Следующий день я провел за лицезрением, вернее, спинозрением моего ученика, мастерящего мебель. Я устроился в кресле, подобрав под себя ноги, и молчал, улыбаясь. Потом, пресытившись видом чужой работы (а говорят, это никогда не надоедает), спросил:
- Ну? И чему же мне тебя учить?
Рэд опешил, отложил рубанок, за которым, забыв его взять в первый раз, мотался в деревушку ни свет, ни заря, и нахмурился. Он вообще делал это презабавно: сначала сводил брови, потом вспоминал, что поступать так в присутствии учителя невежливо, старательно разглаживал морщины на лбу… и потом все равно брови его сползались друг к другу, словно сами собой.
- Я не знаю, учитель… Это вы знаете, а не я. Хм… - он провел рукой по белой копне своих волос, и в них осталась мелкая стружка, - или это испытание?
- Демоны тебя дери, увалень, я понятия не имею, что с тобой делать.
Самое смешное было в том, что я сказал правду. Я вообще ввязался в эту эпопею с учениками только потому, что внезапно проснулся от своей двухгодичной спячки и почувствовал: надо. И, поскольку моя интуиция никогда не давала сбоя, собрался, сел на ослика… И в итоге оказался на той обледеневшей дороге.
Но не бывает безвыходных положений. Буду выкручиваться, как и всегда.
- Ну-у-у… Задай мне вопрос.
Он почти не раздумывал.
- В чем смысл жизни, учитель?
- Обалдуй, ничего другого ты не мог придумать? Вот уж и правда - один дурак может так спросить, что и сто мудрецов не ответят. Давай начнем с чего-нибудь простого, ладно? Пожалей мои высушенные старостью мозги.
- Хорошо. - Он снова зашуршал рубанком по дереву, минуту шевелил мускулами на спине, потом тряхнул головой. - Там, в доме у вашего друга, вы взяли меня за шиворот, и подняли, как котенка.
Ох, этот парень не так уж прост и вовсе не тупица. Надо же, он все-таки обратил внимание, но решил спросить позже. Наплачусь я с ним, ох, наплачусь…
- И где вопрос? - кисло поинтересовался я, уже предчувствуя свое длинное выпутывание из сетей мною же и нагроможденной лжи.
- Как вы это сделали? Вы же старый человек, еле ходите…
А, к черту! Парень заслужил честный ответ, а если он его испугает до полусмерти, то это уже будут не мои проблемы.
- Видишь ли, мальчик мой… Я живуч, как кошка, и, по правде говоря, мог бы позволить себе существовать в гораздо более молодой шкуре. Но предпочитаю эту - так я не имею поводов думать о себе слишком хорошо.
- Вы уже во второй раз говорите мне о том, что вредно воображать о себе. Почему?
- Как только ты начинаешь мнить себя значимым, жизнь щелкает тебя по башке. Но, мне кажется, не далее как вчера ты сказал мне, что 'понял'. Ты ошибся или соврал?
- Учитель, я… как вы можете думать…
- Могу, не сомневайся. Думать - моя прерогатива, а твоя - слушать меня и принимать все, что я надумаю, за чистую монету. Но все же… э?
- Я… мне казалось, что я понял. Но все, чему меня до этого учили, совсем не так. На моей родине говорят, что, чем более славные дела ты совершил, тем лучше. И стараются, чтобы подвиги стали известны всем.
- Это зависит от того, кого ты считаешь своим покровителем и одновременно оппонентом. Герои обычно совершают деяния во имя Вечности. А ее одобрение легче всего заслужить громкими поступками и словами. Но ты теперь в учениках у мага, и наша наставница - Судьба. А привлекать внимание этой капризной особы ой как опасно. Ну, теперь понял?
- Ага.
- Точно понял?
- Да, учитель.
К концу дня у меня была кровать, вполне приличная, и стол, и четыре стула.
- Так чему вы меня будете учить, Учитель? - спросил Рэд вечером. Мы сидели на веранде и наслаждались: Рэд - заслуженным отдыхом, а я просто небом, звездами и вином со специями.
- А чему придется. Что моя пятка захочет или нутро подскажет.
- Это как? - изумился он.
- А вот так. Ты же чувствуешь, когда тебе хочется есть, или пить, или в туалет, или женщину… Кстати, насчет женщин - никаких вообще несколько лет. И мужчин тоже.
У него вытянулось лицо, и резко побагровели щеки.
- Чт-т-то? Я…
- Молчать и слушать меня! - скомандовал я, - Принеси воды и дров, шалопай! - я заскрипел качалкой и захихикал.
Хорошо иметь ученика…
Всего месяц спустя я сидел, покачиваясь себе в креслице, а рядом стоял столик, стулья, и кровать была, и камин, и половички на полу. У меня появилась даже кухня, в которой Рэд обычно 'колдовал' над чайником.
- Учитель, хотите чаю?
- Нет. Или… да, налей. И подай мне перо, чернила и бумагу. Я тут вспомнил кое-что, надо записать, пока из головы не выветрилось. А потом… - я мечтательно прикрыл глаза, - … я научу тебя чему-нибудь новенькому.
Мой ученик издал нечто среднее между боевым кличем и мальчишеским гиканьем - и убежал за требуемым. А я весело посмотрел ему вослед.
Весело? 'Постойте, постойте', - сказал себе я. За пару месяцев до этого тут все было совсем по-другому. Тишина, мертвая, казалось, окончательная; и мое почти не дышащее тело. Вы спросите - как это, 'почти'? А просто. Есть такой способ - сердце замедляется, как и дыхание, и ты как будто засыпаешь. С той поры, как я вернулся в Невиан и поселился в горах, и до того момента, как очнулся с воплем: 'Ученик! Мне нужен ученик!' - прошло ни много ни мало восемьдесят шесть лет. Не то чтобы я 'спал' все эти годы; в восемьсот тридцатом ко мне заехал Пухлик (как он меня нашел - ума не приложу, наверное попросил кого-то из настоящих ясновидящих Академии пособить), да и каждые шесть-семь лет я просыпался и выходил подышать воздухом, преимущественно - ранней осенью. Но в основном я находился в состоянии полной отрешенности от мира и его проблем. Это был своеобразный вызов - ничего не делать, эдакий кукиш Судьбе. Не было для меня ничего привлекательного в так называемой жизни; что власть, что деньги или слава? Я повидал всего на своем веку. 'Что нового я могу узнать?', - думал я; но жизнь решила иначе. Пришло, видимо, время делиться полученными знаниями, и я, лохматый, высохший, трясущийся и подслеповато щурившийся со сна, откинул с себя старое одеяло с ворохом листвы, занесенной ветром в мое скромное жилище, воскликнул: 'Пора!'. Наверное, со стороны это выглядело жутко - восстание из гроба мертвеца и то смотрелось бы эстетичнее.
Но вот у меня появился Рэд - я сбросил сотню лет, как старую одежку, и стал учиться получать удовольствие от выцеживания из себя знаний. Сначала я ими делился неохотно, признаю, но старался, старался…
Рэд вернулся из кухни быстро, с дымящимся чайником.
- С чего начнем?
- А вы можете научить меня… ну, тому, что вы тогда сделали на дороге с разбойниками?
- Лед? Ты смеешься? Вижу - нет. Со льдом работать сложно, уж лучше… А давай я покажу тебе, как сделать цветные искорки в воздухе?
Он косо глянул на меня и прикусил губу.
- Я не мальчишка. Если вы боитесь, что я не смогу…
Ну вот. Обижается - а зачем? Ладно - начнем с чего-нибудь не слишком трудного, но впечатляющего.
- Рэд, мальчик мой, садись на пол, поближе. Нет, не так близко, мы будем учиться выпускать огонь из ладони, а я не хочу, чтобы ты устроил пожар. Вытяни руки… вот так, вперед ладонями. От себя, обалдуй. А теперь, э-э-э-э…
Я постарался вспомнить, как именно объясняли в Академии эту технику. Припомнил то я быстро, но сложность состояла в том, что 'высечь' огонь можно было двумя способами. Один нам описали на коротких курсах по 'Бытовому использованию волшбы', а второй преподавался на кафедре Боевой магии. Причем, несмотря на кажущуюся похожесть, разница между этими способами была колоссальная; осталось решить, чего я хочу добиться в результате: того, чтобы мой ученик смог зажечь костер в мокром лесу, или того, чтобы он при случае смог поджарить пару-другую неприятелей. Наверное все-таки поджарить.
- А теперь представь, что у тебя в желудке свернулась в тугой клубок саламандра…
Рэд, зажмурившийся в начале моего объяснения, видимо, для лучшего усвоения материала, приоткрыл один глаз:
- Что?
- Не знаешь, что это? Ах да, у вас про таких и сказок-то нету. Ладно, представь… солнце. Клубок огня. Да хорошенько, чтобы пропекло до самых кишок!
Мой ученик напрягся, да так, что шея его стала почти вдвое толще, а голова ушла в плечи.
- Нет, ты должен расслабиться!
'Это будет не так уж легко', - пришло мне в голову. И я оказался прав.
Часа полтора мы с ним бились только над тем, чтобы представить 'клубок огня'. Я ругал его последними словами, хотя, наверное, зря: в свое время я пыхтел ничуть не меньше. Самое сложное в этом упражнении - умудриться оставаться абсолютно спокойным, как бы впасть в некое оцепенение, и сосредоточить все свои мысли в центре живота. И не отвлекаться ни на что и ни на кого. Так что определенная польза от моей ругани была: он вскоре привык к ней, а потом и отсек вообще все посторонние звуки и мысли. И вот, когда чай уже остыл, а солнце задело краем верхушки гор, он добился желаемого. Я увидел, как внутри него словно расцвел огненный цветок. Он тут же начал разрастаться, буйный, неконтролируемый; я заорал и вскочил на ноги, опрокинув поднос с чайником. Рэд, безразличный ко всему вокруг, лишь чуть повернул в мою сторону голову.
- Держи его, держи! Идиот, лепи его в комок, не давай расти, лепи его, как снежок!
Я подскочил к ученику, протянул руки и оттянул часть энергии на себя, готовый в случае чего направить ее в стороны; правда, тогда дом наш сгорел бы сразу, как солома, но что - дом, тут сейчас парень вспыхнет, как сухой хворост. Или я, что было бы справедливее, поскольку только такой кретин, как я, мог дать задание, не потрудившись рассказать все до конца.
Рэд открыл оба глаза и недоуменно посмотрел на меня, я понял, что он только-только начинает понимать и чувствовать, какая сила бурлит в нем.
- Что… мне делать?
Я постарался, чтобы голос мой звучал спокойно.
- Для начала - отверни от меня свои ладони, если, конечно, ты не хочешь меня убить. Молодец. В сторону окна, правильно… А теперь медленно разделяй этот свой… шарик на два потока, веди по рукам… И в окно их, в окно!
Я отскочил в сторону, скрипя старыми костями, и вовремя: над головой полыхнуло, меня обдало жаром, даже, готов поспорить, припалило волосы. С потрескиванием и шуршанием два потока огня устремились наружу, и я мысленно пожелал им счастливого пути. Где-нибудь над Анадриатом они выдохнутся, и не поздоровится той птичке, что будет пролетать на их пути.
Рэд выдохнул (то ли от восхищения, то ли от напряжения, я не понял) и повалился набок.
- М-да, - поделился я с ним умной мыслью.
- С вами все в порядке?! - Он действительно сильно за меня испугался. Так и надо.
- Нормально. Но ты мог бы и погибнуть…
Тут уж он испугался за себя. Добряк, но не идиот - чувство самосохранения присутствует, и это хорошо. Но уже через минуту, разгладив морщины на лбу, он радовался, как ребенок.
- Получилось, учитель, получилось!
- Вижу. Немного не с того я начал. Знаешь, из меня выходит никудышный учитель, Пухлик справился бы куда лучше. Я еще никогда никого не учил… Тем более таким смертоносным вещам. Давай договоримся…
- О чем?
Он готов был сейчас согласиться со всем, чем угодно, в глазах его горела жажда нового и осознание своей силы. Но мне вовсе не улыбалось остаток дней провести на пепелище.
- С этого дня будем все делать очень осторожно. И понемногу, хорошо?
- Хорошо!
Я потер ладони друг о друга - их покалывало, они были горячими. Надо было сбросить куда-нибудь лишнюю энергию, и я выбрал для этой цели чайник, как раз можно будет не ходить на кухню, чтобы его подогреть… Рэд, наблюдая за моими манипуляциями, вздохнул.
- Что не так, страдалец? - усмехнулся я.
- Долго вы учились… ну, этому?
- Долго. Или нет - смотря как посмотреть. Четыре года.
- Так мало? - удивился он, и недоверчиво посмотрел на меня.
- Не так уж и мало, четыре года - каждый день, почти без перерыва. Два раза в неделю можно было на вечер отправляться в город покутить. Ты готов заниматься каждый день по десять часов?
- Да, учитель! - воскликнул он, горя энтузиазмом.
- А я нет.
Рэд ошеломленно распахнул глаза.
- А чему ты удивляешься? Я уже не так молод, как тогда. - Три раза 'ха', я и тогда не был молод, но ему знать об этом ни к чему… пока. - И мне необходимы перерывы. Минуты тишины и недели спокойствия. Так что условимся так: ты будешь приезжать ко мне раз в месяц на несколько дней… А в оставшееся время делай что хочешь - чем ты там собирался заниматься, когда я тебя подобрал на дороге?
- Я ехал на подвиги.
- На подвиги, вот оно как… М-да. Ну, наемником ты всюду сумеешь устроиться, или охранником - ты ведь оружием владеешь?
- Конечно, я…
- Не надо демонстраций, я верю тебе на слово, - я махнул рукой на него, когда он ринулся к углу, где хранил свой меч, аккуратно завернутый в три шкуры. - Мне важно, что тебе будет чем себя развлечь, пока ты вдалеке от дядюшки Джока. Ну как, согласен?
- Согласен. - Он сразу понял, что выбора у него нет. Сел обратно на пол и скорчил физиономию, отображающую напряженную работу мысли.
- Что еще?
- Я… я просто подумал - извините, - просто подумал… а вдруг, вы… что, если с вами…
- Не мямли, парень, ты хочешь сказать - 'что если Вам на голову упадет крыша, и все Ваши замечательные знания расплющатся в лепешку вместе с головой'?
Он начал было спорить насчет формулировки, но быстро заглох, как только я поднял указательный палец, призывая его к молчанию.
- Не упадет. А упадет, так не расплющит. А расплющит - так не насовсем. Словом - со мной ничего не случится, и ты сможешь вытянуть из меня столько, сколько в тебя поместится, мой дорогой героический Рэдрогт.
- Я не потому что знания… хотя я, конечно, хочу узнать… но если я буду отсутствовать, и что-нибудь случится… - пробурчал он.
'О Боги, я всяких людей повидал, но таких ненормально добрых и бескорыстных - ни разу', - подумал я, - 'Его надо засолить и показывать на ярмарках'. Раздумывая, что бы такого ему сказать, чтобы он прекратил трястись надо мной, как наседка над яйцами, я отхлебнул чаю. Он опять остыл, пришлось подогреть чай рукой еще раз, хотя особого дискомфорта я не ощутил: энергии во мне плескалось раза в три больше, чем обычно. Мальчишка чрезвычайно силен, я всего-то толику его силы оттянул, а мерзнуть перестал, вскипятил два чайника и, похоже, еще и воздух вокруг себя нагревал. Силен, силен, только вот контроль… да.
- Не спорь. Я сказал, что все будет хорошо… И вообще, из-за тебя мы теряем драгоценное время. - Я качнулся в кресле пару раз, приводя мысли в порядок. - Итак, продолжим: главное, мальчик мой - контроль! Без контроля твоя жизнь окажется короче, чем у бабочки, магия - ужасно опасная штука, запомни это! Эх, с этого и надо было начинать; честное слово, ну почему я не Пухлик?
Асурро дураком не был - он рассказал мне правду только на третий год обучения. 'Этот ваш контроль, - сказал он, - полная ерунда. Маг не может себя уничтожить магией. Она сама вывернет его тело, заставляя сбросить излишек в окружающее пространство. Что будет с этим пространством - дело десятое, но 'перенапрячься' просто невозможно'. Я, помнится, после его слов вычеркнул еще один способ самоубийства из своего списка; магия в этом помочь мне не могла. А потом я и вовсе забросил мысли о смерти, но эту простую истину усвоил. А Рэд усвоил свою - и теперь он поостережется делать что-либо грандиозное, до тех пор, пока не будет готов. До тех пор, пока я ему не скажу, что пределов, в общем-то, нет.
ГОРЫ АГА-РААВ, 8 ЛЕТ СПУСТЯ
***
Мы с Рэдом поехали в столицу - тихо, скромно, как и подобает. А началось все с того, что он заявился с идеей обновить мой гардероб.
Я как раз вылез на солнышко, подставил его лучам старые кости и определенно не хотел, чтобы меня отрывали от этого занятия.
- Учитель!
Я открыл глаза, в которых после солнца плясали красные пятна, и вопросительно поднял брови.
- Вам надо купить одежду побогаче, - заявил он.
- Чем тебе не нравится эта?
- Ну, во-первых, она у вас одна.
Гляди-ка, научился острить, подлец. И в чей адрес - учителя, старого и уважаемого человека! Я примерно так и сказал ему, после чего нарвался на полный скептицизма и недоумения взгляд.
- Уважаемый человек не ходит в рванье, а вы к тому же еще и король, хоть и бывший. Еще одна зима - и дырок на вашей куртке станет больше, чем ткани!
- Я уже жалею, что рассказал тебе о своем коронованном прошлом, парень, - зашипел я, но был рад его заботе. Сам-то Рэд ходил в той же самой одежде, какую мы ему купили два года назад в деревне; и спал в ней же. И ему приодеться было бы гораздо полезней, чем мне. Поэтому я согласился.
Мой ученик нанял в деревне телегу, и мы отправились в путь; я мягко и удобно устроился в пустых мешках, высовывая нос только заслышав запах обеда и звон котелка. Повар из Рэда получился так себе, но я не мог лишать мальчика невинной радости от кормежки учителя.
Когда выезжаешь из долины, и холмы Анадриата распахивают свои объятия, наполняешься ароматами трав и простора. И хочется просто лежать и наблюдать за мерным полетом ястреба в небе, или ловить ухом шелест высокой травы. Этой весной она налилась сочная, и поэтому издавала совершенно особый звук: даже не шелест, а густой и мягкий шум, словно большая масса воды. И, уверяю вас, находясь в таком расслабленном и умиротворенном состоянии, вы вряд ли будете рады внезапному вторжению в вашу полудрему. Во второй раз за день, заметьте.
- Учитель, учитель!
- Что? - я высунул голову из-под мешковины и недовольно повторил, - что там такое, демоны тебя дери?
- Там, кажется, что-то происходит, - Рэд придержал Громобоя (он всех своих коней, независимо от пола, называл Громобоями), недовольно фыркающего в оглоблях.
- Н-да? Грабят кого?
Я повернулся и увидел, что ученик мой почти прав - неподалеку, шагах в пятидесяти от дороги, стояли фургоны. Там не то чтобы что-то происходило, но сам факт присутствия здесь такого скопления транспортных средств был из ряда вон. Я присмотрелся: на ткани повозок были намалеваны улыбающиеся рожи, развевались цветные флажки на шестах. Потянуло зверинцем - мокрой шерстью, кровью, навозом и металлом прутьев.
- Нет, не грабят, - ответил я сам себе. - Это цирк.
И тут же пожалел о сказанном, ибо рот у моего ученика округлился, а глаза стали как у ребенка, клянчащего у отца петушка на палочке.
Я три раза сказал 'нет', четыре - 'ни за что' и два 'даже не думай'. Естественно, это не помогло.