Если предать того, кого любишь, то, скорее всего, это не останется безнаказанным.
Ракитина Ника Дмитриевна
Рован
Яан ун Рабике, больше известный под именем "Крысяка", свесил жилистые ноги с кровати и стошнил в ведро. После этого он долго пил, дергая кадыкастой шеей, вино из высокогорлого кувшина, не замечая изысканной прелести последнего. Вино отдавало медью. Напившись, Яан продрал редеющие на макушке жесткие черные волосы и почесал небритый подбородок. Скосил глаз на разметавшуюся по постели и приятно обильную телом Удун Герике. Та скоренько прикрылась простыней. Под левым глазом у нее цвел роскошный фонарь, но мона молчала, и это радовало. Это было обычной жизнью, рядом с которой забывалось увиденное сегодня на рассвете раскатанное по булыжнику тело. Судя по одежде, раздавлен был моряк, хотя очень трудно судить о ком-то, если по нему прокатит вал из набитых ломом бочонков, или колесница Джаггернах, или угольный утюг размером с корову. Получается что-то вроде яйца с кровью, которое намазывают на гренок. Пожалуй, Яан больше гренков не ест. Даже привычных ко всему каннуокских портовых стражей выворачивало на месте - возле того, что они пробовали соскрести с булыжника. Яан ун Рабике, дознаватель Иностранного Квартала Каннуоки, не был неженкой. Ему доводилось в силу своей профессии видеть пробитые головы, доставать из воды несвежих утопленников, да и самому саживать нож под чужие ребра доводилось. Но нынешнее… Крысяка сплюнул. Господи, прости.
Громко постучали в двери.
Сегодня дознавателю не пришлось дожидаться в приемной, его провели к губернатору немедленно. Мессир Хольстат был в кабинете не один: напротив него нависал под потолок знакомый Яану еще по Катангу судовладелец, и они с губернатором шипели друг на друга, как пара разозленных ежей.
- Входите, ун Рабике! - прокричал мессир Хольстат радостно. - Я обещал вам, Лоренц, что мы разберемся. Вот он, наш лучший дознаватель.
Арматор нелицеприятно фыркнул: дескать, в гробу он видал дознавателя, - и ушел.
- Садитесь, Яан, - предложил губернатор любезно, и Крысяка понял, что все идет наперекосяк. Однако опустился в темное с резной, высокой спинкой кресло. Кожа на узком сиденье протерлась и треснула, а удерживающие ее металлические гвоздики были начищены задами множества посетителей. Мессир Хольстат опустился в такое же кресло за рабочим столом. Над его головой нависала деревянная крышечка наголовья, и выглядел губернатор точь-в-точь, как угодник ун Страатен с алтаря в Катангском соборе. Над этим алтарем, похожим на готический замок, трудились в течение пятнадцати лет лучшие резчики, оставляя специальные ниши для Иешуа, Богодевы и святых. Говорили, святые были тщательно выделаны как спереди, так и сзади - но с тыла прихожане их рассматривать, увы, не могли.
- Ты знаешь, что происходит в порту?
Яан кивнул. Нехорошей болью отозвалась голова. За три ночи три одиноких матросских трупа, раздавленных, как сегодняшний. В глухих местах: на пустых причалах… между складами… Разумеется, никаких свидетелей. Трупы не грабят - чтобы грабить такого, это насколько ж надо быть небрезгливым. Все.
- Сегодня у Лоренца раздавило капитана.
- Да? - спросил Крысяка вяло.
- Его опознали. На нем были хорошие сапоги и кафтан из вентанского сукна с галунами.
Яан фыркнул сквозь зубы: может, галуны и были… разглядишь там…
Мессир Хольстат сделал строгое лицо:
- В порту паника. Шхуны "Монабелле" и "Розальон" собрались отчаливать недогруженные. Республика Саардам не должна понести урон в торговле. И наша политика, - толстый палец начальства закачался перед длинным носом Яана, - тоже. Наши интересы в Нижнем Ресорме.
Заладил! Ун Рабике сморщился, как от уксуса. У Республики всегда не хватало мозгов. Нижний Ресорм… комариные плеши, топи с гнусом и лихорадкой, солончаки… Чего-то стоит одна приморская Каннуока, если забыть про ее проклятущее Зеркало.
- Ты этим займешься. С Храмом я уже договорился, - бодро вещал губернатор. - Тебя будут ждать на выходе из квартала и препроводят для совместных действий. Поделятся людьми. Все, потребное от меня для нахождения убийц…
Яан потер плешь: быстро же мессир Хольстат сработал, однако. Не иначе, Лоренц поспособствовал. Придется Удун Герике сегодня одной ночевать. Ничего, она баба видная, не заскучает.
Крысяку действительно ждали. Безо всяких рогаток препроводили на ступени Храма, где, скрываясь в тени квадратных колонн, спокойно дожидался мужчина в гербовой тунике. Было ему на вид около тридцати - как самому ун Рабике, росту - словно в давешнем арматоре, под сажень, но без его дородства и вальяжности: в профиль мединский клинок. Лицо жесткое, бронзовое, но глаза серые с зеленью. Гладко выбрит. Губы поджаты. Все они здесь, в Каннуоке, презирают чужаков - терингов.
- Здравствуйте, Яан, - чисто выговаривая по-саардамски, произнес храмовник: хоть с этим беды не будет. Конечно, Крысяка в Каннуоке пообтерся, мог по-местному больше трех слов связать, но обилие шипящих и примяукивание в интонациях давались с трудом.
- Я храмовник. Бранд, полукровка. Пойдемте.
Яан взглянул на портал, как на ловушку: вот так, запросто, пойти к их Зеркалу?!
Бранд ухмыльнулся:
- Ладно. А что вы собираетесь предпринять, Крысяка-Анкай?
Ун Рабике дернул щекой:
- У вас хорошие шпионы.
- Храму не нравится то, что происходит. Мы заинтересованы в торговле с Вентаной, Ожерельем Кончи и, тем более, Республикой Саардам. У нас есть на нее определенные виды.
Брови Яана всползли под челку: снова кому-то небезразлична Республика. Возможно, на сей раз интерес чисто гастрономический… Он лихо пожал плечами.
- Если виноват чужак, в Зеркале его не увидишь.
Бранд коротко ответил:
- Посмотрим.
Собственно Храм представлял собой приподнятое на платформе квадратное помещение с плоской крышей, опирающейся снаружи и изнутри на квадратные колонны из тесаного гранита. Толстые стены со стрельчатыми окнами, пол из каменных плит, ряд железных гнезд с горящими походнями. Крестообразно расположенные порталы: к гавани и внутреннему двору и в крылья - более поздней и легкой постройки. Внутри было сумрачно и прохладно. Дым походен пах смолами и завивался к воздуховодам потолка, почти скрывая собой висящее на якорных цепях огромное овальное зеркало - Бронзовое Зеркало Каннуоки.
Яан закашлялся от дыма и замер, прикрыв рукавом рот, дожидаясь, пока глаза приспособятся к полумраку. Голос прозвучал хрипло, когда он заговорил:
- Вы… ты, должно быть, знал… видел, что я сюда приду.
Бранд хмыкнул, пожал плечами:
- Нетрудно было догадаться, и не глядя в Зеркало. Мы прибегаем к нему не так уж часто.
- А я думал… я думал, - Крысяка откашлялся, - посмотришь - и все станет ясно. Меня ослепят?
- Что?!.. - Бранд безудержно расхохотался - Яан никак не ждал от храмовника такого задушевного хохота. - А-а, это ваши страшные истории… Нет, мы не ослепляем пришедших в Храм терингов. Смысла нет. Вы и так слепы.
Ун Рабике порешал, не обидеться ли, и раздумал. Спросил ядовито:
- А эти ваши… отверженные?
Лицо Бранда сделалось еще жестче, губа вздернулась в оскале:
- Нам… работать вместе.
Яан отхаркнул в кулак. Похоже, сегодняшний труп изрядно выбил его из колеи, если он начал вслух задавать опасные вопросы. Хорошо молчишь - дольше живешь. Вообще в работе дознавателя наиболее ценятся глаза и уши, а не язык. Хотя, с другой стороны, сказал он правду. В Каннуоке, как черт ладана, боятся отверженных: проклятых, "исчезнувших из Зеркала", "исчерпавших судьбу". Если Зеркалу на протяжении тысячелетий заранее известны все линии будущего каждого рожденного в городе человека, то "невидимки", чьи поступки невозможно отследить, вызывают опаску, самое малое. Потому и отселяют таких в отдельный квартал - за стены с недреманными стражами. И ровно месяц ждут, не появится ли снова в Бронзовом Зеркале отражение их возможных жизней. Не слышал что-то Яан, чтобы-таки появилось. А если так, то через месяц проклятого предают смерти. Или (когда смилостивится судья), ослепляют и изгоняют из города. На севере болота, на западе мертвые пески, с юга море, с востока хребты Монте-Драгонады, через которые и зрячий-то не всякий живым пройдет. В Каннуоке стража с приказом убить: и изгнанного, и тех, кто его посмеет укрывать. Выбор велик не особенно?
- Приношу свои извинения, - Крысяка скорбно опустил голову. Бранд махнул холеной рукой.
Шаги жрицы были такими легкими, что застали ун Рабике врасплох. В жрице тоже было что-то от статуй катангского алтаря: точеная фигурка, широкие бедра и маленькие крепкие груди. Гордая шея, упрямо вздернутая голова с узлом волос, по-детски пухлые губы. Глаза навыкате, кожа цвета темного дерева. Ун Рабике сдержал шаловливую руку. Сдержанно поклонился. Жрица что-то промяукала, пожирая его глазами.
- Она говорит, чтобы ты не боялся.
Яан почесал затылок.
А босая красавица деловито поставила по обе стороны зеркала чашки (пахнуло ладаном, сандалом и корицей), подожгла содержимое. Бранд между тем отошел к стене и, должно быть, сдвинул какой-то механизм, потому что разом, с клацаньем, заставившим дознавателя вздрогнуть, упали ворота, отсекая запахи моря и зелени и свет, а зеркало на цепях поползло вниз. Только что нижний край был на уровне Яанова подбородка, а вот уже спустился до пояса. Причем движение совершалось бесшумно - должно быть, механизм регулярно тщательно смазывали. Яан разглядел в смутной бронзовой поверхности, затянутой дымом, свое кривое отражение.
- А-а…
Жрица хихикнула.
- Ничего, можешь даже потрогать, - усмехнулся в темноте храмовник. - Прислужницы полируют его утром и вечером. А потом стой и молчи.
В какой-то момент молчание стало тяготить Яана. Его спутники застыли, как деревянные, только поблескивали во тьме зубы и белки глаз. Да спиралями закручивался, клубился пахучий дым. По бронзовой глади зеркала бежали тени. Малышка-жрица вдруг отшатнулась, вскидывая руки к лицу, и выкрикнула:
- Агни! Агни!!..
Похоже, она увидела огонь. Яан, ногой опрокинув одну из чашек, подхватил падающую девчонку. Отозвалось густым басовитым гулом задетое зеркало. Бранд, выпав из оцепенения, свалился на колени. Закашлялся, прижимая руки ко рту. Потом с усилием привел в действие отпирающий механизм. Ворота поползли кверху по желобам. Крысяка только теперь вздохнул спокойно: до этого он чувствовал себя в запертом Храме, как в могиле.
- Ты-ы ви-идел? - высоким резким голосом спросила Бранда жрица, и на этот раз, как ни странно, Яан ее понял.
- О-отпусти!
Крысяка разомкнул объятия. Оказывается, девушка говорила по-саардамски. Говорила, как человек, до того долго страдавший немотой, но вполне правильно, четко выговаривая звуки. Умеет, когда захочет, зараза.
- Спасибо, что разбудил, - сказал Бранд. - Видение было тяжелым. Что?
Жрица, освободившись, опять вернулась к своему кошачьему языку. Услышав перевод, ун Рабике в который раз за этот день вскинул под кромку волос брови: тяжелое зрелище - и тут же завтрак? Не вязалось как-то…
Бранд, похоже, умел читать по лицам.
- Видения требуют сил, - пояснил он. - После этого очень есть хочется. И ведь сидя удобнее все обсудить?
Яан прислушался к желудку: тот не протестовал. Пожалуй, можно и позавтракать. Или точнее (судя по положению солнца в храмовых дверях), пообедать. Тем более, что возле зловещего Зеркала оставаться совсем не хотелось.
Под фиги, финики и овсяные лепешки на меду хорошо пошел розовый мансоррский мускат. Жрица раскраснелась и улыбалась Крысяке вполне вызывающе. Что-то промяукала, коснувшись его рукава отполированными до зеркального блеска ногтями.
- Ее зовут Шаммурамаш, - перевел Бранд.
Яан поднял стеклянный бокал:
- Твое здоровье, Шамм… Шемм… Маар.
Жрица Зеркала тихо хихикнула. Они сидели на подушках в прохладной келье, с трех сторон огороженной каменными стенами. Четвертой стены просто не существовало, на ее месте был выход во внутренний дворик, отделенный от основного сада решеткой, густо перевитой виноградной лозой. Между глянцевитыми листьями розовели гроздья. Благоухали цветы. Трещали цикады. В маленьком бассейне лепетал водомет, кружа и переваливая в своих струях наполненных воздухом стеклянных дракончиков. Под каплями тихонько позванивало стекло.
Бранд отставил бокал, вытер полотенцем губы.
- Я расскажу тебе, что мы видели.
Яану не пришлось изображать внимание: ему было действительно интересно.
- Скорее всего, тебе известно, что Бронзовое Зеркало отражает будущее любого, рожденного на земле Каннуоки. Все цепочки и возможности. Правда, таких возможностей бесконечное множество, всего не рассмотреть. Потому мы испрашиваем у Зеркала видения узлов, ключевых точек, ведущих к коренным переменам. Зная таковые, мы можем изменить нашу жизнь к лучшему, избежать неприятностей или сделать их наименьшими по всей цепи, уцелеть там, где грозит опасность…
Ун Рабике понимающе кивнул.
- Так вот, с помощью, - Бранд слегка улыбнулся, - Маар, я попытался рассмотреть собственное будущее, связанное с этим расследованием. И нашел единственную цепочку, при которой не погибну.
Руки Яана по привычке потянулись драть волосы. Мона Герике утверждала, что он-таки полысеет раньше времени. К черту! Дознаватель подался вперед.
- Я видел ночь… лежал… совсем беспомощный, - Бранд хрустнул пальцами. - А на меня катилась стена тумана. Со скоростью медленно идущего человека. Я успел бы вскочить и убежать, но не мог. Ужас и холод исходили от этого тумана, вернее, от той угрозы, что пряталась в нем. От этого… незримого воняло медью и гнилым деревом. Я думал, что задохнусь. А потом что-то выдернуло меня с его дороги.
Ун Рабике почувствовал, что розовое мансоррское рвется наружу. Именно такой запах вместе с запахом бойни витал там, где утром нашли тело злосчастного Лоренцова капитана. Теперь Яан слушал особенно внимательно.
- Я едва удержался в видении. Нас часто выталкивает, когда мы видим страшное. А потом увидел пустой колючий берег, остов корабля и слепую женщину…
Пока Бранд рассказывал, Маар извлекла рисовальные принадлежности и быстро набросала худой женский силуэт с коротко стрижеными волосами и грязной повязкой на глазах, одетый в грязное же измятое платье. Когда-то платье (судя по рисунку, очень изящному и точному, из драгоценного каннуокского шелка) было синим, как сумеречное небо, на нем еще сохранялись узоры из жемчуга вдоль подола, по раструбам рукавов и вороту, открывающему грудь. Грудь была красивой, как и твердый подбородок, губы, высокая шея, изящная линия плеч… Ухоженность - вот все, чего не хватало нищенке, чтобы стать принцессой.
Крысяка восхищенно присвистнул мастерству рисовальщицы.
- У толковательницы должен быть зоркий глаз и верная рука, - произнесла она для разнообразия по-саардамски (должно быть, восторг гостя понравился). Не каждый может явственно видеть в Зеркале. А мы должны помогать. Нас учат как четкости внутреннего зрения, так и ловле видений на бумагу. Пока пропусти про слепую, - велела она Бранду. - Доскажи остальное.
Бранд вытер ладони об одежду. Посмотрел исподлобья. Глаза его теперь были не серыми и не зелеными, а почти черными. Хмурыми. Кожа на лбу собралась в морщины. И опять оскалились зубы.
- Потом был огонь. Кажется, я сам был причиной этого огня. Я сидел весь закопченный на чьей-то могиле…
- Мраморное надгробие с фонарем - по нашему обычаю, - вплелся голос Маар.
- Лицо перекошенное, дикое. На щеке рана. И я вытер сажу с рук о мрамор. За спиной у меня было море, а сбоку - маяк, и из его окон и дверей рвалось пламя.
- Мы знаем это место. Там пристанище брошенных кораблей, старое матросское кладбище…
- …и часовня Всех, не вернувшихся в гавани.
- Вы думаете, - дознаватель, не дотянувшись до фиников, сунул в рот пустые пальцы. На его оплошность не обратили внимания ни каннуокцы, ни он сам. - Вы полагаете, это подсказка?
Бранд кивнул:
- Зеркало не показывает пустого. Тебе трудно это понять, просто поверь. Храм поручил это дело мне, потому что я и вашей, и каннуокской крови, и равно понимаю оба мира…
- Или ни одного, - буркнул Крысяка себе под нос. Подул на укушенные пальцы. Сказал громко: - Мы туда пойдем?
- Обязательно.
Храмовник разгладил на коленях рисунок Маар:
- Ты обещала сказать, Шаммурамаш.
- Возможно, это одна из "исчерпавших судьбу". Или ее призрак. Запах гнили, который я ощущала, - жрица передернула точеными нагими плечами.
- И какой повод ей мстить матросам-тер…
- Пообещали спасти - и не сделали? - луны бровей взлетели над яшмовыми глазами жрицы. - Утопили, боясь обыска?
Ун Рабике припомнил все, что знал о подобных случаях. Мерзко, но похоже на истину. У этой малютки не только верная рука, но и ясный ум.
- Пока вы сходите на старое кладбище и в таберну, я подыму архивы. Посмотрите сюда, - полированный ноготок ткнулся в рисунок, - жемчугом одежды прекратили расшивать года три назад. По крайней мере, таким узором. Да и платье поистрепалось. Но сидит слишком хорошо, чтобы быть с чужого плеча. Возможно, у нее нет никакого другого. Что еще? Она молода, и была бы хороша собой, если бы не лишения. Родом из Каннуоки, возможно, с примесью ресормской крови - кожа даже для нас слишком темная. Аристократка: ладони и ступни маленькие и очень изящные. И вот этот поворот головы, и твердая линия губ и подбородка - даже в слепоте осталась самой собой.
- Серьезный противник.
Маар бросила короткий взгляд в сторону ун Рабике, проверяя, не шутит ли. Улыбнулась:
- Вы правы, мессир. Кстати, явлена она была все возле того же кладбища кораблей, и…
Жрица совсем, как саардамки, хлопнула себя ладошками по щекам, и схватилась за кисть:
- Вспомнила! Вот!
В руке слепой на рисунке возникла разлапистая, дикая охапка - засохшие веточки; стебельки, выдранные с корнями; осыпавшиеся цветочки - скелет букета, собранный наощупь. Бранда передернуло.
- Это что-то значит?
Девушка закусила деревянный кончик кисточки:
- Не знаю.
- Никаких следов, - пробормотал ун Рабике, созерцая место смерти несчастного капитана - да и само место можно было угадать лишь по тому, что булыжник здесь был чистым, без обычных пыли и мусора. Бранд поднял голову и осмотрелся. Перед ними была широкая дорога вдоль пирса: справа море, слева длинный склад из желтого песчаника с запертыми наглухо воротами. По торцам склада виляли в гору узкие проулки.
- Ему даже сбежать некуда было… Разве на крышу. Или нырнуть в проулок, - подал голос Яан.
- От этого… не убежишь, - храмовник передернул плечами, словно все еще переживал воображаемую сцену нападения.
- Судя по положению тела, оно появилось оттуда. Напало со спины. Пройдем?
Они прошли по пирсу, вдыхая резкие запахи южного порта, мельком разглядывая мостовую, стены хибар и складов, пришвартованные суда. Набережная была непривычно пустынной и молчаливой, даже для воскресного дня и послеполуденной жары. Самые упорные разглядывания окружающего к расследованию ничего не прибавили. Словно за жертвой действительно гналось привидение.