Едва Кайе покинул залу, как переменился. Снова стал мальчишкой со свободными движениями и поведением, достойным лесного пожара. Влетел в свои покои.
- Огонек, ты здесь? Не заблудился? Что делал?
Тот и рта не успел раскрыть, Кайе со смехом опрокинул его в бассейн к огромным золотисто-алым рыбкам.
Шиталь медленно шла рядом с Ахаттой. Белая накидка ее трепетала от налетающих порывов теплого ветра. На кайме золотые птицы перекликались среди искусно вышитых ветвей папоротника.
- Опять эта пыль… лучше дожди, - сказала Шиталь.
- Слишком большой город. Зелень и та не спасает, - откликнулся глава Совета.
- Мальчик сделал это по твоему наущению? - без перехода спросила женщина.
Ахатта улыбнулся краешком рта.
- А я уж было подумал, что ты и впрямь хочешь поговорить о погоде.
- Совет гудел, как гнездо диких шершней.
- Сравнение не ново, Шиталь.
- Так что же?
Ахатта мягко взял ее за руку.
- Наши семейные дела не выйдут за стены дома Тайау. Это даже малыш понимает.
- Но ты недоволен им! - резко сказала Шиталь.
- Ты не можешь знать наверняка, чем именно я недоволен.
- Он ведет себя, как дитя.
Ахатта посмотрел на нее, не выпуская руки Шиталь:
- В этом ваша ошибка. Он вовсе не ребенок.
- Ему нет семнадцати весен…
- И есть река Иска.
- Это детская выходка. И тогда, и сейчас…
- Неужели? - Ахатта улыбнулся так, что Шиталь почувствовала - ее лицо розовеет. - Мы поговорили с ним… потом. Он сказал много такого, что порадовало деда.
Шиталь медленно отняла руку. Ахатта сделал вид, что этого не заметил, продолжал:
- Твой Род слаб, ты не можешь на него опереться. Поэтому ты привыкла думать "я", а не "мы". Но все же дам совет - любой поступок "своих" стоит использовать для блага Рода. Что бы это ни было.
Шиталь проглотила этот совет - или просто его не заметила.
- Я пытаюсь понять, что он такое… открытая дверь, через которую изливается пламя? Всем нам, и северянам, приходится открывать ее - по-разному, а он… он не должен был жить. Человеческое тело и душа не вынесет такого.
- Он такой же, как ты, - мягко сказал Ахатта. - Если бы не мог менять облик, сгорел бы давным-давно. А так - став зверем, отдыхает от огня.
- И все больше в нем зверя…
- Всяко лучше, чем пламя, - чуть снисходительно проговорил. - Разрушений в Астале меньше.
Шиталь не откликнулась - шла, хмурясь едва заметно.
- Жалеешь, что твое слово сохранило ему жизнь?
- Ннет… - сказала, запнувшись.
- Не все ошибки можно исправить.
Ахатта взошел на крыльцо веранды - отсюда он видел сад, и смеющихся мальчишек в саду. Кайе ощутил присутствие деда, вскинулся, замер, готовый огрызнуться на любое резкое слово. Ахатта повернулся и пошел прочь.
Еще два человека в это время возвращались от Дома Звезд - один спокойно вдыхал послеполуденный воздух и любовался огромными золотыми шершнями, сочно гудящими, злыми; другой смотрел прямо перед собой - и в себя.
- Семь Родов, и каждый сам за себя… всякий надеется быть сильнейшим, - тихо говорил Ийа. Серьги в виде кусающей свой хвост змеи поблескивали и покачивались.
- Ты забыл восьмой Род.
- Не забыл. Анмара ничего собой не представляют. Только Шиталь…
- Но она вторая после Ахатты.
- Она одна, Кети. Она - всего лишь один голос. К тому же Шиталь не из тех, кто будет искать себе сторонников. Слишком горда.
- Она тебе нравится?
- Не как женщина.
- Тебя беспокоит этот ребенок? - говорящий и сам нахмурился, что противоречило деланной беспечности тона.
- Неужто его и сейчас не захотят ничем связать? Это безумие. Но я не ожидал, - кажется, Ийа был потрясен.
- Вряд ли. Он играет с собственной силой, как дитя с мячиком. А сделать с ним нельзя ничего…
- Нас поддержат Кауки, может быть, Тиахиу, - Ийа думал о своем. - Впрочем, змея не доверяет другой змее. Они лежат, свившись вместе кольцами, только когда нуждаются друг в друге.
Кети помедлил, опасаясь говорить.
- Много весен назад ты не хотел его смерти.
- Он был ребенком. Но я не забыл Алью, - в приглушенном голосе собеседника Кети почудилось шипение.
- Не он же ее убил.
- Не он, - Ийа улыбнулся, пристально глядя на собеседника. - Разве я это сказал?
- Ты хочешь рассчитаться с ним за смерть девочки? - судя по тону, собеседник считал такую затею безумной.
- Так поступили бы в Тевееррике, или в древних городах. Платить должен тот, кто виновен.
Для Огонька следующие несколько дней пролетели с бешеной скоростью. Кайе почти не оставлял найденыша одного, учил держаться на грис, чуть не с руки кормил какими-то невероятными фруктами. Вывозил в город, который все еще пугал найденыша, или в окрестный лес, или бродил по дому, показывая диковинки. Бабочек ему ловил и сажал на волосы, и каких-то красивых, отливающих металлом жуков. Говорил - здорово смотрятся на рыжей гриве Огонька. Не давал снимать, несмотря на испуг подростка. Правда, в конце концов жалел, и отброшенный жук улетал в ближайшие кусты.
Порой Огонек начинал чувствовать себя домашним зверьком - обращались с ним точь-в-точь как с такой вот покладистой робкой зверушкой. Или, напротив - с ним играли так, как юные хищники играют с сухим листком или большой безобидной ящерицей, без злобы и не задумываясь, как ощущает себя игрушка.
Но знал уже - стоит кому-то бросить на Огонька косой взгляд, Кайе вмиг ощетинится.
Слуг не встречал во владениях Кайе - похоже, те старались не попадаться на глаза младшему из Рода Тайау. И казалось, что пища, одежда появляются по волшебству, порядок наводится сам собой.
А Кайе поражал Огонька своей беспечностью.
- Ты умеешь читать? - спросил он как-то, валяясь на траве с пожелтевшими свитками в руках. Стукнул ладонью по земле рядом с собой - садись!
- Нет… не помню… Что это?
- Рукописи Тевееррики. Мудро, но скучно. - Он потянулся, лежа на спине, раскинул в сторону руки с бесценными свитками.
- А им ничего не будет? - Огонек помнил, как эльо-дани трясся над такими вот старыми листами.
- Подумаешь! - рассмеялся Кайе. - В моих руках пятна от травы и росы - самое меньшее, что им грозит. Что же теперь, не касаться? Падай рядом! Ты старинного письма не знаешь наверняка, ну, все равно.
Упал, не больно-то ловко, и засмеялся.
- Жаль, я не кошка, те на четыре лапы приземляются, верно?
- Не кошка? - округлые брови взметнулись. - Пожалуй, так. А падать я тебя научу. Пригодится, особенно с грис.
Огонек невольно передернул плечами, вспомнив падения в речку и на острый пень, смущенно покосился на старшего. Тот впихнул ему в руки хрупкий лист рукописи, пожаловался:
- Надоело! Погляди повнимательней, и тебе надоест.
Спал Огонек в уголке просторной комнаты с бассейном. Растения в кадках да узкая лежанка, мягкая, впрочем - вот и все убранство. На вторую ночь найденышу приснился кошмар. Огонек подскочил, и, как испуганный ребенок, побежал к юному айо. Услышал голоса за занавеской. Входить не стал.
Он скоро привык, что есть, кому прогнать его страхи. Даже ночью, когда от кошмара просыпался похолодевший, чувствуя, как тяжеленный камень давит на грудь, достаточно было высунуть нос из комнаты и глянуть в соседнюю, чуть-чуть отодвинув полог - старший обязательно оказывался там, или на террасе, или на ступенях в саду. Огонек никогда не окликал его - просто тихонечко уходил на место, и спал спокойно.
А сны и впрямь бывали страшные. Один снился чаще всего: вот мальчик бежит, задыхаясь, по лесу, хлещут ветки - словно тогда, после смерти человека из башни, и почти ничего не видно - сумерки. А следом - погоня. Огромные звери несутся, и вот-вот догонят. Сон кончался всегда одинаково - Огонек падал на землю, споткнувшись, и миг оставался, пока не набросились твари…
По утрам его будил веселый голос - а то бывало, что Кайе попросту сдергивал с Огонька покрывало или щекотал ему нос стебельком. Часть дня, что Огонек был предоставлен самому себе - смирно сидел в покоях или гулял в саду. Огонек не мог понять, гость он или же пленник. Вероятно, он мог бежать. Только некуда было.
Впервые в жизни Огонек чувствовал о себе заботу. Это пугало - и, пожалуй, было приятно. В башне его не обижали, но к бесправности он привык. А тут… стоило Огоньку робко выразить хоть какое-то пожелание, Кайе кидался его исполнять, часто не поручая слугам. Находиться рядом с живым огнем… с вихрем пламени, принявшим человеческий облик… Из-за любого пустяка могли заполыхать яркие глаза, приподняться верхняя губа, обнажая зубы, словно у зверя перед прыжком на врага. В любую секунду Кайе мог сорваться на крик - а потом рассмеяться беспечно.
А одевались они одинаково.
Кайе нравилось возиться с волосами Огонька - перебирать, причесывать, заплетать какие-то дикие косички.
- Они, как пожар, - говорил Кайе, теребя ярко-рыжие пряди. - Как огонь в руках.
- У тебя и так в руках огонь, али, - возразил мальчик, невольно поеживаясь - он вспомнил лес и выжженный круг.
Иногда подросток видел Киаль, и каждый раз мечтал о новой встрече. Огонек уже знал, что Сила Киаль тоже может нести в себе смерть - но девушка всегда смеялась и просила мальчика петь. А сама танцевала, либо просто покачивалась в такт, и звенели ее браслеты, и переливались солнечными искрами пряди волос.
И огненные птицы-ольате окружали ее.
И Кайе был восторге от песен мальчика - не в меньшем восторге, чем Киаль. Поначалу Огонек пел ему веселое, но потом начал петь все, что вспоминалось. Порой Кайе улавливал нечто знакомое - из южных или из северных песен, но большинство были неизвестны ему.
- Кто сочинил их?
- Не помню, али, - отвечал мальчик.
Кайе был превосходным слушателем - он даже спокойным и тихим казался, когда Огонек затягивал очередную песню серебристым своим, легким голосом.
Мальчику хотелось спросить - что было бы, если бы Кайе не принял его к себе? Но спросить не решался. Тут было хорошо, хоть и страшно порой. И самое страшное - не мог избавиться от чувства, что янтарный взгляд следит за каждым его движением, пристально и спокойно, словно хищник, подстерегающий добычу.
Очередное утро началось как обычно. Огонек проснулся от сладкого аромата. Прямо перед носом лежал шарик спелого фрукта тамаль. Толком не проснувшийся и уже голодный, он потянулся за ним… а тот отползал все дальше, и в конце концов Огонек чуть не свалился с постели. Только тут проснулся окончательно.
- Соня! - укоризненно сказал Кайе, отодвигая фрукт.
- Прости, али! - Огонек вскочил. Поймал летящий в него плод.
- На! Ты в седле уже сносно держишься. Я должен быть на Атуили, где добывают золото. Что-то рабочие тамошние много себе позволяют. Поедешь со мной? - скорее приказ, чем вопрос.
- Конечно! - отозвался поспешно. Огонек натянул штаны, набросил околи, потрогал заплетенные на ночь волосы - разлохматились, но лучше оставить, как есть. А то еще рассердит Кайе долгими сборами. Поесть… кажется, не удастся.
- Догони меня! - Кайе сорвался с места и побежал - скорее полетел - к стойлам. Огонек ухитрялся почти не отставать. Уже на месте он понял, что Кайе прихватил с собой паутинный шарф для Огонька - и почувствовал благодарность. Он помнит… С косой и шарфом Огонек теперь управлялся сам. И на Пену залез почти сразу. Поехали легкой рысью.
Город утопал в зелени, в узких канальчиках журчала-переливалась вода. И снова глазам предстала золотисто-алая башня, похожая на соединенные воздетые руки. Огонек не раз уже видел Асталу, и все же не мог сдержать восхищения.
- Это не город, а сказка! И башня… куда больше той, где я жил.
- Старая - Хранительница Асталы. С нее наблюдают за звездами. С вершины все видно. Хочешь?
- Еще бы! - воскликнул мальчик.
- Что ж, не пустить тебя не посмеют, если я приведу. Но позже. Поехали! Срежем.
Они поскакали по улочкам, миновали несколько небольших площадей и въехали в квартал с куда более бедными домами. Сооруженные из обмазанных глиной жердей, с тростниковыми крышами. В начале квартала стоял столб с бронзовым знаком.
- Чтобы не путаться, - бросил через плечо Кайе, уносясь вперед. Огонек чуть не свалился, пытаясь разглядеть знак.
Послышался стук копыт - кто-то догонял их.
- Хлау! - проговорил айо, словно выругался. Высокий человек на пегой грис поравнялся с мальчишками.
- Тебе велено было ждать. Почему ты отправился на Атуили один? И что это такое? - вместо приветствия рявкнул Хлау, указывая на Огонька.
- Ты мне не нужен там! - отозвался Кайе, не сбавляя ходу.
- Тебе - верю. Но я не намерен позволять тебе творить все, что заблагорассудится. Нам все-таки нужно золото.
- Мне - нет, - крикнул юноша, вырываясь вперед. - Ненавижу блестящие побрякушки.
- Тейит дает за них то, что необходимо Астале!
- Что не говорит об уме этих крыс!
Огонек несся за двумя всадниками, вцепившись в Пену. Хлау вспомнил о нем:
- Ты кто такой?
- А это неважно! - выкрикнул Кайе, расслышав вопрос. - Он все равно будет со мной на Атуили!
- Я не помню тебя! - Хлау обращался к Огоньку.
- Оставь его в покое!
Огонек слышал короткие реплики и мечтал об одном - остановить Пену и переждать под кустом, пока всадники не вернутся. Все его внутренности от скачки грозили очутиться снаружи, хотя бег у Пены был довольно ровный.
До Атуили был путь неблизкий - видно, поэтому и не решился оставить его одного, подумал найденыш, когда остановились для короткого отдыха. Вскинул глаза - серая туча ползла по небу, лохматая, низкая.
- Дождь будет? - спросил у Кайе, опасливо поглядывая на хмурого Хлау.
- Нет. Пыль, ветер…
Времени было - больше полудня уже. А вокруг - пасмурно, свет сероватым становился.
- Ты отдохнул? - спросил Кайе. - Надо успеть до ветра.
Отдохнул… дорога всю душу из Огонька вытрясла, хоть и ровно бежала Пена. Но признаваться не стал - не из страха, просто видеть не хотел, как станет хмурым лицо старшего… и он сбавит скорость ради своего подопечного. Слабость показывать не хотел…
Рабочих было много - не меньше сотни, но большинство из них занимались делом; а некоторые явно поспешили к своим местам, завидев всадников. В стороне стояли рядами хижины - целый маленький город, подумалось Огоньку.
- Иди туда и жди, - распорядился Кайе. Заметив, что мальчишка замешкался, нетерпеливо качнул головой и хлопнул Пену ладонью по крупу. Та прянула с места - испуганный подросток едва не свалился.
Селение казалось пустым - мужчины были заняты работой с металлом, женщины - добычей хвороста или огородами.
Осознав, что на него не будут глазеть со всех сторон, Огонек успокоился несколько - благо, и Пена сбавила ход и вышагивала по кривым улочкам неторопливо.
- Нас всего шесть семей, али. Позволь нам уйти - без нас не остановится работа.
- Шесть семей - это около тридцати человек, - тихонько произнес Хлау. - Неплохо.
Кайе отмахнулся, как от навязчивой мухи - отстань!
Атуили не принадлежало ни одному Роду - Астале в целом, и Совет пока не ставили в известность о такой мелочи, как спятившие рабочие. Слишком мало их, было бы из-за чего. Первым узнал Ахатта, вот и отправил младшего внука. Значит, доверяет его решению, а Хлау - досадная помеха. Довольно молчаливая, впрочем.
- Чем вам тут не живется?
Говорящий пожал плечами. Самовольно семьи уйти не могли, да еще и с детьми. Сразу отправились бы в погоню, а далеко ли уйдут - с малолетками, пусть и не с несмышленышами грудными? Вот и просятся сами.
- Думаешь, в лесу лучше?
- Мы хотим попытаться перейти на ту сторону гор… жить на побережье, али.
- Понятно. Там море, морские птицы, ракушки вкусные - так? А золото нужно Астале - это неважно. - Вспомнил про дикарей, которых встретили давно, на пути к перевалу, добавил: - Да вы перемрете по дороге, не добравшись до гор!
Люди безмолвствовали, поглядывая на того, кто выступил первым.
Кайе попытался понять, как поступил бы брат, потом плюнул мысленно на это дело. Так и не научился думать, как Къятта.
- Хочешь уйти? Оставить работу?
Протянул руку, взял лежащий на деревянном брусе коловорот. Шагнул к человеку поближе, коротко замахнулся и ударил сверху вниз. Человек закричал, зажимая руками бедро - до колена рассечено, глубокая рваная рана.
- Вперед, не держу! Лес рядом! Ихи и прочие будут рады обеду!
Человек скорчился на земле, не поднимая головы. Юноша обвел глазами остальных.
- Хотите уйти - уходите. Но так же, как он. Нет - работайте.
Девушка у дома возилась с корзинами. Кайе засмотрелся на нее - очень смуглая, подвижная, гибкая, тяжелые вьющиеся волосы стянуты тесьмой из травы. Совсем юная. Подошел ближе - девушка подняла лицо, замерла настороженно. Юноше показалось, что он уже видел эти распахнутые глаза.
Положил руку ей на плечо, притянул к себе. Зрачки его стали шире, взгляд - темным и пристальным.
- Не надо, Дитя Огня, пожалуйста, - прошептала девушка, все еще сжимая небольшую корзину. Он не дал ей договорить: одна рука скользнула вниз, другая запрокинула голову. Прижался губами к губам, - поцелуй был почти жестоким. Руки сжали ее тело сильно, но она не могла закричать. Потом ослабил хватку слегка:
- Дом пуст?
Она кивнула, смотря остановившимися глазами.
- С тобой ничего не случится, - сколь мог мягко сказал он, увлекая ее внутрь дома.
Потом, когда полумертвая девушка лежала неподвижно, он осторожно убрал волосы с ее щеки.
- Не ты играла в мяч на одной из площадей Асталы вместе с детьми, когда я пришел к ним? Давно…
- Не знаю, - ее едва хватило на бездумный ответ.
Кайе сжал ее кисть - слегка, и вышел.
Страшновато было поднимать глаза кверху - лохматая туча, уже черная, а не серая, закрыла полнеба. Ветер налетал хлесткими сухими порывами - вспоминалась башня: такие оплеухи ветра могли сбросить с уступа. Сидел смирно, обхватив колени руками и уткнувшись в них подбородком. Задремал незаметно - измотала дорога. Проснувшись, сообразил, что белое пушистое облако, скрывающееся за поворотом - Пена, отвязавшаяся и намеренная погулять на свободе. Огонек вскочил, охнул, растирая затекшие ноги, и, чувствуя себя деревянным, побежал за кобылицей грис. Через пару улочек его погоня увенчалась успехом - Пена и не старалась удрать, она просто играла. А вот мальчишка понял, что заблудился. Кобылица показалась ему единственным другом… очень своенравным другом. Огонек с трудом уговорил ее не вертеться, взобрался в седло через силу, помня, как с грис управляются всадники опытные.
- Ну… Пена… вперед… - проговорил неуверенно, и очень осторожно тронул носком лохматый бок.
Та помотала мордой, чувствуя никчемность седока.
- Кайе бы тебе показал! - мстительно сказал Огонек, и оглянулся.