* * *
На смену вчерашней метели пришёл погожий день - яркий, искрящийся, безветренный. Сугробы намело сыпучие, глубокие, но огромный лось легко тянул крепкие сани. В лесу было тихо и деревья под шапками снега стояли торжественные и тёмные. Красиво. Но Ясна, которая сидела в санях, едва не по самые глаза укутанная в меховое одеяло, еле сдерживала слезы. Она не понимала - куда и зачем они едут, отчего их, будто провинившихся, вырвали из дома, разом лишив всего, что было: покоя, уверенности, достатка, привычной жизни.
Пока рубили головы курам и резали кабана, женщине всё казалось, будто не с ней происходит, не на её подворье, потому что зачем обережникам, которые всегда были такими приветливыми и благодарными, лишать хозяев заимки всего немудрёного добра?
Но когда мужчины вошли в хлев и оттуда испуганно, тревожно замычала Ночка, Ясна зарылась лицом в тканки, устилающие лавку, и разрыдалась, как по живому человеку.
- Родная моя… - Славен зашел в избу, сел рядом с женой, обнял, притянул к себе, но она глухо плакала у него на груди, не желая успокаиваться. - Сама подумай, до Цитадели путь неблизкий, кто за скотиной ходить будет? А так… хоть мясо. Сама ведь понимаешь, ни сёстры, ни мать с отцом своё подворье ни кинут ради нашего, да и страшно им здесь одним в лесу-то. Это уж мы привыкли… А корова, ну что - корова? Другую купим…
Он гладил её по волосам, убаюкивая, но Ясна внезапно вырвалась, оттолкнула мужа и в глазах полыхнул гнев:
- Зачем мы им нужны? Чего приехали они? Не говорят, не объясняют! Что нам в той Цитадели? Почему ты их слушаешься?! - она говорила, захлебываясь слезами, но в этот миг от двери донесся спокойный голос:
- Не серчай, хозяюшка, иначе нельзя. - Велеш вырос на пороге беззвучно. - Нынче у Курихи разорили такую же вот заимку. Всю семью разорвали. А в Цитадели вам будет защита, сорока, вон, прилетела оттуда - просит Глава охотников к себе, народ прибывает, кормиться как-то надо, да и тебе дело найдут.
Его слова не вполне убедили женщину, но рыдать и причитать она перестала. Славен посмотрел на обережника с благодарностью. Однако взгляд колдуна был пустым и остановившимся, будто всё сказанное он произнёс через силу.
…А теперь вот Ясна сидела в санях, рядом покачивались обёрнутые в холстину кабаньи туши, связки забитых, но неощипанных кур и короб, в котором изрубленная на куски лежала Ночка. И уже не верилось, что ещё вчера хозяйка доила её, угощая подсоленной горбушкой.
Под полозьями скрипел и скрипел рыхлый снег. Бежали мимо деревья, мелькали кусты.
Двоих обережников путники увидели выезжающими с большака: колдун и ратоборец в посеребрённых инеем полушубках.
- Наши, - сказал непонятно кому Елец и придержал своего жеребца.
Славен тоже натянул вожжи и лось остановился, подрагивая боками. Ясна испуганно посмотрела на незнакомцев. С недавних пор она вдруг стала бояться тех, кого раньше почитала, как защитников и кому верила безоглядно.
- Мира в пути, - сказал Велеш. - Эк, вы ловко обернулись, точно к условленному сроку.
- Мира, - ответил незнакомый Ясне вой. Голос у него был пересушенный, усталый. - Как сказали, так и приехали.
- Лесана?! - колдун произнёс это недоверчиво и радостно.
- Я, Велеш, - грустно улыбнулась та, к кому он обращался.
Они съехались, похлопали друг друга по плечам.
- Чего мрачная такая? - спрашивал наузник. - Случилось что?
Девушка помотала в ответ головой. Видно было - не хочет говорить.
- Тамир, - сторожевик повернулся к её спутнику: - Ишь, отощал как…
Незнакомый Ясне обережник в ответ лишь пожал плечами:
- Не поспеваю жиры копить… Этих, стало быть, в Цитадель-то? - он кивнул на сани.
Ясна растерянно поглядела на мужа, сидящего на облучке - лицо его было спокойно, словно ничего особенного не происходило, словно не о нём и жене сейчас говорили, как о скотине, которая ничего не слышит и не понимает.
Меж тем, колдун направил своего коня вперед, приблизился к Славену, наклонился и небрежно, не спрашивая позволения, отогнул ворот полушубка, протянул между пальцами шнурок висящего на шее оберега. Потом усмехнулся, выпрямился в седле и повернулся к Велешу:
- До Ирени вместе доедем?
- Вместе, - подал голос Елец, который со вчерашнего дня избегал глядеть Ясне в глаза, а отчего - она не могла понять. Стыдно ему, что с места их сорвал? Нет, не в том дело… Но какое-то неловкое отчуждение пролегло между двумя сторожевиками и обитателями лесной заимки. Будто рассорились из-за чего-то, а теперь всем стало совестно, потому и вести себя, как обычно, уже не получалось.
Хранители, да что же происходит?!
Но вот девушка, которую назвали Лесаной, тронула пятками лошадку и приблизилась к саням.
- Вы уж простите его, - кивнула она на своего спутника. - Тамир иной раз про вежество забывает. Это он по привычке оберег проверил, надежно ли заговорен. Все-таки, не у каждого ладанка должным образом начитана, а дорога дальняя. Меня Лесаной зовут.
- Ясна.
- Славен, - в голосе мужчины слышалась благодарность.
Обережница улыбнулась.
- Дозволь и твой посмотрю, - кивнула она женщине.
Та поспешно пошарила под одеждой и вытянула теплый от касания с телом оберег. Лесана скользнула по нему пальцами, грустно улыбнулась, посмотрела на Славена и сказала:
- Дельно.
Лицо мужчины на миг словно окаменело, но обережница тут же продолжила:
- До Ирени вместе доедем, ну и оттуда мы с вами в Цитадель подадимся, а Велеш с Ельцом обратно в город.
Осенённые двинулись вперед. Ясна, нет-нет, бросала удивленные взгляды, то на оружную девушку, одетую в мужское платье, то на её спутника, то на мужа, который был задумчив и молчалив.
Ирени достигли ещё до наступления сумерек. Большая весь стояла на пересечении двух лесных дорог и жили здесь тем, что давали приют странникам. Перед воротами Велеш спешился. Ясна решила, будто он что-то обронил и теперь шарит над сугробами. Остальные терпеливо ждали, пока колдун не махнул рукой, призывая двигаться дальше. Сани выкатились на широкую улицу, но Ясна краем глаза заметила, что Тамир отстал и въехал в ворота последним, перед тем тоже спешившись и пошарив в снегу.
А когда обережник нагнал спутников, женщина видела, что он перевязывает ладонь тряпицей.
Приезжих разместили в гостином доме, выделив две комнатенки. Ясна-то, глупая, думала, их с мужем положат вместе. Куда там! С ней осталась обережница, а мужчины отправились ночевать в другой покойчик.
Устраиваясь на своей лавке, женщина с трудом сдерживала слезы. Тревога поселилась в сердце, тревога и страх. А от непонимания происходящего ещё и беспомощность.
- Ясна, - тихо вдруг позвала со своего места Лесана.
- А? - она постаралась, чтобы голос звучал спокойно, но вышло всё равно сдавленно, с отзвуком рыданий.
- Ты любишь мужа?
Чудной вопрос!
- Как же его не любить? - голос женщины дрогнул.
- Всякое бывает… - сказала задумчиво обережница.
- Бывает. Но меня за него силой не отдавали. Сама пошла. И с той поры дня не пожалела.
Девушка помолчала, а потом сказала:
- Редко так бывает. Иных счастье лишь поманит, а потом отвернется, - с этими словами она уткнулась лбом в сенник и больше не произнесла ни слова.
Ясна долго лежала без сна и глядела в потолок. От этого короткого разговора тревога лишь усилилась. Пойти бы к Славену, но разве сунешься в комнату, где мужики одни? Да уж и легли они, поди, спят. А в уме всё кружились, всё бередили душу слова обережницы. И отчего-то вдруг подумалось: Хранители пресветлые, только не насмехайтесь, только не отбирайте то единственное, что есть!
* * *
Славен сидел на лавке и зло глядел на стоящего напротив колдуна.
- Ты с цепи что ли сорвался? Зачем жену мою напугал? Что я вам сделал?
Тамир смерил его тяжелым взглядом и сказал:
- Рассказывай, как головы Осенённым дурил.
- Ты мне никто. И говорить я с тобой не стану. Везёте в Цитадель, так везите. Там и побеседуем. А Ясну ещё пугать вздумаешь, зубы выбью, придётся по всему лесу собирать.
- Э-э-э… - между мужчинами вклинился Елец, разводя руки так, чтобы бранящиеся, буде приспичит, не могли друг до друга дотянуться. - Хватит, хватит. Славен, охолонись.
- И не подумаю, - Ходящий неотрывно смотрел на колдуна. - Я с вами добром пошёл, никому ничего плохого не делал. Если будете, как со скотиной со мной, не ждите добра. Я в холопы не отдавался и с грязью себя мешать не позволю.
- А ну как жене расскажем, каков ты есть, небось по-другому запоешь? - прищурился Тамир.
- Вы меня уж который день этим пугаете, я даже бояться перестал.
- Тамир, - негромко подал голос из своего угла Велеш. - Оставь его, правда, в покое. Вези в крепость, пусть Клесх и спрашивает. Главное-то уж понятно - обереги его - деревяшки простые, а обережная черта - без Дара нанесена, резы он на воротах сам рисовал, тем глаза и отвел. А мы и не вняли. Знамо дело - живет человек в лесу, значит защищён. Мы ж и знать не знали, что они днём ходят, да и притом… - он осекся, не желая продолжать, что не догадывался, будто ночные твари могут быть, как обычные люди.
Колдун скрипнул зубами, но от пленника отстал. Славен обвел троих мужчин мрачным взглядом и вдруг произнес:
- Вот потому Серый вас и жрёт.
- Чего сказал? - дёрнулся Елец.
Мужчина спокойно, с расстановкой повторил:
- Потому. Вас. Серый. И жрёт. Как вы во мне человека не видите, так и он в вас себе подобных. Мы для Цитадели - твари кровожадные. Вы для нас - еда. Только, вот ведь, как получается: в доме моём вы приют и ласку находили. Никого не тронул, хотя мог. И ног бы не унесли. Отчего ж вы теперь взъярились, едва узнали, какого я племени? Я-то в вас еду не видел. А вы во мне только зверину дикую зрите.
Обережники переглянулись. Ответил Велеш, как самый спокойный:
- Славен, тяжело нам это… - Он с трудом подбирал слова, но так и не придумал, что ещё добавить, лишь вымолвил через силу: - Прости.
Ходящий усмехнулся:
- Прощаю. Но последний раз прошу жену не пугать. Больше молить не стану.
Тамир глядел волком, но взгляд прозрачных глаз Велеша несколько охладил клокочущую в нём ненависть.
…Когда укладывались спать, Елец подвинул свою лавку так, чтобы стояла на входе, поперек двери. Славен на это только грустно усмехнулся. Тамир раздевался, зло дергая завязки на рукавах и вороте рубахи. Он никак не мог взять в толк, из-за чего вправду накинулся на мужика? Ну Ходящий, ну и что теперь? Вон, Лют, тоже Ходящий, да ещё из тех, кто людей жрал, не нежничал. Или, например, Белян, на которого и вовсе глядеть противно. А тут - обычный мужик, так отчего?
Обережник пытался разобраться в себе, никак не понимая причин внезапной ненависти, а потом, когда уже улегся и около оборота провертелся с боку на бок, запоздало сообразил: Лесана. Вот, в ком дело… Она снова пожалела дикую тварь, он по глазам видел - пожалела. И это его злило. Зачем она их жалеет, как может? Он же заметил. Заметил, как последние дни ходила по Цитадели, будто мертвая. И глаза были опухшими от слез. Колдун все ещё помнил, каково это - терять. Пусть плохо, но помнил. И сочувствовал ей в душе. Потому что… ну что она в этой жизни видела, кроме боли и потерь? Но всё равно ничему не училась, всё равно всех жалела. Дура.
С этой мыслью он и уснул.
* * *
Назавтра, когда солнце перевалило за полдень, они добрались до Цитадели. Тамир был угрюм и вспыльчив, поэтому Лесана старалась с ним не разговаривать, всю дорогу беседовала с Ясной и Славеном, расспрашивала о том, как живется одним на заимке, не страшно ли, не лютуют ли волколаки? Колдун ехал рядом и молчал. Девушка гадала, чему он злится? Ответа не было.
- Ой, громадина-то! - ахнула Ясна, когда из-за деревьев появилась крепостная стена. - Ты погляди!
Она обернулась к мужу, но тот лишь кивнул и обеспокоенно посмотрел на Лесану. Обережница понимала, Славен особенно остро сейчас осознал, что скоро тяжелые ворота Цитадели захлопнутся у него за спиной и тогда путь назад окажется отрезан. Нет его и сейчас, но остается хотя бы вероятие умереть свободным. А что ждёт там, впереди?
- Не бойтесь, - сказала девушка спутникам. - Тут не обидят.
Славен глубоко вздохнул, стегнул лося, и сани покатились вперед.
Тамир ехал следом мрачный и оттого ещё более похожий на Донатоса, будто тот сам во плоти явился. Лесане сделалось досадно, и она больше не глядела в его сторону.
Двор крепости встретил прибывших многолюдством, гудел, как растревоженный улей - приехало сразу три обоза, купцы и странники гомонили, разбирая поклажу с саней.
- Эй! - Лесана махнула девушке из служек и повернулась к Ясне: - С ней ступай, она тебя к людским проводит, там у нас много покоев свободных, обустроишься, поглядишь - где что. А мы Славена к Главе отведем. Да не робей, не робей.
- Ясна! - муж вдруг порывисто обнял женщину и прошептал: - Иди, не бойся ничего, я скоро вернусь.
Она улыбнулась, не подозревая даже о том, что творится у него на душе, какие сомнения и опасения гложут. Сама-то Ясна уже успокоилась. Глухая тревога отступила поутру, едва откланялись и отбыли восвояси Елец и Велеш. Будто гора с плеч свалилась. А теперь за высокими каменными стенами и вовсе сделалось спокойно. Чужое всё, да, но безопасно и народу много.
- Идём, - Лесана кивнула Славену.
Они двинулись к высокому крыльцу.
Мужчина оглядывался, всё пытался отыскать взглядом жену, запомнить в какую сторону та пошла, но за мельтешащими головами ничего не увидел.
Внутри каменной громады после яркого зимнего дня показалось темно и мрачно, путанные коридоры, бесчисленные всходы… Славен быстро потерял счет шагам и ступенькам. Пожалуй, бросят тут одного - не выберешься до ночи. Остановились же перед самой обыкновенной дверью. Лесана толкнула створку и шагнула через порог, а Славена пихнул в спину идущий следом колдун.
В прохладном и светлом покое за крепким столом сидел молодой мужчина и разбирал сорочьи грамотки. Птица важно прохаживалась перед ним по столу. В остывшем очаге угли уже подернулись пеплом.
- Глава, вот тот, кого ты приказал доставить, - Лесана кивнула на Ходящего.
Обережник оторвался от берестяных завитков, лежащих на столе, и устало сказал:
- У Радая, что ни грамота, то, будто сорока набродила - ничего не разобрать. Садитесь.
Но девушка не села, подошла к очагу, бросила несколько поленьев, подула на угли и спросила просто, хотя и не к месту:
- Ты сегодня в трапезной был?
- Нет, - он потёр лицо и повернулся к тому, кого она привела с собой. - А ты, значит, Славен?
- Значит, да, - ответил мужчина, глядя в уставшее лицо Главы Цитадели.
Славен был удивлен. Он ожидал увидеть либо мудрого старца, либо могучего головореза, а напротив сидел мужчина одних с ним лет. Неужто, он держит Крепость? Тем временем обережник спросил:
- Есть хочешь?
Растерянный и сбитый с толку Славен медленно кивнул. Он приготовился, что с ним снова будут говорить, как со скотиной, обольют презрением, а вышло иначе. Может, подвох? Пока он лихорадочно над этим размышлял, хлопнула дверь покоя - это ушла куда-то Лесана.
Тамир остался сидеть в углу, сверля Ходящего глазами.
- Как вы меня нашли? - задал, наконец, Славен вопрос, который больше всего его беспокоил.
- Показали на тебя. Мальчишка из ваших. Лесана его поймала по осени в деревеньке одной разоренной. Парень трусоват и мало что знает, вспомнил лишь про тебя, да рассказал, где искать, а я отправил сторожевиков из тройки. Мне надо поговорить хоть с кем-то, кто в ясном разуме.
- Понятно, - мужчина вздохнул. - О чём ты хочешь поговорить?
- О Лебяжьих Переходах. О тех, кто там живет. О таких, как ты. Я хочу понять. Как ты умудрялся столько лет жить с женщиной и не загрызть её? Способны ли на это остальные? Много ли таких? Что у вас думают о Сером?
Славен растерялся. Вопросов было слишком много. И это человек вёл себя слишком просто. Говорил с ним, как с равным, но просил о немыслимом - просил рассказать про стаю… Да, сейчас Глава Цитадели казался простым мужиком, уставшим от усобиц и потерь, забывающим поесть или выспаться, но Славен понимал, что думать так - ошибка. Потому что вот эти пальцы, перебирающие тонкие завитки берестяных грамоток, легко могут озариться мертвенным сиянием Дара. И тогда - смерть.
Опять хлопнула дверь, это вернулась Лесана с корзиной в руках, подошла к столу, согнала сердито застрекотавшую сороку, постелила чистую холстину, взялась доставать горшки, миски, хлеб.
Глава задумчиво отложил в сторону прочитанную берестяную грамотку и уже собрался было взять следующую, но девушка, словно этого и ждала, - тут же вложила ему в освободившуюся руку ложку. Видимо опасалась, что если этого не сделать, он так и не поест. Обережник усмехнулся, а потом кивнул Славену:
- Садись ближе, - и повернулся к Лесане и её спутнику: - А вы ступайте.
Они вышли. Едва спину перестал прожигать взгляд колдуна, дышать сделалось легче. Славен, будто во сне, взял ломоть хлеба и спросил:
- Как тебя называть?
- Клесхом, - спокойно ответил Глава.
- Чудное какое-то имя… - растерянно произнёс собеседник.
- Северное. Я вырос у Злого моря.