Лильор удивленно глянул на обочину. И точно – сидит в траве, сразу и не различить. Он отметил краешком сознания ее присутствие, но, кажется, счел спящей. Женщина не спала, просто сидела и смотрела на туман, завладевший выпасами. Среднего роста, худенькая, уже не особенно молодая – лет тридцати, а то и сорока, наверное. Возраст людей на глаз принц определять точно так и не научился. Волосы темные, длинные, убраны в косу и завязаны лентой – незамужняя. Лицо усталое, давно и сильно попорченное болезнью. Нарывы сошли, а шрамики остались. Так бывает, но довольно редко, если это не порча. Живут на свете и злые ведьмы, не такие, как мама Сэль. Они делают подобное, часто по просьбе одной из двух возможных невест, когда выбор еще не совершен, а жених завидный. Это называется "обезличить". Лильор непроизвольно шевельнул рукой и шепнул пару слов. Точно – порча, сильная и давняя. Жаль, вовремя не позвали магов, можно было все восстановить. В первый-то год – наверняка.
В ночи даже эльфийскому зрению трудно различить, зеленые у незнакомки глаза или серые. Но большие, спокойные и добрые, это он отметил сразу. Поклонился, вспоминая выдуманное имя.
– Косута я, сапожник, из ронигских краев бреду. Хочу туточки, значится, поселиться. Да вот запутал, где Приказ-то искать – у князя аль в городе?
– Наш город таков, что долго не проплутаешь, – улыбнулась женщина. – Приказ – самое добротное строение, с черепичной крышей, стоит в городе, вон там. Сказал бы честно: любопытство разобрало. В Рониге-то князь иначе живет?
– Король у нас, – поправил Лильор, страдая от необходимости говорить с нормальным человеком глупо, ломая слова на деревенский лад. – Дворец у него поболее вашего города, это верно. Но неважно. Меня от пития пива лечили эльфы. Сказывали, у них королева живет вовсе уж чудно – в трактире. Хоть долина наверняка богатая – страсть.
– А наш князь лошадей разводит, – вздохнула женщина и глянула со странным подозрением. – Меня зовут Аста. Могу показать тебе двор князя, если так интересно.
– Благодарствую, я издали глянул, мне и того довольно.
– Вот и ладно. Пошли, поселю тебя на ночь, а то дождь собирается, негоже его на улице пережидать, сапожник Косута.
Лильор снова взялся косноязычно благодарить и думать про себя, что женщина слишком грамотно говорит для деревенской жительницы, да и на княжье подворье вхожа. Странное место – Эрхой. Он ожидал чего-то совсем иного. Более высоких заборов, пожалуй. И менее приветливых людей.
– А правда ли, что у вас ведьм законом прописано жечь? – спросил он с интересом.
– Молодой князь Тарл окончательно отменил безобразие, – гордо сообщила Аста. – Как раз этой весной закон зачитали на главной площади. Хотя, если честно разобраться, их и раньше не жгли, уже два века. Но когда три года подряд неурожай – хочется найти крайнего, правда? Теперь у нас гномов не любят. И это вполне взаимно, увы. Проходи, Косута, здесь княжеский сеновал. Вот тебе перина. – Женщина с усмешкой отдала дерюгу и показала на сено. – Ночуй, тут тепло и сухо. А утром иди в город и обязательно загляни в Приказ, у нас с этим строго.
Лильор еще раз глупо забормотал слова благодарности, часто кланяясь. Женщина кивнула и пошла прочь, в сторону княжеского терема. Он долго глядел вслед со странной обидой на родичей-эльфов и самого себя в том числе. Поморью готовы помогать, в дела Империи вмешиваются, лошадей от мора лечили по первой просьбе правителя Бильсы. А здесь нет войны, и не нашлось причин появляться тут и кого-то спасать. Три года неурожая! Это страшно. Спасибо маме, она – настоящее Сердце эльфов, она все замечает. И помогает, не дожидаясь еще больших бед и не помня обид.
Спалось в свежем душистом сене замечательно. Утром Лильор долго нежился на "перине", изучая дождливый восход через широкие щели сарая. И с удовольствием отмечал, что соломенная крыша оказалась добротной.
Умытое солнышко бодро поползло вверх, и принц выбрался на узкую дорожку к городу. Дождь прибил пыль и отмыл зелень, напоил воздух свежестью и радостью. Дышалось легко, думалось – только хорошее.
Стольный Хорд, вопреки своей малости и простоте, к глубокому удивлению самого принца, ему сразу понравился. Город выглядел аккуратным, многие дома недавно подновили, внешнюю стену выровняли. Улицы в центре и главную площадь покрывали дощатые настилы, чистые и свежие.
В Приказе оказалось малолюдно, приняли сапожника Косуту без волокиты и спеси. Выслушали, выдали нужные бумаги и даже вполне искренне посоветовали селиться поближе к столице – тут места обжитые, да и тракт хоть идет мимо Эрхоя, а все же рядом. С него иногда сворачивают, особенно если надо возок починить, лошадей перековать или решить иные дорожные проблемы.
Лильор поблагодарил говорливого писаря, перекинулся парой слов с важным – явно старшим – стражем, заинтересованным возможностью дешевого заказа сапог. Косута, само собой, пообещал дородному рослому сотнику Дюжу выполнить первый на новом месте заказ почти даром, ведь его работу будет знать вся стража! Прикинул, что имя у сотника северное, скроенное на леснийский лад и самому воину подходящее. Он основательный, неторопливый и ладный, чувствуется хорошая подготовка бойца и опыт стража.
С такими мыслями Лильор выбрался на улицу, под припекающее веселое солнышко. Опасливо оглянулся: того и гляди, без всяких усилий с его стороны, появится клиентура, вот смех-то! И станет он обычным сапожником, не вызывающим подозрений даже у себя самого. Удачно! Принц улыбнулся и решил, что вчерашний провал перед Астой, заподозрившей в нем не сапожника, а кого-то более умного и странного, позади. То есть завтрак он заработал.
Нюх охотно посоветовал свернуть влево и там искать ближайшую корчму.
Возле ее дверей слух испортил милое теплое настроение. Именно в корчме велись речи, достойные самого темного представления об Эрхое, бытующего у его соседей.
– Князю не жаль денег на племенных лошадок, а люд голодает! Мать его ведьмой была, да сжечь не успели. Сдохла и князя старого отравила, змея болотная.
Лильор прикрыл глаза, пытаясь урезонить свой гнев. У него дела в Эрхое, ему не ко времени на сплетни отвлекаться… наверное. Принц удивленно обнаружил, что обойти корчму сложно и даже, пожалуй, непосильно. Покаянно пожал плечами и толкнул полуприкрытую дверь.
По причине раннего утра в заведении оказалось почти пусто. У окна, за столом, вызолоченным солнечным светом, льющимся из окна, ждал кого-то проезжий купец, неспешно завтракая. Два писаря городского Приказа прихлебывали квас и тихо разговаривали. Всерьез пили двое, вроде бы местные, из глубинки. Одни драные лапти этих посетителей чего стоят – загляденье! Лильор присел к длинной стойке, спросил кваса и присмотрелся к шумным гостям. Заплаты на виду, лица грязноваты, выговор нарочит. Он удивленно прислушался, еще раз изучил гостей и счел одежду довольно ладно подобранной маскировкой. Не селяне эти люди! Но очень хотели бы казаться таковыми. Принц еще раз попытался урезонить себя, посоветовал гневу быть холоднее и осмотрительнее: если это чьи-то подголоски, надо не бить их и не шуметь, а только следить.
В корчму вошли трое мастеровых, огляделись, увидели нужного человека, заулыбались и пошли к столу купца, поклонились, чинно сели. Женщина принесла молоко и встала у края стойки, подняв на нее две глиняные кринки. Принц невольно шевельнул ноздрями, ловя запах парного молока, приятный и деревенский.
– Наша жаба Аста не только уродлива, – снова пьяно сообщил громкий голос, – она еще и шлюха. Сам видел, вчера ввечеру увела на сеновал пьянчужку приезжего и до полуночи с ним миловалась. Небось в темноте не видать лица, вот и пользуется тем, что не местный! Вышла оттудова, юбки одергивает, вся голова в сене, вот стыдобища!
Лильора удивило, что посетители разом виновато смолкли, но никто не обернулся урезонить наглецов. Впрочем, мастеровым драться некстати – у них денежный разговор. Женщина не в счет. Оба писаря худы, пацаны по годам. Сидящий в дальнем углу пожилой воин из городской стражи один и уже зол, но пока в дело не лезет. Наверное, тоже решает: тут ушибить или до "хозяина" проследить? Впрочем, он один, а пьяных двое, оба здоровенные парни, у одного за поясом кнут, у второго длинный нож.
Принц бережно поставил кружку на стойку, положил рядом монетку, сразу посчитав плату за квас и саму глиняную емкость, и обреченно вздохнул. Видимо, придется найти иных подозрительных людей, в другой раз спокойно и умно проследить за ними.
– Я и есть тот пьянчужка, – сообщил Лильор. – Я в городе всего-то первый день, нет у меня ни жилья, ни друзей. Вчера вечером госпожа Аста была так добра, что позволила мне укрыться от дождя на сеновале. Сама она в сарай даже не входила. Но разве это имеет значение? Вы не лжете, вы куда большее зло творите: оговариваете честную женщину. Мальцом я жил недолго в Бильсе. Там мужчину, опорочившего девицу, рвут конями. Хороший порядок. Лошади у меня нет, так что придется руками обходиться.
Пьяные глянули на речистого сапожника очень трезво, с отчетливой досадой. Оба предпочли бы шуметь, но не драться. Непонятно, чем Аста насолила загадочному "хозяину" обоих, но к встрече с городской стражей пьяные не стремились. Окинули оценивающими взглядами худощавого сапожника.
– Может, показалось? – нервно предположил один. – Темно, вечер… Пожалуй, не она это была.
– И не на сеновале, и не вчера, – насмешливо продолжил Лильор. – Вы страже городской перескажите историю, а? Заодно про князя, про матушку его…
Владелец кнута поднялся, нащупывая рукоять. Целил он сразу и наверняка – петлей на шею. Напарник уже присматривался к пустому проему двери – выход свободен. Кнут с обиженным шипением развернулся, вытянулся во всю длину, слизнул кружку с квасом, но эльфа, само собой, не задел. Лиль пропустил мимо плеча тонкий кончик сыромятного языка и перехватил его в более широкой части, резко дернул, роняя противника на пол и вырывая из его пальцев кнутовище, охотно прыгнувшее в подставленную ладонь. Второй "пьяный" метнулся к двери, осознав угрозу. Лильор развернулся и догнал его только что присвоенным кнутом, заплетая петлей слишком расторопные ноги.
Он еще не успел освободить и смотать кнут, когда дверь распахнулась, впуская трех городских стражей. Следом протиснулся старший, уже знакомый принцу по местному Приказу, довольно глянул на лежащих на полу "пьяных". Из угла кивнул пожилой воин – они.
– Странные сапожники приходят к нам ныне, – прищурился Дюж. – Но кстати. Мы, вишь какое дело, вторую седмицу не можем уловить языкастых пареньков, а ты в одно утро их обнаружил. В округе-то десятки трактиров да лавок, скоро ярмарка, вот какое дело недоброе. Ну идем… сапожник.
Кнут Лильор отдал пожилому стражу. И послушно пошел за ним, досадливо соображая, что глупее начать скрытно выведывать маршрут пармареты просто невозможно. Отведут в Приказ, каждый служивый в столице будет знать в лицо, помнить еще год, а то и дольше. Как же, тот самый лихой Косута…
Крепко связанных и совершенно трезвых "селян" действительно отвели в Приказ. Вошли с бокового крыльца, потащили на второй этаж по добротной лестнице. В просторном зале обоих устроили у стены, прямо на полу. Сапожнику указали на невысокое кресло. Сотник сел рядом. И все стали ждать. Чего? Ясное дело – приезда кого-то более важного, чем Дюж.
Скорый конец ожидания обозначил перестук копыт по деревянному настилу мостовой. Лильор удивился: обычно в такие небольшие города не пускают конных. Тем более на главные дощатые улицы – подковы их слишком быстро портят. Значит, это, по крайней мере, местный боярин, или кто у них тут еще имеется из важных лиц?
Лицо вошедшего было вовсе не важным. Нормальное, молодое, вот разве выражение слишком хищное. "Впрочем, – подумал Лильор, – если бы королеву Сэльви назвали змеей, ее дети выглядели бы ничуть не добрее. А это как раз сын, то есть князь". Из всех обязательных знаков власти он успел прихватить с собой только венец. И до сих пор, забывшись, нес, продев в него руку, держащую короткий хлыст. Дюж недовольно вздохнул – и юноша торопливо надвинул венец на лоб.
Князь Эрхоя и правда оказался молод – хорошо, если ему уже есть двадцать. Рослый, глаза темно-серые с прозеленью, волосы почти черные, отливают бронзой в солнечном свете, падающем из широкого окна под потолком. Одет совершенно не по-княжески, в холщовую рубаху и свободные штаны, сапоги высокие, удобные для верховой езды. Пояс простой, без украшений и оружия.
– Точно эти? – прищурился князь, нехотя отходя от пойманных и усаживаясь в кресло на возвышении.
– Если они такие одни, – вздохнул Дюж.
– Все же ты их выследил, – довольно отметил князь. – И взял. Прошлый раз из самых рук ушли, ловки.
– Так не я, – весело сообщил Дюж. – Вон сапожник Косута к нам заселяться вздумал. Он и изловил.
– Еще занятней, – нахмурился князь, оборачиваясь к Лильору. – Сестра сказала, ты вчера ночью моим подворьем интересовался. Сегодня татей изловил. А сапоги ты когда шьешь, мастер?
– Сестра? – расслышал самое неожиданное Лильор.
– Надо же, не знал, – вроде бы обрадовался князь. – У нас, мил-человек, последнее время гости таковы, что про Эрхой побольше моего ведают. Поди пойми, что за след оставят их сапоги… Я в таких делах пока не силен. Дюж, отправь-ка гостя к сестре. Она видит помыслы людей куда лучше меня, все же старшая. Как скажет, так и будет. Кто в корчме из твоих людей сидел? Ага, и его с собой возьми, пусть пояснит, что видел.
Солнышко добралось до полуденной отметки и насмешливо пекло эльфийскую макушку, замаскированную наилучшей личиной. Ему, рыжему и жаркому, смешно: надо постараться, чтобы за неполный день так себя выдать! Отец бы, пожалуй, перестал уважать своего старшего сына – "мастера" маскировки. Какой смысл в магии, если вести себя в соответствии с личиной ты совершенно неспособен? Лильор представил себе на мгновение вчерашнюю ночь: все вокруг неизменно, сестра князя сидит у обочины, луна по тучам шарит, дождь собирает, по пустой дороге бредет пеший маркиз… или купец из Бильсы, отбившийся от своего богатого обоза. "Куда идешь?" – спрашивает княжна. И отвечает он… да что вообще можно в таком случае ответить? Оказывается, бывает и хуже, чем теперь!
С этой светлой мыслью сапожник вошел на княжий двор, бегло изученный вчера ночью, и усмехнулся. Зачем торопился, прятался, чуть все дело не загубил? Вот тебе двор: белый день – смотри, весь как напоказ.
Аста сидела на верхней ступеньке крыльца, перебирала и рассматривала уздечки, брошенные на доски у ног. Потертые откладывала в сторону, годные вешала на перила, что-то помечая на плотном листке бумаги. Гостей она рассмотрела еще издали, пока они поднимались по пологому боку холма. Кивнула всем и вопросительно глянула на Дюжа. Тот подтолкнул вперед пожилого стража. Сивоусый важно выпрямился, прокашлялся и доложил обстоятельно, без домыслов, что слышал и как обернулось дело. Грязных слов злоязыких людей повторять не захотел, отметил: "Что прежде врали и нового добавили". Про новое княжна спросила, и воин нехотя, глядя в землю, изложил дословно. Извинился за сказанное и с тем был отпущен в город.
– Князь велел вам решать что и как, – сообщил Дюж.
– Да что тут решать, – пожала плечами Аста. – Сапожник из него, как из меня воин. Это и вчера было ясно, слова он смешно на деревенский манер коверкает так усердно! Кому этот человек служит, непонятно. Но нашим тайным врагам он не помощник.
– Так я пошел? – с явным облегчением заспешил Дюж. – А то мало ли, вдруг еще кто разговорится.
– Иди, спасибо.
Аста некоторое время перебирала уздечки, отложив листок с записями. Потом усмехнулась, глянула на гостя прямо. Днем рыхлая нездоровая кожа лица смотрелась еще хуже. Лильор подумал, что надо иметь большое мужество, чтобы не прятаться от чужих недобрых взглядов за спинами стражи или под вуалью. Особенно теперь, зная, как ее имя позорят наемные людишки по трактирам.
Глаза у Асты оказались серо-зеленые – точно как у брата-князя.
– Я еще вчера поняла, что Эрхою не судьба обзавестись сапожником, – улыбнулась Аста. – Ты на туман смотрел, словно он живой. Большая редкость и настоящий дар – так видеть мир. Что ты ищешь в нашем краю? Только, пожалуйста, не начинай опять уродовать слова, я расстроюсь. Садись сюда.
– Трудно сразу признаваться, – огорчился Лильор. – У всех свои тайны.
– Я очень боюсь, что скоро станет слишком много искателей тайного, – усмехнулась Аста. – Но тебе мешать мы не станем. Знаешь, сапожник Косута, а ведь никому прежде в голову не приходило меня защищать. Брат – другое дело, он родной и, опять же, княжью честь бережет. Страже приказано… А ты-то чего сунулся?
– Разве можно иначе? – вздохнул Лильор. – У меня не получилось.
– У всех остальных отлично получается, – отметила Аста. – Мы с мамой не родные этой земле. Она из Комарищ, князю покойному сестра. Когда имперцы там стали хозяевами, нас с мамой взялись извести. Княжна Тальна хотела бежать на север, в Поморье, но не удалось. Нас почти поймали. Колдовством отметили, сам видишь. Хотели ее, а досталось мне.
– Лечить не пробовали?
– Говорят, старый князь Эрхоя был замкнутым и недобрым человеком, – не ответила Аста, думая о своем. – Но маме он помог. Женой в дом ввел, свое имя дал. Я думала, про нас забыли. Столько лет не беспокоили! Мамы уже нет, князь, мой названый батюшка, умер. И вот началось снова: моя мама – змея болотная, а я – ее отродье… Она, мол, отцу жизнь отравила, я сыну в ухо гадости шепчу.
Аста смолкла и стала третий раз перебирать уздечки, снова перепутав разложенные ранее. Лильор с болью смотрел на торопливые движения рук и думал, что княжне плохо и трудно живется в неродном Эрхое. Ей, оказывается, настолько не с кем поговорить, что чужой сапожник – и тот заслуживает доверия. Всего лишь из-за пары заткнутых гадких ртов? Или из-за того, как смотрел на туман?
Он вздохнул и решительно отобрал уздечки.
– Вы, госпожа, их разбираете на годные и негодные?
– Да, пытаюсь. Тарл хочет осенью поставить на продажу своих лошадок, в Леснии, на большой ярмарке. Смешно сказать – не в чем вывести. Дожили… Слух прошел, что князю привезли золото и после выкупа посевной пшеницы его осталось немало. Теперь свои же мастера такую цену с нас ломят – повторить неловко.
– Уздечек я быстро наделаю, – пообещал Лильор. – Обычных, с медными пряжками и бляшками без узора. Кожа-то есть? Впрочем, лучше я сам куплю нужное, с меня драть не станут.
– То есть все же сапожник, – удивилась Аста.
– И кузнец, но совсем немножко, – рассмеялся Лильор. – Ковать коней тоже надо, ведь так?
– Надо, – кивнула Аста. – Много чего надо делать, а руки не доходят. Отцов меч ржавеет, прадедова секира вообще тупая и щербатая лежит.
– А с кем он воевал? – заинтресовался Лильор. – Вроде мир у вас давным-давно.
– Ну могу сказать красиво: учил молодых воинов, – улыбнулась княжна и добавила куда тише: – А по-правде если, пробовал спьяну на спор разрубить наковальню.