- Ну как?
Бреселида обернулась и увидела Элака, дергавшего ее за руку. Боги, на что он стал похож! В первый миг амазонка едва не вскрикнула. Нет, она бы не назвала его некрасивым, но… мальчик-пан совсем перестал походить на человека. Он сидел на четвереньках, как большая собака, поджав под себя косматые задние лапы с копытцами. Шерсть на них была золотистой и завивалась крупными колечками. Такая же золотая грива покрывала голову, увенчанную смешными саблевидными рожками, огибала острые лепестки ушей, спускалась через загривок на спину и образовывала в конце хвост с кисточкой. При этом лицо, шея, плечи и руки пана оставались голыми, только на груди все тот же янтарный мех, дорожкой поднимавшийся от живота, образовывал волшебный сад.
- Тебе не хватает колокольчика на шею! - рассмеялась Бреселида. - Вот это да! Теперь я знаю, кто придумал историю про золотое руно.
- Теперь ты знаешь, кому оно принадлежало на самом деле. - вздохнул Элак, поднимаясь с земли. - Медея была всего на всего колдуньей, добывшей шкуру царя леса. Если в час страсти убить Пана и содрать с него кожу, мех еще долгие годы не лишается волшебной силы.
- Поэтому ты и сказал, что теперь твоя очередь бояться?
- Когда идешь по лесу с женщиной, всего можно ожидать.
- Я давно уже не женщина.
- Молчи. - Пан прижал палец к ее губам. - Сейчас ты такая, какая должна быть. Ночь открывает наши настоящие лица.
Действительно, Бреселида чувствовала себя так, точно только что родилась. Девочка с расширенными от восхищения глазами стояла на лесной тропе, и присевший у ее ног золотой зверь, звал подругу в чащу, готовый в любую минуту броситься на звук грохочущего за камнями ручья.
У ближайшей россыпи камней что-то ярко светилось из-под земли.
- Это коса Уммы. - Элак пальцем показал на коричневато-оранжевое сияние. - Даже отрезанные женские волосы долго сохраняют свою силу. Запомни.
Вода тоже светилась. Бледно-голубым и белым. Серебристый туман брызг висел в воздухе.
- Смотри, ручейные нимфы. - сказал Элак. - Они купаются. Тихо! Тихо! Тебе туда нельзя!
Юноша удержал за руку уже готовую броситься к источнику "амазонку".
- Они разорвут тебя! Нимфы не любят женщин. - Пан продолжал сжимать похолодевшие пальцы Бреселиды, чувствуя, как ее ладонь постепенно становится влажной. - Они ревнуют нас к людям, - с легкой хрипотцой в голосе пояснил он, - И не напрасно…
Но Бреселида уже увлеклась яркой птичкой, перепархивавшей с куста на куст. Та вдруг скрылась в осоке и сразу последовал булькающий звук.
- Это баклан-водолаз, - пояснил Элак. - Днем он серый и незаметный. Ты видишь его таким, каким он сам себя считает. Забавно, правда?
Бреселида снова не ответила. В ней поселился детский восторг, и она хотела дотронуться пальцем до всего, что попадалось на глаза. Трава у воды испускала слабое голубоватое свечение. Рак, выползший на камень, отливал мокрым углем панциря. Клочья тумана свисали с веток.
Страха не было. Через несколько шагов "амазонка" увидела свою Пандору в обществе рослого Белерофонта. Кони затеяли любовную игру. Вокруг их тел пульсировал теплый оранжевый свет. С лошадей сыпались на землю искры, когда они встряхивали гривами или покусывали друг друга. Им было хорошо, но Бреселида удивилась, почему Кони не стреножены, хотя она точно помнила…
- Это я их развязал. - сказал Элак. - Идем. - он почти властно потянул спутницу за руку. - Здесь недалеко След Великана. Если окунуться в него, можно стать совсем другим. Таким, каким всю жизнь хотел и не решался.
- Я не знаю, хочу ли я стать другой. - на секунду задумалась Бреселида, но мысли, словно хоровод ночных мотыльков, упорхнули от нее в небо.
- Идем. - повторил Элак. - С воды видно небо.
И женщина, послушавшись его голоса, двинулась через прибрежный кустарник вслед за Паном. Козлоногий спутник прекрасно выбирал тропинки и шаткие камешки, по которым можно было следовать вдоль потока.
- Еще немного. - сказал Пан, хотя Бреселида его ни о чем не спрашивала. - Садись ко мне на спину.
Амазонка хотела возразить, что не устала. Ей нравилось идти, куда глаза глядят, ни о чем не думая. Но Элак подхватил всадницу под колени, и в следующую секунду она уже соприкасалась внутренней стороной ног с его золотой шерстью.
- Я хочу, чтоб ты ощутила бег Пана. - шепнул он и понесся, как ветер, под аркадой ореховых веток, испускавших зеленоватое сияние.
Через минуту его шерсть взмокла, и Бреселида почувствовала сначала покалывание, затем жжение, перешедшее в настоящий пожар. Она с силой ерзнула, и козлоногий бог понял, что пора. Он оторвался от земли и, подняв тучу брызг, обрушился вместе со своей всадницей с гребня валуна прямо в ручей.
- А вот и След Великана! Не промахнись! Слава богам, могли бы и разбиться!
Оглушенная "амазонка" не слышала его. Только теперь она поняла, что вода ледяная. Но находиться в ней было приятно. Словно Бреселиде в миг даровали новую кожу.
Рядом с ней из воды вынырнул золотой зверь. Сияющие градины влаги, как жемчуг, катились по его драгоценной шерсти. Элак прямо в воде освободил спутницу от мокрой одежды и помог доплыть до плоского валуна, лишь слегка поднимавшегося над потоком.
Деревья здесь были не такими густыми, как в чаще, и, пробиваясь сквозь их причудливые кроны, луна покрывала камень пляшущими пятнами.
Бреселида с наслаждением прижалась спиной к его гладкой поверхности, ощущая странное, противоестественное тепло, исходившее от ночного светила. Лишь ее ступни оставались в воде. Она видела, как золотой зверь подплывает к ней, как берется руками за край камня, и не чувствовала в себе сил сказать "нет".
Но в тот миг, когда тело Пана отделилось от воды, Элак исчез. Вместе с неожиданно высокой волной на Бреселиду обрушился совсем другой мужчина.
В эту ночь в Гаргиппии царю Делайсу привиделся странный сон, с которым он не стал бы обращаться к гадателям. Ему снилась сотница Бреселида, совершенно обнаженная и мокрая, возлежащая на камне посреди ручья. Она казалась такой притягательной и прекрасной, какой, конечно, не была в жизни. Ее кожа отливала молоком, волосы потемнели от воды, а на шее вздрагивали прозрачные капли.
Делайс плыл к ней, больше всего на свете жалея прижаться губами к узким рыбкам ступней, на которые набегал поток. Дыхание колом встало у него в горле, мышцы в паху свело, и огромной волной он обрушился на ее беззащитное тело, разбившись о него мириадами брызг.
Царь вскочил в кровати, обнаружив липкую смятую простыню, и несколько минут сидел не в силах остановить скачки сердца.
- Дьявол! - прошептал он. - Все беды от воздержания!
V
- Рыжая! Рыжая! - чумазые ребятишки бежали следом за отрядом амазонок и кидались мелкой галькой в перепуганную Беру.
Маленькая деревушка Цемесс, куда спустились с гор всадницы Бреселиды, лежала на северо-восточном берегу Эвксина, отгорожанная от остального мира амфитеатром скалистых хребтов. Она быстро росла, кочевники-тореты сгоняли в нее скот на продажу, из-за моря привозили ткани и пурпурную краску. Каждую весну десятки новых колонистов высаживались на деревянные доски пристани и наполняли Цемесс разноязыкой толпой. Многие оседали на склонах обступивших деревню гор и разбивали на очищенных от можжевельника террасах виноградники.
- Рыжая! Рыжая!
- Что за напасть? - Бреселида сплюнула на землю. - Чего они на нас пялятся?
- Мне не нравится, что здесь одни кочевники. - отозвалась Радка. Она сдавила коленями бока лошади и, приподнявшись над седлом, повертела головой в разные стороны.
К сотнице подъехал Ярмес и неуклюже свесился с седла.
- На море нет ни одного паруса.
- Действительно! - всполошилась Радка. - У пристани не видно кораблей. Даже лодки куда-то подевались.
- Скоро мы все узнаем. - подбодрила спутников сотница. - Минуем центр деревни, встанем на постой в рыбачьих хижинах и разведаем, что тут происходит.
- Боги! Да это же сама Бреселида! - раздался вдруг громкий, как труба, голос. - Милость Девы послала нам тебя и твоих всадниц!
Перед лошадьми выросла мощная женская фигура в охровой пепле и необъятной черной накидке, лихо перехватывавшей грудь и поясницу. Она широко расставила ручищи, преградив путь, и было видно: если "амазонки" не остановятся, встречная готова стряхнуть Бреселиду прямо на дорогу, а потом задушить в своих объятьях.
- Полегче! Полегче, тетя Амага! - ты кричишь, как лосиха над соляной жилой. - по усталому лицу сотницы расплылась улыбка. - Что у вас тут делается? Где люди и откуда столько кочевников?
- А ты зайди в мой трактир. - подбоченясь, заявила Амага. - Там и поболтаем. Говорю же, что Трехликая Мать послала вас нам на выручку! Черт бы побрал этих кочевников, а с ними вместе и трусов-купцов, которые не решаются причаливать к пристани, едва заслышали о разбойниках.
- О каких разбойниках?
- Э-э, девочка, слезай! - Амага похлопала Пандору по холке. - Зайди, пропустим по килику цемесского, старая тетя Амага тебе все расскажет.
- Мы все не забьемся к тебе в трактир. - возразила сотница. - Обожди часок, я расположу отряд и загляну к тебе. А нет, так полезай на круп моей кобыле и рассказывай, что знаешь.
- Тетя Амага знает все! - толстая трактирщица, кряхтя взобралась на лошадь, поддержанная под локти двумя "амазонками".
Ей трудновато было оторвать ноги от земли, и шустрый Элак, спешившись, не преминул подтолкнуть тетку под увесистый зад.
- Брысь! Охальник! - Амага огрела его толстой ладонью по уху. - Чудной у тебя мальчишка, Бреселида! Чистый козленок!
Всадницы дружно захохотали.
- Настоящий козел. - неодобрительно закончила Амага. - Ну, поехали, поехали. - она попрыгала на крупе Пандоры, устраиваясь поудобнее. От чего кобыла даже присела на задние ноги. - Туда направляй! - гаркнула трактирщица в самое ухо сотнице. - Все рыбаки сбежали, их дома пусты. Там и разместитесь.
- Как сбежали? Куда? - удивилась Бреселида. - Их кочевники выгнали?
- То-то что не кочевники. - весело заявила Амага. Кажется, ее доброе расположение духа не могли поколебать даже самые неприятные мысли. - Кочевники сами от страха жмутся к берегу, подальше от гор. А у кого были лодки, так те и вовсе, - бойкая женщина махнула рукой в сторону моря, - ушли на запад к Горгиппии. Так что теперь Цемесс пуст, как амбар весной.
- А крестьяне? - спросила сотница, - ну те, у кого виноградники?
- Многие здесь, но сидят у родных по домам. На улицу носа не показывают. - ответила Амага. - А те, что посмелее, остались, надо же кому-то урожай собирать. Только у большинства урожай отобрали и самих угнали в горы. Так что им жадность боком вышла! Где они теперь, одни боги знают!
- Да кто угнал-то, Амага? - не выдержала Бреселида. - Что ты главного не говоришь?
- Как? - вытаращила глаза трактирщица. - Да разве ты не из-за них прискакала сюда с целой сотней? - она прищурилась и окинула взглядом отряд амазонок. - Пожалуй, и не с целой. Так вы уже успели повоевать?
- Да, под Дандариком. - нехотя кивнула Бреселида.
- Тоже мужики взбесились? - выпытывала трактирщица. - Охо-хо, что-то не ладно вокруг.
Сотница даже натянула поводья от неожиданности.
- Что значит "тоже"? Откуда тебе известно?
Амага добродушно рассмеялась.
- Не думала я, что разбойники и до болот добрались. А здесь в горах пошаливают. Сама видишь, всех переполошили.
- Что о них известно? - уточнила Бреселида. - Сколько? Где?
- Разное говорят, - пожала необъятными плечами трактирщица. - Мужики ничейные. Сбились в стаю и нападают на всех. Скот угоняют, режут баб, жгут святилища. И не признают ничьей власти.
Бреселида смотрела, как с каждой секундой сереет лицо Радки, еще не забывшей растерзанные трупы жриц на поле за Дандариком.
- Если они напугали столько народу, то их должна быть целая армия, - предположила синдийка.
- У страха глаза велики. - остановила подругу Бреселида. - В горах и горстка бойцов может наделать много шуму. - она сдула прилипшую на лоб прядь волос. - Я не верю, чтоб люди целыми семьями уничтожали своих матерей и сестер.
- А Дандарик?
Сотница не знала, что ответить. Для нее события на болотах до сих пор оставались загадкой.
- Роды мирно живут веками. - покачала она головой. - А тут в одну осень… И Дандарик, и Дорос, и Цемесс. Если б семьи нападали друг на друга, тогда я знала бы, что делать. Но здесь! И как они, интересно, собираются жить без женщин?
- То-то и оно, - вставила Амага, уязвленная невниманием Бреселиды. - Это пока они баб выгнали, а потом грозятся прийти домой и устроить все по-своему. Они хотят найти Золотую Колыбель и завладеть ею. Говорят, де они должны править родами, решать, когда гнать скот, а когда пахать землю. Алтари Великой Матери снести. Нечего, говорят, понапрасну людей изводить. Что это за мать, которая своих детей режет?
"Не могу упрекнуть их в отсутствии логики," - вздохнула Бреселида.
Миновав центр Цемесса: тесную площадь, рынок и дом собраний - отряд выехал в рыбачье предместье.
На камне у обочины дороги сидел тощий старик в засаленной хламиде и продавал почтовых голубей. Его плетеные ивовые клетки свисали с мощных веток шелковицы, как гигантские диковинные плоды. Он был, наверное, последним из оставшихся в Цемессе уличных торговцев и просто не знал, что делать со своим товаром.
Долгим тревожным взглядом старик проводил отряд, зацепившись глазами за высокую фигуру Ярмеса.
- Ну, довольно, - сказала Амаге "амазонка". - Накаталась. Слезай. Мы расположимся здесь и пойдем к кочевникам повыспросить, что они знают о бандитах. - она спешилась, помогла трактирщице благополучно спуститься на землю и только тут заметила, как внимательно наблюдает за нами Ярмес.
Вероятно, он и дорогой, держась поодаль, изо всех сил прислушивался к разговору.
Бреселида знаком подозвала горца.
- Ты о них слышал? О бандитах, я говорю?
Ярмес нехотя кивнул.
- Что?
- Что у них собираются люди без родов. Сами по себе. Как я. - он опустил голову и теребил в руках уздечку.
- И? - всадница сдвинула брови.
- Ну и я к ним хотел податься. А что? - Ярмес вскинул на нее взгляд. - У Собак разве лучше? У людоедов? Я потому с вами и увязался: думал, убегу по дороге. Да Умму пожалел. И мальчишка твой, козел, все ночи на пролет на меня зелеными глазищами пялился. Думал, отойду два шага, точно съест. Не человек он вовсе.
- Это правда. - согласилась Бреселида. - Я ему приказала за тобой следить. Значит, была права: ты ненадежен.
- Выходит так. - согласился Ярмес.
- Вот дурак! - ахнула Амага, изумленно глядя на горца. - Чего ж ты, сынок, в таких вещах признаешься?
- Он дикарь. - остановила ее Бреселида. - Его мама врать не научила.
- Извини, - обратилась она уже к Ярмесу, - но теперь нам придется тебя связать. Я не могу позволить, чтобы кто-нибудь в моем отряде проснулся с перерезанным горлом как раз тогда, когда рядом разбойники.
- Как скажите. - вздохнул горец. - Только напрасно это. Я вас не предавал.
- Но можешь предать. - покачала головой сотница. - Умма!
Девушка-медведь едва живая от усталости сползла на землю.
- Придется тебе караулить своего приятеля, чтоб не сбежал к разбойникам. - обратилась к ней командир. - Мы видели, как он дерется, и никому из нас не хотелось бы сойтись с ним на узкой тропе. Ты же помни, что он единственный свидетель по делу о твоем брате. Без него царица тебе не поверит.
Меотянки, ведя лошадей под уздцы, разбрелись по рыбацким дворам в поисках места для отдыха.
* * *
Кочевники, заполонившие Цемесс, ничего нового не добавили к рассказу Амаги. В сопровождении охраны из 20 спутниц Бреселида отправилась побродить среди пестрых кибиток, раскинувшихся за поселком по подолу холма. Здесь были разные роды: доильщики кобылиц с Гипаниса, горные и равнинные арихи, керкеты с татуированными ляжками. Все они держались особняком друг от друга и старались не пересекать воображаемых границ, пролегавших между стадами.
Синдийки в цветных платках и ярких вязаных шапочках привычно распоряжались на стоянке, громко болтали и тыкали пальцами во всех проходящих. Они обступили Бреселиду гурьбой, жаловались и махали руками. Выходило, что подданными Тиргитао их роды себя не считают, но немедленной защиты от разбойников требуют именно у всадниц царицы.
- Раз вы гости, то и кочуйте себе на север. - заявила Бреселида. - Ваши пастбища далеко отсюда. Властью, данной мне, я закрываю Цемесс для торговли, пока не выбью шайку с горы.
- Мы проехать не можем! - возмущались женщины. - Выданное ли дело, гнать скот прямо в лапы бандитам? Сначала расчисти дорогу!
- Да ваш скот сам кого хочешь затопчет! - возмутилась "амазонка". - Если думаете остаться, дайте мне отряд в сто лучниц для поддержки.
- Сто не дадим. - упрямились синдийки. - У нас мужики сами не свои, как узнали про разбойников. Того и гляди в горы сбегут. Боимся, как бы не ударили в спину! 20 еще куда ни шло.
- Смешно слушать.
- Ну 25.
- Проваливайте!
- 30 и не всадницей больше.
- Я не торгуюсь. Лошадей оставьте внизу. Лучницы мне нужны. Лучницы!
- Твое право. 50.
На том и сговорились. Оказалось, что в последний раз разбойников видели над водопадом. Возможно, там они только брали воду, а жили где-то выше в горах.
- Прежде чем делать засаду, надо отправить кого-нибудь на разведку. - Бреселида помешивала палкой пепел в рыбачьем очаге.
Командиры десяток сгрудились в одной хижине и вполголоса обсуждали положение. В трактир к Амаге, не смотря на обещание, сегодня никто не пошел.
- Ну и попали мы. - подала голос Гикая. - Думали дорогу сократить. Сократили.
Из Дандарика в Горгиппию был прямой путь - строго на юг. Но прямой - не всегда самый короткий. Из-за разлива Гипаниса долину реки заболотило, и всадницам пришлось сделать крюк, переправиться выше по течению, взобраться в горы, выйти к Цемесской бухте и двигаться к столице по побережью.
- Навести в Цемессе порядок - наша прямая обязанность. - заявила Бреселида. - Так кто пойдет?
- Степных не посылать. - подала голос Радка. - Мои всадницы в горах, как дети на базаре. Ничего не поймут, в любую яму свалятся.
- Хорошо тебе! - зашумели другие. - Всегда ты, Радка, свих выгораживаешь! Пользуешься дружбой с командиром!
- Завтра перед разбойниками все будете равны. - одернула их Бреселида.
- Можно я пойду? - робко вызвалась Умма. - Не могу больше Ярмеса караулить. Жалко. Того и гляди отпущу.
- Только попробуй. - пригрозила сотница. - И на суд Тиргитао можешь не рассчитывать.
- Пусть идет! - загалдели "амазонки". - Горы - ее дом.
- Ее дом высоко. - раздался от двери голос Элака. - Умма и на вершине, как медведь, только ветки ломает. А таскаться по кустам и козьим тропам - не ее дело. Хотите потерять человека, посылайте Беру.
- Ты не сам ли напрашиваешься? - подозрительно покосилась на него хозяйка.
- А почему нет? - не растерялся мальчик-пан. - Я одной крови с каждой травинкой на склоне. Как ветер проскользну, никто не заметит. Смотреть в упор будут - не увидят, я взгляд отведу.