К тому же над крышами донжона, занимающего почти весь крепостной двор, возвышались трубы, не настоящие, конечно, северные трубы каминов и прочих печей, а какие-то широкие, слишком высокие для такой вот крепостишки, где и гарнизон-то мог состоять едва из полусотни солдат. Но зачем здесь, в самом центре дикой и откровенно пустынной местности, держать гарнизон?
А чуть в стороне от нее широко, совсем широко даже для местных деревень, стояли дома крестьян. С огородиками, редкими деревьями, которые становились чуть гуще по другую сторону долины, превращаясь там почти в настоящий лесок. Который тоже, как обычно бывает на юге, скоро обрывался, потому что холмы с той, другой стороны долины довольно скоро переходили в горы, яркие сейчас в свете заходящего красноватого солнца и грозные, как и полагается горам.
Что-то в этом было не то, не стоило эту долину, малопродуктивную, нищенствующую по всем статьям, защищать даже такой крепостью. Может, они воду охраняют, думал рыцарь, вполне отдавая себе отчет, что без свежей идеи ни до чего сам додуматься не сумеет.
- Странное место, господин мой, - отозвался из-за плеча рыцаря Калмет. - Ни коз не видно, ни коров. А ведь они если чем-то и могут тут прокормиться, так только на выпасе.
- Может, местные отогнали своих коз куда-нибудь? - подумал вслух Фран. - Земли-то вокруг полно, и не похоже, чтобы она кому-нибудь была тут нужна.
Оруженосец постоял рядом еще немного, спросил:
- Ужинать будем, господин мой? У нас есть сыр, немного каши еще осталось, вот с мясом трудновато, зато зелени хватает. - На миг в его голосе появились нотки озабоченности. - Только костерок, чтобы приготовить что-нибудь посущественней, разводить, мне кажется, не стоит. Кто знает, как здешние жители на дым неизвестный отреагируют. Сдается мне, что непременно конных вышлют, чтобы разузнать хорошенько, кто к ним пожаловал.
- Не нужно костра, - вздохнул рыцарь. - Давай неси свою кашу с остатками мяса. Только не очень много, нужно еще на обратную дорогу оставить.
- Так мы что же, в деревню не войдем? - спросил Берит.
Он уже жевал что-то, даже ложку облизывал. И почти приплясывал вокруг горшка, в котором они держали кашу, хотя теперь, наверное, уже только остатки каши, и который он зачем-то вытащил из паланкина наружу.
Рыцарь присел на здоровенный валун, оказавшийся неподалеку, сидеть было нелегко, камень оказался едва ли не горячим, но он уже отдавал это тепло подступающему вечеру. Фран сказал, принимая миску из рук Калмета и стаканчик холодной воды:
- То, что нам нужно, происходит не в деревне, Берит, а в замке. Во-он в том, что в середине крепости торчит. И как попасть туда незамеченным, я не знаю.
- А нужно попасть? - спросил Берит, подходя к рыцарю. Он даже ложку сунул неуловимым движением в рукав своей разорванной рубахи.
- В том-то и дело, - убежденно отозвался Фран, принимаясь за еду. Но сначала как следует смочил горло и лишь тогда понял, что воду в бурдюках, наполненных в озерце, где они отмокали после пустыни, придется менять, пить ее было почти невозможно. Тем более что неподалеку была чистая, стекающая с гор речка.
А Берит вдруг задумался. Сходил с отсутствующим видом за стаканом воды для себя и пил его так, словно не очень-то и понимал, что делает. Затем вдруг стал рассказывать.
Он поведал рыцарю и все более приходящему в изумление Калемиатвелю, что у него есть дар - не проникая в строение, понимать, кто там находится, как расположены комнаты, где и что из разных предметов стоит, каким образом шкафы или сундуки следует открывать. Когда он свое слишком многословное, путаное и не очень внятное в целом объяснение закончил, рыцарь ему улыбнулся. Да так, что Гиена на пару шагов отступил.
- Что же ты раньше-то молчал? - почти привычно, с угрожающим негодованием, словно на новобранца, накинулся на него Калмет. - Тебе же сказали, нужно подсмотреть, что там, а ты это можешь!.. И молчишь, как рыба.
- Погоди, Калмет, - попросил его рыцарь. Повернулся всем телом к Гиене. - Слушай, ты на самом деле так сумеешь?
- А чего тут уметь?.. Посидеть, представить себе это как следует, и само в голове уяснится… - Внезапно Берит замялся. - Только я, знаете, не очень ученый, если вам что-то сложное нужно высмотреть, катапульты разные или скорпионы, другое что… Это уж я не смогу понять, может, получится только пересказать, и то - в цельности, без подробностей. - Он вздохнул. - Если это не запоры и засовы, конечно, с запорами мне проще… - Помолчал. - Понимаете, если я чего не знаю, тогда почему-то очень плохо вижу таким вот образом, со сторонки, нечетко получается подсмотреть-то… Если чего не понимаю.
- Ты вот что, Берит, принимайся за дело, - приказал рыцарь. - Мы хоть и находимся под покровом Госпожи и нас никто заметить просто так не сумеет, но вдруг у них тут колдун имеется, а это значит, что нас скоро обнаружат. Тогда бежать придется.
- От любого конного отряда мы на своих носилках удерем, им только пыль нашу глотать придется, - уверенно высказался Калмет.
- Если, конечно, у них нет какого-нибудь солнечного телеграфа, чтобы нас на дороге перехватить, - отозвался на эти слова рыцарь. Ему, как командиру, следовало предусмотреть и такую возможность. А затем он снова почти прикрикнул на Берита: - А ты - давай покажи свой дар, сделай, что можешь. О сложностях инженерных приспособлений в этом замке предоставь судить мне.
Берит неторопливо покушал еще немного, напился вволю, хотя даже он теперь морщился от неприятного запаха той воды, которую должен был глотать, и уселся на камень в тенечке кустов, глядя на крепость.
Он словно бы обездвижел, будто и сам целиком превратился в камень или в куст, под которым сидел. Даже рыцарю, обученному магическим методам маскировки, и то приходилось напрягать внимание, чтобы различить теперь его фигуру в этой тени. Будто он стал прозрачным, будто его и вовсе не стало на том месте, где он на самом-то деле сидел.
Прошел час, солнце уже коснулось ровного горизонта пустыни, оттуда дохнуло свежестью, рыцарь подумал, что ночами тут, вероятно, приходится набрасывать плащ.
Потом прошло еще немало времени, уже и ночь пала на землю, лишь река еще почему-то светилась в темноватой свежести - она стала такой же светлой, как полоса неба на западе…
В замке вдруг что-то изменилось. Ворота, в которые до этого лишь въезжали какие-то телеги с хворостом и, как почудилось рыцарю, с черным каменным углем, раздвинулись гораздо шире. Из надвратной башенки кто-то косо вывесил большой светло-желтый флаг, почти как знамя. А под ним, на пыльной площадочке, небрежно раздвинув подходящие телеги, выстраивался конный отряд.
Пешие солдаты вынесли из крепости с дюжину факелов. Доспехи всадников заиграли бликами, копья заблестели над шлемами, определенно отряд готовился к походу. Или они пускались в обычный конный разъезд?.. Хотя нет, рыцарь Фран подумал и решил, что этот отряд выслан из крепости, чтобы проверить именно эти холмы и найти тех, кто подсматривал за крепостью пусть издалека, но применяя для этого магию… от которой ни эти стены, ни гарнизон спасти не умел. Значит, колдун в крепости все-таки имелся, и довольно толковый, потому что отреагировал он, что ни говори, достаточно быстро. И следовательно, путешественникам теперь нужно было отступать.
- Берит, - позвал рыцарь, - ты хоть что-нибудь из начинки этой крепости увидел? Ты понял, что они там делают?
Берит не отзывался. Пришлось Калмету потрясти его за плечо, хотя бывший воришка и не спал, по крайней мере, так казалось.
- Ага, что?.. Ты звал меня, сэр рыцарь?
- Ты хоть что-то увидел?
- Да, кое-что… Только не жди слишком многого. И расстояние велико, и войти было трудно… - Он увидел всадников, направляющихся к холмам, где они прятались. - Ого, за нами выслали солдат.
- А ты думал, у них ничего не предусмотрено на случай такого магического вмешательства? - спросил его Калмет, он уже сносил все вещички в паланкин.
- Понятно, - вздохнул Берит, и такая усталость прозвучала в его голосе, что рыцарь сразу узнал ее - он так же, кажется, уставал от своих приступов всезнания, разбирая знаки, которыми Госпожа вела его в этих поисках. - Да, у них была и от магического проникновения какая-то защита, но я и не увидел ее сразу, а потом решил, что она не слишком ловко скроена… Не помешает мне. Лишь чувствовал ее все время, да и сейчас чувствую.
- Значит, нас засекли, спрятаться уже не удастся, - решил рыцарь. - Собираемся быстрее, Калмет. И давай объясни големам нашим, что мы должны двигать к столице здешней. - Он немного подумал, уходить в пустыню не хотелось. - Сначала попробуем проскочить по дороге. Вот если не получится…
- Да, господин, - тут же согласился с ним Калмет. - Вот если по дороге не получится, тогда придется снова через пустыню… Хотя и не хочется.
Оруженосец собрал последние вещи, проверился еще разок, не забыл ли чего, и стал помогать Бериту забраться внутрь. Тот вдруг ослабел, сделался послушным, медлительным и почти ничего вокруг не замечал. Он даже пару раз споткнулся на камнях, хотя обычно был довольно ловким и быстрым пареньком.
Они двинулись, когда до отряда, высланного, чтобы их найти, оставалось с четверть мили, может, чуть меньше. Но этого им вполне должно было хватить, потому что никаким галопом, даже на рывке, который можно было поддерживать всего-то считанные мили, их големов кони догнать не могли бы. К тому же Калмет приказал Белому голему поторапливаться, и они понеслись что было духу… Хотя духа у големов, конечно, никакого не было.
Теперь только пыль поднималась за паланкином. Она, конечно, могла выдать их даже ночью, но с этим ничего поделать было невозможно.
Они проскочили милю, другую, стали уже терять из вида долину, над которой провели вечер… И всадники, которые пустились было за ними, поднимая почти такой же шлейф мелкой пыли, определенно стали отставать. Рыцарь про себя чуть усмехнулся и устроился на сиденье поудобнее. Обратился к Бериту, который пусть и медленно, но все же приходил в себя:
- Рассказывай, что ты видел?
- Я же сказал, что не так уж и много… И главное, я не понял ничего. Что-то вроде… ну вроде как кузня, только они там не молотками орудуют, а какими-то винтами на таких здоровенных рамах над металлическим столом, понимаете? - Он поискал глазами поддержку у рыцаря. - А больше… ничего особенного не углядел.
Рыцарь потребовал от Гиены, чтобы тот рассказал подробнее. И чем дольше бывший воришка рассказывал, тем светлее становилось лицо Франа, он почти улыбался, когда Берит закончил говорить.
Калемиатвель, не много чего уяснивший из рассказа Гиены, обеспокоенно спросил у рыцаря:
- Господин, ты хоть что-нибудь в этом понимаешь?
Рыцарь, чуть склонив голову к плечу, раздумывал о чем-то так спокойно, будто не сидел в уходящем от погони портшезе, а разговаривал в хорошей таверне с друзьями, допустим, о способах приготовления улиток в винных соусах.
- Думаю, теперь Гарун по прозвищу Золотой не сможет отказаться от моего предложения пуститься с нами в путь. Я в этом уверен, иначе…
- Иначе - что? - спросил Калмет.
- Иначе плохо ему придется.
- Не понимаю, господин, уж прости своего слугу, - потряс головой оруженосец. - Что в этом такого ужасного, что даже богатей этот не сумеет отказаться от твоего приказа, да еще в своей стране?.. Ведь у него, поди, тут половина солдатни на содержании находится, не говоря уж о всяких чинушах из знати… И своих вооруженных служак небось вышколил не одну сотню… Не зря же он банки такими, как Безантус, охраняет?
- Поглядим, как они сумеют ему теперь помочь, - легко отозвался рыцарь Фран. И выглянул в окошко, отодвинув кожаную занавеску. - Нам бы теперь только в засаду не угодить, если у них засады на этой дороге предусмотрены.
4
Гарун аль-Рахман, повсеместно прозванный Золотым, лежал на диване, который был побольше, чем домишко иного бедняка, и не знал, чего ему еще пожелать. У него было все, он даже иногда призывал к себе гадателей и мудрецов из медресе, чтобы они ему посоветовали, чего бы еще испытать в жизни. Но пока ни мудрецы, ни кто-либо еще не предложил ему ничего нового.
Гадатели тоже раскидывали перед ним бараньи косточки, составляли сложные диаграммы по звездам, раскладывали какие-то карты огромных размеров, на которых цветными чернилами были нарисованы стрелки, кружки и прочие знаки, а порой кидали карты поменьше, но и это не помогало. Гарун даже подумывал, может, позвать горских шаманов, сказывали, что они видят необычное, умеют толковать тайные знаки, указывающие на скрытые желания и страсти… Но этих дикарей Золотой опасался. Про них плели разное, но почти все сходились на одном - завистливый это народец и владеет древними сильными заклинаниями. И если его, Гаруна, из зависти к богатству захотят сглазить, тогда может случиться всякое.
Например, начнет таять его состояние, будет уменьшаться доход, или Падишах, да славится его имя во веки веков и на всех известных землях, рассердится, тогда, конечно, Гаруну с такой напастью никак не справиться. Собственно, еще мальчиком, когда его воспитывала всего лишь пятая жена его отца, Рахмана по прозвищу Серебряный, он понял одну-разъединственную правду о жизни - бедным быть страшно, это очень стыдно и нехорошо. Собственно, если ты беден, это означает, что мир от тебя отвернулся, и лики Богов обращены в другую сторону, и ничто тебя не спасет, не будет тебе никакой радости от жизни, не будет и власти решать что-то для себя, и это уже окончательно. Потому что тот, кто беден, по-настоящему богатым уже никогда быть не сможет, так устроен мир. И главным желанием в жизни должно быть желание быть богатым. Гаруну оставалось лишь хорошо об этом помнить.
Он и помнил. И желал. А вот иных желаний, как было сказано, уже не испытывал. Вернее, они когда-то были, но потом испарились, исчезли, как сырость ночи исчезает при свете солнца. Он уже все изведал, все постиг, все испробовал… Даже такое, за что жрецы порой и заставляли совершать покаянные путешествия к разным гробницам святых людей или нелюдей, прославившихся делами во имя веры.
Впрочем, чрезмерно набожным Гарун тоже не был. Когда-то, по молодости, он частенько, нагрешив, пускался в такие паломничества, но всегда получалось одно и то же - приезжаешь, помолишься, возвращаешься… и все, больше ничего нет. Ни в душе, ни в настроениях ничего не меняется, только монет отданных иногда бывает жалко или времени потраченного, его можно было бы куда интереснее провести.
Вот и сейчас он лежал, пытался найти самую спелую и вкусную виноградину с трех подносов, придирчиво выбирал, а все без толку… Виноград был белый, черный и розовый, самый дорогой, как сказывали его прислужники, он словно бы светился изнутри, был прекрасен… Если бы Гаруна это интересовало. Он отрывал ягоду одну за другой, пробовал, плевался, потому что оказывалось, что они все равно безвкусные, как ни выбирай, какой виноград ни пробуй.
Он даже с надеждой попробовал персики, но и они почему-то жевались как трава или - еще хуже - как сухое сено, и, хотя сок тек по толстеньким и нежным щекам Гаруна, хотя губы у него слипались от сладости, вкуса он не различал. Едва ли не в отчаянии он взглянул на замечательные своей прелой краснотой гранаты, но ведь и они окажутся пресными, к тому же еще нужно будет выплевывать косточки, и еще придется позвать кого-нибудь, чтобы ему эти гранаты почистили… Нет, не получалось сегодня у Гаруна Золотого ничего путного.
Оставалось надеяться, что вечером, когда соберутся гости на один из его знаменитых пиров, слава о которых разнеслась почти по всем землям, подвластным Падишаху, да славится имя его… Ну да ладно, про себя-то можно полностью эту присказку и не вспоминать, все равно никто не узнает, а значит, и не осудит. Впрочем, караванщики, разносившие толки о его пирах во все известные земли, ничего не могли знать достоверно, но ведь придумывали же, судачили, что-то да сочиняли, к его, Гаруновой, славе и известности.
А Гарун и не знал - хорошо это или не очень, вдруг чрезмерная слава в конце концов сослужит ему плохую службу? Но ни один из гадателей ничего плохого пока ему не предсказывал, даже не намекал, что может получиться что-то скверное… А это значило, что по-прежнему никаких особенных желаний у него не возникало, начисто, хоть тресни.
Голосом негромким, будто трава растет, Гарун позвал управляющего:
- Мосул… Эй, там, позовите Мосула.
Где-то неподалеку что-то несильно зазвенело, громких звуков Гарун не любил, не раз и не десяток раз неловкого слугу, который ронял что-то или иначе как-то умудрялся нашуметь, ссылали на конюшню пороть или вовсе в кандалы заковывали и отдавали стражникам. Что эти звероподобные чудовища, все как на подбор орки, гоблины и южные, нижние тролли, с этими негодниками делали, Гарун, конечно, не знал, но они исчезали, как водится, из его жизни и больше шуметь не смели.
Эти звуки указывали, что кто-то бросился исполнять приказание, а как же иначе? Зачем же тогда кормить всех этих бездельников, если некому исполнить его, Гаруна аль-Рахмана, приказания?
Он попробовал еще одну виноградинку, она была кисло-сладкой, то ли не доспела, то ли потеряла свой вкус, пока он пытался ее укусить. М-да, сложной была его жизнь, даже трудно придумать, как ею пользоваться.
- Нет, лучше вот что… Позовите Вишама, пусть он расскажет, что будет у нас сегодня вечером.
Вишам, сухой, как палка, южанин с берегов кипучих морей, где, как когда-то рассказывали учителя, был рай для смертных, служил у Гаруна главным распорядителем дворцов: и этого, главного, столичного, и семи прочих, разбросанных по землям Падишаха, да славится… В этих семи дворцах он тоже, когда приезжал, бывал главным. Потому что лучше всех других умел угадать, чего Гаруну в данный миг не хватает. Золотой и сам иногда поражался, вот так скучаешь, не знаешь, чего бы захотеть, а появится Вишам и сразу чего-нибудь да придумает.
Требовать к себе сразу Вишама и Мосула все же не стоило. Появление обоих могло заставить и Дашаста появиться, а вот его-то сегодня Гарун определенно видеть не хотел. Но Дашаст служил начальником его стражи и был единственным, кто мог входить к нему без вызова, просто потому, что самому было что-то нужно. Дашаст был нижним троллем, невысоким для его породы, но очень широким и каким-то… маложивым, что ли? Иногда, глядя на него, Гарун ощущал холодок, пробирающий его до печенок, до самых кишок, а может, и еще дальше, до души, где бы она ни находилась согласно вере и учениям разных святых.
Первым перед Гаруном появился Мосул, как и положено, ведь его-то он вызвал раньше.
- Господин мой, да будет твое здоровье и счастье неотделимо от моего. - Он поклонился низко, но может, и недостаточно низко, Гарун этого не мог сообразить. И все равно за такую мелочь ругать Мосула не следовало, без него было трудно обойтись.
- Ты погоди пока, - все тем же расслабленным голоском проговорил Золотой. - Подожди, с тобой мы после поговорим, если получится.
- Что может не получиться?.. - начал было Мосул, но не договорил, потому что появился Вишам.
Несмотря на худобу, южанин был каким-то взъерошенным и запыхавшимся. Может, действительно торопился, но не исключено, что изображал торопливость, выслуживался на свой, дально-южный манер.
- Я весь к твоим пожеланиям и приказам, господин, пусть пребудет с тобой вся власть и сила твоих предков и предков их предков…