- Извини, мам! К нам гость.
Я выскочил наружу.
- Да расширится ваша голова, уважаемый Юрюн Уолан! Да будет стремительным ваш полет!
В двух шагах от меня Баранчай остановился. Из-под сапог взлетели жирные комья грязи вперемешку со снежным крошевом. Думаете, он запыхался? Да нисколечко! Слова без малейших усилий выплескивались из уст слуги - так горный поток, вырвавшись из теснины на свободу, разливается спокойным течением реки.
- И тебе того же, Баранчай. Да будет стремительным…
Куда уж стремительней?!
- Беда у нас, уважаемый Юрюн Уолан.
- Пошли в дом. Ты расскажешь, я услышу.
- Нет времени. Убедительно прошу меня простить!
Одет Баранчай был по-летнему. Вышитая безрукавка на голое тело, ровдужные штаны цвета прелой листвы. Сапоги из лосиной шкуры - легкие, мягкие, на крепкой двойной подошве. Железо рук и лица Баранчая тускнело, металл превращался в человеческую плоть. Алатан-улатан! А ведь это он так расширяется! Становится железным, потом усыхает, и бац! - снова человек. Вот, совсем усох. Лишь мелкие капли пота, похожего на топленое масло, напоминали о прежнем бегуне.
- Хорошо. Говори здесь.
- Мой хозяин, досточтимый Сарын-тойон…
- Ну?
- Он принял облик Первого Человека!
- Сдурел? Дядя Сарын и так Первый Человек! Всегда им был…
И тут до меня дошло:
- Принял облик? И не усох обратно?!
- Не усох, - горестно вздохнул Баранчай. - Благородная Сабия-хотун не может его уговорить. Никто не может. Все боятся.
- И ты?
- Нет, я не боюсь. Да, уговорить не могу. Одна надежда на вас, уважаемый Юрюн Уолан! Вас он обязательно послушает. Торопитесь! Чем дольше мой хозяин сохраняет облик Первого Человека, тем труднее вернуть его обратно. Благородная Сабия-хотун умоляет вас приехать.
- Жди здесь. Я мигом!
Я рванул было в конюшню за Мотыльком - и замер с поднятой ногой.
- Эй, хитрец! А почему это дядя Сарын сделался Первым Человеком? Что у вас стряслось? Давай, признавайся!
Баранчай замялся. Пришлось показать ему, что иначе я с места не сдвинусь. Знаете, как я умею показывать? Вот и Баранчай сразу все понял.
- Уважаемый Уот Усутаакы…
- Уот? При чем тут Уот?!
- Уважаемый Уот Усутаакы похитил детей досточтимого Сарын-тойона. Уважаемый Уот Усутаакы забрал в Нижний мир уважаемых Кюна Дьирибинэ и Туярыму Куо.
- Уот похитил Жаворонка?!
- Увы, это так.
- Жаворонка?!!
- И уважаемого Кюна Дьирибинэ тоже.
Жаворонок. Поет, щебечет. Люблю! Весна. Солнце. Молодые кусты. Пробились из-под снега. Тянутся ввысь. Растут. Я тоже расту. Быстро. Очень быстро. Вот, вырос. Весна? Боотурская весна! Я большой, сильный. Очень большой. Очень сильный! У меня меч. Доспех. Лук. Копье. Жаворонок! У меня? Нет, не у меня! Украли! Похитили! Уот похитил? Плохой Уот. Плохой. Очень плохой! Догоню, убью! Жаворонок! Спасу!
Звериный рев сотрясает округу. Сосны в испуге роняют ржавую хвою. Пляшут горы, рвутся корни в безднах. Кто ревет? Я реву. Кто топает ногой? Я топаю. Юрюн Уолан, человек-мужчина. Слабак? Боотур. Я очень громко реву. Очень грозно. Бойтесь меня!
Вы как любите? Я так.
- Усыхай, балбес! Быстро!
Голос. Знакомый. Дядя Сарын! Дядя Сарын кричит. На балбеса кричит. Надо слушаться. Надо усыхать. Нет! Догоню, убью! Спасу! Усыхать. Надо. Дядя Сарын. Не хочу! Догоню! Надо…
Трудно. Очень трудно. Темно в глазах.
Усыхаю. Усыхаю.
Всё, усох.
- Нижайше прошу простить меня, уважаемый Юрюн Уолан. Вы не оставили мне иного выхода. Еще раз прошу прощения…
Баранчай кланяется. Кланяется. Много раз кланяется.
- Сарын! - из моей глотки вырывается хрип. Рев изодрал горло в клочья, вот и хриплю. - Я слышал голос дяди Сарына. Твоя работа?
- Моя, - он кладет поклон за поклоном.
- Как?
- Я умею подражать. Вы бы иначе не усохли.
- Рассказывай всё! Расскажешь - прощу!
Баранчай медлит. Я оборачиваюсь. Они стоят позади меня: мама, Нюргун, Айталын. Молчат. Ждут. Они тоже хотят знать. Ну да, я ревел. Я топал. Мертвые, и те бы проснулись.
- Говори, - велю я Баранчаю. - Это моя семья. У меня от семьи секретов нет.
5
Услышу. Приду
- Вызов?
- Вызов, - повторил Баранчай.
Он стоял посреди гостевой комнаты - мы силой затащили его в дом.
- Уважаемый Кюн Дьирибинэ бросил вызов. Вызов всем, кто откликнется. Уважаемый Уот Усутаакы откликнулся первым. Уважаемый Уот выбрался из-под земли, и они стали сражаться. Уважаемый Кюн Дьирибинэ потерпел поражение…
Жаворонок! В погоню! Скакать, спасать! Боотур, слабак, балбес. В погоню! И плевать, что против Уота мне не выстоять. За Жаворонка я костьми лягу. Но лучше, чтобы враг лёг, верно? Или вообще никто не лёг. Подкрадусь, улучу момент, когда Уота рядом не будет… А что? Обычное дело! Если силой не вышел, надо головой действовать, да расширится она, умница!
- Хорошо, что вмешалась уважаемая Туярыма Куо…
- Что тут хорошего? - возмутился я. - Что?! Если б Жаворонок не вмешалась, Уот бы ее и не похитил! Спряталась бы, пересидела…
Вызов, без слов повторил я. Кюн бросил вызов. "Будет беда, - говорил мне дядя Сарын. - Если отпущу, будет беда." Если не отпустишь, сказал я, тоже будет беда. Как в воду глядел. Лучше бы мне тогда промолчать. С другой стороны, что бы это изменило? Молчи, кричи, а чему быть, того не миновать.
Меня колотила крупная дрожь. Так, помнится, дрожал Мюльдюн - на карнизе горы-темницы, когда над ним, курясь паром, навис голый Нюргун. Сила боотура против силы воли - кто хочешь задрожит. Мюльдюн, тебе было легче: твоей силе воли помогал страх. Вдвоем они одолели тебя, Мюльдюна-силача. Почему я не боюсь? Раз Уот, надо бояться. Бойся, балбес! Не получается…
- Уважаемая Туярыма Куо спасла уважаемого Кюна Дьирибинэ. Иначе уважаемый Уот Усутаакы убил бы его. Уважаемая Туярыма Куо кричала, чтобы адьярай оставил в покое ее брата. Бросала камни в уважаемого Уота Усутаакы. Ни разу не промахнулась. Все три раза попала.
- Камнями? - ахнула Айталын. - В адьярая?!
Жаворонок. Камнями. В Уота. А я? Сижу дома, уши развесил? Эй, вы! Маленькие! Слабые! Я большой. Сильный. Ого-го! Пол ушел вниз. Потолок упал на темя. Жаворонок! Спасу! Уот? Из лука! Стрелой! В глаз! Раз, два, три! Все три раза! Мечом! Копьем!..
…давит.
На плечи давит.
Мешает.
Сбросить! Не выходит. Давит. Гнет. Нюргун! Рукой давит. Плохой Нюргун! Хороший. Брат. Плохой! Мешает! Хороший. Помогает…
Усыхаю.
- Брат, - прогудел мне в ухо Нюргун. - Люблю.
Он поразмыслил и добавил:
- Я помог, да?
- Да, - согласился я. - Спасибо тебе.
Нюргун расцвел, заулыбался. Он все еще обнимал меня свой здоровенной ручищей, не торопясь ее убирать. И правильно! Вдруг боотур опять наружу полезет?
- Дальше! - потребовал я.
- Уважаемый Уот Усутаакы обрадовался. Уважаемый Уот Усутаакы раздумал убивать уважаемого Кюна Дьирибинэ. Уважаемый Уот Усутаакы вспомнил, что досточтимый Сарын-тойон обещал дочь ему в жены. "Невеста! - сказал уважаемый Уот Усутаакы. - Выросла! Женюсь!" Потом уважаемый Уот Усутаакы посмотрел на уважаемого Кюна Дьирибинэ и сказал: "Невеста! Нет, не невеста! Шурин! Похож! Очень похож!" В итоге уважаемый Уот Усутаакы забрал обоих - наверное, чтобы не перепутать.
- А ты где был?! - вызверился я.
Честное слово, я готов был убить его за этих бесконечных "уважаемых". Вот зануда! Баранчай и раньше-то всех вокруг именовал с зубодробительной вежливостью, а сегодня, считай, сам себя переплюнул. Гвоздь ему, что ли, в башку заколотили? Гвоздь безмерного уважения?! Или это он меня, сильного, так успокаивает? По-своему?
- Где был, а? Всё видел, всё слышал…
И я прикусил язык. А что Баранчай мог сделать? Камнями швыряться?! Я ведь помню: уважаемый, чтоб он сдох, Уот от полноты чувств хлопает Баранчая по плечу, слышится хруст, и рука слуги обвисает мокрой веревкой. Куда Баранчаю против Уота! Разозлил бы адьярая, погиб бы зазря…
- Я, Юрюн Уолан, - кажется, Баранчай почуял мою злость. Выдернул гвоздь, спрятал "уважаемых" подальше, - был вместе с Сарын-тойоном на другом краю аласа. Я умею быстро бегать, но я не успел. Впрочем, вы правы. Я всё видел и слышал.
- С другого конца аласа?!
- Меня таким выковали. Я вижу и слышу очень далеко. Мой хозяин тоже спешил на помощь детям. Думаете, почему он принял облик Первого Человека? Помогите ему усохнуть, Юрюн Уолан. Вас он послушает. Иначе у нас впереди много новых неприятностей.
- А Жаворонок? Зайчик? Они что, подождут?!
- Им в ближайшее время ничего не угрожает. Уот Усутаакы твердо намерен жениться. Адьярай он родственный, с большим семейным чувством. Он не причинит вреда невесте и будущему шурину. Свадьба требует подготовки, значит, у пленников еще есть время. А у моего хозяина времени нет. Если Сарын-тойон не усохнет в ближайшие дни - останется Первым Человеком навсегда. Сабие-хотун тяжело, она долго не выдержит…
Твое слово, Юрюн Уолан. Твое решение, уважаемый. Что скажешь? Кого выберешь? В голове вертелся обрывок детской песенки: "Адьярай, адьярай, кого хочешь, выбирай!" Ну почему - я? Почему опять я?! Мама! Что ты смотришь на меня? Что ты хочешь сказать? Все смотрят, но вижу я только тебя, мама. Солнечная Нуралдин-хотун для других, просто мама для Юрюнчика-упрямца. Тетя Сабия! Если Сарын-тойон не сбросит облик Первого Человека, он подомнет ее под себя. Накроет своей тенью, выпьет соки. И тетя Сабия станет такой же, как ты, мама - там, наверху, при папе. Как жена мастера Кытая при кузнеце.
Жаворонок!
Тетя Сабия. Дядя Сарын.
Они рвали меня надвое. Ах, если бы я мог и вправду раздвоиться! Один Юрюн Уолан поехал бы вызволять пленников, другой - вправлять мозги дяде Сарыну.
- Брат?
- Нюргун?
- Я могу.
- Что ты можешь?
- Поеду. Спасу.
- Нет!
- Почему?
При виде того, как искренне огорчился Нюргун, я чуть не сгорел от стыда. Будь на его месте Мюльдюн-бёгё, я бы согласился без колебаний. Но Нюргун! Я и так впервые оставлю его одного - мама с Айталын не в счет. Отправить огромного ребенка в Нижний мир? На битву с могучим адьяраем?
Мама. Айталын.
- Ты останешься здесь. Слышал, что вокруг творится? Адьяраи вконец распоясались! Людей среди бела дня похищают! Ты будешь защищать маму. Защищать Айталын. Понял?
- Да, - кивнул Нюргун. - Люблю. Буду защищать.
- Молодец! А я - к дяде Сарыну.
Само вырвалось: "к дяде Сарыну". Выходит, судьба.
Уши мои пылали. Я ведь не то чтобы соврал - просто не сказал всего. Вразумлю Сарын-тойона - и сразу в Нижний мир. Тут главное - не забоотуриться раньше времени. Иначе все уловки прахом пойдут. По опыту знаю: у Юрюна-боотура уловка одна-единственная. Кырык! - и вперед, на врага. Проверим, чей лоб крепче! А чего там проверять? Сам знаю: у Уота крепче.
- Благодарю вас, Юрюн Уолан! - Баранчай поклонился мне в пояс. - От всего сердца благодарю!
- За Мотыльком угонишься?
- Прошу меня простить, Юрюн Уолан. Мне надо в другую сторону.
- Это в какую же?
- Дорогу разведать. Путь к жилищу уважаемого Уота Усутаакы.
- Ну ты герой! - я повеселел. - Орел! Удачи тебе!
- И вам удачи…
Раз - и нет его. Умчался.
Тут, понятное дело, все начали со мной прощаться, добра желать. Захлопотали: "Доху надень, Юрюнчик! Шапку! Вот, я тебе еды собрала! Ты там поосторожней! На рожон не лезь…" Будто я не к дяде Сарыну, а в Нижний мир собрался! То есть, я, конечно, собрался, но маме-то откуда знать? "Возвращайся скорее…"
А когда я вывел из конюшни Мотылька, пришел Нюргун.
- Помню, - сказал он. - Ты приходил.
- Я? Это ты пришел. Вот, стоишь.
- Нет. Не я. Ты приходил.
Он замолчал. Я ждал, хотя в пятки словно иглы воткнули. Видно же, Нюргун хочет сказать что-то важное. Нельзя его торопить - иначе собьется и совсем запутается.
- Снился? - спросил он. - Ты мне снился? Нет?
И сам ответил:
- Не помню. Ты приходил.
Крыльцо под ним жалобно скрипнуло. В лесу эхом заскрипела сосна.
- Я в плену был. Гора. Столб. Путы.
- Да, Нюргун.
- Рвался. Не мог вырваться. Ты пришел. Спасать пришел.
- Да, Нюргун.
- Бежал. Ко мне бежал. Не добежал. Чуть-чуть.
Никогда еще он не говорил так много.
- Потом приходил. Тоже. Часто. Говорил со мной. Разное. Ты был маленький. Очень маленький. Очень сильный! Сильней меня. Я помню. Помню. Люблю.
Он отвернулся:
- Ты зови. Я услышу. Приду.
ПЕСНЯ ВТОРАЯ
- Эй, проворные мои сыновья!
Поскорей откройте веки мои!
Посмотреть я хочу на него,
На зятя будущего своего! -
Зычно крикнул
Почтенный старик.
Двое юношей подошли,
Два длинных багра принесли;
Два крюка двух медных багров
Вонзили со звуком "топ"
В толстенные, отвисшие вниз
Веки исполина-отца…"Нюргун Боотур Стремительный"
1
Абытай-халахай!
- Юрюн-тойон! Юрюн-тойон!
Мальчишка лет десяти, в мохнатой рыжей дохе "на вырост", в шапке цвета бледного пламени - чистый тебе лисёнок. На отшибе стояла ветхая юрта, кажется, нежилая. За ней мальчишка и прятался.
- Юрюн-тойон!
Высунулся, бездельник. Рукой машет.
Хорошо, что я успел усохнуть. Иначе не заметил бы парня, проехал мимо. Всю дорогу до Сарынова улуса я промчался доспешным боотуром. Ну и Мотылек раздобрел - мне под стать. Так скакать быстрее, чем усохшим тащиться. Главное, не забыть, куда и зачем скачешь. У боотуров память дырявая: бац, и вывалилось. Поэтому я заранее крепко-накрепко вдолбил себе в голову: "Я спешу к дяде Сарыну!" Это чтоб ненароком в Нижний мир на войну не рвануть. И еще вдолбил: "Доеду - усохну!" Юрюн-слабак очень надеялся, что Юрюн-боотур этого не забудет.
Надо же, запомнил!
- Юрюн-тойон! Сюда!
Мальчишка кричал шепотом. Чтобы я, значит, услышал, а больше никто.
- От кого прячемся? - я подъехал ближе.
- От Сарын-тойона! - выпалил лисёнок. - Он как со вчера запервочеловечился - так и абытай-халахай! Все от него прячутся. Куда ни зыркнет - всё вверх дном наизнанку! Дыры в земле вертит, воду в речке кипятит - ужас!
- У Сарын-тойона открыты глаза?!
- Ага! Меня Сабия-хотун послала - вас караулить. Давайте за юртами, по краешку, чтоб Сарын-тойон не сглазил…
Я спешился, повел Мотылька в поводу за вертким лисёнком. Вот, иду. Крадусь. Прячусь. Словно я уже в Нижнем мире - приноравливаюсь, как ловчее освободить Жаворонка. Нет! Не думать об этом! Еще забоотурюсь невпопад…
Верховой ветер мёл по небу, гнал прочь облачную дружину. Надраенным зерцалом панциря блестело солнце, сползая к закату. Под копытами Мотылька чавкало. Па̀рили, подсыхая, освобожденные от снежной тяготы юрты. Кособокие, облезлые, в клочьях прошлогоднего бурого мха - лесные деды выбрались из берлог! Ничего, подсохнут, и хозяева за пару дней приведут жилища в порядок. Вычистят, законопатят…
Тихо вокруг, сообразил я. Слишком тихо. Будь я Нюргуном, сказал бы: "Не люблю." Улус словно вымер. Детский смех, вопли младенца, досужая болтовня - нет, ни звука. Даже живность затаилась. Лай, ржание, мычание - тихо-тихо-тишина. Наши шаги, наверное, были слышны за девять полетов стрелы.
Я невольно понизил голос:
- Где сейчас Сарын-тойон?
- На лугу, возле речки.
- Сабия-хотун в доме?
Конечно, в доме. Где ей еще быть? Это я так спросил, чтобы не молчать.
- Ага. Вас ждет.
К дому мы подобрались с задов. Слуга - не Баранчай, обычный - высунул нос из конюшни, узнал меня и кинулся открывать калитку в частоколе. Я оставил Мотылька на попечение конюха и конюшонка - лисёнок приходился конюху сыном - а сам прошмыгнул в дом. Ну да, прошмыгнул. Я, Юрюн Уолан, сын Закона-Владыки. Как мышь. Как вор. Стыдобища! А что предагаете? Угодить под взгляд дяди Сарына? Нет уж, лучше я с дюжиной адьяраев схвачусь!
- Юрюн! Наконец-то!
- Я спешил, тетя Сабия…
- От окна! Быстро!
С неожиданной силой она ухватила меня за плечо, потащила внутрь дома. Я споткнулся и едва не упал.
- Зачем? Куда? Я хотел…
- Он сейчас посмотрит! Я чую…
Пол вздрогнул под ногами. Дом затрясся, как больной в лихорадке. Что-то с лязгом упало в кладовке. Миг, другой, и всё успокоилось.
- Пронесло, - выдохнула тетя Сабия.
Отпустив меня, она без сил упала на скамейку. Лицо белей снега, под глазами синяки. Пальцы дрожат дрожмя. У меня аж сердце зашлось! Заметив мое сочувствие, тетя Сабия закусила нижнюю губу, сделала глубокий вдох - и дрожь пальцев унялась.
- До вечера мой муж продержится. Не больше.
Голос ее звучал глухо и в то же время очень громко. Впору поверить, что Сабия-хотун спряталась в огромный горшок и говорит оттуда, сидя на дне. Мой муж? Ну да, они с дядей Сарыном - муж и жена. Но тетя Сабия никогда раньше не называла дядю Сарына "мой муж"! При мне, во всяком случае.
- Продержится? Это называется - продержится?!
Что ж будет, когда дядя Сарын пойдет вразнос?! Вспомнился Зайчик - он, когда Нюргуну в мас-кырсы проиграл, от злости и палку сломал, и доску, и коновязь сломать хотел. Я его еле угомонил. А если б не угомонил? Ну, сломал бы коновязь, еще что-нибудь, и в конце концов всё равно бы успокоился. Не вечно ж бушевать?
А Сарын-тойон?
- Тетя Сабия! Может, лучше обождать?
- Обождать?
- Ну, может, он зырк, зырк - и успокоится, а?
Уши загорелись. Стыдно. Стыдно. Очень стыдно. Что, Юрюн Уолан, увильнуть решил? Авось, само образуется? Ты зачем приехал? Зачем тебя звали? Зачем Баранчай к тебе бегом бежал?
- Его ярость питает, - тетя Сабия глядела в пол. - Он - костер, ярость - дрова. Ярость, злость, страх за детей. Он себя винит, Юрюн. Места себе не находит. Хорошо хоть в погоню не кинулся…
- А если бы кинулся? Да дядя Сарын только взглянет на Уота - в бараний рог скрутит! Детей вызволит - и назад…
- Нельзя ему!
- Почему?
- Уот внизу не один. И потом…
Тетя Сабия разрыдалась. Я растерялся: опять глупость брякнул! Хотел обнять ее, успокоить, но тут Сабия-хотун утерла слезы, встала и быстро-быстро зашагала в сторону кухни.
Я поплелся следом.
- Нельзя ему, - бормотала она на ходу. - Нельзя!
- Ну почему?
- Не вернется. Никогда не вернется. Даже если вернется - не вернется…