* * *
Девчонка сидит на краю постели, вперившись взглядом в стену. Белые волосы свисают сосульками, руки безвольно повисли между колен.
Соня почему-то была уверена что не найдет ее здесь. Если Мхаири и не сбежала, воспользовавшись переполохом, то, по крайне мере, сгорая от стыда, затаилась где-нибудь и прячется до утра… - но нет, она ждет Соню, как ей и было велено. Впрочем, при появлении наемницы головы даже не поднимает…
Та несколько мгновений медлит в дверях. Первым желанием, конечно же, было наброситься на эту маленькую идиотку с попреками и руганью, но запал уже прошел, и воительница успела успокоится. В конце концов, она ей не матушка и не нянька. Ее дело - только доставить беглянку опекуну и получить за это положенную награду, причем никто не оговаривал, в каком состоянии должна прибыть девица к своему князьку… и вообще, девицей ли… Но все же, не сдержавшись, Соня в сердцах роняет:
- Честное слово, Мхаири, я думала, ты умнее!
Та оборачивается рывком. В глазах неприкрытая ненависть:
- Ты думала! Да о чем ты можешь думать? Что ты можешь знать? Ты, наемница… - это последнее слово она выплевывает, как худшее из ругательств. - Что ты можешь знать о моей жизни? Какое право ты имеешь смотреть на меня сейчас с этим отвратительным видом превосходства, и почему берешь на себя смелость решать, как мне жить, и что для меня лучше? Зачем ты мне помешала?!
Начала-то она бойко, но закончила почти в слезах. Все-таки, хоть она и храбрится отчаянно, но по-прежнему остается двенадцатилетней девчонкой, глупой и несмышленой.
Соня примирительно пожимает плечами:
- О правах спорить не будем. Право у того, кто сильнее, и у того, кто делает, и если ты что-то взял, и у тебя это не отняли, значит, имеешь право… Других законов я не признаю. Что касается тебя… - девушка присаживается на кровать и с усмешкой смотрит на Мхаири. - Мне просто показалась, что ты готова совершить ошибку, и честно говоря, я до сих пор не понимаю…. Скажи на милость, зачем тебе это понадобилось? Только вчера я избавила тебя от домогательств одного ублюдка, как ты тут же нашла себе другого. Или, возможно, хозяина того балагана ты тоже сама пригласила в свою постель? Может быть, я просто что-то не так поняла?
Из сапфирово-синих глаз катятся огромные прозрачные слезы. Лицо девочки при этом совершенно не меняется, она не шмыгает носом, не всхлипывает, губы не кривятся в плаче… просто слезы текут и текут, одна за другой, и она даже не поднимает руку, чтобы их утереть.
- Я сама не знала, что делала… Может, ты и права, может, не надо было, но я просто не могла себе представить, что вернусь к нему вот так, и даже не попробую ничего предпринять… Я думала сбежать, но посмотрела на тебя и поняла, что ты меня все равно отыщешь! Я приметная, мне нелегко остаться незамеченной, это я уже проверяла… - она горестно вздыхает.
- И тогда ты решила, что если расстанешься с девственностью, то лишишься и своего дара и станешь бесполезной для своего хозяина - заключает Соня. По расстроенному виду Мхаири она понимает, что попала в точку: именно на это маленькая ведьма и надеялась. - Но ты точно уверена, что с тобой это случится?
- Нет, мне только говорили об этом, но, разумеется, я не могла убедится наверняка… - неожиданно девочка улыбается. - Это ведь можно проверить только один раз, верно?
- Да, - соглашается Соня. - И уж, во всяком случае, отнюдь не стоит делать это на каком-то деревенском постоялом дворе, на охапках сена, с полупьяным наемником. Худшего способа расстаться со своей невинностью ты, пожалуй, не могла придумать.
- Все равно, - Мхаири упрямо трясет головой. - Ты не имела никакого права вмешиваться Я должна была попробовать… Все, что угодно, лучше того, что ждет меня во дворце… - Она мнется несколько мгновений, колеблется, но затем, все же решившись, ныряет с головой в свой рассказ. - Ты ведь знаешь о тех чарах, которые я способна наводить, - это иллюзии, но они имеют свою реальность, ими можно управлять… Если я вольна в своих грезах, то чаще всего они добрые и спокойные… Они таковы, каким я хотела бы видеть мир!
- Именно поэтому там столько снега, да? - прерывает ее Соня. - Ты мечтаешь о северных странах?
- Да… - Мхаири никнет, но все же продолжает говорить, хотя бормочет так тихо, что Соне приходится изо всех сил вслушиваться, чтобы разобрать хоть слово. - Но у моего хозяина тоже был дар… Или он просто научился этому за то время, что я создавала ему свои иллюзии. Он научился входить в мои живые картины и изменять там некоторые вещи по своему усмотрению. Более того, тому же самому он мог обучить и других… - она вновь замирает, и Соня уже думает, что рассказ никогда не будет завершен, хотя и без того догадывается о том немногом, что еще осталось поведать Мхаири.
Но девочка решается продолжить, и теперь голос ее звучит гораздо увереннее, словно приняв наконец решение освободиться от этого тяжкого бремени, она обрела неведомые силы из некого внутреннего источника.
- Так вот, - продолжает она, - то, что он делал с моими видениями… я могла бы показать тебе, но… Даже хотя я зла на тебя сейчас, все равно я не хочу подвергать тебя этому кошмару. Просто поверь мне на слово - это ужасно! Он принес кровь, убийство и насилие в мой маленький уютный мирок. А иногда, когда у хозяина были гости, они делали это все вместе, соревнуясь, кто сможет учинить больше разрушений… И когда они рвали в клочья одну картину, то заставляли меня создавать следующую, а затем еще и еще, пока наконец не пресыщались окончательно или пока я не лишалась чувств… - Помолчав немного, она внезапно усмехается, и это уже совсем не детская улыбка. Пожалуй, даже на лице умудренных опытом женщин Соня редко встречала выражение столь неприкрытого презрения и цинизма. - Знаешь, ты говоришь, что спасла меня от насильника, и я, конечно, благодарна тебе за это, но физическое насилие - пустяк, по сравнению с тем, что мне доводилось терпеть ежедневно в прошлом, так что, в каком-то смысле, мне уже не привыкать…
Она замолкает и молчит очень долго, но Соня уже знает, что девочка непременно заговорит вновь, и, разумеется, знает ее следующие слова. Однако это ничего не меняет, и поскольку она чувствует себя смертельно усталой, ей хочется спать и совершенно нет сил продолжать этот тягостный спор, она заговаривает первой:
- А сейчас, Мхаири, ты спросишь у меня: неужели я считаю, что твой хозяин имел право так обращаться с тобой, и неужели ты не должна была попытаться сбежать от него, или еще каким-то образом прекратить эти издевательства над собой и над своим волшебным даром? Ты спросишь, как могу я, выслушав твою историю, по-прежнему желать отвезти тебя обратно и передать в руки Ньялмару, который, несомненно, вернет тебя к твоему кровожадному господину? Ты спросишь, как могу я, женщина, твоя сестра, не желать для тебя иной судьбы…
Ей отвратительна вся эта история, ей отвратительно то, что приходиться делать сейчас, но Соня не в силах ничего изменить, и поэтому она продолжает говорить, прекрасно сознавая, что с каждым словом подписывает малышке Мхаири смертный приговор:
- И ты, конечно, хочешь спросить меня: теперь, когда я знаю всю правду, когда я знаю, что ждет тебя впереди, если я сделаю то, что намерена сделать… каковы мои планы насчет тебя? Я отвечу просто: они ничуть не изменились. Завтра к вечеру мы будем в Келадисе. Я отведу тебя к купцу, который вернет тебя твоему хозяину, а мне в награду передаст одну очень ценную для меня вещь…
- Но почему? - не выдерживает девочка. Она стойко держалась все это время, но теперь взрывается, пытается даже наброситься на Соню с кулаками, однако воительница с легкостью отбрасывает ее от себя, и та падает на постель, заливаясь слезами. - Почему? Почему ты такая жестокая? Как ты можешь?!
- Это не жестокость, - ровным тоном, словно ничего не случилось, поясняет Соня. - Мне искренне жаль тебя, Мхаири, и клянусь, что будь у меня хоть какая-то возможность поступить иначе, я сделала бы все, чтобы помочь тебе не возвращаться к жестокому хозяину. Но, увы, есть вещи, которые для меня важнее…
- Это бесчеловечно! Аморально!
- Напортив, это в высшей степени морально. Просто ты, как и все люди на свете, хочешь заставить меня смотреть на мораль со своей точки зрения, исходя из которой добро - это то, что идет тебе во благо. Я столкнулась с этим много лет назад, еще когда впервые стала работать по найму. Каждый раз случалось что-то такое, что приводило в конфликт моего нанимателя и других людей, и я долгими днями и месяцами ломала себе голову, пытаясь соединить несоединимое и сделать так, чтобы были и волки сыты, и овцы целы… пока чуть с ума себя не свела этими совершенно бесполезными терзаниями. И тогда я вывела для себя одну очень простую истину: если ты кому-то служишь, у тебя не может быть своей морали. Добро - это то, что идет во благо заказчику, а зло - это все остальное…
Она говорит это скорее самой себе, нежели девочке, уверенная, что та все равно не поймет - либо, замкнутая на собственные переживания, не пожелает прислушаться… Но Мхаири неожиданно вскидывает голову:
- Но так можно оправдать все что угодно - воровство, убийство, подлог… Нет, конечно, я тебя не обвиняю в таких ужасных вещах… - тут же спохватывается она. - Однако…
- И напрасно, - без всяких эмоции возражает Соня: - Если ты думаешь, что за свою жизнь я никогда не совершала ни краж, ни убийств, ни, как ты выражаешься, подлогов, то ты еще очень наивное дитя, которое ничего не знает о мире, и, вернув тебя к твоему хозяину, я окажу тебе огромную услугу. Ибо хотя, возможно, он и жесток с тобой, но, по крайней мере, оберегает от всех тягот реальной жизни и тем самым совершает для тебя огромное благо, - пусть даже сейчас ты не способна этого оценить. Что же касается меня, - добавляет она чуть погодя, - то у меня правило одно: если уж я позволила кому-то нанять себя, то должна служить этому человеку верой и правдой, без всяких сомнений и колебаний, делая все, что в моих силах, дабы исполнить порученную мне миссию. Единственная мораль - это сделать свое дело наилучшим образом, а какое это дело - не имеет значения.
- И сейчас твой наниматель - это тот купец в Келадисе, - шепчет девочка, - и ты должна доставить ему товар в надлежащем виде? Пусть даже этот товар - живой человек!..
Она вновь принимается плакать, но Соня больше не склонна испытывать жалость. Для этого она слишком устала и, кроме того, боится, что если этот разговор затянется, то впервые за долгие, долгие годы у нее появится реальное искушение отступить от своих принципов, которые только что проповедовала с таким жаром.
- Нет, мой наниматель не он, - качает головой воительница. - Купец лишь владеет одной вещью, которую я должна доставить своим хозяевам. К несчастью, ситуация такова, что эту вещь я не могу у него ни выкрасть, ни купить за какую-либо иную цену, иначе, даю слово, Мхаири, я непременно сделала бы это, чтобы дать тебе свободу. Однако, увы, все сложилось так, что цена - это ты. А значит, именно эту цену мне и придется уплатить. Надеюсь, ты не будешь столь глупа, чтобы пытаться отговорить меня, поскольку любые слова и слезы бессмысленны, предупреждаю тебя сразу.
Девочка смотрит на воительницу долгим проникновенным взглядом, так что та уже начинает опасаться, что маленькая колдунья вновь готова приняться за свои чары, и с небес вот-вот посыплются пушистые снежинки, - но Мхаири неожиданно отводит глаза:
- Да, теперь я вижу: все бесполезно, - шепчет она обречено.
- Тогда ложись спать. Мы выезжаем на рассвете. У меня нет ни малейшего желания встречаться поутру с твоим незадачливым ухажером и его дружками! - бросает Соня, после чего подходит к дверям и наматывает на ручку веревку каким-то сложным узлом, привязывая ее к специальному крюку в притолоке.
- Это еще зачем? - Мхаири следит за ней взглядом.
- Ты славная девочка, и я доверяю тебе всей душой, точно так же как верю, что каждый человек по натуре добр и порядочен, а волки готовы питаться травкой бок о бок с зайчатами, если дать им такую возможность… - не оборачиваясь, произносит Соня и переходит к окну, чтобы таким же образом закрепить ставни. - Но мне не по душе, когда на меня наводят чары, и еще меньше мне хотелось бы мотаться за тобой по всему Офиру, если ты все же надумаешь сбежать. Нет, не трудись! - пренебрежительно машет она рукой, когда Мхаири пытается что-то возразить. - Не трать понапрасну слова и не сотрясай воздух клятвами. Мне все равно, хочешь ли ты сбежать… или хочешь, но не сделаешь этого, потому что ты честна и порядочна, и держишь слово… Мне абсолютно безразлично, - ты можешь быть лгуньей и обманщицей, или самым чистым созданием какое только носила земля… Я просто сделаю все, чтобы не дать тебе сбежать до утра и обеспечить себе несколько часов спокойного сна… И это не имеет ничего общего с человечностью или моралью.
С этими словами она ложится и, задув свечу, тут же засыпает. Она знает, что Мхаири до утра ворочается рядом, возможно даже рыдает в подушку, но Соня спит, и сон ее, как и было обещано, крепок и безмятежен.
Глава 8
Вечером следующего дня Соня, крепко удерживая за запястье угрюмо молчащую Мхаири, стучится в ворота дома Раззака. Слуга, который выходит, чтобы им открыть, не может сдержать изумления при виде этой поразительной пары: рослой рыжеволосой женщины и хрупкой девчушки, с волосами белыми, словно свежевыпавший снег… которого впрочем, в южном Офире никто и никогда не видывал.
Соня вырывает его из зачарованного созерцания, довольно грубо напомнив, что она желает немедленно видеть купца, и слуга с испуганным низким поклоном тут же устремляется прочь.
Он возвращается спустя несколько мгновений и, не переставая кланяться, препровождает Соню в уже до тошноты знакомую ей гостиную на втором этаже дома Раззака. Сам торговец встречает их в дверях и застывает при виде Мхаири… как и все те, кто видит девочку впервые, пораженный ее неземной красотой и странно обреченным, обращенным внутрь себя взглядом. Затем суетливо принимается усаживать обеих на низкий диван, кличет слуг с угощениями и напитками.
Соня отказывается от всего: ей неприятно вкушать любую пищу в доме Раззака. Девочка же, вообще, ни на что не обращает внимания, словно ничего не видит и не слышит вокруг себя. Точно так же она провела весь этот день, покорно трясясь в седле перед Соней, так же покорно спешиваясь на редких привалах не обращаясь к своей спутнице ни взглядом, ни словом. Сама Соня, впрочем, даже не пыталась вызвать ее на разговор. Все, что нужно, они сказали друг дружке вчера…
Но теперь в разговоре наступает неловкая заминка. Соня требовательно смотрит на купца, не понимая, чего тот еще медлит, - ведь она исполнила свою часть сделки, доставила сюда Мхаири… Пора бы уже и ему принести обещанное! И в этот момент девочка устремляет на воительницу взгляд своих сапфировых глаз.
- Я хоть увижу то, за что ты меня продала?
На лице торговца смятение: как видно, он не привык, чтобы живой товар высказывал свое мнение по поводу сделки или обсуждал цену. Однако Соня, ожидавшая чего-то подобного, остается невозмутимой. Она, впрочем, и не полагала, что Мхаири поймет, что именно ею движет, и потому не пытается ни оправдываться, ни объяснять, что бы то ни было.
- А тебе это так интересно?
- Ну… - Мхаири пожимает плечами. - Почему бы и нет. Впрочем, могу заранее пообещать, что радости от своего приобретения ты не испытаешь.
Соня чуть заметно морщится. Еще бы…
- А радости в этом мире нам, вообще, никто не обещал. Даже боги, когда мы только появились на свет, и они дали нам имена…
Раззак тем временем укладывает на низкий столик тяжеленный фолиант, завернутый в промасленную кожу. Отогнув краешек, Соня убеждается, что перед ней и впрямь "Магические арканы", и потому, подхватив книгу, тут же поднимается с места, чтобы не длить и без того отвратительную сцену. Больше всего, пожалуй, ей жаль сейчас метательных кинжалов, но ей кажется унизительным торговаться здесь, в присутствии Мхаири. Как ни странно купец, словно чувствуя ее замешательство, лукаво косится на воительницу.
- Может быть, госпоже приглянулось что-то еще из вендийских сокровищ? Мы могли бы поговорить об этом… И цена будет назначена в обычных золотых монетах, не сомневайтесь.
Искушение велико… Но Соня презрительно качает головой. Рыжие кудри вспыхивают огнем в свете многочисленных светильников.
- Мне ничего не нужно от твоего хозяина, Раззак. Любая вещь, к которой он прикасался, проклята! Я не хочу навлекать на себя гнев Небес.
Купец и не думает обижаться. Ему, впрочем, за свою жизнь доводилось выслушивать кое-что и похуже. Слова он ценит дешевле дорожной пыли.
- Как будет угодно госпоже.
На этом Соня покидает дом Раззака. Тот предлагает ей своего факельщика, чтобы осветить путь до постоялого двора, но воительница отказывается с пренебрежением. Настроение у нее мрачнее мрачного, и прогулка в кромешной тьме будет вполне отвечать такому состоянию духа.