- Ты же говорил, что стар для таких дел.
- Ничего. Рядом с тобой, сынок, я вновь чувствую себя молодым…
- Хорошо, - согласился Гордиан. - Пусть рядом с каждым всадником идет пехотинец. Мы отвлечем их. Ну а твоя задача…
- Да я все понял, сынок. - И Гавр одобрительно хлопнул императорского жеребца по крупу.
Конь, не ожидавший подобной фамильярности, встал на дыбы и, бешено вращая налитыми кровью глазами, помчал Гордиана прямо навстречу врагу. Гавр бросился следом, а за ним устремился и весь отряд.
"Потом историки запишут, что император был отчаянно смел, - мелькнуло в голове Гордиана, пока он мчался, опережая остальных, к закованным в броню противникам, - а другие заявят, что он отчаянно глуп. И никто не подумает, что это была простая случайность…"
Мысль эта так его позабавила, что, приближаясь на полном скаку к персам, он засмеялся. Рука сама собою взметнулась и швырнула дротик в лицо ближайшему катафрактарию. Гордиан почти не целился, но дротик попал точно в смотровую щель шлема, и бронированный всадник, несмотря на высокую луку стеганого седла, повалился наземь, будто статуя Максимина, свергнутая со своего пьедестала. Тут же на императора обрушился удар слева, однако он успел прикрыться щитом и ударил сам. Увы, меч лишь скользнул по броне катафрактария, не причинив вреда. В этот момент наконец подоспела на помощь римская конница. Среди сражающихся всадников замелькали и шлемы пехотинцев. Блеснув на миг, они исчезли в клубах пыли, казалось, бесследно, но почти сразу закованные в броню стали валиться вместе с лошадьми. Тут Гордиан услышал предсмертное хрипенье своего жеребца. Еще миг, и обессилевшее животное рухнет на землю и увлечет следом его самого. Упавшего в этой схватке затопчут мгновенно. Нелепая смерть… Спасение пришло неожиданно. Он увидел, как один из персов разворачивает лошадь и замахивается мечом, чтобы зарубить пехотинца. Перс повернулся боком к Гордиану, и император перепрыгнул на его лошадь, обхватил закованного в броню седока сзади и изо всей силы надавил на затылок. В пластинках панциря на шее образовалась щель, и Гордиан вонзил кинжал в податливую кожаную основу доспеха. Прижимаясь всем телом к противнику, он скорее угадал, чем ощутил сквозь двойной слой доспехов смертную дрожь, пробежавшую по телу перса, и сбросил металлическую статую с ее живого, покрытого броней пьедестала.
- Гордиан! - услышал он долетевший откуда-то снизу крик и наклонился, желая поглядеть, кто же его зовет.
Это спасло императору жизнь. Копье, нацеленное ему в лицо, пронеслось мимо. Гордиан выпрямился, чтобы встретить новую, налетевшую на него статую. Все они, безликие в своей металлической броне, в остроконечных шлемах, закрывавших лица, казались столь похожими друг на друга, что чудилось - убитые поднимались с земли, чтобы отомстить за собственную смерть. Гордиан принялся в ярости наносить удары, но не так-то просто было сбросить катафрактария на землю, даже орудуя длинном мечом. Тот не прикрывался щитом, надеясь на прочность своих доспехов, но от удачного удара Гордиана сразу три пластинки на груди перса отскочили. Император закричал, предвкушая победу. Он размахнулся, чтобы поразить незащищенную грудь противника… И тут на него самого сбоку обрушился вражеский клинок! Доспехи на плече раскололись, не выдержав удара. В первую секунду Гордиан не почувствовал боли - только рука, сжимавшая меч, неожиданно утратила силу, пальцы разжались и выпустили рукоять…
Гордиан даже не мог прикрыться щитом от нового удара, который, скорее всего, должен был его добить. Но перс сам зашатался в седле и повалился назад вместе с брыкающейся лошадью - кровь хлынула из ее ноздрей и заструилась по обшитому металлическими пластинами нагруднику. А из-под рухнувшей лошади выбрался Гавр и ухватил императорского коня за повод.
- Держись, сынок! Только не падай… Я тебя выведу!
- Добейте их… Мы должны победить…
- Да уж победили, - хмыкнул Гавр. - Гляди, все, кто могут, чешут отсюда во все лопатки. Так бегут, что не догнать. Филипп вон за ними припустил. Будь покоен - он их за хвост поймает - Араб по части захвата добычи ни с кем не сравнится, он однажды сразу десять девок в плен захватил, клянусь Геркулесом!
Гордиан посмотрел, туда, куда указывал Гавр, но ничего не увидел - лишь красноватый туман клубился впереди. Из этого тумана вдруг вынырнула хитрая физиономия Филиппа Араба и по-приятельски подмигнула.
- Гавр, ты получишь в подарок тысячу золотых… - пробормотал Гордиан. Пальцы его тщетно пытались ухватиться за гриву лошади. - Перед смертью я еще успею распорядиться, чтобы тебе их выдали…
- С чего это ты собрался умирать, сынок? - удивился Гавр. - Если бы солдаты от таких ран, как у тебя, умирали, то в римских легионах некому было бы служить…
Гордиан почувствовал, что его снимают с лошади и кладут на землю. Кто-то поднес к его губам чашу с пряным неразбавленным вином, настоянным на травах. От одного глотка горячая волна разлилась по всему телу. Сразу ожила боль в плече, рана принялась гореть, будто в ней заполыхал маленький костер. От внезапного жара тело покрылось липким потом.
- Гавр… - позвал Гордиан центуриона.
- Я здесь, сынок…
- Обязательно похороните меня… со всеми обрядами… Я не хочу сто лет шататься вдоль берега Стикса…
- Да уж похороним, не волнуйся, сынок. Меня вон три раза хоронили. Даже монетки под язык клали. Так я теми монетками всякий раз давился и возвращался назад, чтобы друзьям своим дать хорошую взбучку…. - Гавр железными пальцами стиснул локоть императора. Гордиан в ответ попытался сжать локоть Гавра, но сил у него на это не было.
"Врет все… - подумал Гордиан. - И про Филипповых девок врет, и про похороны… но хорошо врет… умеет…"
А дальше мыслей никаких не стало.
Набитая песком и спрыснутая человечьей кровью - кровью Владигора - шкурка змеи ползла по песку слишком медленно. Никакие приказы, уговоры или угрозы не действовали на нее. Шкурка двигалась по-прежнему не спеша, оставляя на земле не свойственный живым змеям идеально прямой след. Шкурка безошибочно чуяла Зевулуса, но расстояние между Владигором и проклятым колдуном не сокращалось, а, напротив, увеличивалось. Земли эти Владигор не знал, и, хотя Мизифей снабдил его картой, вскоре Владигор убедился, что она чудовищно неверна. Там, где прежде были города, лежали одни развалины и среди них паслись козы, на месте пустыни появлялась река или соленые озера. Вместо плодородных долин он встречал на своем пути болота, а там, где на карте значилась равнина, неожиданно вырастали холмы, которые при ближайшем рассмотрении оказывались рукотворными башнями, построенными несколько тысячелетий назад.
И повсюду камень, песок, ковыль… И горячий ветер в лицо.
Опять на горизонте возникли знакомые очертания холма, и Владигор понял, что он приближается к той полуразвалившейся башне, которую покинул месяц назад. Значит, и Зевулус во второй раз побывал здесь.
Владигор подобрал мертвую змейку и зашагал к башне. Он знал, что движется в правильном направлении. Весь фокус был в том, чтобы выиграть время и нагнать Зевулуса. Выиграть время… Разве его можно выиграть или проиграть? В нем можно жить… можно не обращать на него внимания, можно сжать его или растянуть… Но выиграть?.. Разве оно золото или горсть жемчужин, выставленных на продажу?
Добравшись до подножия башни, Владигор опустил шкурку на песок. Она поползла наверх. Зевулус был там. Ну что же, наконец-то они встретятся лицом к лицу. Владигор взглянул на перстень Перуна. Волшебный аметист был равнодушен и мертв. В этой части земли Юпитер не мог помочь своему избраннику. Перстень молчал…
Добравшись до вершины башни, Владигор увидел, что перед ним - новый, словно только что построенный храм, странно контрастирующий с полуразрушенной башней, лишь кое-где сохранившей ступени своих лестниц, как древняя старуха - пару почерневших зубов.
Владигор положил ладонь на рукоять меча и шагнул внутрь.
Храм был пуст.
Владигор швырнул шкурку на пол. Она свернулась кольцом. Синегорец вытащил меч и начертил вокруг себя магический круг. Змейка тут же встрепенулась, подползла к краю магического круга и замерла. Владигор повернулся в ту сторону, куда указывала ее мертвая, набитая песком голова. И… увидел Зевулуса.
Маг теребил свою тощую бороду и смотрел на Владигора насмешливо.
- А змея, оказывается, поумнее тебя, синегорец, - проговорил он презрительно.
- Что тебе надо?
- Дурацкий вопрос! Ты являешься ко мне в гости, хотя я тебя и не звал, и спрашиваешь грозным тоном: "Что тебе надо?" Не следует ли прежде сообщить, что надо тебе, мой гость, которого я никак не могу назвать другом.
Владигор стиснул зубы. Ну что же, если этот тип хочет говорить витиеватыми фразами, он получит столь же витиеватый ответ.
- Ты знаешь, что мне нужно, я знаю, чего добиваешься ты. Наши желания не совпадают. И я сделаю все, чтобы ты никогда не получил того, чего добиваешься.
Зевулус расхохотался:
- Только самоуверенный мальчишка может заявить, что знает желания другого. Я не знаю, что тебе нужно, Владигор. Но на твоем месте, я бы сидел в Синегорье и не высовывал носа из Ладора. У тебя столько интересных дел - подати, склоки в дружине и прочие бесхитростные радости варварской жизни. А ты зачем-то явился сюда и нагло вмешиваешься в ход событий. Тебе ли, Хранителю времени, не знать, что подобные поступки могут привести к катастрофе. И не только здесь, но и в твоем медвежьем углу…
- Первое нарушение совершил ты, - отвечал Владигор. - А я лишь исправляю то, что ты испортил. Это ты жаждешь власти над Римом, а не я…
- Послушай, наша перебранка ни к чему не приведет. Давай присядем и поговорим рассудительно и неторопливо. Не как люди, а как боги. Я, правда, до сих пор не понимаю, почему Юпитер присвоил тебе этот титул, ведь ты его ничем не заслужил. Ну да ладно… Я уважаю старика, хотя он подозрителен и мстителен не в меру. Но таковы уж все старики - они чуют, что нашелся кто-то посильнее и вот-вот скинет их с насиженного местечка, и потому начинают волноваться и метать молнии в кого попало. Но мы же с тобой молоды, Владигор, и потому равны…
Он уселся на скамью, идущую вдоль стены, небрежным жестом потеснив стоящие на ней глиняные изваяния, одно из которых упало на пол и разбилось. Внутри оно, оказалось полым, служа прибежищем для множества пауков. Они тотчас разбежались во все стороны и скрылись в щелях между каменными плитами пола.
- Ну что ж, поговорим как боги… - отвечал Владигор. - Зевулус, мне не нужна эта война, и я ее прекращу. Неважно как - победив персов или заключив с ними мир. А затем я докончу то, что начал, и если ты будешь мне мешать, я тебя убью.
- О мой недруг, почему бы тебе не убить меня прямо сейчас?.. Другого-то случая может и не представиться…
- Хорошо. Спустимся вниз и вступим в бой.
- Ты слишком торопишься. Ты еще не выслушал меня.
- Говори…
- Мне нужен ВЕЛИКИЙ ХРАНИТЕЛЬ. ТВОЙ ВЕЛИКИЙ ХРАНИТЕЛЬ. Если ты отдашь его мне, я, может быть, и оставлю тебя и твоего молокососа Гордиана в покое… на время, пока я буду занят более важными делами… Ну как, договорились?
- Нет.
- Ты же силен, Ненареченный бог. Зачем тебе какой-то камень? Ты и без него прекрасно можешь править Синегорьем. Он пригоден лишь для того, чтобы узнавать о грядущих затмениях и открывать врата времени. Но о затмениях тебе расскажут астрономы, а врата времени - к чему они тебе?
- А тебе?
- Когда я стану первым среди богов, врата мне пригодятся.
- Не выйдет, хотя бы потому, что я никогда не уступлю камень тебе. Это все равно что вложить в руки убийцы нож.
- Как благородно! Неужели, прожив столько лет в этой клоаке, что называется Римом, тебе не надоело быть благородным? Рим утратил право на существование, когда надел на маленького мальчика тогу лишь для того, чтобы его убить, а палач изнасиловал девочку потому, что не мог казнить девственницу.
- Этот Рим принадлежит прошлому, и я не собираюсь его возвращать.
- Ну ладно, ладно, не хмурь брови, договоримся иначе. Создай Хранителя времени из Гордиана, получи камень для Рима и… отдай его мне. В конечном счете, мне все равно, каким ВЕЛИКИМ ХРАНИТЕЛЕМ владеть.
Владигор разомкнул магический круг и шагнул к Зевулусу.
- Мразь! Да я задушу тебя собственными руками…
- Не меня, а себя, - захохотал Зевулус.
В то же мгновение чьи-то пальцы, невидимые, но необыкновенно сильные схватили Владигора сзади за горло. Он попытался разжать их, но с таким же успехом мог бы гнуть стальные прутья. Владигор ударил локтем того, кто, по его разумению, должен был находиться у него за спиной, но неведомый враг увернулся.
- Не люблю, когда в моем доме ведут себя буйно… - прошипел вкрадчивый голос.
Пальцы сдавливали горло все сильнее, и Владигор начал задыхаться. Тем временем Зевулус обыскивал одежду синегорца. Владигор изо всей силы пнул чародея ногой в живот, и тот отскочил, согнувшись от боли.
- Я так и думал, - выдохнул Зевулус, хватая ртом воздух. - Ты слишком хитер… и ВЕЛИКОГО ХРАНИТЕЛЯ при тебе нет… Ну что ж… лучше услышать "нет", чем не услышать вообще ничего…
Цепляясь за стену, Зевулус двинулся к выходу. В дверном проеме он обернулся и погрозил желтым сухим кулаком Владигору. Стены храма заходили ходуном, будто собирались рухнуть, и чародей исчез. А невидимые руки продолжали стискивать шею Владигора. Чудилось, что храм наполнили многочисленные черные тени, они извиваются и строят Владигору мерзкие рожи… Еще мгновение, и пальцы невидимого великана переломят синегорцу хребет… И тут отчетливая и ясная мысль, будто вспышка молнии, мелькнула у него в мозгу…
"Я не вижу этих рук… так пусть он не чувствует моего тела…" Все свои магические силы, Владигор вложил в это краткое заклятие.
И неведомые руки разжались… Владигор вырвав из ножен меч, нанес удар туда, где, по его предположению, находился враг, но клинок рассек пустоту. За спиной Владигора никого не было. А стены храма по-прежнему ходили ходуном, и тени, свиваясь в кольца, метались из стороны в сторону… Змеиная шкура сама скользнула ему в руку, будто опасалась, что впопыхах синегорец о ней позабудет. Владигор выскочил наружу, но яркий солнечный свет не вернул отчетливости очертаниям предметов - лишь к причудливым извивам серых теней прибавилась пляска сине-красных кругов. В глазах Владигора все помутилось, он оступился на краю полуразрушенной башни и полетел вниз, скользя по крутому склону. Тени, вырвавшись из храма, неслись за ним, но не могли настичь. Без сознания упал Владигор у подножия башни, а когда пришел в себя, и разлепил веки, солнце в кровавом облаке уже заходило за горизонт.
Прежде чем прижечь и перевязать рану, врач дал Гордиану выпить настойки мандрагоры. Весь остаток дня, ночь и весь следующий день император проспал. Никогда прежде не снились ему столь удивительные сны. Он видел себя прогуливающимся вместе с Мизифеем в тени портика в яркий летний день. Беседа текла неторопливо, будто вода из мраморного фонтана.
- Если ты видишь человека, который в жаркий полдень или в дождь идет посредине улицы, а не скрылся в тени портика, что ты подумаешь о нем? - спросил Мизифей.
- Что он глуп… - ответил Гордиан и, помолчав, добавил: - Или его мысли текут иначе, чем мои.
- Мысли слишком многих римлян текут иначе, - заметил Мизифей.
- Порой нелепые мысли приносят удивительные плоды…
- Увы, эти мысли бесплодны.
- Не во власти императора указывать другим, как мыслить. Достаточно того, что я указываю, как поступать.
Мальчик лет шести в белой тоге с пурпурной полосой, какую положено носить в его возрасте, подбежал к ним, неся в ладошках штук пять или шесть большущих сосновых шишек.
- Какая тебе больше нравится, доминус? - спросил он у Гордиана и прищурил светло-голубые, казалось, светящиеся изнутри глаза.
Одна их шишек была на редкость огромна - под каждой толстой чешуйкой прятался крупный, черный орешек. Гордиан протянул руку, чтобы взять подарок, и с удивлением заметил, как изменилась его ладонь - она сделалась шире, и вдоль ладони змеился тонкий белый шрам… Это была рука совершенно другого человека…
Гордиан вздрогнул от боли в плече и проснулся… Он лежал у себя в палатке, всю грудь и плечо покрывали плотные бинты. Рана слабо ныла. Мизифей сидел возле походной кровати императора и, по своему обыкновению, что-то писал на восковых табличках. Заметив, что Гордиан пошевелился, Мизифей поднял голову и одобрительно кивнул:
- Как ты себя чувствуешь, сынок?
- Я видел сон… Сначала я подумал, что он о будущем. Но теперь знаю: мне привиделся сон о другом времени…
- Если бы Архмонт был здесь, он бы объяснил тебе смысл твоего сна.
- Он говорил… да, да, я точно запомнил - такое случается, когда минуешь временную развилку…
Если это так, то несколько часов назад произошло нечто важное, определившее его судьбу. Но что?.. Битва при Резайне? Нет, другое, пока ему неведомое…
- Я уже отправил донесения сенату с сообщением об одержанной победе и захваченной добыче, - сообщил Мизифей.
- Мы захватили добычу? - спросил Гордиан.
В горле у него пересохло, и голос звучал сипло. Мизифей подал ему кубок с разбавленным вином.
- Да, Филипп захватил весь лагерь персов - верблюды, женщины, сундуки с драгоценностями, серебряные ложа самого Шапура, артисты, евнухи, мешки с зерном и мешки с добычей, награбленной в наших провинциях. И с десяток магов, которые толкуют о новой религии и новом боге… или что-то в этом духе… - Мизифей сказал об этом как-то вскользь, не глядя на Гордиана, будто о чем-то неважном. - И еще десять тысяч пленных.
- Приведи их, - приказал Гордиан.
- Это невозможно - пленных отправили в Антиохию, чтобы дожидаться выкупа от Шапура. Персы всегда выкупают своих воинов, попавших в плен. Так что в ближайшее время…
- Приведи ко мне захваченных магов, - приказал Гордиан.
- Прямо сейчас? Они, верно, уже спят…
- Ничего, проснутся, чтобы поговорить с императором. И пусть придет Гавр - мне хочется и с ним потолковать. И дай мне… ВЕЛИКОГО ХРАНИТЕЛЯ.
Мизифей, поколебавшись, снял с шеи цепочку с ключом и открыл серебряный ларец, в котором лежал оставленный Владигором камень. И хотя перед Гордианом он старался не показывать виду, но себе должен был признаться, что боится этого камня. Боится, потому что не знает его силы. А Мизифей так привык ВСЕ знать, что незнание делало его беспомощным. Когда Гордиан назначил его префектом претория, Мизифей, с тщанием изучив все, что относится к
этой должности, на редкость успешно исполнял свои обязанности. Почти все эдикты, которые издавал Гордиан, были написаны Мизифеем. Но теперь они достигли той границы, за которой мудрый учитель ничего не мог уже подсказать своему ученику. Тот должен был двигаться вперед в одиночку. И это несказанно пугало Мизифея.
Осторожно, будто камень мог растаять в его руках, он положил ВЕЛИКОГО ХРАНИТЕЛЯ Гордиану на грудь. Юноша здоровой рукой накрыл камень сверху так, чтобы посторонний глаз не мог видеть ВЕЛИКОГО ХРАНИТЕЛЯ. Зато сам Гордиан без труда следил за малейшими изменениями кристалла.