– Валерий Григорьевич, до такой глупости еще надо додуматься, – и вернулся к Нефедову. С преувеличенной вежливостью попросил продолжить.
Нефедов кашлянул, вставая. Проще перечислить кладбища, на которых не случалось восстаний из мертвых. По стране их около тысячи, все давно заброшены. Кстати, одно из них Катынь, и, на наше счастье, оттуда не поднимется ни один поляк.
– А как Борис Николаевич? Найден? – снова встрял Пашков.
– К сожалению, нет. Вот Солженицын уничтожен еще вчера вечером, я докладывал. К сожалению, нам неизвестно, что происходит в самом монастыре, после рейда монахи заперлись в Донском намертво, не выдают тела, не сообщают о других жертвах или восставших. К слову сказать, есть несколько мест в Москве, куда нам так же отказано в доступе. Это в том числе и Елоховский собор, где, как вам известно, в восьмом похоронен Алексий Второй. Что произошло с ним, а так же с прочими недавними захоронениями, нам неизвестно. Возможно, оставшиеся в живых монахи попросту их прячут.
– Где еще проблемы?
– В вотчине сектантов-перерожденцев на Алтае, а так же среди последователей Грабового. То есть по всему Пермскому краю, частью, в Мордовии. Многие из сектантов считают восставших мертвецов перерождающимися в новую жизнь, о которой писал их безумный наставник. Посему приносят себя в жертву, дабы вкусить новой жизни. Поскольку они ушли в села и катакомбы, вот даже археологов выгнали из раскопа в Саранской горе, и ни в какую не общаются ни с властями, ни с прессой, количество жертв у них не определено.
– Считайте, все, – заметил Пашков. – Что еще?
– РПЦ собирает Собор. Первое заседание намечено на понедельник. На нем будет определяться отношение самой Церкви к происходящему, ну и возможно, изменения в канонах.
– А что значит "изменения в канонах"?
– Это с моей подачи. Я беседовал с епископом Всеволодом, возглавляющим отдел внешних сношений, рассказал об интересном феномене, обнаруженном в лаборатории этим вечером. Мы установили, что сразу после укуса, потенциал биополя человека начинает стремительно уменьшаться, возможно, вследствие этого, жизненные процессы останавливаются. А затем потенциал биополя возрастает внезапно и в среднем на полтораста – двести процентов против обычного, и становится одинаковым для всех живых мертвецов. Сразу же после вторичной смерти исчезает столь резко, точно его выключили. В связи с этим моим рассказом у отца Всеволода возник ряд сомнений касательно читаемых канонов во время заупокойного богослужения. Вопрос жизни и смерти ему кажется открытым в данном случае. Вполне возможно, выяснится, что душа не покидает тела как принято считать. Или, более того, нисходит в восставших.
– Вы проводили опыты с электромагнитными полями? – прервал президент, поморщившись.
– Да проводили, но результат отрицательный. Остановить или истребить с его помощью мертвецов не получается. Возможно, просто не удается подобрать нужные характеристики….
Некоторое время разговор крутился вокруг проводимых опытов, потом вернулся в плоскость принятия экстренных мер. Словно собравшиеся разом вспомнили, ради чего и оказались в зале заседаний Совбеза.
– Я отдал распоряжение начать освещение в СМИ нависшей угрозы. Отмечая в первую очередь, тот факт, что эта проблема общая, и нас она коснулась в той же степени, что и остальные страны.
– Кроме Индии. Извините, Денис Андреевич, но Индии это не грозит. У них сожжение мертвецов обязательно уже три тысячи лет. Я сверялся, это единственная страна, которая страдать будет в минимальной степени. Конечно, у них мусульманское и буддистское население присутствует, но в той мере, что справиться с ним не составит труда.
Недовольное молчание было ответом замдиректору ФСБ.
– С населением? – уточнил Марков.
– Даже если и так, – не отступил Нефедов. – Вы же знаете, что иноверцев, особенно мусульман, в Индии ненавидят, достаточно повода. И вот он, пожалуйста.
– В прессу это не пойдет, – пообещал доселе молчавший министр информации.
– Можно подумать, этот факт вы сумеете вычеркнуть из справочников. Индия, в отличие от прочих, не закрыла свои сетевые пространства. Ей все происходящее едва ли не на руку. Она может остаться единственной сверхдержавой.
Снова долгая неприятная пауза. Нефедов будто нарочно раз за разом говорил на больную тему. В прошлом году Индия разорвала несколько выгодных военных контрактов с Россией, слово за слово, обе стороны разругались вдрызг. А потому министр обороны постарался взять инициативу в свои руки и прекратить неприятный разговор.
– Мое мнение – немедленное введение ЧП, – сухо сказал Грудень, поднимаясь и недовольно поглядывая на Нефедова. – Мои помощники подготовили доклад, но, читать я его не буду, слишком долго, а мы и так уже сидим больше часа. Я согласен с Виктором Васильевичем, надо было начинать еще вчера, жаль что не сложилось, – президент был явно шокирован, что его протеже вдруг принял сторону председателя правительства. – Но время еще есть. Привести войска в готовность номер один, подтянуть к крупным городам и административным центрам, органы МВД начнут зачистку кладбищ. Плюс к этому усиленное патрулирование улиц в ночное время и группами не менее трех человек. Кроме того, закрыть церкви, торговые центры, рынки, развлекательные учреждения, усилить охрану стратегических объектов и сопровождать городской транспорт, кроме метро, нарядами сотрудников в штатском и….
– Валерий Григорьевич, вы уж, пожалуйста, не в свои сани не садитесь, – воскликнул Пахомов. – С церквями, дико, но ладно, я согласен. А насчет торговых центров, извините. Вы что же думаете, народ все это время будет святым духом питаться? Мне кажется, тут лучше проявить мягкость. Ведь надо же что-то оставить людям духовное, какой-то, не тронутый кошмаром уголок. Хоть театры и кино.
– Насчет торговых центров, согласен, погорячился. А как вы думаете охранять театры и кино? Из каких средств изыскивать людей – когда вступит в силу режим чрезвычайного положения? Ведь вся милиция будет выгнана на улицу.
– Я согласен с Андрианом Николаевичем, – быстро произнес президент. – Закрытие объектов ничего нам не даст, кроме волны народного недовольства.
– А милиции элементарно не хватит, чтобы все и повсюду охранять, – тут же возразил Грудень. – Вы и так, Андриан Николаевич, привлекаете в свои ряды всех подряд, чтобы только дыры заткнуть.
Пахомов неожиданно не нашелся, чем крыть, наступила неловкая пауза, которую замял председатель правительства:
– Вам непременно надо выступить, Денис Андреевич, и сегодня же. Дальше тянуть нельзя.
Марков замялся. Неожиданно вспомнил, что не прошло и ста дней его президентства, как на Россию наползла война за Южную Осетию и Абхазию. Тогда для него это было ударом под дых. Пашков буквально вынудил его выступить перед населением – через восемнадцать часов после начала грузинской агрессии. Время до этого выступления Денис Андреевич провел в каком-то полузабытьи. Вот и сейчас – три ночи прошло, а он снова медлит с принятием решения. Снова ждет слов премьера. Снова оттягивает неизбежный момент. И втайне ужасается его последствиям.
Он вздохнул. В сущности, все слова, что он должен произнести, уже подготовлены и лежат в папке, прямо перед ним. Надо только воспользоваться трудами референтов. Этого от него ждут. Он огляделся, перевел взгляд на премьера.
Пашков смотрел на него, не отрываясь. Ладонь поднята над столешницей, готовая снова стукнуть по столу. Ему как-то проще, для него естественней находится в критических ситуациях. Тогда зачем же он поставил в самый критический момент именно его, а не другого своего премьера, более жесткого, более прагматичного. Способного к подобным действиям – сразу же и без колебаний. Что он хотел показать? Ведь и так всем понятно, кто царствует в этой стране, а кто правит.
И никак Голиаф не может спрятаться за спиной Давида.
Президент медленно поднялся. Следом сделали это и остальные.
– Завтра с ноля часов московского времени на территории России вводится режим чрезвычайного положения, – произнес он, ни на кого не глядя, уткнувши взгляд в нераскрытую папку. – Запрещаются массовые акции, отменяются развлекательные мероприятия, приостанавливается на неопределенный срок работа летних кафе, закусочных и палаток, закрываются все стройки и мероприятия по реконструкции. Кинотеатры, театры, концертные залы и прочие места досуга так же приостанавливают свою работу. Милиция берет на себя контроль на входе и выходе в местах массового скопления народа: в торговых комплексах и на рынках. Патрулирование окраинных и спальных районов крупных городов берут на себя внутренние войска, особенно в ночное время. И самое главное – защита медицинских и учебных учреждений, особенно дошкольных. И разумеется, усиленное, патрулирование мест массового скопления людей, особенно близ вокзалов и станций метро. Прежде всего, это касается обеих столиц. Для воинских частей, расквартированных в городах, усиленная охрана территорий. Для прочих частей, в сельских районах и поселковых – гарантированная с их стороны безопасность ближайших населенных пунктов. Кроме того, я пришел к выводу о необходимости проведения операции "Смерч". Андриан Николаевич, озаботьтесь.
– Сделаю все возможное, Денис Андреевич.
– На одну ночь преступность может почувствовать себя спокойнее, – все же произнес негромко Нефедов. И смолк под взглядом президента.
– После зачистки кладбищ, вся информация сразу ко мне. И главное, Глеб Олегович, – министр информации вытянулся. – Донесите до всякого жителя мысль, что государство никуда не делось, и оно позаботится обо всем. Уже начало.
– Понял, непременно, Денис Андреевич.
– Далее, – Марков нервно кашлянул перед тем, как продолжить. – Моим указом с ноля часов сегодняшнего дня вводится план "Зима".
Пашков оторвался от монитора, число установленных жертв в правом верхнем углу перевалило за семь тысяч. Повернулся к президенту.
– Передайте вашему помощнику, чтобы вывел план на экран.
Марков немного замялся.
– К сожалению, он не оцифрован. Я могу выдать вам копию позже. У меня всего одна…
– Тогда в двух словах.
– План разработан еще в конце восьмидесятых, во времена "звездных войн" для подготовки возможной ядерной войны с США и предполагает перед возможным нанесением удара, превентивные действия. А именно: быструю распродажу имеющихся на рынке активов через подставные фирмы, ликвидацию фирм-посредников и совместных предприятий, или продажу долей в них, а так же, продажу всего недвижимого имущества, с целью перевода освободившихся средств в драгоценные металлы и камни, товары первой необходимости, разумеется, оружие.
– Это то, о чем вы вчера говорили.
– Совершенно верно. Мазовецкий мне еще не докладывал, что сделано с прошлого заседания.
Марков сел, следом за ним, сели и остальные, грохнув стульями. Щелкнул селектором, набрал номер телефона. Министра экономики на месте не оказалось, секретарь сообщил, что он на встрече с председателем Российского союза промышленников и предпринимателей.
– Полагаю, крупнейшие биржи еще будут работать несколько дней, а то и недель, – премьер почесал бровь и взглянул на президента. Тот по-прежнему не отводил взгляда от экрана. – Торопец, что у нас?
– Вот только что поступила информация – за вчера-сегодня выведено активов на пятьсот четырнадцать миллиардов рублей. Золота и платины и прочих драгметаллов из них куплено на сто двадцать миллиардов, в том числе сделан заказ на десять миллиардов рублей осмия. Драгоценных и поделочных камней на восемьдесят. Остальное пока в пассиве. Я вижу, у Мазовецкого есть планы приобретать продукты питания…. Простите, я влез в его компьютер. Он не отключен.
Нефедов хотел что-то сказать, но решился только после долгой паузы.
– Денис Андреевич, полагаю, теперь уже нет необходимости в разработке наших планов по Крыму?
– Полагаю, что именно теперь и есть, – немедленно возразил Пашков. Но Нефедов упорно смотрел на президента. Наконец, дождался ответа от главы государства.
– К сожалению, Владислав Георгиевич, все планы остаются в силе. Еще какие-то вопросы, – после полуминутной паузы, Марков произнес: – Все, тогда заседание окончено. Всем спасибо.
Марков сел в кресло. Собравшиеся начали медленно расходиться, переговариваясь вполголоса. Нефедов задержался в дверях, неловко потоптавшись на месте. Президент кивнул, он вернулся.
– Влад, прошу тебя, пусть твои ребята прочешут весь Питер, но найдут ее. Понимаешь, найдут. И успокоят. И сделают все, как было. Чтобы даже намека не было, понимаешь?
Нефедов медленно кивнул. Присел за стул напротив стола своего однокашника.
– Я тебе обещаю. Не думаю, чтобы она…
– Она может пойти домой. Понимаешь, скорее всего, пойдет домой. Влад, прошу, там же Маша, – Марков едва сдерживался. И вздрогнул, когда ладонь Нефедова накрыла его ладонь.
– Не переживай, Денис. Я дал слово.
– Спасибо.
– Не раскисай, держись. Никому мучиться больше не придется. Я обо всем сообщу в конце дня.
Президент кивнул. Нефедов поднялся. Медленно вышел и закрыл за собой дверь. Марков уронил голову на сложенные на столе руки и закрыл глаза.
26.
Город разом затаился, замер, насторожился. Словно уже был готов к чему-то подобному.
Оперману на работу было выходить поздно, весь день он просидел у компьютера, одновременно слушая радио. Ничего, пока совсем ничего. Только вести с полей да сообщения о делах президента. Ближе к вечеру собрался Совет безопасности. Но что на нем обсуждалось, какие были приняты решения, да что вообще происходило в его зале – оставалось тайной за семью печатями. На всякий случай Леонид связался с Борисом, тот как раз вернулся с лекций.
– Полный ноль. Студенты стоят на головах, говорят, в общежитии, которое на улице Кравченко, было что-то похожее. Как говорил твой Тихоновецкий, не то живые мертвецы пробрались, не то… слушай, я в толк не возьму, неужели все это так серьезно?
– В том и дело, видимо, очень серьезно, – мрачно изрек Оперман. – Раз и ФСБ трет всю информацию, и по городу бродит невесть что.
– По городам, – уточнил Лисицын. – В Ярославле, сам говорил, та же картина. Бред, разве нормальный человек может в это поверить.
– Когда-то люди верили и в Страшный суд и в конец света и ангелов видели…. Почему бы не поверить в восставших из ада?
– Да просто потому, что это…. Знаешь, – совершенно другим голосом произнес он. – Нам сейчас невозможно во что-то поверить. Всем нам. Мы в принципе изверились.
– Ты говоришь о нас, имея в виду…
– Да не только страну, если на то пошло. Если в мать Терезу еще можно было поверить, то во все остальное…. Все остальное было опошлено и… и просто перестало существовать. Было выжрано изнутри. А на вырученные деньги снято продолжение, – Борис помолчал. – Сейчас веруют только в прибыль. А что до бога…
– Никогда не замечал за тобой особой веры в бога, если честно.
– Я и сам за собой не замечал. Просто обидно, наверное. Да и… когда не во что верить, человек верит в первое попавшееся. В нашем случае, в златого тельца, в общество потребления, в… вот странно, действительно, становлюсь протестантом каким-то. Знаешь, у меня отец верил в бога, не так, чтобы очень, но в церковь обязательно ходил. Потом, когда занялся бизнесом, и получил первые миллионы, ну да в те времена все были миллионерами, инфляция, он начал жертвовать храму. Храм, правда, не построили, но он был так горд этим, так доволен, что дает богу, а тот, взамен, обеспечивает его материально. Кажется, он едва ли не вслух говорил о такого рода сделке. Мне это всегда казалось дикостью, мы спорили, ссорились, и, в конце концов, вовсе перестали слушать и понимать друг друга. Тем более, я был в Москве, он остался в Самаре, так что достучаться шансов становилось все меньше. Я сегодня ему звонил, – неожиданно добавил Борис. – Бесполезно. Он не стал со мной разговаривать. А я просто хотел предупредить насчет восставших.
– Я так и понял. И все же, мне всегда было интересно, во что же ты веруешь? – но Борис только покачал головой – разговор шел по видеосвязи.
– Я и сам не могу сказать. Просто по Есенину: "Стыдно мне, что я в бога верил, горько мне, что не верю теперь". Если и верю, то в абстрактную мировую справедливость, до которой человек вряд ли когда дорастет.
– Я раньше верил в бога. Что ты, лет в четырнадцать или пятнадцать, еще при Союзе, очень хотел стать священником. Пока не понял, что это на самом деле. Пока они не полезли из всех щелей и не начали свой крестовый поход. Сейчас все только и кричат, что православие спасет Россию, что только ему она обязана своим поднятием с колен…. В первую голову, патриарху, конечно, кенару нашему певчему.
– Да, его "десятиминутки ненависти" каждое воскресенье очень возбуждают народ. Рейтинг, я слышал, не падает уж лет десять.
– Мне кажется, дело не в православии вообще. Народу все равно, православный он или буддист. Он в царя больше верует. В правильного и праведного начальника, который все сделает и разрешит за него, – Оперман вздохнул. – На самом деле, я точно такой же. Раз живу здесь и все жалею, что Советский Союз прекратил свое существование.
– Наверное, и я такой же. Раз жалею, что Третий Рейх, о котором знаю только то, что сам себе придумал, рассыпался, превратился в труху. А ведь это была мощнейшая держава, которая обеспечивала безработных делом, строила дороги, по которым немцам до сих пор стыдно кататься, столь они хороши, производила технику, которой пользуются и поныне. И за милую душу захватывала земли, поначалу вовсе без войн, крови и насилия. Недаром Гитлер оказался человеком года по версии журнала "Тайм".
– Как и Сталин.
– Да. Каждый строил великую империю. А народ с замиранием сердца смотрел на это строительство и верил, что будет жить долго и счастливо.
– Пока интересы не сошлись на Польше, которую пришлось поделить. А дальше была война.
– Да, война, – кажется, Борис хотел еще что-то добавить, Леониду показалось, что он произнес слово "Треблинка", но, может, это всего лишь его разыгравшаяся фантазия и приглушенные тона комнаты, маскировавшие произнесенные вполголоса фразы. Лисицын повернул камеру ближе к окну и сидел боком за столом, так, что свастики не было видно.
Они помолчали. Война, необъявленная, непризнанная, началась двумя днями ранее и продолжалась поныне, но об этой войне власти старались не говорить вслух, старались стереть всякую информацию, удалить все слухи и домыслы – будто одним этим они способны одержать победу. Борис расспросил Леонида о вчерашнем происшествии, поинтересовался, пойдет ли он сегодня в ночное дежурство. Придется, ответил тот, деньги надо зарабатывать, а на случай я возьму такси.