А вот Рыска не понимала мужского обычая молча топить беды в кружке. Женщины, напротив, предпочитают о них говорить, и чем больше, тем лучше. Есть, конечно, опасность еще сильнее растравить душу, но иногда и просвет появляется.
- Может, лучше в молельню сходим, коптилочку за усопших поставим? - предложила она.
- Заткнись, дура, - вяло огрызнулся Альк, делая долгий глоток.
- Деньги, между прочим, у меня! - возмутилась девушка. - Вот сейчас обижусь, встану и уйду, а вы с кормильцем штанами рассчитывайтесь.
- Я тогда его просто прирежу. - Глаза у саврянина были такими пустыми, а голос - равнодушным, что Рыска сразу ему поверила и не на шутку перепугалась.
- Слушай, Альк…
- Заткнись, кому сказал! - Белокосый так саданул по столу кулаком, что на дребезг посуды оглянулись все посетители. В голосе прорвались истерические нотки, и Рыска с облегчением поняла, что кормилец, пожалуй, пойдет по земной дороге дальше, но с синяком под глазом. - Закрой рот, - уже тише повторил Альк. - И дай мне спокойно напиться.
- Правда, Рысь, помолчи, - поддержал его Жар. - Видишь, человеку плохо? Завтра поговорим.
На соседний стол поставили здоровенный поднос с тремя жареными курами, насаженными на один вертел. Заказавшая их компания разразилась восторженными криками и тут же принялась раздирать птиц на части, кто ножом, кто просто руками. Горячий жир обильно капал на поднос и брызгал во все стороны.
От запаха жареного мяса Рыску снова замутило.
- Я выйду на щепочку, - пробормотала она и, глядя в пол, поспешила к выходу.
Вышибала подозрительно покосился на оставленный девицей стол, но, видя, что там еще сидят люди, пропустил и даже услужливо распахнул дверь. А то знаем мы этих гостей: выскользнут поодиночке, якобы в сортир, и будто в нем потопнут!
Луна потускнела - или просто Рыска привыкла к факелам и свечам в кормильне. Горизонта больше не было видно, тьма и тьма, а костры на лугу - как звезды. Девушка постояла за порогом, жадно глотая прохладный воздух. Чувствовала она себя странно, будто заболела - голова тяжелая, щеки горят, но хочется не прилечь от слабости, а, напротив, куда-то бежать, что-то делать, чем угодно себя занять, лишь бы не думать.
Там, в лесу, лежало одиннадцать покойников, а миру до них не было никакого дела. Ну найдут их завтра или позже, оплачут и похоронят, но это не то… Утром все так же встанет солнце, потянутся по дороге обозы, и какая-нибудь тетка в веске за двадцать вешек отсюда будет полоть огород, даже не подозревая, что на земле стало на одиннадцать человек меньше.
И только для Рыски что-то непоправимо изменилось.
Убить, оказывается, так просто. Так быстро. Один взмах косы, один удар ноги. Когда весь твой выбор - ты или тебя. Когда нет времени задуматься, кто больше достоин жить.
"А ведь я хотела, чтобы Альк убил того разбойника, который схватил меня за шею". Рыска вспомнила накатившее на нее ликование, когда саврянину это удалось. И леденящий ужас, когда девушка поняла, что разбросанные по поляне тела уже никогда не поднимутся…
Рыска сама не заметила, как дошла до коровязи. Опомнилась, только когда Милка ткнулась ей мордой в руку, думая, что хозяйка принесла лакомый кусочек. Девушка виновато погладила корову по широкому лбу.
- Что, тяжелый денек выдался?
Рыска так и подскочила, оглянулась. В десятке шагов от нее, возле телеги, стоял человек. Луна светила ему в спину, превратив лицо в черное пятно, но девушке хватило и голоса.
- Вам Алька позвать? - глупо промямлила она
Но путник безнадежно покачал головой, махнул рукой:
- Он опять не захочет со мной разговаривать.
- Я тоже не хочу, - пробормотала девушка, прикидывая, не дать ли деру.
Однако вид у ссутулившегося, привалившегося к обрешетке мужчины был такой жалкий, а голос - печальный, что Рыска решила чуток погодить с паникой. Только обошла вокруг коровы, отгораживаясь ею от путника. Тот повернул голову, и лицо стало видно чуть лучше.
- Но я же пытаюсь ему помочь!
- Спасибо, вы ему уже очень помогли, - в сердцах ляпнула и тут же устыдилась девушка. Все-таки старшему хамить некрасиво, даже если он - твой враг.
Путник помолчал, поворошил траву носком башмака, словно разыскивая оброненную монетку, а потом неожиданно спросил:
- Что ты о нем думаешь?
- Он… - Рыска запнулась. Думала-то она об Альке много чего, хватило б на четверых, причем совершенно разных людей. Именно сейчас ей хотелось его придушить, но признаваться в этом конечно же не следовало. - Он отличный боец. И видун тоже.
- Верно. Он действительно был моим лучшим учеником. Умным, старательным, талантливым. В чем-то даже гениальным. Идеальным для преемника… Даже, пожалуй, для главы общины. - Путник поднял голову и посмотрел Рыске прямо в глаза. - А теперь скажи честно: ты бы хотела видеть его на этом месте?
Девушка снова покосилась на кормильню, но уже с иными мыслями. Альк. Дерзкий, вспыльчивый, надменный, безжалостный. Уверенный, что мир вращается вокруг и ради него. Готовый убить любого, кто встанет на его пути.
- Нет, - через силу, чувствуя себя предательницей, выдавила она.
Путник кивнул:
- Вот и мы не захотели. Побоялись, что сила и власть окончательно его испортят. Но я все равно голосовал против. Потому что этот клинок еще можно было довести до ума, потратив лишних два-три года… но мне их не дали. Община посчитала что проще и надежнее воспитать другого путника.
- Альк тоже сравнивал себя с вашим мечом, - снова не удержалась девушка. - Только в другом смысле.
- Понимаю, - вздохнул путник. - Сейчас он озлоблен и растерян, и его худшие черты проявляются с утроенной силой. Но, поверь, у него есть и достоинства…
- Я не верю, - перебила Рыска. - Я знаю. А вы его обманули и теперь оправдываетесь.
- Ничего подобного, - возмутился наставник, - просто объясняю тебе ситуацию.
- Лучше объясните, что вам на самом деле от него нужно?
Путник нахмурился, потом внезапно рассмеялся:
- Какая проницательная девочка! Хочешь, возьму тебя в ученицы?
- Нет, не хочу. Мне и так хорошо, человеком.
- Не веришь в свои силы?
- Просто не хочу. Ни становиться крысой, ни превращать в них своих друзей.
- Почему друзей-то? - удивился собеседник.
- А как иначе? Если долго учиться с человеком бок о бок, кем-то он для тебя да станет. - Рыска с содроганием представила в роли крысы Жара, раздираемого болью и медленно сходящего с ума на ее глазах. Потом на ум пришел Илай, но короткая вспышка злорадства сменилась жгучим стыдом. - Ну необязательно другом. Приятелем. Да хоть и врагом, даже ему я такой участи не желаю! Это неправильно, нечестно! Каждый имеет право на жизнь!
- И на выбор, дитя. Мы с первого дня готовим учеников к мысли, что взять "свечу" и стать ею - равная честь. Это как на войне: слабые погибнут, сильные пройдут по их трупам и победят. Мы скорбим о потерях, но они неизбежны.
- Можно вообще не воевать.
Путник испытующе поглядел на Рыску и снова огорошил ее простеньким, казалось бы, вопросом:
- Ты часто используешь свой дар?
- Ну… приходится, - настороженно призналась девушка.
- И хорошо получается?
- Как когда. - "Зачем ему это? Прикидывает, какая из меня противница?"
- И сколько жизней ты им спасла?
- Э-э-э… две.
- Без своей, - уточнил путник.
- Одну, - еще больше смутилась Рыска.
- А могла бы сто. Тысячу. Ценой всего десяти - пятнадцати крыс.
- Людей!
- Добровольных жертв.
К изумлению путника, девушка зажмурилась и резко провела ребром ладони сверху вниз.
- Я рублю этот узел.
- Что?!
- Я уверена, что вы неправы, но не могу понять, в чем именно. Просто знаю. Так что извините, но я пойду. Замерзла уже, да и друг будет волноваться. - Рыска подумала, не добавить ли вежливое "до свидания", но снова видеться с наставником Алька ей вовсе не хотелось, а "прощайте" вышло бы еще наглее молчания. Поэтому девушка просто развернулась и пошла к кормильне, гордо расправив плечи. "Дойду, в спину не ударит", - уверенно подсказывал дар видуньи.
Ударил, только не клинком, а ответом на вопрос, о котором девушка уже позабыла.
- Я не теряю надежды, что из Алька выйдет замечательный путник. Или яркая "свеча". И я готов подождать - любого исхода.
Рыска только сейчас сообразила, что крысы у него при поясе не было.
* * *
В бутылях сильно убыло, прибыв в основном в Альке. Взгляд у саврянина стал совсем стеклянный, но из него хотя бы исчезла боль. Жар тренькал на гитаре, простенький приятный мотивчик вплетался в шум кормильни, не привлекая особого внимания. А жаль: вору его очень не хватало. Неделя, конечно, не полгода, но Жар не привык обходиться без подружки дольше пары ночей. Увы, все девицы, которым он выразительно подмигивал, кривили подкрашенные губки и отворачивались. Бродяги с недельной щетиной, которым не хватило даже на приличное вино, их не интересовали.
- Тебе какие больше нравятся - черненькие или беленькие? - Язык у Алька уже заметно заплетался.
- Я их не по волосам оцениваю, - многоопытно возразил Жар. - Вон у той… ничего.
- А зад как доска, - безжалостно заметил саврянин.
- Ну это кто с какой стороны любит. - Вор с опаской оглянулся на дверь, но Рыска еще не вернулась. Живот ей, что ли, прихватило?
- Д-дай сюда, - Альк внезапно перегнулся через стол и выдернул у Жара гитару, - щас мы их… подманим. Всяких.
- Отдай, - возмутился вор, - ты же пьяный, струны порвешь!
- Я - пьяный?! - Саврянин с нажимом мазнул рукой по гитаре, заставив ее возопить на все семь голосов. - Ха! Да я еще даже не начал пить.
- Вот и петь тоже не начинай!
Альк, не обращая на него внимания, принялся подкручивать колки.
- Что ты делаешь? У меня запасных нету!
- Ничего, сопрешь где-нибудь. - Саврянин прокашлялся и громко, хоть и не шибко уверенно взял аккорд.
Разговоры поутихли, люди стали оборачиваться - кто с любопытством, кто раздраженно, и при виде белокосого пьянчуги их настроение отнюдь не улучшилось. Жар приготовился затыкать уши, но последующий проигрыш, длинный и сложный, Альк исполнил на удивление хорошо. Напряженная тишина сменилась тишиной выжидательной.
Завтра наше время закончится,
Разлетится драными клочьями,
Утром, криком вороньим порченным,
Заплету в клинок одиночество.
В дверях появилась Рыска, какая-то взъерошенная и растерянная, непрерывно оправляющая одежду, хотя с ней все было в порядке. Увидела певца - и застыла с раскрытым ртом.
Пальцы перескочили по грифу, сломали ритм - для припева.
И сказал бы, что все наладится, -
Только лгать тебе не умею.
Чуть шагнуть за порог успею,
Как следы мои ветром сгладятся.
Не сказать чтобы Альк был таким уж великим менестрелем, да и песню он пел не свою, по крайней мере Рыска где-то ее слышала. Но манера исполнения завораживала, пробирала до косточек. Голос то набирал силу, то понижался до полушепота, и казалось, это к тебе, к тебе одной обращены страстные слова, от которых сладко щемит в груди.
Драгоценная, верная, чуткая,
Все отдал бы за счастье наше я -
Да никто в небесах не спрашивал,
Торговаться с богами хочу ли я.Плакать некогда, не в чем каяться:
Что получено, то оплачено,
Не сыграть эту жизнь иначе нам -
Ведь иначе не жить, а маяться…На дорогах судьбы распутица,
Грязь да холод - куда направиться?
Вправо, влево, вперед - что нравится,
Лишь назад, увы, не получится…Завтра утром… Спи, моя милая,
На плече моем до рассвета.
Пусть впитается в память это,
Пусть нас это сделает сильными…
Музыка стихла, но никто из слушателей не шелохнулся. Альк довольно ухмыльнулся, не поднимая головы, и стал наигрывать другую мелодию. Опять - долгое виртуозное вступление, игра на публику: мол, брякать в лад все умеют, а поди на одной музыке выедь! Хрипловатый голос влился в нее так неожиданно, что слушатели невольно вздрогнули. Жар побледнел и попытался пнуть Алька под столом, но тот непринужденно развернулся, убрав оттуда ноги, и продолжил петь.
На саврянском.
У Рыски екнуло сердце, но, к ее изумлению, толпа как будто ничего не заметила. Девицы продолжали влюбленно пожирать Алька глазами, а мужчины, недавно готовые поднять белокосого на вилы, сосредоточенно вслушивались - вражда враждой, но сотню-другую саврянских слов большинство ринтарцев знали. "Хорошо хоть любовную балладу выбрал, а не похабные частушки о нашем тсаре, - тревожно подумал Жар, вытирая выступивший на лбу пот. - С этого придурка станется!"
Когда Альк отложил гитару и демонстративно размял затекшие плечи, слева на его стул опиралась рыжекосая служанка, справа - чернявая с короткой стрижкой, а на полу у ног пристроилась темно-русая девица распутного, но весьма приятного вида.
- Вот, - торжествующе объявил Альк, рукой обводя это богатство, - выбирай!
Красотки захихикали, служанки пересели к саврянину на колени. Он, не чинясь, обнял обеих. Жар еле успел подхватить гитару, иначе она попросту упала бы на пол.
- Ты что, рехнулся?! - прошипел вор сквозь зубы.
Альк переложил правую руку повыше:
- Ты прав - у этой ничего. То есть очень даже чего.
- Ну не здесь же! И не так!
- Почему?
"Потому что такое внимание нам без надобности, идиот!" - чуть не завопил Жар.
- Попроси своего дружка, пусть еще споет! - капризно потребовала русая, дернув его за штанину.
- Сама проси, - огрызнулся вор, крепче прижимая к себе гитару и беспокойно осматривая кормильню. Хуже не бывает! Все на них пялятся, кроме разве что компании плотовщиков возле очага: у них своя музыка - из-под стола доносился зычный храп.
- Фу, нахал! - Девица игриво ущипнула Жара за ляжку.
Парень еле удержался, чтобы не пнуть ее в ответ.
"Надо отсюда сваливать", - пальцами показал он Рыске, едва протолкавшейся к столу. Служанки ревниво на нее косились и еще теснее липли к Альку.
"Как?!" - отчаянно развела руками девушка. Жар сунул ей гитару и указал на лестницу, а сам встал и громко заговорил:
- Простите, уважаемые, но мы с другом очень устали и собираемся пойти спать. Не огорчайтесь, завтра утром он с удовольствием снова вам спо…
Толпа притихла и раздалась, но не выпуская, а впуская. Жар мысленно застонал: угораздило же их выбрать кормильню, на верхней веранде которой пируют стражники! Пока, впрочем, они были настроены благодушно: мундиры расстегнуты, щеки красны, один на ходу обгрызает гусиную ногу. Впереди важно выступал щеголевато одетый мужчина лет тридцати, с темными волосами до плеч, тщательно расчесанными и уложенными. Симпатичное, тонких черт лицо портили сильно косящие глаза да тоненькие, в ниточку, брови. Было в этом господине что-то неправильное, но что - Рыска по наивности не поняла. Зато Альк с Жаром одинаково брезгливо поморщились, вор даже отступил на шаг. Девушка тоже потянула носом воздух, но запах был приятный, сладкий, хоть и излишне сильный. Дорогие, наверное, духи.
- Хорошо поешь, саврянин.
Альк неопределенно мыкнул, не то соглашаясь, не то сдерживая "дохлого ежика", рвущегося на свободу. Незнакомец на всякий случай отодвинулся, стража полукругом выстроилась за его спиной.
- Я желаю послушать тебя в своей гостиной, - объявил косой, словно не допуская мысли, что у певца могут быть другие планы. - Идем, я хорошо заплачу.
- Не-а. - Саврянин спихнул чернулю, освобождая правую руку, дотянулся до кружки и выцедил из нее последние капли. Ленивым взмахом велел девице намешать еще.
- Что значит - "не-а"? - опешил косой.
Альк любезно уточнил. Толпа охнула и стала быстро редеть. Стражники одновременно пытались подавить смех и скорчить свирепые рожи, дабы не отставать от начальника.
- Да ты знаешь, хамье, с кем разговариваешь?!
- Знаю, - нахально подтвердил белокосый. - С недоноском, который в детстве подглядывал не в женскую баню, а в мужскую. Оттого, видать, и окривел.
- Ах ты саврянское хамло! - вскипел косой, выхватывая клинок, но благоразумно не замахиваясь им, а просто наставляя на Алька. - Встань, быдло, когда с тобой говорит городской наместник!
- А тебя посылает властелин дорог, так что пшли вон отсюда! По любой, пока я добрый.
Испуганные девки медленно расползлись в стороны. "Цыпочка" даже на ноги подниматься не стала, так под столами, под лавками до двери добралась и смылась, первой смекнув, к чему идет дело. Служанкам деваться из заведения было некуда, и они просто попрятались в кухне, молясь, чтобы драка не закончилась поджогом.
Пьяный Альк этого, кажется, даже не заметил. Он пил, и кружка рывками, в такт дергающемуся кадыку, запрокидывалась.
На лице наместника мелькнули замешательство и досада. Связываться с видуном ему очень не хотелось, знал бы раньше - остался на веранде. Но формально путники подчинялись городской власти, даже пошлину платили, и уйти из кормильни с поджатым хвостом (о чем завтра растреплют на всех углах!) было обидно и поздно.
Когда саврянин со стуком поставил кружку на стол и душевно рыгнул, за спиной косого стояла вся его пятерка, а от клинков рябило в глазах. Альк пьяно попытался их сосчитать, тыча пальцем, но сбился на трижды посчитанном четвертом.
- Да какая, к Сашию, разница, - пробормотал он, после чего резко метнул пустую кружку наместнику в лоб - тот в кои-то веки свел глаза в одну точку, выронил меч и отпрянул назад. Альк оттолкнулся пятками от пола и кувыркнулся назад вместе со стулом, уходя от тсецких клинков. Прокатился до самой стойки, вскочил, взмахнул попутно выхваченными у вышибалы саблями, как распахнутыми крыльями, и… мешком повалился на пол…
Кормилец очень любил свое заведение, и разбитая о голову бутылка показалась ему меньшим злом.