Конан нанимается телохранителем к странствующему сказителю Гэланту Страннику. В компании этого удивительного человека скучать варвару не придется…
Дуглас Брайан
Аквилонский странник
(Конан)
("Северо-Запад Пресс", "АСТ", 2006, том 123 "Конан и слепой жрец")
В замке графа Мак-Грогана гостил давний друг. Его звали Гэлант Странник – сказитель, собиратель историй, а кроме того – богатый и знатный человек, потомок одного из самых древних аквилонских родов. Гэлант уверял, что в его жилах течет капля пиктской крови, и в это легко можно было поверить, глядя на его темную, сероватого оттенка кожу, кустистые брови и низкий лоб.
Но внешность Гэланта никого не обманывала. Манеры, осанка, речь – все выдавало в нем человека образованного, получившего очень хорошее воспитание.
Обычно Гэлант путешествовал с небольшой свитой: несколько человек ухаживали за его лошадьми, специальный слуга был приставлен к лютне, особый писец возил письменные принадлежности и отвечал за то, чтобы они всегда были готовы "к бою": он растирал чернильные камушки, очищал ножичком пергаменты от лишних наслоений. Если путь лежал по местам, пользующимся дурной славой, Гэлант не пренебрегал и охраной. Сейчас при нем находился один-единственный телохранитель, который, по уверениям Гэланта, стоил целого отряда.
С этим самым телохранителем Гэлант встретился в маленьком городке на аквилонской границе. Время было глухое, начало весны, торговля еще не оживала в этих краях, и даже грабители, казалось, не вполне очнулись после зимней спячки.
Гэлант возвращался домой, в Аквилонию, из дальней поездки в Хоршемиш, где у него водились приятели и где он время от времени записывал новые песни.
Сказитель предвкушал чудесные дни, которые его ожидали после того, как он устроится в замке своего давнего поклонника и друга, графа Мак-Грогана. Тот гордился приятельскими отношениями со знаменитым сказителем и даже устроил в своих владениях специальные комнаты для Гэланта, где имелись широкие столы для свитков и книг, жаркие камины и удобная кровать для отдыха.
У Гэланта существовали собственные хитрости, с помощью которых он прослыл столь искусным сочинителем песен. Записав очередную историю в Хоршемише или Кофе, он затем переписывал ее на аквилонский лад: вместо кофитянских имен вставлял аквилонские и бритунские, восхваляя красавицу, говорил не о коже цвета эбенового дерева и не о сверкающих, как антрациты, черных глазах, но о коже белоснежной и очах бледно-голубых, туманных, точно рассвет над Аквилонией.
Что касается событий, описываемых в этих песнях, то они всегда оставались неизменными. Путешествуя по свету, Гэлант убедился в одном: повсюду люди одинаковы. Они одинаково любят, одинаково страдают, одинаково умирают. Герой, который выходит один на один с чудовищем, чтобы сразиться и спасти свой народ, всегда испытывает одни и те же чувства. И неважно, как он одет: в сверкающий доспех из медных пластин или в шкуру леопарда.
Женщина, сохраняющая верность мужу любой ценой, даже ценой собственной жизни, неизменно прекрасна: будь она черна, как ночь, или бела, как день; носи она выструганную палочку в носу или золотое ожерелье на шее. И неважно, каких богов призывает она себе в помощь.
Гэлант ценил изысканность сравнений и образов, которыми обогащал свои познания в песенном искусстве во время путешествий. Он всегда вел подробные записи и рассчитывал со временем оставить потомству бесценную книгу о поэзии.
Разумеется, он не слишком опасался грабителей, поскольку исписанные вдоль и поперек, многократно выскобленные и в десятый раз исчерканные пометками старые пергаменты – не слишком драгоценная добыча для любителей легкой наживы. Но поди объясни им, что знатный, богато одетый человек, путешествующий со слугами, не везет с собой ничего ценного! Пока будешь разговаривать с головорезами, успеешь пасть под ударами их ножей. И если даже не умрешь сразу – будешь добит после того, как их разочарование сделается убийственно жгучим.
Нет уж. Гэлант всегда заботился о своей безопасности.
Но в том аквилонском городке он остался без охраны – так уж вышло. И потому задержался на какое-то время в поисках наемника достаточно честного, чтобы согласиться за умеренную плату охранять ученого чудака от возможных бед.
Таковые наемники, как ни странно, в мире водились. И некоторые из них даже искренне привязывались к Гэланту… до тех пор, пока им не подворачивался куда более выгодный контракт. Тогда они неизменно уходили в поисках хорошего заработка и увлекательных приключений.
Рослый здоровяк привлек внимание Гэланта уже на второй день. Судя по внешности, молодой человек был родом из далеких северных стран – может быть даже из Киммерии. В таверне он сидел с таким видом, словно это заведение было куплено им по случаю – и оказалось, вот незадача, тесным в плечах, да и по росту маловато.
Киммериец пил много и явно в долг. Хозяин не решался отказать ему в кредите, больно уж мрачным огнем сверкали синие глаза из-под спутанной гривы черных волос. Кроме того, у киммерийца имелся странный спутник – ростом с ребенка, вечно закутанный в плащ до самых глаз, с хриплым голоском. Этот тоже пил, а напившись принимался зловеще хихикать.
Гэлант не мог не заинтересоваться столь диковинной парочкой. Спросив разрешения, он подсел к северянину и щелчком пальцев подозвал хозяина.
– Лучшего мяса, два кувшина вина и…
– Мне осьминогов, – подал голос малютка, которого едва можно было увидеть из-за стола.
– Осьминогов не держим, – отозвался хозяин. К северянину и его кошмарному приятелю он относился, естественно, с опаской и некоторой брезгливостью, но господин Гэлант – другое дело. Здесь требовалось сохранять подчеркнуто нейтральный тон. – Могу предложить битую птицу. Перепелка?
– Лучше лягушек, – просипел маленький человечек.
– Лягушек не держим.
– Ну так отправьте кого-нибудь наловить их! – велел Гэлант. Он говорил с такой уверенностью, словно каждый день заказывал жареных лягушек для каких-то волосатых осипших карликов.
Хозяин поклонился и, не прибавив более ни слова, отправился выполнять приказание. Действительно вскоре все трое услышали, как хозяин распоряжается: "Симми, налови лягушек, да пожирнее – господа хотели" – и виноватый голос
Симми, прислуживающего мальчика с кухни: "Да где я их в этакое время года сыщу, хозяин?" – а после звук затрещины.
Из-под стола донесся каркающий хохот.
– Так ему и надо, – просипел карлик. – Не будет издеваться над кое-кем.
Гэлант преспокойно налил себе остатки скверного пойла, которым угощался северянин. Попробовал и даже не сморщился.
– Могу я спросить о твоем имени? – осведомился Гэлант;
– Конан из Киммерии, – буркнул молодой человек. Ему не понравилось, что чужак допивает его вино.
– Меня зовут Гэлант Странник, – представился сказитель. – Я направляюсь сейчас к графу Мак-Грогану. Я не обольщаюсь: хоть Аквилония и моя родина, но разбойников и всякого скверного люда на ее дорогах предостаточно. Мне нужен человек внушительной наружности и достаточно умелый в обращении с оружием, чтобы без хлопот добраться до цели.
– Ты уверен, Гэлант Странник, что означенный человек не вознамерится по пути наложить руки на твои богатства? – усмехнулся варвар. У него было скверное настроение.
– Уверен, потому что означенный человек скоро узнает о моих богатствах все… – Гэлант обернулся: расторопная служанка уже принесла блюда с мясом, а на подносе у нее красовались кувшины, содержащие куда более приятное вино, нежели то, которым потчевали варвара. -
Мои богатства, – продолжал Гэлант, вынужденный повысить голос, ибо варвар тотчас принялся с оглушительным треском разгрызать кости, – заключаются в песнях и сказаниях. И этой роскошью я охотно делюсь с людьми сам. В моих переметных сумах – сухие чернила, старые пергаменты да лютня, вот и все. Но люди смотрят не на лицо встречного человека, а на его одежду.
– Одежда хорошая, – с набитым ртом заметил киммериец.
– Одежда и должна быть хорошей, – возразил Гэлант. – Не вижу смысла облачаться в лохмотья, если существует возможность закутаться в теплый плащ, подбитый мехом…
Ты прав, – охотно согласился Конан. – Пожалуй, я разделяю твою точку зрения… когда у меня водятся денежки, я тоже одеваюсь хоть куда. – Ты согласен сопровождать меня? Я оплачу здесь все твои долги, – сказал Гэлант.
Конан кивнул.
– Ты великодушен, а это говорит о хорошем происхождении… Будь ты справедлив, ты не заплатил бы здешнему кровопийце ни единого медяка – у тебя была возможность оцепить глубину его скаредности. Ты ведь хлебал это пойло, которое он именует вином?
Гэлант улыбнулся.
– Там, куда мы отправимся, вино всегда превосходно.
– Вот еще один повод принять твое предложение, – сказал Конан. – Разумеется, мой спутник поедет с нами.
– Познакомь нас, – попросил Гэлант. – Сдается мне, я услышу интересную историю.
– Ничего интересного, – пробасил из-под стола коротышка. – Я гном…
Он забрался на скамью с ногами и откинул капюшон. Гэланту явилась лохматая физиономия с большими коричневыми глазами. Шерсть росла на ней повсюду, не исключая лба и щек. Глаза косили и в уголках их скапливался гной: существо явно было нездорово.
– Я пустынный гном, – пояснило существо. – Здесь я хвораю. А у Конана вечно какие-то дела там, где сыро и грязно.
– Скоро я отправлю тебя назад, – обещал Конан.
– Ты говоришь об этом уже почти год! – взорвался гном. – Я только жду и жду… – Он оглушительно чихнул. – Я умру здесь. Это очевидно. У него и в мыслях нет возвращаться в пустыни.
– Откуда ты знаешь? – живо спросил Конан.
– Оттуда… – Гном повернулся в сторону Гэланта. – Я читаю мысли людей. Иногда. Если мне этого захочется. Потому что чаще всего мне не хочется. Они думают о разной ерунде. Их мысли путаны и нечисты. Тьфу, тьфу, тьфу! Даже представить себе противно. Но мысли Конана нужны. Я должен знать, что делается под этим безволосым лбом. Иначе могут возникнуть неожиданности. Ненавижу неожиданности. Люди ужасны. Ужасны. Ужас… – Он не договорил и закашлялся.
Гэлант покачал головой.
– Сдается мне, он прав – здешний климат не для него. Отчего ты не вернешь его туда, где ему будет лучше, Конан?
Киммериец ехидно прищурился.
– Полагаю, сейчас ты ожидаешь услышать от меня длинную историю, из которой впоследствии сделаешь песню.
– Не исключено, – Гэлант не стал отпираться.
– Ладно, скажу в двух словах. Он – пустынный гном. Их народ почти полностью истреблен кочевниками. Для него вернуться в пустыню – значит, подвергнуть себя смертельной опасности.
– Лучше опасность в родных стенах, чем безопасность на чужбине, – пробурчал гном, шмыгая носом.
– Особенно мне нравится замечание касательно "стен", – ухмыльнулся Конан. – Какие-либо стены появились в жизни моего друга совсем недавно. Прежде он превосходно обходился песками и солнцем.
– Да, и они снятся мне безотрадными ночами! – зарыдал гном, давясь кашлем.
– Не преувеличивай. – Конан обернулся к Гэланту и увидел на лице сказителя выражение живейшего любопытства. – Это вовсе не то, что ты мог бы подумать, почтенный Гэлант.
– Вообще-то обращение "почтенный" лучше подходит к какому-нибудь купцу, – сказал Гэлант. – Меня называй просто по имени, хорошо?
– Намерен обучать меня этикету? – Конан оскалил очень белые и очень крепкие зубы.
– Почему бы и нет? – Гэлант пожал плечами. – Насколько я понял, ты высоко метишь – в твои намерения входит рано или поздно захватить какую-нибудь землю и сделаться там правителем…
Конан слегка побледнел. Время от времени он высказывал хвастливое обещание сделаться королем в одной из закатных стран, но до поры никто всерьез эти замечания не принимал. И уж конечно не встречались ему прежде люди, которые сами говорили бы с ним о подобном будущем. Ну, разве что прорицатели… Однако Гэлант прорицателем не был. Обычный человек. Разве что более наблюдательный, чем иные.
– Я не исключаю такой вероятности, – сказал наконец Конан.
– В таком случае, тебе лучше знать некоторые тонкости заранее, – просто сказал Гэлант. И улыбнулся так дружески, что сердце варвара немного оттаяло. – Итак, поведай мне вкратце – как вышло, что ты путешествуешь по Аквилонии в компании с пустынным гномом.
– Я гоняюсь за удачей, которая ускользает от меня день за днем, – проворчал Конан. – В этом ты не найдешь ничего выдающегося. Пустынный гном повстречался мне на пути более года назад – и с тех пор я не знаю, как от него избавиться.
– Утопил бы меня, когда подвернулся случай, – хныкнул гном.
– Я бы и сделал это, – живо повернулся к нему Конан, – если бы твердо был убежден в том, что у гномов смерть наступает точно так же, как у обычных людей. Видишь ли, – он снова перевел взгляд на Гэланта, – я не настолько глуп, чтобы разводить вокруг себя гневных призраков. Мне доводилось иметь с ними дело. Призрак человека – еще куда ни шло. А призрак пустынного гнома? Увольте. Я подожду, пока он сам найдет способ от меня уйти.
– Я уже обещал тебе, что не стану призраком, тем более гневным, – сказал гном.
В этот момент мальчик Симми принес жареную лягушку. Это была очень худая и как бы удивленная лягушка – одним богам ведомо, где предприимчивый Симми ее выкопал. Гном схватил ее обеими лапками и сунул в рот. Глаза существа затуманились от удовольствия. Гэлант вручил Симми серебряную монетку и шепнул, чтобы мальчик не показывал ее хозяину: "Это лично тебе – за ловкость".
– Я направляюсь в Аквилонию, – заметил Гэлант как бы между прочим.
Варвар фыркнул.
– Представь себе, я догадался.
– По слухам, дороги бывают небезопасны…
– Если ты намерен нанять меня, то учти: мои услуги стоят дорого. Как ты уже успел заметить, даже могущественная нелюдь мне подчиняется, – с самым невозмутимым видом сообщил Конан.
Пустынный гном, как раз закончивший расправляться с лягушкой, приосанился и выпучил глаза, полагая, что это придает ему грозный вид.
Гэлант улыбнулся.
– Мой друг, граф Мак-Гроган, охотно заплатит тебе вдвое и втрое, если ты доставишь меня к нему в целости.
– Я бы предпочел часть платы получить сейчас, – сказал варвар.
На столе появился небольшой мешочек с монетами.
– Мы договорились? Конан молча кивнул.
* * *
В Аквилонии стояла странная погода: непрерывно шел дождь, а временами поднимался такой сильный ветер, что крыши срывало с домов и валило деревья.
Конан хмурился. Ему не нравилось происходящее – но не потому, что причиняло неудобства: киммериец чувствовал, что все эти природные явления имеют на самом деле неестественное происхождение.
Гэлант продвигался по стране медленно: он старался не оставаться без крыши над головой дольше, чем на несколько светлых дневных часов; едва лишь появлялся намек на сумерки, как сказитель принимался искать ночлег.
Пустынный гном во всем разделял вкусы нового хозяина. Впрочем, Конан ничуть не удивлялся этому обстоятельству: Кода ненавидел сырость больше, чем какое-либо живое существо из известных киммерийцу.
Свита Гэланта Странника была теперь ничтожно мала. Конюха он лишился чуть меньше месяца назад, поскольку тот еще в Хоршемише влюбился и остался в доме огненноглазой красавицы. Гэлант никогда не препятствовал слугам и даже соглашался отпускать рабов, если тем доводилось встретить подходящую женщину. Вообще сказитель, как и положено служителю поэзии, легко расставался и с людьми, и с деньгами и никогда не гонялся за выгодой.
Теперь с Гэлантом, помимо Конана и гнома, путешествовали только хранитель лютни, хмурый тощий человек по имени Вендо, и Меркон, писец и личный слуга – пожилой, невозмутимый толстяк.
Меркон представлял для Конана сплошную загадку. Если судить по внешности, то писец должен был быть ворчливым, всеми недовольным педантом, менее всего приспособленным для путешествий под проливным дождем и пронзительным ветром.
Однако за все время пути от Меркона не донеслось ни единой жалобы. Выражение его лица оставалось неизменным: он как будто величаво грезил о чем-то отдаленном, не имеющим никакого отношения к раскисшей дороге или ледяным порывам бури.
Гэлант ехал впереди, закутанный в плащ. Конан держался рядом с хозяином и внимательно осматривался по сторонам. Пустынный Кода прятался у Конана под плащом. Гном сидел очень тихо и старался лишний раз не обратить на себя внимания. Он ужасно боялся, что Конан выставит его из-под теплого, непромокаемого плаща, пропитанного бараньим жиром. Или, того хуже, заставит идти пешком. Кода испытывал такой ужас перед погодой, что даже не решался забраться в мысли своего спутника. А вдруг там уже созрел злодейский замысел касательно бедного, несчастного пустынного гнома? Нет уж. Лучше пребывать в неведении.
Между тем Конан размышлял совершенно о других вещах, а о своем маленьком спутнике и думать забыл. Конану постоянно казалось, что за ним кто-то следит. Разумеется, он не стал до поры делиться своими подозрениями с Гэлантом: незачем беспокоить сказителя раньше времени. Да и неизвестно еще, как тот отнесется к подобному высказыванию телохранителя. Может ведь и высмеять. А иногда – с таким Конан тоже сталкивался – начнет нарочно дразнить судьбу. Нет уж. Сперва следует убедиться хорошенько, что невидимый соглядатай Конану не почудился.
Этот дождь не нравился киммерийцу – но не потому, что мог испортить лютню или нанести непоправимый ущерб записям Гэланта; Конану мнилось, что непогода вызвана чьими-то злыми чарами. Аквилония, по мнению Конана, кишела колдунами точно так же, как и любая другая страна. Может быть, даже в большей степени.
В тот день смеркаться начало едва ли не сразу после того, как солнце миновало зенит. Гэлант принялся беспокойно озираться по сторонам, высматривая подходящее место для ночлега. Когда спустя пару миль перед путниками появилась таверна, лицо Гэланта просияло, но Конан помрачнел так, что даже невозмутимый Меркон слегка шевельнул бровью – наиболее выразительная гримаса из всех, что мог позволить себе личный слуга сказителя.
– Тебе что-то не нравится, киммериец? – осведомился Гэлант.
Конан молча кивнул.
– В таком случае, давайте остановимся и выслушаем соображения моего телохранителя, – приказал Гэлант своим спутникам.
Конан сказал:
– Я не могу этого объяснить. Мне просто здесь не нравится.
– Предпочитаешь заснуть под деревьями? – уточнил Гэлант.
– Ты обещал, что твой друг граф Мак-Гроган заплатит мне хорошие деньги, если я доставлю тебя к нему в замок целым и невредимым, – заявил Конан. – И я намерен получить мою плату. Если тебя интересует мое мнение, то вот оно: эта таверна стоит здесь на отшибе, до ближайшего города не менее двух, а то и трех дней пути… Да и с чего ты взял, что это таверна?
– А что это, по-твоему?
Конан пожал плечами. Гэлант дружески кивнул ему.