- Мать сегодня рыдала, вернуться живым упрашивала. Грустит, что детей у нас нет.
По губам Софьи скользнула злобная
усмешка, благо, муж не видел. Ваня скромно умолчал про некрасивые Феодосьины намеки на ее, Софьи, бесплодие. Хотя вот уж чего не было...
Предохранялась - это было и есть. И будет, а то ж! Первые дети нового поколения Романовых должны появиться у Алексея. Марфа и Дунька, которая уже была в тягости, не в зачет. И бабы - и невесть где, и мужья у них не русские. Права их детей на престол если и будут рассматриваться, то в последнюю очередь. Разве что вырастет один из потомков - и пройдется по миру новым Наполеоном. Но такому подчиняться не зазорно, умный человек был, хоть и с бзиками насчет одеколона. Эх, хорошо все-таки, что у русских своеобразное отношение к Франции. Когда у Софьи еще в той жизни деньги появились, она первым делом не в Турцию поехала. Во Францию. И Володя водил жену по Лувру, Версалю, рассказывал, показывал...
Вспомнить сейчас его истории труда не составляло.
Софья убрала ухмылку и повернулась к мужу. Поцеловала его.
- Ванечка, обещаю. Будут у нас дети. Вот Алёшка женится, и будем мы с его женой ходить, пузами трясти. Потом еще и вместе воспитывать, чтобы как мы Алешкина опора, так и наши дети были его детям поддержкой.
- А если раньше получатся.
- На то воля Божья, - Софья улыбнулась. - Ты знаешь, детей я хочу. Двоих. Или троих...
- Сонь, хотя бы штук пять!
- А рожать кому? Мне примера матери хватило!
- Ну, не два ж десятка рожать? А пять - хорошее, красивое число.
- Я подумаю, - не стала спорить Софья. - Особенно если ты постараешься.
Намек было понят. Софью сгребли в охапку и унесли на кровать.
Стараться.
Ну и правильно, с мужем надо прощаться как следует. Пусть увозит с собой не ее тоску, а приятные воспоминания. Ох. Ванечка...
***
Томас фон Вирнинген сидел в редакции газеты.
Редакция - это, конечно слово громкое, но свой домик у газеты был - и не такой уж маленький. Добротный, почти в центре Гамбурга, каменный...
Да-да, сидел и грустил.
С аппетитами Людовика, знаете ли! Это раньше он к ганзейскому союзу руки не протягивал. А сейчас... чует сердце Фомы, как только сожрут Нидерланды, так и до них руки дойдут. И конец вольностям и свободам. Эххх...
Если бы был жив Вильгельм!
И все же газета продолжала выходить, пусть не каждый день, но пока он еще жив, будет жить и его детище!
Скрипнула дверь.
- Вы позволите?
Томас внимательно посмотрел на вошедшего. Молодой мужчина, явно дворянин из небогатых... шевалье? Возможно.
Француз?
И что ему тут нужно?
- Господин фон Вирнинген, я пришел к вам с новостью.
Это мгновенно заставило газетчика насторожить ушки, встрепенуться, словно полковая лошадь на звук боевой трубы. Новости? Где, где, где новости!?
Мужчина без спроса присел, огляделся - и с самым заговорщическим видом поинтересовался:
- Вы слышали о черных мессах?
Томас дернулся, словно его ткнули шилом. Огляделся.
Нет, рядом никого нет, ничто не услышит. Но...
- Вы сумасшедший?
Мужчина придвинулся поближе.
- Я бежал из Франции из-за того, что узнал. За мной охотятся, меня хотят убить. И я решил рассказать обо всем. Когда эта тайна выплывет наружу, полетят головы.
- Чьи?
Томас, сам не зная об этом, был газетчиком до мозга костей - то есть за новость он готов был продать те самые кости. И даже сам бы извлек их. А тут - такое!?
- Приближенных к Его величеству. Королю-солнцу.
Томас схватил перо и пергамент.
- Говорите же!
- Его величество, возможно, и не знает, что его метресса, мадам де Монтеспан, в надежде вернуть его любовь...
Томас писал - и в глубине души понимал, что перед ним сидит - его бессмертие.
Тот, кто напишет об этом... это будет словно наводнение! Оно захлестнет всю Европу. А Нидерланды получат передышку в войне. Людовику точно будет не до них. Да и ганзейский союз сможет выторговать себе еще время, почему бы нет?
Кровавые обряды, жертвоприношения, тайны Лувра...
- Вы понимаете, что если это ложь...
- Это не ложь. Расследование уже ведется, но ла Рейни не может добраться до всех. А я... я случайно... моя любовница служила у Монвуазен, и я однажды перепил и уснул. А потом проснулся не вовремя и услышал.
Томас слушал - и словно вживую перед его глазами вставала комната - и спящий мужчина. И женщина, сговаривающаяся о покупке младенца. Мужчина понял, что дело нечисто, и начал следить. Да, вначале он думал, чем бы поживиться. Но потом - о, потом ему просто захотелось жить. Но было поздно.
Его заметили.
Пришлось спешно бежать из Франции, жить под чужим именем, но вчера его опять попытались отравить. И он решился...
- Вам нужны деньги? Укрытие?
- Деньги - я не отказался бы. Укрытие - нет. Меня будут искать рядом с вами, а потому я сегодня же сяду на корабль - и будь, что будет.
- Могу посоветовать корабль...
- Советуйте.
После ухода мужчины Томас потер руки и бросился к наборщикам.
Писать статью!?
Да такое сразу набирать надо!
И в выпуск!
Пока остановить не успели!
***
Сильвестр Медведев взял перо, повертел его в руках. Отложил в сторону и выдохнул. Не шло ничего в голову. Последнее время ему было неуютно в Дьяково.
А какие надежды он питал когда-то!
Более десяти лет назад его, молодого еще парня, пригласили для обучения царевича Алексея... Как трепетал он тогда, встречаясь с самим Симеоном Полоцким.
И какой горечью отозвалась в нем неудача.
Не гож.
Симеон до сих пор не знал, что это решение приняла царевна Софья. Когда ее тетка Татьяна увлеклась смазливым монахом, Соня решила удалить того от двора - и не многое потеряла. Подумаешь - счастье? Да таких красноречивых да смазливых по миру хоть пучками вяжи. Позднее, намного позднее Сильвестра пристроил ко двору Симеон Полоцкий. Он же помог Сильвестру попасть к царевичу Алексею.
И как же больно было Сильвестру лишиться учителя. Как разрывалось его сердце от тоски и горечи! Ни на минуту, ни на секунду не поверил астролог, что учитель виновен. Его могли оболгать, обмануть - да что угодно! Но чтобы он сам отравил государя!?
Никогда!
Бред!
И конечно, когда после казни Симеона его нашли иезуиты, Сильвестр не ответил отказом. Он мстил? Просто сводил счеты?
Он и сам не знал, но рассказывая им о том, чем бывал свидетелем, пытаясь подобраться поближе к царской семье, по капле вливая яд то в одни, то в другие уши, он утолял грызущее чувство ненависти внутри себя.
Не поняли? Не оценили?! Так другие нашлись! И побольше вас заплатят.
И вы - заплатите.
И все же...
Последнее время Сильвестр нюхом чувствовал - не то. Вроде и улыбались ему, как прежде, и запретов не было, и вдовствующая царица его принимала ласково, но что-то в глубине души просто кричал - БЕГИ!!!
Видимо, он устал. Отдохнуть бы, на богомолье, что ли, съездить? Сеть он раскинул хорошую, широкую, какое-то время и без него поработают, а он вернется, соберет все сведения, да и понесет своим хозяевам в клювике.
Поделом вам, твари Романовские!
Скрипнула дверь.
Сильвестр обернулся - и вежливо улыбнулся. Встал, склонился в полупоклоне. В его покои быстрым резким шагом вошла царевна Софья. Да не одна, а еще с четырьмя казаками.
- Государыня?
Всем видом он словно спрашивал, чем может быть полезен. Но в ответ получил ледяную улыбку.
- Твоя служба закончена. Медведев.
На плечах сомкнулись жесткие цепкие руки - не стряхнешь, не вырвешься. Софья прошлась по его покоям, словно по своим. Усмехнулась, отбросила носком сапожка ковер с пола.
- Этого к Ромодановскому, а мне достать все из тайника. И здесь есть еще один тайник, в спальне. Его тоже вытряхнуть, но осторожно. Мало ли - иезуитская шкура.
Сильвестр забился в руках у казаков. Двое держали его, один ощупывал тайник, второй направился в спальню. Сильвестр понимал, что надо бы оправдываться, спорить, просить... язык не поворачивался под взглядом темных глаз.
Царевна знала все. Явно знала.
Но откуда!?
Как!?
Видимо, такое изумление было на его лице, что царевна соизволила... поиздеваться над противником?
- Я давно все знаю. Но раньше ты не хотел сбежать, и был удобен. Я столько информации через тебя слила - приятно припомнить, - ухмылка на губах царевны была змеиной, иначе не скажешь. - Но сейчас ты перешел границы дозволенного. Любава была последней каплей.
И Сильвестр с ужасом понял, что он... что его...
- Ты знала!?
- Конечно. А ты думал, что ученику подлеца Полоцкого позволено остаться без пригляда? - Красивые губки сжались в брезгливой гримасе.
- Не смей так! - задохнулся от ненависти Сильвестр.
Софья передернула плечами.
- К Ромодановскому.
Казаки поволокли астролога по лестнице, не обращая внимания ни на крики, ни на попытки вырваться. Софья продолжила обследовать его покои.
Пошпионил? Пора и на дыбе повисеть.
Поговорку про кататься и саночки еще никто не отменял.
***
Его величество Людовик 14-й, христианнейший король-солнце был недоволен. Даже не так.
Его величество был настолько недоволен, что ей-ей, желание провалиться под землю испытывали даже деревья в парке. Увы - придворные о таком счастье даже мечтать не могли - и только молились, чтобы гроза прошла мимо.
А она - грянула.
Да какая, с воем и грохотом...
Какая тварь слила в мир информацию о черных мессах - Бог весть, но ухватились за нее и руками и ногами. Германские княжества - потому что терпеть не могли Людовика, англичане - по причине вечной нелюбви к французам, голландцы - ну, те понятно, Испания - еще бы! А ведь казалось сколько раз воевали... французы с испанцами, испанцы с французами, почти родными стали - и так полоскать грязное белье французского двора. Какое низкое испанское коварство!
Неизвестно, сколько в грязной волне сплетен было правды, а сколько лжи, но...
Ла Рейни потирал руки.
Катрин Монвуазен едва удалось спасти от разъяренной толпы, заточив в Бастилию, а вот особой стойкостью дама не отличалась, вмиг заложив всех. И кого знала, и кого не знала...
И имена звучали такие...
Герцог де Вивонн и его жена, племянница покойного кардинала Мазарини (кардинала!!!), графиня де Суассон, маршал Люксембург и самое страшное.
Мадам де Монтеспан.
Да-да, Атенаис де Монтеспан, официальная метресса короля и мать его детей!
Королева злорадно ухмылялась, предусмотрительно отвернувшись к стене. Атенаис бросилась в ноги королю, но...
О, это страшное слово из двух букв, которое искорежило больше судеб, чем все остальные слова.
Если бы как-то удалось замять это дело! Затоптать костер! Успокоить народ!
Бесполезно!
Газеты, памфлеты, сплетни...
Парижане остановили карету маршала Люксембургского и едва не разорвали мужчину на клочки - сумел удрать. А слугам его так не посчастливилось.
Кто-то умело нагнетал истерику, что во Франции, что в остальных странах. Кричали о Дьяволе, о детских жертвоприношениях, о том, что подобное марает трон, что тот, кто это прикрывает, как бы не сам соучастник...
Король бесновался, но имена-то появлялись! И иногда верный ла Рейни не знал того, о чем писали газеты и сплетничали люди!
Полиция сбилась с ног, но найти негодяев не представлялось возможным. Они накрыли пару типографий - но и только. Что могли сказать им мастера? Пришел мужчина, дал текст, дал денег... внешность?
Да вроде как из крестьян. В одном случае темный, во втором светлый, то с усами, то с бородкой, то гладко выбритый... найти эту гадину (гадов!?) не представлялось возможным.
Даже узнать кого искать!
Да и...
Людовик, конечно, гневался, орал, топал ногами и швырялся кубками, но Николя ла Рейни не выгонял. Понимал, что лучше никого не найти. А тот...
Почему-то королевскому цепному псу не нравились ни отравители, ни черные мессы. И его бы воля - он бы весь этот гадюшник вычистил. Огнем и каленым железом. Так что сплетников искали. Ну... как приказали. Приказали - искать, вот искать и будут. А найти начальство не приказывало, никак нет.
И Lettres de cachet тут никак не помогут. Кого вписывать-то будем?
Людовик гневался.
Европа тихо злорадствовала.
Папа Римский писал, что не может оставить своим вниманием такой кошмар, что преступления французского двора вопиют к небу, а потому к Людовику будут направлены его доверенные люди, кои и будут бороться с нечистью! Сатанист - это ж... хуже твари и не будет! И не было! Если церковь кое-как могла пощадить вольнодумца или еретика - да, и такое случалось, то сатанистов жгли всегда и везде. Без разговоров. И надо сказать, на Руси это полностью одобряли.
Атенаис де Монтеспан также рыдала и вопияла, целуя туфли короля и умоляя о пощаде. Она ж это не просто так, она из любви! Она просто хотела, чтобы король не лишал ее своего внимания, а он был так холоден, так недоступен и жестокосерден...
Доступный и мягкосердечный Людовик посоветовал ей, пока еще есть возможность, срочно постричься в монахини. Каша заваривалась такая, что, возможно, и он не сможет спасти свою фаворитку. Памятна ему была Фронда, ой, памятна. Детские впечатления были настолько сильны, что Людовик никогда не забывал оглядываться на народ. И сейчас видел - ярость ищет выхода.
А потому - да. Пришлось и смирить гнев, ответив Папе, что присылайте ваших людей, и...
Вот куда бы отправить Атенаис?
В глушь? В поместье?
Так ведь не доедет. После того, как толпа разнесла в клочья и подожгла дом маркизы, самым безопасным местом для нее стал Лувр. И лучше - у короля под кроватью. Люди бесились, обвиняя маркизу в том, что та приносила в жертву их детей - и остановить толпу было невозможно.
Конечно, одна идея Людовику в голову пришла. Но тут же была вырублена на корню. Его величество было подумал выдать одну из дочерей маркизы замуж на Русь, а маркиза пусть съездит с ней... годика на два. Ладно, ради такого он даже приданое даст... неплохое. Даже породнится с этими варварами... на что не пойдешь ради любимой женщины... насколько это возможно для короля любимой?
Иван Борисович Троекуров только ухмыльнулся, когда Людовик его вызвал. Кланялся, конечно, со всей почтительностью, но когда речь зашла о браке...
- Уж простите, ваше величество, но я на себя такую ношу не возьму. У нас, на Руси, сатанистов зело не любят. Раздерут на тысячу клочьев и дофину, и мать ее, - ага, вот именно, мать ее - и всех защитников - никто и помешать не успеет. А мы потом виноваты останемся? Никак такое нельзя делать! Мне государь голову снимет!
И стоял на том, что твой баран.
Нет, нельзя, убьют и глазом не моргнут.
Людовик, конечно, взбеленился, но что он мог сделать с русским послом? Единственное, что - выставить из Франции. С заявлением - мы очень недовольны. И видеть вас больше не желаем.
Напугал ежика голым афедроном.
Ну, недоволен - твои трудности. Видеть не желаешь? Так и не увидишь. Троекурову эта ля белль Франс давно уж поперек всех мест встала. Так что выгоняешь - и ладненько. Домой поедем.
А кто и останется...
Троекуров, правда, всех подробностей не знал. Но был уверен, что вот этот скандал с черными мессами спровоцировали царевичевы воспитанники. Которые, хоть и приехали с посольством, но уже давно 'как бы отбыли' домой. А на самом деле расселились по Парижу и окрестностям и принялись заниматься своими прямыми обязанностями.
Сбор информации, вброс новостей, вербовка нужных людей... да много чего интересного! Иван Борисович и половины не знал. И - не лез.
Сие дело царское, а наше - конверт принять, конверт отдать - и тут же забыть. Меньше знаешь - дольше жив.
Так что собраться - и домой!
Русь-матушка, родина любимая, как же боярин соскучился!
Домой...
***
Покачиваясь в беседке на спине слона (между прочим, подарок, требующий беспрестанной заботы и ухода), султан Сулейман держал совет с Гуссейном-пашой. Ну не дано ему было лихо ездить верхом. Не учили такому в его заточении, а потом и поздно было учиться. Ездить верхом он хотя и мог, но откровенно плохо, а потому предпочитал паланкин или беседку.
Позади остался Белград и войско держало путь на Буду и Пешт. Благо, пока они еще принадлежали Османам!
Оттуда можно уже будет осмотреться, пополнить запасы - и ударить.
Куда?
По Вене, разумеется. Сердцу Австрии.
Кто овладеет Веной - овладеет и Священной римской империей. И Габсбурги будут сломлены.
В то же время, Сулейману стало известно, что на помощь Леопольду пришли войска под командованием Яна Собесского. Да, того самого Собесского, который разбил уже Мехмеда, который отстоял Польшу, который...
У которого серьезный боевой опыт.
А вот сам Сулейман...
Султан нервничал и злился, Гуссейн-паша успокаивал своего господина, заверяя, что все будет хорошо, что возьмут они эту Вену...
Не успокаивало.
Больше сотни лет Османы обламывали клыки о стены Вены. А сейчас - сейчас от успеха зависела судьба Сулеймана. Сама жизнь его - янычарам было не впервой менять неугодного султана.
К тому же многое было не на его стороне.
Скорость? Невозможно передвигаться быстро с таким количеством человек.
Снабжение? Хоть и наладили его кое-как по рекам, по Дунаю, в подражание Сулейману Великолепному, а все одно - иногда не хватало самого необходимого. Хотя организовано все было достаточно грамотно. Суда, разведка, охрана, так что теряли не больше одного корабля из десятка. Но и того жалко было!
Не приходилось ждать и подкрепления.
Мало того - как бы русские не ударили в спину там, в Крыму!
Хотя Гуссейн-паша и уверял своего господина, что не ударят, но спокоен Сулейман не был.
А зря.
Если бы он мог увидеть русского государя - быстро поменял бы свое мнение.
***
- Кристиан сначала хотел, чтобы я приехал за невестой, но потом передумал.
- Ну да. За невестой и Воин Афанасьевич съездит, да и царевна Анна рада будет проехаться, а тебе надобно войско вести.
Ваня Морозов сладко зевнул. Выспаться у него пока не получалось. Самое тяжелое время - начало похода. Это потом все пойдет, как по маслу, но в самом начале, когда только задвигались шестеренки, со скрипом и скрежетом двигая тяжелую машину войны...
- Вот и пусть она меня дома подождет. Заодно Соня к ней приглядится, хоть отмоет ее...
- Да ладно тебе, не все ж они там недомытые...
- Тебе легко говорить. У тебя - Соня, а у меня кто будет? Ты портрет Ульрики видел? Такой нос Бог семерым нёс...
- Злой ты.... вдруг там душа прекрасная?
- В постели душа не видна, там на другое смотрят. А мне даже изменять ей нельзя будет. Хотя бы до рождения троих-четверых детей.
- Это корона.
- Чтоб ее черти побрали, - ругнулся Алексей. И тут же перекрестился, покачал головой. На самом деле он так не думал, но ведь легче от этого не будет?