Из Дворца Гроз, из храмов, из Воинской академии тянулись черные поблескивающие процессии, сливающиеся и объединяющиеся в одну на белой дороге, по сторонам которой высились гигантские обсидиановые драконы, увенчанные зубчатыми гребнями - аллее Рарнаммона.
"Верховный король мертв, солнце угасло, луна закатилась, земля пошатнулась".
Сотня жриц шла впереди со скорбной песнью; она казалась воплем из ада, такая в ней была пустота, отчаяние, боль. Зловеще багровели их одеяния цвета драконьей крови, из их глаз ручьями текли слезы от сока цитрусов, который они туда залили, их тела были изрыты и испещрены ранами, которые они сами себе нанесли. Следом за ними шагали жрецы в пурпурных одеждах, сопровождаемые тревожным гулом гонгов, с лицами, неестественно застывшими в масках скорби.
Драконья Гвардия Редона сопровождала набальзамированного мертвеца. В гуще их черных грозно бряцающих рядов обрамленную знаменами цвета ржавчины и развевающимися кисточками, везли золоченую клетку, внутри которой сидел человек. На нем были полные боевые доспехи. На его голове пламенел огромный острый гребень, глаза смотрели прямо перед собой. Он был как живой, однако все в нем источало смерть, издавало неощутимый запах тлена, а черные глаза сверкали и блестели, отражая солнце, поскольку теперь были сделаны не из живой ткани, но из оникса и хрусталя. За ним, точно рабы, шагали принцы, несколько королей, а за ними их наложницы и жены. И королева Редона, облаченная в свой черный бархат и увешанная фантастическими драгоценностями, с волочащимися по земле и поднимающими тучу пыли юбками. Ее глаза были столь же пустыми, как бездушные камни в глазницах ее мертвого и ненавистного супруга. Ее воля погубила его, но она была вынуждена тащиться через весь город, словно рабыня, на пазах у всех горожан оплакивая его. Она вспоминала приветствия закорианских принцев - "Да будет благословен наследник в вашем чреве" - и по ее языку разлилась желчь ярости, горькая, точно дорожная пыль.
В хвосте процессии маршировали бесчисленные ряды солдат. На улицах грохотали барабаны, а с одышливого неба глухим эхом вторил им гром.
Толпы трепетали, внимая этому приглушенному гласу разгневанных богов. Женщины с рыданиями валились на колени, провожая проезжающую мимо них погребальную клетку Редона. Вскоре послышались призывы убить ведьму, проклятую девку из Степей, убийцу Повелителя Гроз, Ашне’е.
Усыпальница королей возвышалась на крутом берегу Окриса, а входом в него была мраморная драконья пасть.
Шумная процессия, теперь расцвеченная огоньками факелов, исчезала между этими разверстыми челюстями. Небо за рекой почернело, то и дело раскалываемое надвое копьями мертвенно-белого огня, потом прорвалось огромными каплями дождя. Вода в реке точно закипела. То и дело слышались громовые раскаты.
Жрицы подняли к небу исхлестанные слезами и дождем лица, дрожа от ужаса и экзальтации.
В скорлупе гробницы дрожащий свет факелов высекал синие и алые искры из рубинов и сапфиров величественного мавзолея, из глаз резных чудищ и хиддраксов, струясь серебристыми ручейками по доспехам его металлических стражей.
Цепочка жрецов растянулась, обозначая путь к самому последнему склепу. В сладковатой дымке курений тело Редона извлекли из клетки и внесли в его разверстое чрево. Эхо молитв взметнулось между саркофагами и тут же заглохло.
Вал-Мала последовала за королями и принцами в безмолвие склепа. В былые времена ее замуровали бы в стену рядом с ее господином и повелителем, его собственность даже в вечности или тлении, и при мысли об этом со дна ее души поднялся холодный и липкий страх.
Он лежал перед ней на своем последнем ложе, на спине. Ее страх мгновенно сменился торжествующим презрением, стоило ей лишь вспомнить, что ему уже больше никогда в жизни не лежать перед ней вот так. Она склонилась, коснувшись его руки и прижавшись к ней губами в насмешливом ритуальном поцелуе скорби. И застыла, задохнувшись.
Там была змея.
Она стояла прямо на груди ее мужа, ужасающе тонкая, золотисто-желтая, оплетенная кольцами замысловатого черного узора.
Она была не в силах отдернуть ладонь. Она была не в силах закричать.
Она протянула змее руку, ожидая, когда острые иглы зубов вонзятся в нежную кожу и по ее венам растечется яд. Маленькая черная головка отдернулась, и она поняла, что настал последний миг ее жизни.
Молния. Казалось, молния ударила прямо через крышу мавзолея в склеп. Но это был всего лишь отблеск огня на мече, мече не чьем-нибудь, а принца Орна, оказавшегося на долю секунды проворнее змеи и отрубившего ей голову.
Вал-Мала вытащила руку, точно из вязкой неподатливой глины, и потеряла сознание.
Могильная тишина взорвалась криками и руганью, быстро воспламенившими стоящую снаружи толпу.
Орн стер с меча кровавую слизь и невозмутимо вложил его обратно в ножны.
- Найти главного каменщика, отвечавшего за строительство этого склепа. Он у меня ответит на кое-какие вопросы. - Стражник бросился выполнять его приказание, а Орн махнул фрейлинам Вал-Малы, потом равнодушно перешагнул через ее обмякшее тело и вышел прочь.
То, что ей не пришлось идти пешком по душным от назревающей грозы улицам обратно, не стало для Вал-Малы утешением. Она лежала, точно посетившее ее мимолетное видение ее собственной смерти, а после обморока пришли боль, дурнота и страх. Вокруг нее засуетились врачи, и различным снадобьям и молитвам не было числа. Но выкидыша, которого все так страшились, не произошло: она цеплялась за свое дитя с яростным и перепуганным упорством, и после того, как переполох немного улегся, не одному лекарю пришлось вопить под ударами хлыстов ее личной гвардии.
Она лежала в своей затемненной спальне под роскошным одеялом, расшитым рыжими солнцами и кремово-серебристыми лунами, и ее глаза пылали такой ненавистью, что, казалось, вот-вот выжгут весь мозг. Никогда прежде она не испытывала такого ужаса, и в будущем ей доведется испытывать его всего лишь раз или два.
- Приведите мне Ломандру, - велела она.
Ломандра Заравийка, ее плавная фрейлина, появилась в темной комнате подобно грациозному стройному призраку.
- Я здесь, госпожа, - сказала она. - Не могу передать, как я рада, что опасность миновала.
- Миновала, как же. Я чуть было не потеряла ребенка, будущего короля, дитя Редона. Мою единственную надежду на почести - она хочет лишить меня ее - она послала змею погубить моего сына.
- Кто, госпожа?
- Та тварь, которую Орн притащил сюда, чтобы позлить меня. В Степях поклоняются змее, анкире. Та ведьма, та дьяволица - я молилась, чтобы она не сдохла. Клянусь, ей не жить.
- Мадам….
- Молчи. Это все, что тебе придется сделать. Ты отправишься во Дворец Мира.
- Мадам, я…
- Нет. Ты будешь делать то, что я говорю. Помни, я полностью доверяю тебе. Ты станешь прислуживать этой мерзавке, а там посмотрим. Возьми-ка это.
Ломандра взглянула на протянутую руку королевы и увидела, что Вал-Мала предлагала ей - кольцо с множеством драгоценных камней, очень красивое и дорогое.
Казалось, она заколебалась, потом осторожно стащила его с пальца госпожи и надела на свой собственный.
- Оно тебе идет, - шепнула Вал-Мала, тем самым обручая Ломандру со своими планами.
За окнами неистовствовали раскаты грома, черные звери грозы, не утихавшей вот уже три дня.
После долгого дождя утренняя жара, обрушившаяся на сады Дворца Мира, была не столь яростной.
Глаза стражников метнулись в сторону. По аллее, обрамленной искусно подстриженными деревьями, шла женщина в золотых украшениях и черном дворцовом одеянии. Они знали ее в лицо: то была главная фрейлина королевы, Ломандра Заравийка. Она прошла мимо них, поднялась по ступеням из светлого мрамора, вступила на галерею.
Нырнув в прохладу коридоров, она пошла по мозаичному полу. В комнате сидела девушка с безжизненно висящими волосами точного оттенка самого редкостного янтаря. Ее живот уже заметно увеличился, но остальное тело, казалось, ничуть не раздалось; наоборот, оно выглядело каким-то усохшим, точно вся ее плоть, все ее существо сконцентрировалось в том месте, где росла новая жизнь, а остальное служило лишь оболочкой, простым обиталищем.
Ломандра остановилась. Она стояла совершенно неподвижно, и вся гордость и презрение Вал-Малы сквозили в каждой ее черточке, ибо сейчас она была точной копией своей госпожи.
- Меня послала к тебе моя хозяйка, королева эм Дорфара и всего Виса, вдова лорда Редона, - сообщила она холодно, нанизывая титулы один за другим, точно драгоценные жемчужины.
- Зачем?
Ее прямота ошарашила Ломандру, но всего лишь на миг.
- Чтобы служить тебе. Королева чтит дитя ее мужа.
Ашне’е повернулась и посмотрела на нее. "Что за жалкое существо!", подумалось Ломандре с безжалостным отвращением. Ну, разве что кроме глаз. Они тоже были янтарными и совершенно необыкновенными. Ломандра обнаружила, что смотрит в их янтарную глубину, и быстро отвела взгляд, чувствуя себя до странности не в своей тарелке.
- Сколько тебе осталось до родов?
- Не очень долго.
- Мне нужен точный ответ. Насколько мы понимаем, женщины из Долины носят своих детей меньше, чем Висы.
Ашне’е не ответила.
Высокомерие Ломандры кристаллизовалось, превратившись в гнев. Она подошла к девушке вплотную, нависнув над ней.
- Я спрашиваю тебя еще раз. Сколько осталось времени до рождения твоего ребенка?
Да, эти таза были совершенно…. Ломандра долго искала в памяти подходящее слово, но так и не нашла его. Возможно, всего лишь их необычный цвет, не свойственный ее собственной расе, заставлял их казаться столь… сверхъестественными. Тонкие сосудики, точно тропки, вели через белки в золотистые ободки радужных оболочек, оканчиваясь в омутах зрачков. Эти зрачки начали расширяться, отвечая на ее взгляд. Казалось, они затягивают ее в бездонную кружащуюся тьму. Уже падая в эту бездну, Ломандра ощутила, что ее охватывает странное, совершенно не знакомое ей ощущение - всеобъемлющий ужас, парализующий страх и нестерпимое страдание.
Задыхаясь, она отпрянула и была вынуждена ухватиться за кресло, чтобы не упасть.
Когда она вновь опустила взгляд, девушка сидела, низко опустив голову, а волосы падали ей на лицо.
Ломандра в смятении оглянулась вокруг. Я больна, подумалось ей.
- Мой ребенок появится на свет через пять месяцев.
Ломандра вспомнила, что задавала девушке какой-то вопрос; должно быть, это был ответ. Она спрашивала ее о родах. Внезапно она пришла в себя; ее охватило каменное спокойствие, а недавний короткий приступ истерической растерянности показался почти забавным. Пожалуй, стоит уделять себе больше внимания. Наверное, это все жара, или, возможно… Ломандра улыбнулась, вспомнив, что сегодняшнюю ночь проведет с Крином, Четвертым Дракон-Лордом, командиром Речного гарнизона, чьи ласки никогда не оставляли ее равнодушной.
Ашне’е сразу стала незначительной, отодвинулась куда-то на задний план.
Ломандра не вспоминала о ней ни за высоким столом в гарнизоне, ни позже, когда красноватая тьма ночи просочилась сквозь приоткрытые окна и весь мир для нее сузился до горячего мужского тела рядом с ней да алой звезды на небосклоне. Но когда она заснула, ей привиделось, будто она лежит с огромным животом, ожидая неминуемо надвигающихся родов и чувствуя пугающие движения нерожденного младенца в своем лоне. Вдруг что-то изменилось, вокруг нее уже бушевала разъяренная толпа, а она сама, обнаженная, была распростерта на площади, под неумолимым небом, и ее вдруг пронзила невыносимая боль от клинка, входившего все глубже и глубже в ее лоно - самое древнее и страшное наказание Висов. Она закричала, она услышала немой крик эмбриона. Она увидела свой труп и поняла, что это не она. Это была мертвая Ашне’е.
Ее тряс Крин. Она уткнулась лицом ему в грудь и разрыдалась. Ломандра не плакала с тех самых пор, как, очень давно, покинула свою страну и отправилась в скалистый Дорфар. Сейчас из ее глаз лились неукротимые потоки, а потом она еще долго дрожала, испуганная, что сходит с ума.
Сначала она хотела признаться в своем страхе королеве, попросив, чтобы вместо нее приглядывать за ведьмой послали какую-нибудь другую придворную даму, но когда она предстала перед Вал-Малой, принеся той ответ на ее вопрос, то мгновенно потеряла всякую надежду на это. После чудесного спасения от змеи красота Вал-Малы постепенно померкла под игом того, кто рос в ее лоне; она сама не знала, чего хотела, стала капризной и вспыльчивой.
Поэтому Ломандра вернулась во Дворец Мира и нашла там лишь исхудавшую и истаявшую, точно свеча, девушку, прикованную к паразиту развивающейся в ней новой жизни.
Прошел месяц. Ломандра одевала девушку в дорогие шелка и бархат, висевшие на ней как на вешалке, причесывала ее тусклые безжизненные волосы и внимательно наблюдала за ней, никогда не глядя ей в глаза, которые теперь в ответ никогда не обращались на нее.
И Ломандра недоумевала. Она успела узнать это хрупкое тело до мельчайших подробностей, но при этом не знала ровно ничего. Душа, обитавшая в этом теле, оставалась для нее тайной за семью печатями.
Врач, который в своих черных одеждах, висевших на нем мешком, походил на скелет в лохмотьях, приходил и уходил. В конце месяца Ломандра снова подкараулила его в сумрачной колоннаде.
- Как идут дела, господин врач?
- Неплохо, хотя, на мой взгляд, она не создана для деторождения. У нее очень узкие бедра, а таз как у птички.
Ломандра спросила, как велела ей Вал-Мала:
- Ждать осталось уже недолго?
- Еще несколько месяцев, госпожа.
- Я думала, меньше, - солгала Ломандра, повторяя слова королевы. - Временами у нее из груди капает молозиво. Она жаловалась на сильные боли внизу спины. Разве это не предвестники?
У врача сделался удивленный вид.
- Я ничего такого не заметил. Она ничего не говорила.
- Ну, я же все-таки женщина. Она невежественная крестьянка и, возможно, стесняется разговаривать о таких вещах с мужчиной.
- Тогда может быть, что и скорее.
Когда он, точно потрепанная тень, развернулся и исчез за колоннами, вид у него был встревоженный.
Ломандра, уже положившая руку на занавесь, остановилась. Она уже давно догадывалась о намерениях королевы; но лишь сейчас, впервые за все это время, она почувствовала отвращение при мысли о том, в чем стала соучастницей.
В комнате девушка сидела перед овальным зеркалом, медленно проводя гребнем по своим неживым волосам. К горлу Заравийки подступила неожиданная жалость. Она подошла к девушке, ласково взяла у нее из руки расческу и продолжила ее движение.
- Ломандра.
Женщина вздрогнула. Этот голос ни разу еще не произносил ее имени. Он оказал на нее странное воздействие: на миг бледное исхудалое лицо в зеркале стало лицом королевы, которой она служила. Ее глаза встретились с глазами Ашне’е, отраженными от стекла.
- Ломандра, я не испытываю к тебе ненависти. Не бойся.
Эти слова так подходили образу царственного величия, вдруг возникшему в зеркале, что унизанные кольцами пальцы Ломандры вдруг затряслись, и она уронила гребень.
- Зарависс лежит рядом с Равнинами-без-Теней, Ломандра. Хотя ты из Висов, кровь наших народов давно перемешалась. Ты станешь моей подругой.
Внезапно сердце Заравийки сжала невыносимая боль. Лишь страх перед Вал-Малой удержал ее от того, чтобы не закричать во весь голос о том, что должно было произойти, о своем знании.
Казалось, девушка услышала ее мысли, но никакого удивления не выказала.
- Повинуйся королеве, Ломандра. У тебя нет другого выбора. Когда ее задание будет выполнено, ты выполнишь мое.
Луна, точно переспелый красный плод, висела на деревьях дворцового сада, когда Амнор, никем не остановленный, прошел мимо часовых, бросив им уклончивое:
- Я по поручению королевы.
Поднявшись по темной лестнице башни, он отдернул занавесь, прикрывавшую вход в покои Ашне’е. Лишь луна заливала комнату бледным светом.
- Я всегда вижу тебя такой, как сейчас. Лежащей на постели, Ашне’е.
Ее глаза были закрыты, но она произнесла:
- Что тебе от меня нужно?
- Ты отлично знаешь, чего я хочу.
Он уселся рядом с ней и положил ладонь ей на грудь. Даже в темноте он ясно видел, что ее красота безвозвратно ушла, но он искал не красоты.
- Я хочу, чтобы ты показала мне те штучки, которым научила Редона. Те убийственные штучки. Вот увидишь, я схватываю на лету.
- Во мне ребенок, - произнесла она раздельно. - Наследник Повелителя Гроз.
- Да. Там ребенок. Хотя я сомневаюсь, чтобы он был от Редона. Его семя было не слишком живучим.
Ее глаза распахнулись и застыли на нем.
- Думаешь, - спросил он, - что ты до сих пор осталась бы в живых, если бы я не снабдил тебя оправданием?
- Какая тебе разница, жива я или нет?
- О, ты зришь в корень, Ашне’е. Мне нужны твои знания. Не только наука о наслаждениях, которые ты даришь между своими белыми бедрами, но и те силы, с которыми твой народ играет на своих навозных кучах. Говорящий Разум - видишь, я даже овладел вашей терминологией. Научи меня, как читать мысли других людей. И Ее Храм - где он находится? Поблизости?
- Храмов много.
- Нет, я не о них. О святилище Анакир. Я знаю, что его руины лежат где-то в холмах Дорфара.
- Откуда ты знаешь?
- Время от времени я встречаюсь и с другими жителями Степей. У некоторых из них более длинные языки, чем у остальных. Но никто из них не был служителем Повелительницы Змей.
- Зачем тебе ее святилище?
- Чтобы завладеть сокровищами, хранящимися там. Сокровищами как денежными, так и духовными. Это, вне всякого сомнения, расстроит тебя, но уверяю, у тебя нет другого выбора. Я знаю миллион изысканных способов расстроить тебя еще сильнее, если ты откажешься помогать мне во всем, чего я хочу. Подстроить твою смерть будет легче легкого.
Он не ждал никакого ответа. Она ему его и не дала.
- А теперь я желаю получить то, зачем пришел.
Она не сделала ни единой попытки отказаться или протестовать, а просто потянулась к нему и обвила его руками, ногами и волосами, так что ему на ум тоже пришло воспоминание о клубке змей в пронизанной лунным светом тьме.
Королева вызвала Ломандру во дворец; самые доверенные из людей Амнора сменили на посту россыпь постоянной стражи, охраняющей Дворец Мира. Амнор посадил девушку с Равнин в свою колесницу и окружной дорогой отправился вместе с ней к отрогам гор.
Серебристая заря сменилась безжалостной эмалью голубого неба, и городские башни остались далеко позади. Раскинув широкие крылья, в небесах парили птицы, отбрасывавшие зловещие тени.
- Остановись вон там, - сказала она ему.
В указанном ей месте в горе была расщелина; под ней виднелся драконий глаз, озеро Иброн, поблескивавшее белой водой.
- Тебе придется выйти из колесницы.
Он повиновался, задержавшись лишь для того, чтобы привязать беспокоящихся животных, и зашагал вслед за ней по костлявому хребту холма.
А потом она вдруг исчезла.