– Значит, этот Фиеро тоже зарится на наследство Амелии… И много у него людей? Он ведь собирается вступить в противоборство с Денантом и императором?
– Он – сеньор не из самых могущественных, но…
Священник принялся задумчиво вертеть пустую кружку. Ренган понял правильно и налил до краев. Фомас не спеша пил пиво, поглядывая поверх кружки на горца. Ар-Аррах старательно изображал задумчивость. Наконец коротышка соизволил заговорить.
– Фиеро считает себя самым умным.
– И?
– И он ошибается. Однако кое-что он смекнул верно.
– Послушай, Фомас, – Ренган сдался. – Я согласен, самый умный не Фиеро, а ты. Рассказывай, не тяни.
– Ладно, Ренган, ладно. Ты славный парень… и к тому же… – священник протянул пустую кружку и горец тут же наполнил ее, – к тому же…
Священник пил, горец терпеливо ждал. Наконец Фомас отставил сосуд и закончил:
– …И к тому же то, что я тебе расскажу, ты все равно так или иначе узнаешь. Весь Бредиген судачит о последней кампании. Слушай. Когда явился маршал с приказом взять Рнентонну под свою руку, Денант выступил против него и выиграл первую схватку.
– Да, это я знаю. Рассказывали корабельщики в пути. Денант не очень хорош как военачальник, но за два года войны успел многому выучиться.
– Это тебе виднее, – кивнул священник. – Король заманил имперский авангард в ловушку и перебил почти всех. А потом у него не заладилось. То ли маршал Керестен оказался настолько хорош, то ли что еще… словом, теперь имперцы постепенно теснят людей короля и выигрывают одну схватку за другой. Денант, должно быть, уже много раз успел пожалеть, что довел дело до войны. Но он не сдастся. Проиграет, но не сдастся.
– Его дела настолько плохи?
– Похоже, да. Он отступал к горам, надеялся, должно быть, уйти к себе, в Эритонию… но отряд имперцев перекрыл перевалы и отбросили его авангард. Пока он подтягивал резервы, к предгорьям подоспел сам Керестен. Скоро будет решительная битва и Денанта, скорей всего, побьют.
– А Фиеро?
Священник пожал плечами:
– Через несколько дней состоится турнир. После турнира Фиеро выступит в поход.
– И что? Я так и не понял, какую рыбу герцог надеется поймать в мутной воде. Помочь слабейшему из двух? – Ренган снова наполнил кружку священника, викарий впитывал пиво, словно губка.
– Нет, добить победителя! – коротышка с довольным видом принялся за новую порцию. – Понимаешь, Ренган… После битвы кто бы ни победил – имперцы или король – а герцог Фиеро окажется сильней. Эти двое славно поколотят друг дружку, а герцог прибудет со свежим войском. Так-то.
– Да, – солдат кивнул, – в этом, пожалуй, есть смысл. Но если победит король, то уйдет через перевалы в Эритонию, а весной возвратится с новым войском… А если победит маршал… опять-таки весной император пришлет ему на смену нового полководца. Вряд ли этот новый имперец окажется искусней маршала Керестена, но наверняка будет злей. Стало быть, у Фиеро есть что-то на уме, этим походом он только выиграет время до весны. Выкладывай, что тебе известно. Герцог – не воин, не родич Амелии, не… В общем, что отличает его от прочих претендентов?
– Он холост! – объявил викарий со значением. И повторил. – Он холост.
– Но Амелия… в монастыре…
– Еще не приняла постриг. То есть она вдова и может выйти замуж повторно. Но учти, это только мои домыслы, не распространяйся особо.
– Не буду. Ладно, это меня не касается. Фомас, я хотел посоветоваться с тобой об очень важном деле.
3. Торг
Слегка захмелевший викарий отер пену с губ и постарался принять серьезный вид, что выглядело довольно комично. Священник проникся серьезностью момента – это хорошо, решил Ренган. Теперь бы половчее задать вопрос…
– Скажи, Фомас, а помнишь того блаженного, который обратил в истинную веру моих предков на севере… Ну, этого… как его…
Ренган закатил глаза и наморщил лоб, притворяясь, что вспоминает имя святого подвижника. На самом деле ни о каком блаженном он не слыхал, а может и слыхал, но что-то совершенно невразумительное. Тем не менее, горец твердо знал, что все окраинные земли когда-то были языческими, и в каждом краю побывал некий подвижник, оставивший по себе предание о подвигах, чудесах и мученической кончине. Наверняка и в родных горах Ар-Арраха побывал такой – вот пусть многомудрый Фомас и вспомнит имя. Вообще, в глубине души Ренган простодушно считал, что после каждой прочитанной книги в башку вселяется по маленькому человечку, который со временем начинает нашептывать книгочею всякие мудреные штуки, о которых написано в книгах. Чем больше книг прочел – тем больше чужих мыслей у тебя в голове, а иначе зачем читать! И когда задашь вопрос грамотею вроде Фомаса – грамотей задумывается… вот как викарий сейчас… и тогда не нужно грамотею мешать, это маленькие человечки из книг совещаются у Фомаса в голове. Если дать им посовещаться как следует, непременно тот, который знает верный ответ, переспорит соседей. Тогда Фомас ответит Ренгану.
– Блаженный Гэрфин! – объявил викарий.
– А, точно, Гэрфин, – обрадовался горец, – скажи, Фомас, а сколько твой епископ даст за палец блаженного Гэрфина? Нетленные мощи!
– Ты привез палец Гэрфина? А кто подтвердит, что это его палец?
– Только плоть праведников не подвержена тлению, – глубокомысленно изрек горец.
Фомас уткнулся в кружку и задумался, маленькие человечки в его плешивой башке сейчас наверняка препирались до драки. Наконец викарий подвел итог:
– Если маленько поделишься со мной, то… двадцать крон.
Внешне Ренган остался спокоен, но сумма оказалась вдвое большей, чем горец предполагал. А поскольку Ар-Аррах не сомневался, что "нижний" наверняка хочет надуть простодушного северянина, то палец наверняка стоит все сорок крон. А если не палец, а все пять… да прибавить стоимость ладони… сейчас Ренгану ужасно не хватало парочки крошечных человечков, умеющих считать. Фомас позабыл о дармовом пиве, викарий вертелся на стуле, пытаясь угадать мысли горца. И не выдержал, заговорил торопливо, брызгая слюной:
– Ренган! Послушай, Ренган! Епископ все равно спросит совета у меня, это я буду определять подлинность пальца… поэтому я и…
– Пожалуй, – медленно и раздумчиво, словно самому себе, заявил солдат, – я снесу мою нетленную длань… в монастырь блаженного Регимонта. Тамошний настоятель – выжига и плут, он, конечно, объявит, что это длань принадлежала Регимонту…
– Длань? Длань?!! Ренган, послушай меня, не ходи к аббату! Поверь, я…
– …Зато аббат отсыплет мне… – Ренган говорил по-прежнему не спеша. – Триста крон! Никак не меньше, чем триста крон! Или этот герцог Фиеро? Ему ведь нужен волшебный… то есть я хотел сказать – священный талисман, чтобы принес удачу в походе!
– Ренган, не ходи к аббату! И зачем тебе герцог, он непременно обманет! Ну давай я переговорю с епископом, а? Ну, друг ты мне или нет?
– Коли речь идет о дружбе, – Ренган широко улыбнулся, – то ладно. Если твой епископ отвалит три сотни… пятерка твоя.
– Не мало ли? И еще неизвестно, что у тебя за длань, – викарию явно показалось мало пяти монет. – Может, ерунда какая-то.
– На вот, погляди, – Ренган извлек и протянул собеседнику сверток, – только осторожно. Не привлекай внимания.
Пока священник разворачивал пелены и оглядывал со всех сторон ренганов трофей, горец налил пива в обе кружки и взял свою. Фомас изучал обрубок минут пять, затем наконец объявил:
– Никогда не встречал ничего подобного. Видны кости, жилы, это несомненно нетленные останки!.. Да, здорово, прямо как камень! Где ты их взял? Только не ври, что руке двести лет.
– Почему двести? – Ренган испугался, что человечки в голове книгочея сейчас каким-то образом уличат его в обмане.
– А потому, – теперь Фомас светился торжеством, – что блаженный Гэрфин принял мученическую смерть от рук твоих земляков двести с небольшим лет назад, а этой ладони – и года нет. Видишь, как кости срублены, вот! Края острые, не затупились, как должно было произойти за двести лет.
– Ха, эти честные мощи пролежали в забытом храме без движения. Ладно, десять крон – твои. По рукам?
– По рукам, – вздохнул викарий, неохотно возвращая реликвию и поднимая кружку.
На следующий день Ренган выспался как следует и в трапезную спустился ближе к полудню. У Фомаса, по расчетам горца, было достаточно времени, чтобы взбудоражить епископа сообщением о вновь обретенной реликвии и убедить прелата в необходимости купить длань блаженного Гэрфина. Горец позавтракал и удобно расположился на любимом месте в углу. Оглядел пустой зал, откинулся на спинку стула и задремал. Мерт сегодня был неразговорчив и молча скучал за стойкой, посетителей собралось даже меньше, чем вчера. Около часа пополудни скрипнула дверь и в пустой зал, осторожно ступая, вошел невзрачный священник. Озираясь, прошагал к стойке и тихо заговорил, обращаясь к Мерту:
– Благословение на этот дом… Здесь ли остановился некто Ренган, северянин?
– Я здесь! – солдат встал и подошел к стойке. – Это я, Ренган Ар-Аррах. Для чего я понадобился вам, святой отец?
По заинтересованному лицу Мерта было видно, что кабатчику тоже любопытно, но священник ответил только:
– Мне велено пригласить вас, сын мой, в канцелярию его священства епископа по делу, суть которого вам известна. Благоволите следовать за мной.
Ренган кивнул, одернул куртку и направился следом за посланцем к выходу. Мерт, раздосадованный тем, что ничего не смог разузнать, тяжело вздохнул и налил себе полкружечки пива. Оставалось надеяться, что Ренган расскажет что-нибудь по возвращении.
На улицах Бредигена было людно, грязно и шумно, как всегда. Ренган шагал на полшага позади провожатого и внимательно озирался по сторонам. На оживленной улице рослый горец чувствовал себя немного неловко и время от времени придерживал рукоять меча, чтобы не сбить кого-нибудь с ног ножнами. Разумеется, двуручник он оставил в "Короне Эвелара", вооружившись более подходящим к случаю мечом, но суетливые бредигенцы так и норовили подвернуться под руку. Это свойство горожан всегда раздражало Ренгана. Спутник солдата за всю дорогу не проронил ни слова, ловко лавируя в толпе.
В резиденции епископа Ренгана проводили в комнату с узкими скамьями вдоль стен, предваряющую канцелярию. На скамьях сидели просители, должники, какие-то торговцы, имевшие с епископом дела. Ренган не захотел опускаться на низенькую неудобную скамью и остался на ногах. Минуты тянулись, иногда распахивалась дверь, и кого-то из ожидающей публики приглашали пройти в канцелярию. Время от времени посетители, чье дело было решено, проходили наружу – иногда они выглядели довольными, но чаще сердиты или огорчены. Один – должно быть, несостоятельный должник – удалился рыдая. Ар-Аррах, глядя на него, брезгливо поморщился. Таких людей горец не понимал.
Ждать пришлось не меньше получаса, но Ренгану были известны здешние порядки, и он не беспокоился. К тому же Фомас позаботится, чтоб об Ар-Аррахе не забыли.
Наконец позвали и Ренгана. Оказывается, за дверью было не помещение, как предполагал горец, а коридор. Вслед за молчаливым клириком солдат прошел мимо нескольких дверей. Перед очередной провожатый остановился и, приоткрыв створки, впустил Ренгана. Наемник вошел и поклонился. За столом напротив двери восседал сам епископ Мериген, толстый, румяный, осанистый. Фомас, сидящий рядом с прелатом на низеньком табурете, казался карликом. Третий священник молча ссутулился за маленьким столиком в углу и помалкивал, уткнувшись в толстую книгу.
– Итак, сын мой, – сразу перешел к делу епископ, – брат Фомас утверждает, что тебе посчастливилось доставить с Севера удивительную реликвию. Вместо ответа Ренган подошел к столу и с новым поклоном – не деревенщина какая-то он, обхождение понимает – молча выложил перед священниками свой трофей.
Фомас торопливо размотал покровы и извлек отсеченную руку Сведущего. Отмытая дочиста от вековых напластований спекшейся крови жертв, реликвия в самом деле выглядела очень внушительно, можно даже сказать, изящно. Тонкие удлиненные пальцы с обломанными ногтями правильной формы – словно высечены резцом искуснейшего мастера, но вряд ли на свете сыщется хоть один скульптор, способный передать свойства плоти настолько тщательно – рука казалась живой. Епископ тут же принялся вертеть трофей в пухлых пальцах – разглядывал, мял, пробовал на твердость ногтем. Никогда прежде почтенному прелату не доводилось встречаться с подобным чудом.
– И сколько же ты желаешь, – тщательно скрывая пробудившуюся алчность, спросил Мериген, – получить за… это?
– Триста крон, – коротко отозвался солдат.
Епископ нахмурился, должно быть, хотел начать торг. Фомас, привстав, торопливо зашептал ему на ухо:
– Ваше священство, это же варвар, дикарь. Такие, как он, и погубили блаженного Гэрфина. Разве он понимает? Если он сказал триста – значит, не уступит. Поверьте, ваше священство, уж я-то его знаю!
– Триста крон, – повторил Ренган. – Я знаю, где мне дадут за длань Гэрфина именно столько. Когда б не Фомас, который уговорил подождать, триста крон уже лежали бы у меня в кармане.
С этими словами горец сделал шаг к столу и протянул руку к реликвии, будто намереваясь отобрать ее прямо из рук Меригена. Тот проворно убрал отсеченную руку со стола и прижал к груди.
– Я согласен, сын мой, – объявил толстяк. И бросил третьему клирику, – Брат Вигиль, отсчитай триста крон этому доброму человеку. К сожалению, мне некогда, я приглашен нынче его светлостью на обед… Заканчивайте без меня.
Шурша мантией, епископ поднялся, оба клирика тут же встали. Когда Мериген вышел, Фомас украдкой подмигнул горцу. Тот невозмутимо прошел в угол, и брат Вигиль, так и не поднявший на гостя глаз, принялся выкладывать перед собой на стол серебряные монеты по десять крон. Ренган подвигал блестящие кругляшки к себе и составлял столбиками. Дважды он требовал заменить монету, показавшуюся ему легковесной, клирик безропотно подчинялся. Наконец торг был окончен, Ренган развернул на пальце перстень, украшенный печаткой с гербом, и приложил к расписке. Принимая полоску пергамента, Вигиль впервые глянул на солдата – коротко и очень недобро. Во всяком случае, Ренгану взгляд казначея не понравился.
Горец ссыпал монеты в мешок и обратился к Фомасу:
– Ты еще занят? Может, проводишь меня? Есть разговор.
Коротышка спросил казначея:
– Справишься без меня? Все равно его священство отбыл, и ничего серьезного не предвидится…
– Да, конечно, – Вигиль, по-прежнему глядя вниз, расплылся в улыбочке. – Ступай, я управлюсь.
Когда приятели покидали канцелярию, Ренган заметил краем глаза, что казначей шмыгнул по коридору и скрылся в одной из боковых дверей…
Едва солдат с клириком покинули резиденцию епископа, Фомас принялся болтать – должно быть, прежде нервничал, волновался, как пройдет дельце, а теперь напряжение спало. Ренган слушал разглагольствования приятеля вполуха, искоса поглядывая по сторонам. Сейчас они шагали по центру Бредигена, в сутолоке людных улиц, но горцу то и дело казалось, что в переулках мелькают какие-то люди, следящие за ним. Когда оглядывался – не видел никого подозрительного. Ближе к порту улицы стали более узкими и темными, верхние этажи нависали над мостовой, закрывая солнце. Людей здесь было куда меньше, теперь Ренган пару раз приметил быстрые тени, мелькающие в переулках, параллельных их маршруту. А довольный Фомас болтал и болтал:
– …Установление подлинности – обычная трудность, если имеешь дело с реликвиями. Существуют разные способы распознать подделку, я читал обо всех! И ты знаешь, что любопытно…
Они как раз подходили к перекрестку, и Ренган заметил, что тень соседнего дома, пересекающая улицу, шевельнулась перед ним – за углом кто-то стоял, прижавшись к стене. Священник, разумеется, не заметил ничего, поглощенный беседой крошечных человечков в голове.
– …Как правило, самые красивые реликвии и оказываются поддель… Ай!
Ренган, ухватив левой рукой священника за капюшон, рванул назад, извлекая правой меч из ножен. Перед носом ошеломленного Фомаса просвистела дубинка. Если бы не Ренган, удар пришелся бы священнику в голову. Разбойник, промахнувшись, пролетел за своей дубинкой и Ренган, не раздумывая долго, всадил в него меч. И тут же, проворно выдернув оружие из раны, перепрыгнул через истошно вопящего противника, кинулся в переулок. Там обнаружилось еще двое громил. Один, оправившись от удивления, попытался атаковать, Ренган легко отбил взмах дубины и в два выпада разделался с разбойником. Последний бросился наутек. Ренган подбросил клинок, поймал за середину лезвия и швырнул, точно дротик. Третий разбойник был тщедушным парнем, меч проткнул его насквозь. Ренган неторопливо подошел к бьющемуся в луже крови разбойнику, придавил ногой и вытащил меч. Раненый захлебнулся последним стоном и смолк. Горец пошел обратно к перекрестку. Из-за угла, там, где он оставил Фомаса, раздавались глухие удары и пыхтение. Приятеля Ренган обнаружил сидящим верхом на человеке в священнической одежде. Философ азартно колотил противника увесистыми кулаками, а тот, не помышляя о сопротивлении, корчился, жалобно ойкал и вяло пытался прикрыть голову. Вокруг по-прежнему не было никого – издали замечая драку, добрые бредигенцы сворачивали в сторону. Ренган, не спеша, отер клинок об одежду первого разбойника, убрал в ножны и с минуту наблюдал за экзекуцией. Вид у Фомаса, мутузящего собрата, был довольно потешный – священник вошел в раж. Удары он наносил неумело, зато с немалым вдохновением.
Солдат ухватил обоих священников за одежду и, поднатужившись, поднял обоих. Фомас, уступавший ростом противнику, задрыгал ногами в воздухе. Ренган поставил приятеля на мостовую и пригляделся к пленнику. Как он и подозревал, руководил нападением епископский казначей, брат Вигиль. Теперь он шмыгал разбитым носом, размазывая по грязному лицу слезы и кровь.
– Знаешь, когда ты прокололся первый раз? – спросил Ренган. – Когда безропотно заменил ущербную крону – знал, что монета все равно тебе достанется. Тогда я и заподозрил. Ладно, рассказывай, как это ты решился?
– А что я… – по-прежнему глядя под ноги, принялся канючить избитый клирик. – Это его священство, они велели…
– Епископ велел? Тогда проваливай, – разрешил солдат.
Вигиль с минуту косился исподлобья на солдата – должно быть, не доверял собственному счастью. Потом повернулся и медленно побрел прочь. Удалившись на десяток шагов, припустил рысью и мгновенно пропал из виду, скрывшись за поворотом. Вскоре смолк дробный перестук подметок.
– Зачем ты его отпустил? – кровожадно спросил Фомас.
– А чего зря убивать? – Ренган пожал плечами. – Епископ может и другого послать вместо этого малого, что мне проку в его смерти? Зато шума будет много… как же, убит епископский казначей!
– А эти?
– За этих ничего не будет, – горец пнул убитого разбойника. – Но ты прав, идем отсюда, пока никто не заявился… А то придется объяснять, мне лишняя морока ни к чему… Давай завалим в "Корону Эвелара", нам в самом деле нужно поговорить. Да и десятку твою отдам.
Явившись на постоялый двор, приятели направились в трапезную, и Фомас объявил:
– Я угощаю!