали, поняли, что поторопились… Я обрадовался… Лежу без ноги и улыбаюсь, как распоследний дурачок: жив Фалько… живой… выжил… А потом их деревенские из города вернулись… про похороны рассказали… про закладку монумента… И что выжившие-то были, да только все не те… Стало быть, Фалько мертвого на дороге люди нашли… подняли… и в город отвезли… А меня бросили… кто я такой… таких, как я там было… тысячи… всех не соберешь… И вот тогда я понял, что своими руками… сделал то… что Симарон не смог… Если бы я оставил его в замке… его бы свои вовремя подобрали… и спасли…

Лимба продолжал говорить еще что-то, путаясь, сбиваясь, повторяя по нескольку раз одни и те же фразы, но Найз его уже не слышал.

Широко распахнутыми невидящими глазами смотрел он в стену, едва осмеливаясь дышать, а в мозгу его ворочалась, расправляла крылья, и стремительно росла и набирала силы одна невозможная еще несколько минут назад крамольная сумасшедшая мысль.

Фалько может быть жив.

Может, это не он похоронен рядом с кронпринцем.

Ведь он не погиб в бою, как считалось до сих пор.

Оруженосец потерял его в лесу.

А это значит…

Что это могло означать - Найз даже подумать боялся, но радостно затрепетавшее сердце, не дожидаясь резолюции осторожных мыслей, уже ликующе скакало и заходилось от восторга и надежд.

Если нашли, подобрали и вылечили Лимбу, то почему никто не мог найти, подобрать и вылечить Фалько?!

Это так легко представить - по лесной дороге едет повозка, человек в ней видит два неподвижных тела, и вдруг одно из них шевельнулось! Он жив! Наверное, его еще можно спасти! И он бережно переносит раненого в телегу и нахлестывает ленивую лошадь, чтобы скорее добраться туда, где истекающему кровью воину окажут помощь!..

Но почему тогда Фалько не объявился, когда выздоровел?

А что, если он умер позже?..

Нет!

Не для того дядя Лимба тащил его пять километров, не для того его спасали неизвестные добрые люди, чтобы он после всего этого умер у них на руках!!!

Это было бы хуже всего.

Это было бы неправильно.

Это было бы несправедливо.

Но почему же тогда о нем больше никто и никогда не слышал?..

А, может, ему пришлось покинуть Эрегор и уплыть в дальние края?..

Или он потерял память? Такое, говорят, бывает, хоть и редко…

Или его раненого увезли в другую страну, и он…

- На-айз… А, Найз?.. - вывел его из блаженного ступора ворчливый голос старика.

- Что?.. - сконфуженно встрепенулся мальчик. - Вам что-нибудь надо, дядя Лимба?

- Надо, надо… Ты обещал рассказать… как ты добыл это зелье…

- Добыл?.. - растеряно переспросил Найз, и события дня обрушились на него жарким водопадом. - Купил в аптеке, как еще…

- Я стар, Найз… Но не настолько, чтобы выжить из ума и не помнить, сколько стоит эликсир на жабьем камне со слезой аксолотля… Ты ограбил герцога?.. Убил ростовщика?.. Нашел клад?..

Мальчик невольно улыбнулся тому, насколько близка к истине оказалась ироничная догадка старого оруженосца.

- Я не убивал герцога, дядя Лимба. Это сделал другой… незнакомый человек… но у него это чертовски ловко вышло!..

- Во что ты опять влип, постреленок? - встревожился старик, но Найз лишь отмахнулся от его страхов: - Всё вышло, как в какой-нибудь балладе, дядя Лимба! Вот послушайте…

- …и тогда этот гельтанец сам дал мне пять тигров, и я побежал к аптекарю. Вот и всё, - закончил свое полное восклицаний, восхищения и превосходных степеней повествование Найз и довольно умолк в ожидании реакции старика.

Лимба молча лежал с закрытыми глазами, будто глубоко задумался или заснул.

Предположив второе, Найз смущенно прикрыл рот рукой, коря себя за эгоизм и невнимание к нуждам больного человека, и осторожно, стараясь не дать колченогой табуретке скрипнуть, поднялся уходить, как вдруг старый оруженосец повернул голову в его сторону. В свете еле живого огонька коптилки странным блеском сверкнули огромные запавшие глаза.

- Спасибо тебе, парень… За все, что ты для меня сегодня сделал… спасибо… Тебе, и тому гельтанцу… Надеюсь, ты поблагодарил его, увалень?

- Поблагодарил?.. Я?.. - Найз виновато потупился, втянул голову в плечи и медленно и густо покраснел до корней волос, потому что такая мысль первый раз пришла в его голову только сейчас, с подсказки дяди Лимбы. - Н-ну…

Тот все понял и укоризненно усмехнулся.

- Ну, ты и невежа, Найз… Вот Фалько - тот никогда не забывал благодарить… даже последнего золотаря… если было за что… А пять тигров - это не самый пустяковый повод сказать "спасибо", парень…

- Но я запомнил его лицо, дядя Лимба! - увидел выход из щекотливой ситуации мальчик. - И если во время парада я увижу его где-нибудь, то обязательно, обязательно поблагодарю! Чесслово!

- Ты его точно запомнил? - с сомнением прищурился старик. - Не спутаешь?

- Да вот, пожалуйста! Сейчас я вам его только так опишу! - азартно воскликнул мальчишка и принялся старательно перечислять, загибая пальцы:

- С виду он старый, ему лет ему сорок, наверное, или даже сорок пять. Смуглый, как эрегорцы - на гельтанца мало похож. И говорит на наш манер, не на гельтанский. Ни усов не носит, ни бороды. А волосы - черные с проседью, короткие. Назад зачесаны. Глаза у него зеленые. Нос… нос прямой. Но с горбинкой вот здесь. Два шрама на лице. Один наискосок через лоб к правому уху, другой… почти вдоль него… на правой… щеке… На подбородке… на подбородке… ямочка… ямоч…ка… на подбород…ке… ямочка…

- Найз? - забеспокоился старик. - Найз, что с тобой? Что случилось?.. Найз?..

Но Найз не отозвался.

Невидящими глазами смотрел он куда-то внутрь себя, в глубину своих воспоминаний, в далекое детство, когда ему, семилетнему мальчишке, незнакомый тогда одноногий старик, недавно поселившийся в кособокой хибаре напротив их домишки, впервые рассказал о капитане королевской гвардии, принце Амзе и битве в Лесном Замке. "Зеленые, как сосновый бор в грозу, глаза", - неспешно отвечал оруженосец на вопрос Найза, каков из себя был Фалько, - "нос благородный, с горбинкой. А на подбородке - ямочка". Вспомнил, как потом он, Найз, специально делал на подбородке складку и часами сжимал ее пальцами, а после украдкой гляделся в крошечное круглое зеркальце матери: не появилась ли там ямочка, как у Фалько…

А шрамы… шрамы…

Шрамы!!!

Дядя Лимба ведь только что говорил, что когда он нашел Фалько утром после схватки, у того были рассечены лоб и лицо!!!

А у зеленоглазого гельтанца, который, если разобраться, вовсе не похож на гельтанца, были похожие шрамы!

А как он уложил этого Танара?!

Ни тот, ни я глазом не успели моргнуть!

А мечи?!

У него же были за спиной два меча, крест-накрест, как сделал ему дядя Лимба, и как носил Фалько!..

А что он произнес, когда отдавал мне пять тигров?!

Болван!!!.. Болван и тупой идиот - правильно обозвал меня аптекарь, сто раз правильно!

Он сказал - а я при виде такой кучи серебра рот разинул и забыл - "провались земля и небо"!!! Дядя Лимба не раз ведь говорил, что это любимая присказка его семьи, что ее придумал его отец, и что только напыщенные индюки и легковерные рифмоплеты могут всерьез думать, что в последнее сражение настоящий, а не придуманный ими Фалько шел с дурацким кличем "смерть и слава"!..

- Найз, Найз, тебе плохо?.. Ты заболел?..

- А?.. Да?.. Что?.. Я?..

Мальчик вздрогнул, растеряно и несколько разочаровано оглянулся по сторонам и заморгал, словно его разбудили от чудесного волшебного сна.

- Дядя Лимба, - устремил, наконец, он мечтательно-восторженный взгляд на старика и помимо воли расплылся в широчайшей и счастливейшей улыбке, какая только посещала его чумазое лицо за все тринадцать лет его жизни. - У него ведь ямочка… на подбородке. И он сказал "провались земля и небо". Я только сейчас вспомнил.

- Что?.. - недоуменно уставился на него оруженосец Фалько. - Кто?..

- Дядя Лимба, вы знаете, где в городе останавливаются высокородные гельтанцы, когда приезжают к нам на праздники или по делам?

- Гельтанцы? - недоуменно нахмурился Лимба. - При чем тут гельтанцы, Найз?

- Ну знаете вы, или нет?

- Да это всем известно… Герцог Мараф предоставляет им в полное владение один из своих городских дворцов, тот, что на площади Созвездия. У него жена - какая-то там племянница теперешнего гельтанского короля, и поэтому… Да почему ты спрашиваешь-то?

- Дядя Лимба, - дрожа от нетерпения и радостного предвкушения, Найз поднялся на ноги, склонился над стариком и крепко сжал его плечи, словно хотел таким образом передать овладевавшее им все сильнее и сильнее головокружительное ощущение экстаза и полета. - Лекарство на тумбочке, вот тут! Воду я сейчас подвину! Я вернусь! Не беспокойтесь, ждите меня! Я обязательно вернусь! И не один!..

- Погоди, малый, постой!.. - растеряно приподнялся старик на локте и попытался удержать своего маленького друга. - Куда ты, среди ночи-то?.. И кого это еще ты хочешь привести? Я никого не хочу вид…

- Я - на площадь Созвездия, во дворец Марафа! И я думаю… Нет, я уверен, что Фалько жив! Сегодня днем я видел его!

- Эй, подожди, Найз… Этого… этого не может быть… не может… быть… Найз… он погиб… и я этому ви…

- Может, дядя Лимба, может!

- Ты с ума спятил, Найз!

- Это точно он!

- Ты… ошибаешься?..

- Нет, и я разыщу его! Немедленно! Клянусь!

- Но… как ты найдешь… этого… человека?.. Во дворце Марафа, ночью?.. Когда все спят?.. Там же стража!.. Тебя схватят!..

- Не знаю, как, дядя Лимба! Но я всё равно отыщу его! Я чувствую, Фалько жив! И этот гельтанец со шрамами - он!

И, не успел старик вымолвить больше ни слова, как за мальчиком захлопнулась дверь комнаты, и летящий топот босых ног по дощатому настилу двора на короткий момент огласил спящую темную улицу и растворился в ночи.

Площадь Созвездий, вторую по величине, после площади Героев, найти не составило ни малейшего труда: Найз много раз проходил по ней, когда возвращался с ежегодных парадов Выживших.

Определить, который из четырех дворцов, обрамлявших усеянное фонтанами пространство размером с кавалерийский полигон, принадлежит Марафу, было задачей посложней, но и тут он справился, вовремя обратив внимание, что фасад одного из них был украшен синими, зелеными и белыми полотнищами - цветами гельтанского флага.

Проскользнув в глубокой тени вдоль стены мимо патруля ночной стражи к парадному, при свете пузатого, огромного, как арбуз-рекордсмен, фонаря мальчик сначала почуял запах свежей краски и хвои, и только потом разглядел на деревянном геральдическом щите размером с окно новенький сине-зелено-белый герб с раскинувшим крылья и выпустившим когти морским орлом.

Догадка оказалась верной.

Оставалась самая малость - проникнуть внутрь и отыскать легендарного и таинственного капитана королевской гвардии, необъяснимо пропавшего двадцать лет тому назад.

Где, как и когда он это совершит, и что будет делать, если это окажется не Фалько, мало заботило готового прыгать и смеяться от переполнявшей его радости мальчишку. Нелогичное, иррациональное, неожиданное его предчувствие с каждым шагом перерастало в твердокаменную уверенность, что именно в эту ночь сбудется его мечта, свершится предел его желаний, и больше на этом свете нечего будет ему хотеть…

Заслышав издалека мерные тяжелые шаги, Найз терпеливо пересидел ночной патруль в залитом тьмой углу. Но едва тройка воинственно поблескивающих кирасами и алебардами усачей завернула за угол, мальчик ловко, словно кошка, вскарабкался на ажурную кованую ограду герцогского сада, мягко спрыгнул вниз на спружинивший под его ногами газон и, отряхнув ладони и смахнув своевольные волосы с потного лба, легким шагом углубился в сад.

Тусклый желтушный свет уличных фонарей скоро остался за его спиной, но Найз был готов и к этой помехе. Из кармана штанов ловко извлек он кресало, огарочек свечи в два пальца, найденный недавно во время рейда по задним дворам зажиточных соседей, и через минуту в руках у него загорелось крошечное неровное пламя.

Сад спал.

Спали, зажмурив лепестки, цветы на клумбах. Забыл журчать и играть струями фонтан. Сонно склонили курчавые головы белые статуи на своих пьедесталах. Устало вытянули кривые ножки и откинули спинки теплые еще скамейки. Принакрывшись пышным балдахином, дремали легкомысленные качели. Дорожки из дивного белого песка, переливчато светящегося даже при слабеньком огоньке его свечки, удовлетворено растянулись и прильнули к нагретой дневным солнцем земле. Причудливо постриженные кусты замерли во тьме, на грани видимости, словно принакрывшись общим одеялом-невидимкой.

А где-то невдалеке спал, вздыхая кухнями, огромный, как чудо-юдо из древних мифов, дворец.

А во дворце его ждал Фалько.

Конечно, он и сам еще не знал, что ждет кого-то, и тем более, его, Найза, и, вероятнее всего, сейчас он досматривал десятый сон, придавив щекой подушку, но это не имело ровно никакого значения.

Потому что сейчас Найз задует догоревшую почти до пальцев свечу и осторожно, перешагивая и обходя ночные сюрпризы, которые мог затаить разбуженный посреди ночи сад, при свете вспомнившего, наконец-то, о своих прямых обязанностях тонкогубого месяца пойдет ему навстречу.

Оказался ли герцогский сад больше, чем казалось Найзу, или в почти полной темноте он нечаянно сбился с прямого курса и стал ходить кругами, но по прошествии десяти минут исполинская туша дворца была все еще не найдена.

Мальчик уже несколько раз пожалел, что трофейный огарочек был таким маленьким, что на небе висел колючий равнодушный месяц, а не толстая добрая луна, что раньше ему с друзьями не пришло в голову как-нибудь вечерком забраться в сад Марафа, чтобы исследовать его, а также о десятке похожих важных и не зависящих от его желания вещей, как вдруг сквозь ветки аккуратно подстриженных кустов справа брызнули крошечные капли света.

Может, это, в конце концов, уже дворец?

Обрадованный Найз резко сменил курс, поднырнул под крону очередного произведения садовничьего искусства, постриженного на этот раз в форме пирамиды, и оказался на клумбе перед высокой беседкой из белого мрамора. Купол ее терялся где-то в ночном небе, а проемы между колоннами загораживали шпалеры, увитые густым кудрявым плющом. Ко входу - стрельчатой ажурной арке, усыпанной громадными алыми цветами - вела неширокая дорожка из вездесущего светящегося песка.

Интересно, кому это в такую познь не спится?

А, может, эти полуночники подскажут, где во дворце герцога Марафа искать гельтанскую свиту их короля? Или, если повезет, они знают самого… человека со шрамом и ямочкой на подбородке?..

Самого… Фалько?..

Надеяться на это, конечно, не стоило, но…

Беззвучно переступая по мягкой прохладной клумбе и с удовольствием ощущая под голыми ступнями влажные головки цветов, Найз подобрался к беседке слева от входа, осторожно раздвинул бархатистые листья и шершаво-колючие стебли плюща и приник лицом к пахнущему полднем и солнцем дереву шпалеры, пытаясь рассмотреть, что происходит внутри.

Внутри шел то ли затянувшийся ужин, то ли ранний завтрак.

Назад Дальше