Храбан смерил слепого очень долгим испытующим взглядом.
- Значит, ты знал, - наконец произнес он. Потом он засмеялся, слегка присел и сделал размашистое движение рукой. - Не похоже на то, чтобы кто-то здесь знал, что может случиться.
Гедельфи фыркнул.
- Они были глупцами, - убежденно сказал он. - Я их предупреждал, и другие тоже. Но они нас не слушали, и со временем я уже ничего не говорил.
- И надеялся, что мог ошибиться, - добавил Храбан.
На этот раз Гедельфи ответил не сразу.
- Нет, - сказал он наконец. - Вернее, все шло хорошо, и я мог бы не дожить. А теперь все пропало. Я умру до того, как… - На мгновение он умолк, откинул голову и закрыл глаза, и Талианна знала, что таким образом он пытается почувствовать тепло солнца и узнать его положение на небе, что для зрячего было невозможным, и этим он постоянно поражал Талианну и других детей. - Еще до захода солнца, - наконец сказал он.
- Что за чепуху ты несешь? - испуганно спросила Талианна. - Ты не умрешь, Гедельфи. Ты цел, и я присматриваю за тобой.
Инстинктивно она протянула руку к руке старика, но Гедельфи отдернул свои пальцы. Талианна растерянно перевела взгляд с него на Храбана и обратно.
- Оставь, дитя, - сказал Гедельфи холодно, без малейшей попытки утешить или объяснить, даже агрессивно. - Твои слова приятно слышать, но я знаю, что случится: мы все умрем.
- Ну что ты говоришь! - вспылила Талианна. - Мы в безопасности, Гедельфи. Воины Храбана позаботятся о нас, и… и я же буду с тобой! - В поисках поддержки она обратилась к командиру наемников. - Скажи же что-нибудь, Храбан! - взмолилась она.
Храбан посмотрел на нее, но в его глазах было что-то такое, что лишь усилило страх Талианны.
- Я хотел поговорить с тобой об этом, - сказал он и показал на Гедельфи. - Ты любишь этого старика, не так ли? И ты нужна ему.
- Да, - гневно ответила Талианна. Ее взбесила манера Храбана говорить о Гедельфи. Он говорил о слепом как о человеке, который не слышит, что говорят о нем. Его поведение было по меньшей мере невежливым, если не оскорбительным. - Почему вы спрашиваете?
- Потому что мы не можем взять с собой такого старого и к тому же слепого человека, как он, - ответил Храбан. - Для нас это оказалось бы слишком большим бременем. Не говоря уже о том, что наш образ жизни убил бы его за неделю.
- Я… я не понимаю, - пробормотала Талианна. - Что вы хотите этим сказать, что не возьмете его? Неужели вы хотите оставить его здесь?
Гедельфи фыркнул.
- Этим он хочет сказать, что…
- Я хочу сказать, - повысив голос, очень быстро перебил его Храбан, - что я поразмыслил о тебе и об этих людях, Талианна. Ты говоришь, что твоя семья мертва. Из этих людей кто-нибудь тебе родня?
Талианна ответила отрицательно, и снова Храбан смотрел на нее бесконечно долгую секунду.
- Я должен отправляться в путь, - продолжал он. - Часть моих людей пока останется здесь и сделает все, что нужно, но мне необходимо ехать, причем сегодня же. Что ты скажешь, если я предложу тебе поехать со мной? - спросил он напрямик.
- Поехать… с вами? - в замешательстве спросила Талианна. - Почему? Я… я хочу сказать… для чего… - Она стала запинаться, замолчала и почти с мольбой посмотрела на Гедельфи, но слепой, конечно же, не заметил ее взгляда.
- Поехать с вами? - наконец спросила она еще раз.
- Почему нет? - настаивал Храбан. - Что здесь есть такое, из-за чего тебе стоит оставаться? Здесь никто не останется, и десятилетнюю девочку без родственников или друзей едва ли ждет приятная жизнь. Не в такой стране, как эта. К тому же, - добавил он с извиняющейся улыбкой, - должен признаться, что ты мне нравишься. У меня когда-то была дочь очень похожая на тебя и в твоем возрасте.
- Ах! - смущенно пробормотала Талианна, - Мне… мне очень жаль. От чего она умерла?
Храбан звучно рассмеялся.
- Умерла? Ни от чего. Она жива и у нее прекрасное здоровье, дитя. Но она вышла замуж за волосатого бездельника с юга и прижила с ним полдюжины крикливых озорников, и я их прогнал. - Он наклонился вперед. - Ну что? Хочешь? Наша жизнь, конечно, не такая спокойная и устроенная, как та, к какой ты привыкла, но зато она гораздо увлекательней. Я могу показать тебе массу вещей, какие тебе до сих пор даже не снились.
На мгновение Талианна испытала серьезное искушение принять предложение Храбана, так как боль от потери семьи и родного дома была еще слишком свежа, чтобы наступила та стадия оглушающей скорби, когда всякое будущее оставляет равнодушным и жизнь больше не кажется нужной. Кроме того, ей было всего десять лет. Но потом она покачала головой и придвинулась поближе к Гедельфи.
- Нет, - сказала она. - Я останусь с Гедельфи. Я нужна ему.
Но в этот момент произошло нечто странное. Слепой освободился от ее руки и даже немного оттолкнул ее от себя, и, хотя его глаза два десятка лет видели только непроглядную ночь, их взгляд стал таким колючим, что даже Храбан почувствовал себя неуютно.
- Ты думаешь так, как говоришь, - сказал старик.
Храбан кивнул.
- Да. Мне нравится девочка. Кем ты меня считаешь, старик?
- Тем, кто ты есть, - ответил Гедельфи. - За такого милого ребенка, как она, дадут хорошую цену на невольничьем рынке.
Храбан побледнел от оскорбления.
- Ты думаешь, я просил бы ее поехать, если бы так было? - вспылил он. - Я не вижу никого, кто мог бы помешать мне просто забрать ее с собой. - Он сжал кулак и с силой ударил себя по бедру. - Пропади ты пропадом, старик! Мне нет нужды торговаться со старым глупцом.
- Нет, - согласился Гедельфи, сразу став совершенно спокойным. - Тебе нет нужды в этом, Храбан. - Он положил руку на плечо Талианны и слегка подтолкнул ее к Храбану. - Возьми ее с собой.
В первый момент Талианна была настолько поражена, что уставилась на Гедельфи, раскрыв рот. Потом ее охватил гнев. В ярости она стряхнула руку старика и немного отодвинулась от него. Что это им обоим пришло в голову - торговаться из-за нее, как из-за куска железа?
- Я никуда не пойду! - запротестовала она. - Я…
- Ты закроешь рот и сделаешь то, что я тебе скажу! - Голос Гедельфи был таким резким и повелительным, каким она его никогда до сих пор не слышала. Праведный гнев Талианны улетучился так же быстро, как и пришел, - остались неуверенность и смятение.
- Но ты… я нужна тебе! - заявила она. - Как ты будешь без меня?
- Ты нужна мне? - Гедельфи презрительно засмеялся. - Что ты себе вообразила, глупый ребенок? Ты нужна мне так же, как собаке пятая нога или нарыв на заднице.
Удар в лицо не сразил бы Талианну сильнее. В ужасе она уставилась на Гедельфи. Ее глаза наполнились слезами.
- Но мы… мы же всегда были друзьями! - она заплакала. - Я же всегда помогала тебе, а ты…
- Помогала? - Гедельфи презрительно фыркнул. - Ты на нервы мне действовала своими глупыми вопросами. Иногда от тебя была польза, в самом деле. Но это совсем не значит, что я и дальше должен тебя терпеть.
Талианна разрыдалась. Что-то ей говорило: Гедельфи нарочно обидел ее, чтобы облегчить ей решение, она была уверена, что все было совсем не так, как он утверждал. Но от такого знания было мало толку. Из-за его слов ей было больно. Чертовски больно.
Спустя некоторое время она встала и без единого слова подошла к Храбану. Тем же вечером они навсегда покинули разрушенный город, когда-то располагавшийся в излучине реки.
- Это… очень грустная история, - произнесла девочка.
За долгое время это были первые слова, сказанные одной из них. Голос женщины был очень спокойным, очень мягким, в нем звучало что-то похожее на скорбь, - девочка почувствовала это; боль была слишком сильна, чтобы девочка могла сейчас осознать ее истинную меру. Потом обе снова надолго замолчали, и это молчание тоже было наполнено скорбью.
Наконец незнакомая женщина кивнула. Она подняла руку и коснулась руки девочки, и на этот раз ребенок не вздрогнул от ее прикосновения, а даже ответил на пожатие руки незнакомки. У девочки было чувство, что нужно плакать, но она не могла.
- Вот так, - сказала женщина. Она улыбалась. Лунный свет играл тенями на ее лице, которое теперь показалось старее. Возможно, теперь оно соответствовало ее действительному возрасту. - Моя история похожа на твою, по крайней мере до сих пор. Ты тоже единственная, оставшаяся в живых.
- Единственная? - Девочка моргнула, повернула голову и посмотрела на развалины горящего города. Над развалинами все еще висело красное зарево, и ветер доносил запах пожара. - Что случилось с остальными? - спросила девочка через некоторое время, не глядя на женщину. - Со слепым и с сумасшедшей женщиной?
- Воины Храбана убили их, - ответила незнакомка. - Конечно, это были никакие не наемники и проезжали они мимо не случайно. Но все это Талианна узнала позднее. - Она чуть помедлила, и, когда заговорила снова, в ее голосе была горечь. - Намного позднее.
- Что с ней случилось? - спросила девочка.
- С Талианной? - Незнакомка печально улыбнулась. - Ее больше нет, малышка.
- Храбан ее тоже убил? - испуганно спросила девочка.
Неизвестно почему, но эта мысль испугала ее. Она этого не хотела.
- Убил? - Незнакомка улыбнулась. - Нет. Но он… сделал ее другой. Он взял ее к себе, она росла среди его людей, ты понимаешь? А потом он женился на ней.
- Женился? - недоверчиво спросила девочка. - Он?
- Почему бы и нет? Талианна была хорошенькой девочкой и очень умной. И у нее не было больше никого, к кому бы она была привязана.
Девочке было трудно поверить словам женщины, и она сказала ей об этом.
Снова незнакомка улыбнулась, странно, почти зловеще.
- Ты не понимаешь, почему она так сделала, - сказала она. - А ответ очень прост. У нее было нечто такое, что придавало ей силы. Ее ненависть.
- Ненависть? - Девочка теперь уже совсем ничего не понимала. Как можно выйти за кого-то замуж из ненависти?
- Ненависть, - подтвердила женщина. - Та же ненависть, какую сейчас чувствуешь и ты, дитя. Ненависть к тем, кто убил ее семью, кто сжег ее родину, кто сломал ее жизнь. Возможно, сейчас ты этого не ощущаешь, но это чувство придет. Ты должна сопротивляться этому, слышишь? Это большая сила, но недобрая. Не допусти, чтобы она обрела власть над тобой.
- Но Талианна…
- Талианны больше нет, - перебила ее женщина. - Она вышла замуж за Храбана и стала другой. Она даже изменила свое имя и стала называть себя просто Талли.
- Талли. - Девочка мысленно пару раз повторила это имя, прежде чем пришла к выводу, что оно ей не нравится. Не такое доброе, как Талианна. Она сказала об этом.
- Я знаю, - согласилась незнакомка. - Оно звучит… тверже. Безжалостнее. Она ведь и стала такой. Ненависть разъедала ее, сама она этого не замечала, потому что ненависть давала силы. Силы достичь всего, чего она хотела.
- А что это было? - спросила девочка.
- Месть, - ответила женщина. - Власть. Возможность найти тех, кто был ответственен за смерть ее города, и наказать их. Она вышла замуж за Храбана, а через пять лет убила его и сама стала предводительницей клана.
Глаза девочки расширились от удивления, когда она это услышала, но женщина кивнула в подтверждение своих слов.
- Она заняла место Храбана, - сказала она. - О, это было нелегко, потому что она была женщиной, к тому же чужеземкой. Но ненависть давала ей силы для достижения цели.
Мгновение она помолчала, убрала свою руку с руки девочки и посмотрела в небо, будто в поисках чего-то.
- И что она сделала? - спросила девочка, так как эта чужая женщина продолжала молчать.
В девочке проснулось любопытство: история незнакомки помогла ей хотя бы ненадолго забыть про ужасную боль у нее внутри. У девочки было чувство, что услышанное очень важно для нее, хотя она и не знала почему.
- Ее история еще не закончилась, - сказала женщина. - Она подумала так тогда, после смерти Храбана, но нет. Она ненавидела сильнее прежнего, и, когда Храбана не стало, она нашла что-то новое, чтобы ненавидеть его и бороться с ним…
Глава 2 Башня
- 1 -
Когтеящерица настолько неожиданно выскочила из своей песчаной норы, что запоздала даже нечеловечески быстрая реакция Хрхона. Он издал резкий предупреждающий крик, характерный для ваг, повернулся в седле и выхватил кинжал. Оружие просвистело в воздухе над самой шеей верховой лошади Талли и с глухим звуком зарылось в песок, запущенное со скоростью, едва ли уступающей скорости пушечного ядра.
В когтеящерицу оно не попало.
В последний момент, увидев летящую на нее пеструю тень, Талли взметнула руку к лицу. Когтеящерица ударилась об нее, вцепилась в руку всеми восемью лапами, обвилась стальным хвостом вокруг ее бицепса и попыталась двумя дюжинами крошечных, острых как бритва когтей искромсать лицо. Жгучая боль пронзила руку Талли, когда челюсти миниатюрного чудовища сомкнулись вокруг ее правого указательного пальца и острые, как иглы, зубки вонзились в ее кожу.
Она без стеснения ругнулась, отвернула лицо от бешено движущихся лап и схватила ящерицу двумя руками. Животное злобно зашипело, сменило цвет с черно-коричневого на кричащий красный и отцепило хвост, чтобы его концом с шипами ударить Талли по глазам.
Талли, удерживая животное на максимально возможном расстоянии, на мгновение взглянула на него со смешанным чувством ярости и любопытства и затем быстрым движением сломала ему хребет. Когтеящерица еще раз дернулась и вдруг обмякла в ее руках.
Талли небрежно бросила труп животного на песок и свирепо посмотрела на Хрхона.
- Глупое плоскоголовое! - крикнула она. - Смотри лучше! Своим чертовым кинжалом ты чуть не попал в мою лошадь! Зачем я вообще беру вас с собой? Чтоб вы меня вспороли?
На чешуйчатом черепашьем лице ваги не было видно никакой реакции на ее слова. "И неудивительно", - подумала Талли, испытывая и разочарование, и гнев. Если лицо подобно сапогу, который человек с огромными ногами носил лет пятнадцать, к тому же если это лицо состоит только из костей и роговых пластинок, то совершенно невозможно обнаружить на нем хоть какую-нибудь реакцию. Но Талли заметила, что Хрхон вздрогнул и опустил глаза. Даже ваги знали о припадках бешенства Талли и боялись их. Не раз она приказывала Хрхону или Эсск спешиться и часами идти следом за ней по раскаленному песку пустыни. Разумеется, с той стороны гиппоцератов, которая была обращена к солнцу.
Но на этот раз наказания не последовало. Они были близки к цели и слишком долго находились в пути, чтобы терять время. Кроме того, ее возбуждение было вызвано скорее неожиданностью, чем настоящим страхом. Когтеящерицы были безобидны: жадные маленькие чудовища нападали на все, что движется, и при этом слишком легко забывали, что сами были чуть больше мужской ладони. В крошечных полостях их загнутых внутрь клыков содержался прямо-таки смертельный яд, за доли секунды вызывавший судороги и менее чем за минуту - смерть, но у этого яда был один маленький недостаток: он действовал только на когтеящериц. Талли приходилось видеть не одну такую агрессивную маленькую тварь, которая по глупости кусала и отравляла сама себя.
"Нет, - с насмешкой подумала она, - все же когтеящерицы - ошибка природы". Лишь то обстоятельство, что пустыня Гехран была одним из самых суровых мест мира и здесь почти не водились хищники покрупнее, спасло этих глупых когтеящериц от истребления.
Талли, нахмурив лоб, смотрела на мертвое пресмыкающееся в течение одного удара сердца и затем яростным кивком головы указала на неглубокую воронку, которую кинжал Хрхона вырыл в песке.
- А теперь слазь и ищи свое оружие, - сердито сказала она. - Только поторопись, будь любезен. Я не хочу больше терять время.
Гиппоцерат Хрхона беспокойно зашевелился, когда вага начал расстегивать свои ремни. Талли, несмотря ни на что, не смогла удержаться от мимолетной улыбки, глядя на приготовления Хрхона. Ваги были сгустками силы. Четыреста фунтов мускулов и жил играючи пробивали с разбегу двери из железного дерева так, как человек разрывал лист бумаги. На их решимости в бою никак не сказывалась крохотная - если судить по черепу - масса мозга. Голыми руками победить их было нельзя, по крайней мере человеку или любому из других существ, которых знала Талли. Но за это они расплачивались неповоротливостью, постоянно делавшей их мишенью для издевательств и насмешек.
Даже Талли постоянно забавлялась, наблюдая за вагой, влезающим на свое животное для верховой езды или слезающим с него, хотя она видела это несметное количество раз. Ваги были настолько коротконогими, что им нужно было привязывать себя в седле, чтобы при первом же резком движении своих верховых животных не падать в песок с высоты четырех метров.
Пока Хрхон продолжал расстегивать свои ремни, Талли шенкелями вывела свою лошадь из тени могучего гиппоцерата и заставила ее медленным шагом подниматься по склону следующей дюны. Животное недовольно заржало, когда палящие лучи солнца упали на его незащищенную шкуру. Обычно Талли старалась оставаться в тени огромных гиппоцератов, чтобы тела покрытых шипами чудовищ использовать как живые заградительные щиты между собой и жгучим солнцем, и только теперь она по-настоящему почувствовала, насколько жарко было в действительности. Ветер обжигал так, как будто по спине гладили чем-то раскаленным, и глаза Талли заслезились почти сразу, как только она покинула тень. Она моментально почувствовала жажду.
Когда она въезжала на полого поднимающийся склон, под копытами ее лошади вихрем кружились небольшие облачка песка и пыли. Талли не знала, сколько таких, похожих одна на другую песчаных дюн она уже преодолела с тех пор, как два дня тому назад они пересекли границу пустыни Гехран. Наверняка сотни, может, тысячи. Она не считала. Когда она ехала верхом по этому пути в первый раз, десять лет тому назад, она думала, что сможет к этому привыкнуть. Неужели действительно прошло всего десять лет? Ей казалось, что больше. За это время случилось так много всего, так бесконечно много, и все же так мало…
Пустыня Гехран была чем-то таким, к чему нельзя привыкнуть никогда ни ей, ни любому другому мыслящему существу из тех, кого она знала. Пустыня была чудищем, большой молчаливой тварью, подкарауливавшей невнимательных, допустивших малейшую ошибку, какую-то небрежность, чтобы затем немедленно и беспощадно нанести удар. Почти никто из тех, кто решился зайти слишком далеко, не возвращался. И Талли знала, что ее, несмотря ни на что, ждет такая же судьба, если она хоть на мгновение ослабит бдительность.
Она была вся в поту, когда достигла гряды холмов и жестким рывком поводьев остановила лошадь, которая тоже окончательно выбилась из сил. В присутствии своих телохранителей Талли никогда бы не проявила слабость, но в этот момент она ничего так страстно не желала, как глотка ледяной воды, и еще ей хотелось найти прохладное тенистое местечко, где она смогла бы улечься спать.