- Да не нужны они мне! - вспыхнул мальчишка.
- Сделай, как я говорю, и не возмущайся. Поговорим потом… если захочешь. Обыкновенных девчонок Асталы не трогай пока, хоть и они не скажут тебе "Нет".
- А мне не нужно, чтобы кто-то говорил "да", потому что говорит это всем!
- Ты и так не все, к тому же внешностью не обделен. Успеешь наслушаться.
Поначалу просто бродил по улицам, разглядывая знаки, давно известные - если свернуть туда, будут дома подопечных Кауки, а если пройти подальше - один из городских рынков, ничья территория. В чужие кварталы заглядывать не хотел - даже не думал об этом. У каждого энихи своя территория. Вымощенные широкими каменными плитами улицы были почти пустыми - в полдень люди заняты делом, время отдыха еще не настало. Короткие резкие тени лежали повсюду. Вдыхал знакомые запахи города - каменой пыли, готовящейся пищи, металла, человеческой кожи. Порой улавливал в воздухе след терпкого, сладкого аромата, призывного и дразнящего; знал - тут прошла молодая женщина, желающая быть привлекательной.
По одному из таких невидимых следов он и направился - легкому, манящему.
Девушка была очень смуглой, очень гибкой и тонкой, совсем еще юной - и за ней он пошел, уже видя, не только чувствуя след. Она остановилась, прижавшись к стене; золотые подвески позвякивали в косах, белая челле и черно-белая юбка делали ее похожей на обычных девушек Асталы - если бы не красный пояс, длинный, со множеством кистей. Девушка улыбалась, показывая ровные крупные зубы.
- Я понравилась тебе?
- Да, - как плод, непонятно почему приглянувшийся среди десятка других, как темная виноградная гроздь, которая выглядит настолько сочной и теплой, что хочется сорвать ее немедленно. Девушка коснулась пальцами его татуировки - она не знала этого знака. Она вообще не знала ничего, кроме того, что золотая татуировка принадлежит Сильнейшим. И ей было лестно.
- Пойдем со мной, - стрельнула она глазами, - Тебе понравится!
Дом ее был в трех шагах - простая глиняная хижина. Девушка скользнула туда, нагнувшись - низкий вход, тяжелый полог. Темно, только горящий фитилек освещает ложе и покрывало на нем.
Ее кожа была нежной, тело упругим и мягким одновременно. Волосы пахли плодами тамаль, и привкус этих плодов чувствовался на ее губах. Совсем не похожа на Таличе… про Таличе попросту позабыл в бесконечно долгие мгновения на чужом ложе. Эта… была веселой, была ласковой, послушной и ускользающей. Она играла с огнем, заставляя его разгораться ярче…
Пламя рванулось вперед - через кожу, через волосы, через глаза и губы, невидимое и от того еще более опаляющее. Существо девушки было как тонкая вуалевая ткань на его пути, но пламя задержалось перед ней - и, не желая медлить, стремясь получить и испытать все целиком и сразу, он просто разорвал эту вуаль, и вспыхнули клочья.
Он не знал, кричала девушка или нет, когда кровь ее сгорала изнутри. И не сразу поверил, что нет жизни в теле, что большие-большие зрачки темные от разлившейся в них Бездны.
- Мне было так хорошо, - тихо сказал мальчишка, трогая эти глаза. А потом сказал:
- Таличе.
Оставил мертвую там, на ложе, даже лица ей не закрыл. Незачем. Взглянул на ларчик, куда убрала она плату, горсть морских ракушек-кой, открыл, добавил еще. Все равно кто найдет. Прислушался к собственным ощущениям: а ведь и впрямь хорошо. Словно совершил нечто правильное. Тело было довольно. А сердце… неважно. Кайе хотел одного - добраться до дома и задать вопрос. Единственный.
Как хорошо бывает, когда всем существом почувствуешь, кто же ты есть на самом деле. Когда не испытываешь желания убить, потому что смешно желать того, что делаешь одним своим прикосновением.
Къятта расчесывал шерсть своей любимой грис, лунно-голубой, большеглазой, смотревшей доверчиво и глупо. Так, как глядит крошечный лягушонок на змею, открывающую пасть, чтобы им пообедать. Или так, как смотрела девчонка, довольная тем, что ей щедро заплатят, хотя могли попросту приказать…
Когда брат появился у стойла, Къятта приветливо кивнул и продолжил свое занятие. Я не буду помогать тебе, малыш. Ты пришел сам. Сам и делай то, за чем пришел. Сам начинай разговор. Или иное, если сумеешь.
Успел крепко сжать руку с гребнем - иначе Кайе выдернул бы его. Нет, говорить ты никогда не научишься. Жаль. Грис закричала высоко, протяжно, испуганно. Къятта отложил гребень и ухватил мальчишку за плечо, выталкивая прочь из стойла - глаза животного уже закатывались; сейчас она рванется прямо на стену и поранится сильно.
Хрусткие камешки вздрагивали под ногами. Здесь уже лучше. Уже можно. Попробуй напасть, если сумеешь.
- Ты знал, что будет с Таличе?!
- Я сказал - ты узнаешь много нового. Разве не так?
- Ты… - младший не находил слов. Чувствовал старшего рядом, ближе, чем тот стоял; хотел ударить - не получалось. Щит Къятты можно было только разбить вдребезги… убить его самого. Не хотел. Кого угодно другого - да. Все равно теперь.
Больно было - огонь никак не мог выйти наружу, кожа прочнее бронзы стала, и сосуд с пламенем разорвался внутри.
- А…! - вскрикнув, подросток упал на колени, пальцами впился в землю; она резала руки, словно обсидиановые осколки. Голова ударилась о каменную вазу. - Не… хочу… так! - губы едва шевельнулись, сведенные болью, и ответом было ругательство, от которого Бездна бы поседела.
- Что ты делаешь, идиот! - выкрикнул Къятта потом, выхватил из волос шпильку в виде ножа, заточенную, полоснул по запястьям младшего, по горлу - не сильно, так, чтобы кровь текла, но не лилась ручьем. Глаза мальчишки были открыты - он смотрел в небо, но видел темноту Бездны. Кровь испарялась мгновенно, стекая с тела.
- Чи амаута хиши! - Къятта вскочил, сорвался с места, перепрыгнул через кусты-ограждение почти в рост человека. Несколько мгновений спустя послышался визг, и на дорожку рядом с Кайе упала девчонка. Къятта, швырнувший через зеленую изгородь первую попавшуюся прислужницу, одним движением намотал ее волосы на руку, той же шпилькой ударил в горло.
Темно-красная горячая кровь полилась на лицо и в приоткрытые губы младшего… большая струя. Подхватил голову подростка, чтобы не захлебнулся.
Девчонка дергалась поначалу, но скоро затихла.
- Дар на Дар, - прошептал Къятта, обращаясь к Тииу. - Взамен его крови помоги ему взять эту.
Отбросил девчонку, приложил руку к груди брата. Сердце билось, глухо, неровно, однако достаточно сильно. Подхватил Кайе на руки, понес в дом.
Мальчишка очнулся у самого входа. Почувствовал соленый вкус на губах:
- Кровь… откуда?
- Твоя.
- Так много… - опять потерял сознание.
Стереть кровь оказалось просто - большая часть ее сама ушла в кожу. Снять одежду, и пусть лежит. Никто не посмеет войти. Не сразу осознал, что младший уже все воспринимает. Только молчит. Чувствовал дрожь. Не мог понять - почему? Он чего-то боится? Или усталость такая сильная? Но разве он может устать от Огня?
Руки лежали поверх покрывала, мертвые.
Касается лба - горячего. Как и всегда. Впервые не знает, что говорить. Успокаивать? Незачем, он спокоен. Как никогда.
- Скажи правду - ты знал? - устало и обреченно, и взгляда на старшего не поднял.
- Нет. Я думал, что может быть так.
- И отправил меня к Таличе?
- Ты и сам бы пошел к ней.
- Может быть… Но почему? - безнадежная и безудержная тоска, словно в голосе волка, умирающего в капкане.
- Ну, когда ты поймешь… - смуглая сильная рука накрывает его руку. - Огонь сжигает мотыльков и сухие былинки. А сдерживаться - удовольствие маленькое. Да ты и не сможешь.
Ожидал возражений, но только вздох услышал. Вопрос:
- Никогда? И… когда стану старше?
- Не знаю - ты не такой, как другие. Тогда и не захочешь, я думаю. Выбирай в пару тех, кто равен… ну, пусть не равен, но не намного слабее. Или бери только для себя - как пьешь воду, как съедаешь плоды. Та, что сгорела, просто была очень слабой. Научишься понимать. Все не так страшно, малыш.
Молчал. Тени под глазами, а губы темные - Тииу приняла Дар.
- Пойдешь к той своей девочке?
- Нет. Я обещал, что не причиню ей вреда.
- Никогда?
- Никогда.
Таличе уходила из дома, садилась на круглый камень, торчащий макушкой из густой травы, слушала вечерних сверчков. Много-много дней. Никто не пришел.
- Вот и правильно, - сказал Арута, достраивая подъемник. - Хорошо любоваться зверем, но нельзя жить с ним под одной кровлей. Рано или поздно он растерзает тебя - и, может, так и не поймет, что натворил и зачем.
Дни в Астале текли ровно. Раз пришлось усмирить рабочих дальнего поселения, еще раз - ловить две семьи, бежавшие к морю. Может, им и позволили бы уйти, если бы те держали язык за зубами. А то половине соседей рассказали, как хорошо будет жить им на побережье. Двоих молодых мужчин из беглецов отдали Башне, остальных выпустили в круг, добавив туда пару медведей. Красивых и юных не было в тех семьях, они бы пожили подольше.
Ахатта Тайау произволом согнал с привычного места собственного сводного брата и поставил на его место внука. Впрочем, шары льяти не ошибались - Къятта и в самом деле был сильнее. Значит, достойнее. А опыт приложится, сказал Ахатта.
И Къятта был доволен жизнью, как никогда.
Все хорошо. Только брат его младший как с цепи сорвался - метался по лесу в обличье энихи, приходил раненый и не позволял прикасаться к себе, дома то огрызался на любое слово, то утыкался лицом в подушку - попробуй, приведи в чувство. Ничего, примет, думал Къятта. Быть собой проще, чем быть другим. А именно собой он и станет. Только бы не натворил ничего. И посылал следить за ним тогда, когда сам не мог. Только попробуй уследи за энихи… да и за Кайе в человечьем обличье тоже. Нъенна, которого мальчишка чуть не убил, долго кричал Къятте в лицо страшные ругательства, но не нашел в себе сил навсегда порвать с этим домом. Да и как порвешь? Родня.
Пришлось преподать братишке несколько уроков обращения с девушками. С "красными поясами" - дед спокойно, как обычно говорил, пообещал оторвать старшему внуку голову, если тот выберет для забав младшего девчонок из обычных семей.
- Успеет. Пусть пока поймет, что свои - те, кого защищают, а не берут силой. Дашь хищнику кость - не отнимешь потом.
- Да помню я! - раздраженно сказал Къятта, и увел брата в город.
Не сомневался, что вдали от старшего подобные развлечения все равно закончились бы смертью слабых - пока хоть малому подобию контроля не научится. Или пока не научится выбирать более сильных. А среди равных игрушек не ищут, а пару подыскать с его-то гонором - задача нелепая. У Сильнейших своего хватает с избытком, правда, братишка их всех переплюнул.
Время Старой листвы подошло.
- Выросла девочка, - заметил как-то дед, поглядев на Киаль.
Она танцевала в саду, легко переступая ногами в плетеных кожаных сандалиях, звеня бесчисленными подвесками и браслетами, и птицы языками пламени кружились подле нее. Ненастоящие птицы - Кайе с детства пытался ухватить одну из них за хвост, но тот рассыпался искрами в пальцах.
- Ну, чушь, а не Сила, - обиженно говорил он всем домочадцам, и один раз дед взял его за ухо твердыми пальцами и велел смотреть, как, подчиненный движениям девушки, застывает пойманный волк, как начинают подрагивать его лапы и тело, а на морде появляется выражение ужаса, как фонтанчиком вырывается кровь из его пасти и ноздрей.
- Медленно - не всегда плохо, - назидательно сказал дед и выпустил ухо внука.
- Я не покину Род, - сказала Киаль, поморщившись, когда до нее дошли слухи о младшем брате и девушках. - Моя Сила - танец, и ни мужчины, ни женщины мне не нужны.
- Ну и дура, - сказал братишка.
Ийа встретился подростку случайно: тот шел по улице, по торговым рядам, разглядывая ножи, а молодой человек возвращался откуда-то из поселений верхом на злой пегой грис. Нагнал сзади, с улыбкой поглядел сверху вниз. По несколько тонких косичек спадает с висков, закреплены на затылке, сзади широкая коса, украшенная золотой подвеской в виде дерущихся кессаль и волчонка. Серьги звенят насмешливо. Прохладный и свежий, словно не приехал невесть откуда, а собственные покои оставил только что.
- Бедняга, - протянул снисходительно-мягко, - Раз братец твой не справляется, дам совет я. Твой огонь опасен для девушек Асталы, да? Так перекидывайся! В зверином обличье Сила твоя закрыта, а девушкам, думаю, все равно - вряд ли ты умеешь больше, чем зверь! - расхохотался и ударил пятками в бока грис, сорвался с места.
Вовремя - деревянные щитки и полог ближнего торговца вспыхнули синеватым огнем.
И слова жалобы торговец произнести не посмел - сжался на земле, прикрывая голову руками. Плевать на товар, ладно, сам жив остался; хотя и волосы тлели.
Ахатта, узнав про случившееся, внука отчитывать не стал, но стоимость сгоревшего возместил полностью, а торговец чуть не ошалел от такого счастья.
- Не настраивай Асталу против себя, - сказал дед, отвечая на недоуменное фырканье внука - подумаешь! И Къятта кивнул согласно, задумчиво.
- Да если б о тебе так, ты бы им всем уши пообрывал! - рывком повернулся к брату, и челка почти закрыла глаза.
- О тебе много болтают в народе; могу убить всех, кто не принадлежит другим Родам, - пожал плечами Къятта, - Но тогда говорить будут еще больше.
- А зачем тебе нож понадобился? Своих не хватает? - спросила Киаль, а Натиу, мать, и вовсе промолчала.
После этого Кайе снова надолго скрылся в лесах. И Къятта порой отправлялся искать следы энихи - не случилось ли что? Знал наверняка - след этого зверя ни с чьим другим не перепутает.
Понемногу братишка сам начал возвращаться, на мягкой постели ночевать, а не свернувшись клубочком среди папоротников или тростника.
Восемь Сильнейших Родов было в Астале. Когда лес велик, разные звери находят приют под сенью листвы и между корней - и хищники редко ссорятся из-за добычи. И даже олень может пастись под носом у энихи, ежели тот не голоден. У каждого Рода была своя территория, свои ремесленники, садоводы, охотники. Хозяева Асталы ни в чем не испытывали нужды. Ленивые хищники бродили один мимо другого, огрызались порой, но не стремились вцепиться в глотку. Не расчет, как у северян, руководили ими - когда дичи хватает на всех, а солнце палит нещадно, и хищников одолевает лень.
Только юные, с горячей кровью, грызутся, невзирая на жару - если что-то пришлось не по нраву.
Род Арайа, чьим знаком был свернувшийся ихи, понес потерю - слишком много хмельной настойки выпил один из них, едва ступивший на порог зрелости - и собственное пламя обратилось против него. Но Род оставался по-прежнему сильным.
Ийа же в последнее время все чаще появлялся в обществе Олиики - маленькой смуглой красавицы, племянницы Тарры Икуи. Появлялся - не то слово, скорее, водил ее за собой на незримой цепочке. А девчонка, круглолицая, с глазами цвета терновых ягод, смотрела на молодого человека с обожанием запредельным. Словно и не из Сильнейших.
Тарра морщился, когда заходила речь о племяннице. Слишком ее любил.
- Ради Олиики готов многое сделать, да? - спросил Ахатта. - Вот и прекрасно, Ийа тоже это понимает. И начинает с малого, умница. Смотри, чтобы Род Икуи не стал ковриком под его ногами.
- С чего бы? - хмуро осведомился Тарра.
- А с того, что родственник твой стар и скоро Совет покинет. А на замену поставят болвана, который тоже души в девчонке не чает. И вертеть она им сможет с превеликим удовольствием, а ты и слова не скажешь, поскольку тоже обожаешь свою Олиику.
Кайе впервые за много-много дней соизволил не шарахаться по лесам, а быть в составе Рода на празднике Солнцеворота. Правда, кривился, когда Киаль помогала ему одеваться - не выносил то, что называл тряпками. Штаны из тонкой шерсти - привычны, передник расшитый, единое целое с пелериной - еще куда ни шло, но от широченного наборного ожерелья наотрез отказался.
- Я не статуя, чтобы увешивать меня невесть чем!
Киаль, любившая наряды и украшения, всерьез оскорбилась.
- Тебе не ожерелья, тебе цепь и ошейник нужны!
- Ну, попробуй, надень! - расхохотался и наклонил взъерошенную голову. Густые волосы, блестящие - только сколь ни расчесывай, все равно лежат, как им хочется. И срезает сам, когда считает, что чрезмерно отросли - вот и выходит неровно.
Праздники он любил, но плохо владел собой в бесконечные часы их - смех, цепочки ярко одетых людей, пенье свирелей, рожков-тари и рокот барабанов возбуждали вначале, и это было приятно; потом не выдерживал - одновременно хотелось мчаться куда-то, укрыться ото всех, чтобы не слышать музыки, и убивать. Громкие звуки вызывали во рту привкус крови, солоноватый и мягкий - знал его хорошо. Не один зверь вблизи Асталы погиб от когтей черного энихи.
Город казался огромным живым существом, тысячеглазым, дышащим полной грудью и готовым проглотить любого.
Трудно было старшему сохранять здравый рассудок среди мельтешащих теней и пятен, но приходилось - только Къятта мог остановить Дитя Огня, пока тот не натворил непоправимого.
…Оранжевый и желтый дым шеили, одуряющий запах огромных цветов, движение - ритмичное, и ритмичные напевы, то жалобные, то повелительные. И среди наполовину счастливой, наполовину безумной толпы - фигурка с короткими волосами, гибкая, поджигающая факелы на расстоянии - весело ему, смеется. Пока - весело, еще не вскинулся в его душе зверь, испуганный и возбужденный грохотом и толпой, движением тел.
Увидел его другими глазами. Ростом до уха старшему: ну, да высоким он никогда не будет, хотя еще подрастет - и уже не ребенок. Не взрослый, но и не дитя, совсем не дитя. Впервые Къятта понял отчетливо - перед ним хищник, и скоро зверь заявит о себе во весь голос. Прав был дед, ой как прав. Можно играть с энихи, пока тот мал. Но взрослого нужно крепко держать, и при том не сдерживать его естество; иначе неясно, как и где оно прорвется.
Мальчишка кружился в танце с золотой цепью - забава избранной молодежи, защитников Асталы, пока старший брат не ухватил его за плечо и не оттащил от змейки из человеческих тел:
- Все, довольно.
Дернулся было, зашипев и зубами сверкнув - но сильная уверенная рука не пустила.
- Остынь.
Цепь распалась - толпа, разгоряченная горькими настойками и айка, рванулась к Башне, отдать должное Хранительнице. В Доме Земли плоды и другие дары, творения человеческих рук, были уже возложены на алтарь, стихиям Дома Солнца дары были ни к чему - они сами брали, что им хотелось, и те, кого позвали во сне, добровольно исполняли их приказ. В этот разговор и Сильнейшие не вмешивались. Натиу и некоторые другие знали, кто был избранником, и на другой день они заверяли Совет, что все удачно прошло.
- А если меня позовут Стихии? - спросил Кайе, глядя вслед уходящей толпе - яркой, громкой, горячей, пахнущей человеческой жизнью. Облизнул губы - частицы дурманящего дыма оседали на них.