Гул сменился грохотом и треском льда под тяжестью великанских шагов. В шуме можно было различить рев - боевой клич множества нечеловеческих голосов. Вот из мрака вынырнула одна исполинская фигура - белая, в три человеческих роста, с толстыми руками и ногами, с огромной уродливой головой, с глыбой льда в поднятых лапах. На месте лица у великана была только огромная, широко раскрытая ревущая пасть.
Великан метнул глыбу в людей на стенах; та ударилась о каменный борт и раскололась, упала вниз дождем обломков. Вслед за первым из мрака выскочили еще несколько великанов, потом подошли основные силы, и началось. Приведенные видом горящего огня в еще большую ярость, великаны обрушили на стены целый шквал ледяных глыб и камней, которые на ходу выворачивали на мелких островков.
Тормунд ярл взмахнул рукой, и сразу несколько горящих смоляных бочонков полетело в великанское войско. Бочонки лопнули, горящая смесь рассыпалась по ледяным плечам и головам. От дикого рева ярости и боли можно было оглохнуть, и опытные воины Северного замка не зря затыкали уши шерстью, готовясь к этой битве.
Те великаны, на кого попала горящая смесь, падали и катались по льду, пытаясь сбить огонь. Другие налетали на них, топтали сородичей тяжелыми неуклюжими ногами, обжигались, спотыкались, частично падали и тоже начинали кататься, частично прорывались дальше, раздробив чью-нибудь голову.
Вот волна докатилась до того места, где люди весь день пилили.
И едва первые исполинские ноги ступили на место пропила, как лед подломился, огромная плита поднялась и перевернулась, погребая под собой десяток нападавших.
Вопль и рев поднялся такой, что достиг даже тех ушей, которые были заткнуты шерстью. В грохоте и треске ломаемого льда великаны один за другим проваливались, падали, толкали и увлекали друг друга в черную воду, а сверху на них валилась горящая смесь. Частично она гасла, частично растекалась, увеличивая ужас и смятение великанов. Дикие твари копошились в черной воде, били руками, пытались выбраться, но кромка льда обламывалась, и никакие силы не могли бы выволочь их тяжелые тела из воды.
Первые ряды попали в ловушку целиком, но бежавшие позади сообразили остановиться и стали искать обходной путь. Бергер ярл, вместе со всеми бывший на стене, и радовался успеху своего замысла, и не верил собственным глазам. Казалось, из кошмарного сна пришли эти дикие, огромные, изломанные фигуры, составленные из кусков выщербленного льда, без лиц и глаз, только с ревущими пастями - живые воплощения зимней стихии, холода, враждебного всему живому. От них веяло таким сильным морозом, что глаза щипало, а кожа немела. Да, глуп тот, кто завидует славе и богатству Северных ярлов - достаются они недешево.
Кое-кто из великанов еще плескался у края проруби, но, потолкавшись, ледовики нашли то место, где пропил кончался. Бергер ярл жалел, что не хватило времени окружить пропилом всю крепость, и теперь великаны опять пошли на приступ с трех оставшихся сторон. В них по-прежнему летели горящие бочонки, и почти каждый попадал в цель - то и дело кто-то из ледяного воинства хватался за горящую голову и начинал кататься под ногами у сородичей, но их было много, и они все шли и шли к стенам.
- Да поможет нам Тор, гроза великанов! - закричал Тормунд ярл, так что его услышали даже сквозь грохот и рев. - Да падет его негасимое пламя на головы исчадий льда!
Он выхватил из ножен меч, и живое пламя вспыхнуло на острие клинка. Это был родовой меч Северных ярлов, под названием Пламя Льда, и, по преданию, сам Тор подарил его первому хозяину крепости. Его можно было использовать только против ледяных великанов, но зато их его удар обращал в груду мелкой ледяной крошки. Пользоваться этим мечом мог только человек из рода Северных ярлов, в других руках он был бы бесполезен, поэтому каждый хозяин крепости обязательно возвращался домой на зиму.
А великаны уже ступили на узкую прибрежную полосу и лезли на стены. Порождения зимней тьмы карабкались один другому на плечи, цеплялись за край стены ледяными лапищами, а сверху им на головы лили кипящую смолу, и каждый из доставших до верха с ревом падал вниз, увлекая за собой того, кто его поднимал. Новые котлы не успевали нагреваться, люди железными лопатами выгребали с очагов горящие головни и тоже сбрасывали. Великаны засыпали защитников замка градом ледяных глыб и камней, половина людей работала, а половина держала перед ними щиты, но все равно оглушенных и ушибленных считали уже десятками. Их спускали вниз, на их места поднимались новые защитники, в том числе из рыбаков и охотников с мелких островков. Для борьбы с великанами не нужно было умения, требовались только стойкость, смелость и выносливость - в дыму костров, между жаром огня и холодом великаньего дыхания, среди жгучих искр и летящих ледяных обломков.
Тормунд ярл стоял у самой стены, и едва лишь кто-то из великанов поднимал огромную голову над кромкой стены, как перед ним возникал пламенеющий клинок. Пламя Льда уверенно бил в ледяные головы и руки, и от одного его прикосновения исчадия зимы откидывались назад и летели вниз, сразу разбиваясь на груду мелких осколков. Котлы со смолой уже кончились, и, хотя снизу все время подносили новые запасы топлива, горящие головни выбрасывались быстрее, чем новые успевали как следует разгореться. Великаны все лезли и лезли сплошной стеной, они одолевали стену сразу в нескольких местах, и Тормунд ярл с Пламенем Льда не успевал отражать их везде.
- Тор! Гроза Великанов, приди к нам на помощь! - кричал он, нанося новые и новые удары в ледяные головы, ревущие совсем близко. От усталости и холода у него перехватывало дыхание, один из очагов рядом с ним погас, и нависшая ледяная голова заслоняла свет луны.
- Тол! Тол, сколее! - вопил рядом детский голосок, почти никому не слышный в жутком реве и грохоте. - Сколее плиходи!
Из-за стены вылетела огромная, размером с бочку, глыба льда и ударила Тормунда ярла в грудь. Сила удара отбросила его к стене башни, люди вокруг закричали от ужаса. Не думая об опасности, Альвин выскочила из двери и бросилась к нему. Ледяная глыба впечаталась в кладку башни, но, к счастью, Тормунд ярл не оказался под ней, а отлетел в сторону и теперь лежал под стеной. Похоже, он был оглушен. Думая только о том, что нужно выбросить прочь вон ту жуткую громаду, которая уверенно лезет через стену, Альвин вынула меч из разжавшейся руки, и приугасший было клинок Пламени Льда вспыхнул в ее руках с новой слой. Люди вокруг закричали, думая, что ярл поднялся, а Альвин бросилась вперед и неумело ткнула концом клинка в ледяную голову с разинутой пастью. Из пасти на нее дыхнуло таким холодом, что кровь буквально замерзла в жилах и на миг весь мир остановился. Но тут же великанья голова будто взорвалась кучей мелких осколков, и Альвин пригнулась, свободной рукой прикрывая лицо.
- Тор! Тор! - задыхаясь, кричала она и сама себя не слышала.
- Тол! Тол, плиходи, тебе пола! - призывал где-то рядом тоненький взволнованный голосок.
И с темного неба вдруг донесся громовой удар - такой мощный, что заглушил и грохот, и треск, и великаний рев, и человеческие крики. В темных серых облаках, похожих на клочья нечесаной шерсти, сверкнули сразу две ослепительные молнии, обрисовывая нечто похожее на ворота. Из ворот вырвался огненный шар и покатился к земле. Крича от ужаса, люди бросились в башни, а кто не успевал, те просто упали и закрыли головы руками. В последний момент Альвин увидела, как прямо на погасшем очаге прыгает и машет руками маленькая детская фигурка, крича что-то уже совсем неразборчивое. Выпустив из рук Пламя Льда, она бросилась вперед, схватила девочку и, прижимая ее к себе, метнулась назад под защиту башни. Она успела только шагнуть под свод и тут споткнулась. Чуть не упав, опершись плечом о кладку, она хотела повернуться и прикрыть ребенка, но не успела и просто привалилась к стене, прижимая к себе девочку.
Огненный шар ударил в полосу под стеной и там взорвался, на миг залив весь мир расплавленным огнем. Нестерпимый жар ударил в лица, но разницы между ним и морозом никто не успел ощутить.
И снова упала темнота, огонь разом погас, словно проглоченный ледяной тьмой.
Наступила тишина. Заложенные, оглохшие уши не сразу ее заметили, и казалось, что мир застыл, даже дышать было тяжело. Только луна, спокойная и неподвижная, казалась единственной настоящей и надежной вещью среди этого кошмара. Под стеной было тихо. Через кромку больше никто не лез, исчезли, как не бывало, рев и грохот ледяных ног. Воздух был неподвижен и странно пуст - в нем больше не мелькали ледяные и каменные снаряды, не чертили рыжую прерывистую дорожку горящие головни. Над стеной еще плавал запах дыма и горящей смолы, но холодный ветер быстро его развеивал.
Девочка в руках Альвин пошевелилась и попросила:
- Пусти!
Альвин опомнилась, поставила ее на ноги и выпрямилась. Пламя Льда лежал у ее ног, клинок остывал. Вспомнив об отце, она поспешно обернулась. Тормунд ярл уже сидел, привалившись к той самой ледяной глыбе, и пытался снять шлем, но руки плохо его слушались. Альвин подбежала к нему и хотела помочь.
- Где Пламя Льда? - Тормунд ярл едва мог говорить, язык плохо его слушался. - Где он?
- Он здесь! - Альвин торопливо метнулась к башне, схватила меч, и клинок с готовностью мигнул пламенем, почувствовав ее руку. - Вот он!
- Слава богам! - Тормунд ярл сомкнул пальцы на рукояти и расслабленно привалился к глыбе, которая чуть было не стала для него и убийцей, и надгробным камнем. - Ведь предсказано, что если мы потеряем его, то Северный замок погибнет… Я выпустил его… Но мне показалось, что он напал на великана сам по себе! Его никто не держал, он сам бросился вперед. Я видел!
- Да… может быть… - пробормотала Альвин.
Она не знала, стоит ли говорить, что сама взяла Пламя Льда. Может быть, ей, как женщине, и не следовало этого делать? Но клинок признал ее и не отказался сражаться в ее руках - ведь и в ней течет кровь Северных ярлов.
Тем временем защитники замка опомнились. Великанское воинство, сраженное пламенем Тора, лежало под стеной огромной грудой битого льда. Она занимала всю прибрежную полосу и вываливалась далеко за береговую черту. В огромной полынье плавали бесформенные глыбы, ни одна из них не шевелилась сама по себе. Снизу прибежали женщины, помогали подняться тем, кто не мог сам, уводили вниз к огню, к горячей еде и питью. Близилось утро.
- У древнего короля Хагмунда по прозвищу Стальной Клык было двое детей: сын Альвгейр и дочь Альвхильд. Они были близнецами и очень любили друг друга. Однажды в битве Альвгейр погиб. Но дух его часто приходил к его сестре и беседовал с ней, а никто другой не мог его слышать. Тогда король Хагмунд стал брать свою дочь с собой во все походы и через нее советовался с сыном. Король Хагмунд посвятил Альвхильд Одину, и она стала с тех пор валькирией. В каждой битве она помогала ему, и он одерживал победы над всеми врагами.
Но однажды Альвхильд увидела Хельги, когда он один сидел на вершине зеленого кургана, и полюбила его. Он был сыном короля Ингви. Она соткала для него боевой стяг, который приносил победу или смерть всякому, кто им владел. И так вышло, что Хельги поссорился с Хагмундом. Альвхильд молила Одина не посылать ее в битву, потому что она должна была принести в этой битве смерть или отцу, или возлюбленному. Она молила Хельги отказаться от этой битвы, но он не мог отступить…
Бергер ярл замолчал, глядя в море на юге, как будто окончание старинной саги таилось где-то там.
- И что же? - Альвин не выдержала молчания. - Что же вышло?
- Она… разорвала надвое стяг, который должен был принести победу или смерть… - снова заговорил Бергер ярл, глядя куда-то вдаль. На его лице еще отливал легкой желтизной след огромного синяка, от лба до скулы, полученный им в ту ночь, когда на замок шли ледяные великаны. - И отдала одну половину Хельги, а другую - Хагмунду. Но и ей самой нужно было встать на чью-то сторону, а она не могла выбрать.
- Но что же она выбрала?
- А этого никто не знает. И Хагмунд, и Хельги, и Альвхильд после этой битвы были найдены мертвыми, и только сам Один знает, на чьей же стороне она сражалась.
- Ну, вот! - разочарованно сказала Альвин. - Опять неизвестно, чем кончилось.
- А ничего на этом не кончилось, - возразила Тора. - Альвхильд и Хельги родились снова. Одину не понравился тот выбор, который она сделала, и он заставил ее прожить жизнь с начала.
- И ты знаешь, что она выбрала во второй раз? - Альвин обернулась.
Тора держала на руках своего названного братика, сына Гудрун. Он рос, как все обычные младенцы, и сейчас ему было всего семь месяцев. Зато девочка-найденыш за один месяц вырастала так, как обычные дети за шесть лет. В феврале она уже стала подростком - нескладным, с длинными и тонкими руками и ногами, но в ее точеном личике с большими голубыми глазами уже тогда проглядывала такая мягкая прелесть, что женщины говорили о ней, что "красавица будет". С февраля она уже служила нянькой своему названному братцу, охотно помогала во всех домашних работах, и была она такая ловкая и прилежная, что Фрида не могла нахвалиться. В конце марта она была по виду уже восемнадцатилетней девушкой, и все мужчины смотрели на нее со вполне понятным интересом.
Но Тора славилась не только быстрым ростом и красотой. Откуда-то она знала много разных вещей, которым служанки на кухне никак не могли ее научить.
- Она еще не выбрала, - продолжала Тора. - Она даже не знает, что ей придется выбирать. Она не знает даже того, что она - Альвхильд и живет второй раз, что Один дал ей новую жизнь, чтобы исправить ошибки прежней. Но и она, и Хельги, ее возлюбленный, опять где-то здесь, на земле.
- Не хотела бы я оказаться на ее месте! - Альвин повела плечами.
- Может, это окажешься ты, а может, и нет! - сказала Тора. - Смотрите, как лед потрескался.
- Скоро ледоход, - заметила Альвин.
Настал апрель, день с каждым разом становился все длиннее и теплее. Овцы на пастбищах ягнились, и пастухи удивлялись: чуть ли не каждая приносила тройню, причем молока бывало так много, что удавалось выкормить всех.
- Это удачный год! - говорили на острове. - Ведь еще на Середине Зимы, когда Тормунд ярл приносил жертвы, предзнаменования были самые хорошие!
Мимо замка медленно плыли огромные ледяные поля, по виду еще цельные и нерушимые, но уже потрескавшиеся и отданные на волю течений. Прилетели с юга птицы и устраивали гнездовья на скалистых островках. Над замком стоял оглушительный шум птичьих криков, но никто не жаловался. Целыми днями дети, подростки, женщины половчее собирали птичьи яйца, весь замок и все островки питались только ими. В глубокие, вырубленные в скале подвалы, набитые льдом, бережно укладывались тысячи и тысячи яиц: мелких и побольше, белых, желтых, серых, голубых, в крапинку, с пятнышками, даже с ниточками трещин, нарисованными самой природой, чтобы издалека яички скальной трещотки можно было принять за камешки. Но мальчишек Северного замка было не так легко обмануть, тем более какой-то глупой трещотке! С корзинами снуя туда-сюда, жители островов запасались яйцами на весь год. В гнездах собирали пух, из которого потом получаются такие теплые одеяла.
Альвин тоже принимала в этом участие, каждый день выводя на скалы целую дружину из замковых служанок и детей. Осторожно пробираясь по ползущим льдинам, они взбирались на скалы, а через некоторое время сдавали полные корзины работникам, ждавшим внизу с легкими санками. Мальчишки палками отгоняли птиц от гнезд, и приходилось надевать грубые плащи из тюленьих шкур, чтобы защититься от ударов жестких крыльев, острых клювов и когтей. А также других признаков птичьего негодования, более мягких, но зато вонючих!
- Не ходи, Альвин! - Эрлингу не нравилось, что она отправляется с утра за яйцами, куда он не мог за ней последовать: сломанная в битве с великанами рука у него срасталась медленно и он еще был неловок. - Лед совсем плохой, ты сорвешься!
- Посмотри! - Легко опершись ногой, Альвин перепрыгнула опасное место и засмеялась. - Я же легче гагары, меня любой лед выдержит! Не волнуйся обо мне! Тора, идем!
- Прыгай, птичка! Обопрись на мою руку! - Шедший за ними Бергер ярл помог перебраться Торе, а потом прыгнул и сам. Он весил гораздо больше целой стаи гагар, но зато прыжки его были широкими, как у оленя. - Ну, где тут ваши скальные трещотки? Ты покажешь мне, йомфру, как выглядят их яйца? Научишь меня отличать их от камешков?
- Неужели ты никогда этим не занимался? - Альвин, уже карабкаясь на скалу, обернулась и недоверчиво подняла брови. Для нее это занятие было привычным и необходимым способом добывать пропитание.
- Ну, может быть, когда мне было лет шесть или семь… Потом как-то уже все было недосуг забавляться, а яйца у нас несут куры. Мой отец ведь начал брать меня в походы с восьми лет, даже не с двенадцати.
- Должно быть, знатный ярл повидал много такого, что полюбопытнее птичьих яиц! - с почтительной завистью заметил Бьёрн, один из молодых работников в замке. Сам он собирал птичьи яйца, сколько себя помнил, и не видел в этом ничего занятного.
- Да уж, бывало… О, я вижу гнездо! Ведь это гнездо, правда, йомфру? Только не говори мне, что это всего лишь куст прошлогодней травы!
Альвин хохотала, придерживаясь за скалу, чтобы не сорваться. Для Бергера ярла этот нехитрый промысел был в новинку, он извлекал из него столько же удовольствия, как и любой мальчишка, и в эти минуты ему не было никакого дела до чудес далеких земель.
Они отправили вниз уже десяток наполненных корзин, когда пришло время немного отдохнуть. Отойдя подальше от шумных гнездовий, они нашли за выступом скалы, где не доставал ветер, полянку, уже покрытую первой травой. Семь белых зайчат, щипавших травку, при появлении людей бросились бежать вверх по склону, прыгая на задних лапках. Бергер ярл ловко разжег костер, и они стали поджаривать гуся, которого Бьёрн подбил камнем.
- Ну, а еще дальше от земли харудов какие лежат страны? - расспрашивала тем временем Альвин.
Рядом с Бергером ярлом для нее каждый день был полон чудес, и она словно бы жила в двух мирах одновременно: по одному, старому и привычному, она ходила ногами, зато другой, новый и увлекательный, постоянно разворачивался перед ее мысленным взором.
- Дальше на запад живут ререги, а еще их называют реодариями. В их земле, как говорят, насчитывается шестьдесят городов, но я побывал только в трех. Первый город назывался Свентовидич. В нем трое ворот, и каждые ограждены вместо воротных столбов огромными железными мечами, и мимо этих мечей не может пройти никакая нечисть. Второй город назывался Хорсеслав, он совершенно круглый, и две длинные улицы делят его на четыре равные части, то есть сам город представляет собой знак солнца, которому там поклоняются. А третий город назывался Ладич, и в нем стоит знаменитый храм в честь богов любви.
- Вот как? - Альвин улыбнулась. - Богов? Значит, их много?
- Не более чем у нас. Мы просим любви у Фрейра и Фрейи, а ререги поклоняются Брату и Сестре, которых называют Кресень и Кресена. Их имена означают "огонь". А еще их называют так: Брата - богом любви, а Сестру - богиней измены.
- Ну, вот! - Альвин с показной обидой надулась, но ей и в самом деле было отчасти неловко это услышать. Даже мать намекала ей, что она не слишком красиво ведет себя по отношению к Эрлингу ярлу, а уж о выражении лица его самого нечего и говорить. - Как измена, так сразу женщина! Можно подумать, что мужчины всегда верны и преданны!