Школы, в которых учат танцевать… Гинту это удивило. Майма, тиумида храма Санты, иногда собирала девочек - посмотреть, что они умеют. Иногда она показывала им какие-нибудь движения, давала советы, танцевала перед ними или вместе с ними, но Гинта никогда бы не сказала, что они ходят к Майме, как в школу. Дети сроду учились танцевать сами, глядя на взрослых. Благо, без танцев в Сантаре почти ни одного дня не проходило. Зачем тут школы? А у валлонов всему учат в школах. И всех одинаково. И к тому же всех заставляют верить в одного бога - Эйрина. Или Эрина, как у них говорят. Эйрин действительно великий бог, но чем хуже другие? Когда-то валлоны даже разрушали в Сантаре храмы богов. Всех, кроме солнечного. Потом перестали. Ведь это глупо - воевать с богами, даже если люди могут дать отпор. И всё же в Валлондорне, бывшей Тиннутаме, теперь остались только храмы солнца. Святилища других богов валлоны разрушили сразу, едва войдя в город. Валлоны странные. Они считают, что порядок - это когда все молятся одному богу и думают одинаково. Но говорят, они совсем даже не глупы. Их мудрецы многое умеют. Они придумали повозки, которые ездят сами, без упряжки. И ещё какую-то железную дорогу. По ней катятся тележки, тоже железные. Гинта слышала, что такую дорогу скоро построят и в Хортанге. Там сейчас валлонов - чуть ли не каждый второй. А в Ингамарне их почти нет. Только на границе с Лаутамой - там, где живёт наместник и размещается гвардия абеллургов.
Про валонов и их города Гинта знала в основном от дяди Таввина, уже много лет жившего в Валлондорне. Он был братом жены Сакамба, старшего сына покойного минаттана Айнара. У правителя были три сына и дочь Синтиола. Сыновья погибли во время предпоследней войны с валлонами, разразившейся в середине прошлого цикла. Наследников они не оставили, и трон минаттана занял муж Синтиолы Ранх. Последняя, самая короткая и ожесточённая война на севере Сантары унесла и его, а красавица Синтиола умерла, оставив новорожденную дочь - Гинту. Ей и предстояло унаследовать трон. Пока за неё правил её двоюродный дед Аххан, младший брат покойного Айнара.
Таввин редко приезжал в Ингамарну. На него здесь многие смотрели косо.
- В Валлондорне и кроме меня хватает наших, - говорил дядя. - И в других городах сантарийцы живут бок о бок с валлонами. Даже женятся… Сколько можно враждовать? Разве нельзя жить мирно?
- А кто начал воевать? - спросил дед. - Кто начал войну на этой земле?
- Кто бы её ни начал, её пора заканчивать…
- Потому мы и позволяем их воинам тут разъезжать, - нахмурился дед. - Позволяем, пока они никого не трогают и не вмешиваются в нашу жизнь. Мы их терпим, поскольку не хотим, чтобы снова пролилась кровь, но Ингамарна всегда будет жить по своим законам.
- Однако сантарийская молодёжь уже отовсюду едет в столицу, как когда-то уехал я. И многим там нравится…
- Это их дело, - сказал дед. - Мы не валлоны, которые всех вокруг пытаются заставить думать одинаково. Но нашей столицей была Тиннутама. Валлондорн - столица другой страны.
- Да, Аххан, страна становится другой, и ничего тут не поделаешь. А валлоны… Ты же сам знаешь, они не все одинаковые. И не всем им хорошо под властью абеллургов.
Таввин приезжал в Ингатам главным образом из-за Гинты - хоть и не кровная, а всё же племянница. Своих детей у него не было и, видимо, уже не будет. Это Великая Мать наказала его, говорила Таома, за то, что изменил обычаям предков. Сам Таввин так не считал. Конечно, в Валлондорне он может посещать только солнечные храмы, но это не значит, что он забыл других богов.
Глава 3. Школа нумадов
В середине осени Таввин приехал поздравить Гинту с днём рождения. Ей исполнялось шесть лет. Он привёз из Валлондорна куклу. Большую - примерно два с половиной локтя, нарядную куклу-валлонку со светло-голубыми глазами и длинными серебристыми локонами. Нельзя сказать, что она была лучше тех, которые делал мастер Ким. Пожалуй, его куклы были красивее. Он вырезал их из лунда, красиво раскрашивал и покрывал макувой - прозрачным раствором, который, застывая, надёжно защищал деревянные изделия от повреждений. Девчонки из всех окрестных селений приносили Киму свои волосы. Приходится же иногда стричься, а чем выбрасывать отрезанные пряди, лучше отнести их мастеру - для новых кукол. В конце концов, для кого он их делает? Куклы Кима были как живые. У каждой своё лицо и свой характер. А Нага, жена мастера, шила им одежду. Для Гинты Ким сделал уже больше тридцати кукол. Среди них были девочки и мальчики, девушки и юноши. Таома нашила им всяких нарядов. А кузнец Гарам смастерил для кукол аттаны множество маленьких браслетов, ожерелий, подвесок и прочих украшений. И даже выковал оружие для её игрушечных воинов и охотников.
К дню рождения Гинты Ким сделал ей игрушечных хортов. Он обтянул их шкурой занга, выкрашенной в коричневый, чёрный и серый цвета, копытца выточил из рогов айга. А кузнец изготовил сбрую. И ещё Гарам вместе с плотником Зумбаром соорудили маленькую повозку с крутящимися колёсами и упряжью.
Дед подарил Гинте настоящего хорта - молодого, недавно объезженного, редкой золотистой масти, с чёрной гривой, чёрным хвостом и тёмной полосой вдоль хребта.
- Ну вот, - смеялась Таома. - Теперь и у тебя, и у твоих кукол есть хорты. У них даже свой выезд есть. Боюсь, для кукол скоро понадобится отдельный дворец. Сколько их накопилось, да ещё Таввин привёз… Знаешь, она мне не нравится.
- Это потому что она валлонка?
- Да просто она хуже, вот и всё, - сказала старуха.
Куклы мастера Кима действительно были красивее этой пустоглазой девицы с застывшим, как будто бы мёртвым лицом. Куклы старого Кима казались живыми, только не умели двигаться. А эта, казавшаяся неживой, умела. Она могла ходить. В спине у неё была такая маленькая круглая штучка. Нажмёшь на неё, немного повернёшь, поставишь куклу на пол - и она шагает. Правда, больше двадцати шагов подряд не сделает, но можно же ещё нажать и подкрутить. Здорово!
"Вот бы остальные куклы могли ходить, - думала Гинта. - А хорты возили повозку…"
На следующий день она сбегала к старому Киму и спросила, не может ли он сделать своих кукол ходячими.
- Что ты, дитя моё, - сказал мастер. - Я же не нумад и не колдун. Я не умею заставлять предметы двигаться. Это ты уж деда своего проси. Или его мангартов. Разве они тебе в чём-нибудь откажут?
Дедовы ученики частенько развлекали маленькую аттану, показывая ей разные фокусы, но не будешь же приставать к ним каждый раз, когда захочется поиграть в куклы. Да у них и поважнее есть дела. Лучше им не тратить своё анх на всякую ерунду. Вот бы самой так научиться…
Гинта знала: если она и окажется в числе дедовых учеников, то произойдёт это нескоро. Не раньше, чем ей сравняется десять лет. До этого возраста человек должен слушать, запоминать, учиться владеть собой, в частности своим анх. Допустим только один способ воздействия на других - передача мыслей. Можно ещё, конечно, помочь приятелю залечить рану, но это в том случае, когда поблизости нет никого из взрослых. Перенапрячь своё неокрепшее анх ещё опаснее, чем перетрудить мышцы. Тиумиды, обучавшие детей в храмовых школах, присматривались к ним. Почти все они были колдунами и в своё время учились у нумадов, просто способности не позволили им попасть на третью ступень. Они учили ребятишек владеть своим телом и даже показывали им кое-какие упражнения, помогающие концентрировать анх. Когда очередная группа детей достигала десятилетнего возраста, нумады выбирали из них учеников для своих школ. Обычно они уже заранее знали, кого возьмут. Остальные оставались в храмовых школах, где продолжали образование лет до пятнадцати.
Иногда, как говорят в Сантаре, анх человека опережает его возраст. Такого ребёнка сразу отдают в руки опытного нумада - неуправляемая сила опасна. Но это случается редко. Даже у большинства самых знаменитых нумадов до девяти-десяти лет было обычное анх, то есть сильнее, чем у сверстников, но ненамного.
Гинта никогда не задумывалась над тем, какое у неё анх, а дед… Не будь он так занят школой и своими больными, он бы наверняка раньше заметил, насколько его внучка отличается от других детей.
Забавно, но всё началось с этой несчастной куклы. Через несколько дней после именин Гинта случайно обнаружила под одной из лестниц верхнего этажа маленькую обитую железом дверь. Она оказалась незапертой, и, отворив её, девочка попала в тёмную, пропахшую пылью комнатушку. Здесь явно давно уже никто не бывал. Гинта невольно вздрогнула, услышав голос деда. Он звучал где-то рядом. Громко, но Гинта не могла разобрать ни единого слова. Дед говорил на каком-то странном языке. Некоторые слова казались ей знакомыми, вернее, похожими на те, что она знала, но смысла она всё равно не улавливала. Когда дед замолчал, заговорил кто-то другой. Тоже на непонятном языке. Зато Гинта узнала голос Камбига, одного из дедовых учеников. Значит, за стеной диуриновый зал, где старый Аххан обычно проводит занятия. Вскоре Гинта поняла, почему так хорошо слышно - она заметила в стене маленькое отверстие. С тех пор она почти каждый день наведывалась в потайную комнату под лестницей. До чего же интересно было в школе нумадов, особенно на занятиях старших.
Младшие, ольмы, должны были научиться в совершенстве владеть своим телом и своим анх. Прежде чем управлять в доступных тебе пределах существами, предметами и явлениями окружающего мира, надо научиться управлять собой. Всеми теми силами, что в тебе сокрыты. Особое внимание на первой ступени обучения уделялось физическим упражнениям, которые развивали способность напрягать отдельные мышцы и группы мышц, концентрировать анх в любой части тела, словом, управлять своим телом так, чтобы оно стало одновременно и твоим послушным инструментом, и материалом, из которого ты сможешь лепить всё, что захочешь. Подобные занятия с детьми проводили ещё тиумиды в храмовых школах. Они учили их вырабатывать нечувствительность к боли, холоду, жаре. Но высочайшее искусство - сделать тело почти неуязвимым - доступно далеко не каждому. Даже не каждому нумаду. К концу первой ступени ольмы отличались потрясающей гибкостью, а силой превосходили любого взрослого мужчину со средним анх. Дед говорил ученикам: "Со временем вы сможете развить в себе даже гибкость гинзы и силу харгала".
Не так-то просто было научиться концентрировать своё анх в разных частях тела. Если лечишь, надо сосредоточить его в пальцах, если вызываешь нао - сначала в точке чуть повыше переносицы, потом в пальцах, если хочешь понять незнакомую речь - в темени и за ушами, если двигаешь предметы - сперва в середине груди, потом в ладонях…
Почти каждый урок начинался с физических упражнений. Дед, одетый, как и ученики, в одну лишь набедренную повязку, показывал им различные позы, которые они старательно повторяли. Его сильное, поджарое тело было стройным и красивым, словно у юноши. Ничего удивительного - тот, кто в совершенстве владеет своим телом, не даёт ему болеть и стареть. Недаром нумадов называют монхаммадами. Монхаммад значит "вечно молодой". Возраст деда Аххана выдавали лишь седина да спокойная мудрость взгляда. Впрочем, ни то, ни другое его не портило.
Ольмы получали знания об Эрсе и её обитателях, о земных и небесных явлениях - разумеется, более полные и подробные, чем их сверстники в храмовых школах. Особенно тщательно на первой ступени обучения изучали свойства растений, способы приготовления лекарств, ядов и противоядий. Ольмам объясняли, как регулировать рост растений путём перераспределения нигмы и позволяли кое-что выращивать самим. Очень много времени отводилось на изучения таннума - тайного языка. И ещё - каждый ольм прекрасно знал, что ему не стать абинтом, пока он не овладеет простым и высоким анхакаром. Кар - в переводе с танумана "связь, соединение, проникновение". Простой анхакар - это соединение анх с пятью обычными органами чувств. Зрительный анхакар позволяет лучше и дальше видеть, слуховой и обонятельный - различать звуки и запахи, которые не уловит и зверь. При помощи наружного анхакара можно обострить или наоборот снизить кожную чувствительность, а также создать некоторую защиту от внешних повреждений. Чем сильней и натренированней твоё анх, тем надёжнее защищено твоё тело. Вкусовой анхакар позволяет быстро распознать любой яд, чтобы выплюнуть его, пока не проглотил, ну а если отрава уже попала в желудок, внутренний анхакар поможет организму обезвредить и отторгнуть её. Вообще-то простой анхакар считался делом несложным. Ему обучали и в храмовых школах. Охотники, которые почти всю жизнь проводили в лесу, как правило хорошо им владели, хотя, конечно же, хуже, чем нумады и колдуны.
Высокому анхакару учили только в школах нумадов. Для него требовалось действительно сильное анх. Высокий анхакар - это особое умение управлять своими и чужими чувствами, мыслями, ощущениями и настроениями, а точнее, соединяя их со своим анх, создавать чувственно-мысленный поток, который можно направить на кого угодно. Таннум не позволял проникать в чужое сознание, но разгадать дурной умысел иногда способен и обыкновенный человек, не знакомый с тайным учением. В совершенстве владеющий высоким анхакаром умеет одним взглядом отводить от себя злые побуждения и обращать их против того, от кого они исходят. Даже валлоны знали, как опасно нападать на сантарийских колдунов. Они ещё во время первой войны прозвали их "убивающие взглядом". Если владеешь высоким анхакаром, можно бродить без оружия по самым глухим местам, не боясь диких зверей. Главное - заглянуть противнику в глаза. Конечно, и человек, и зверь могут напасть сзади, но слишком уж трудно подобраться к нумаду или колдуну незаметно, даже сзади.
Существовал ещё и высший анхакар, но Гинта имела о нём весьма смутное представление. Она только знала, что владеют им даже не все нумады.
Ольмов с первого же года обучения знакомили с искусством врачевания. Гинте особенно нравились занятия, где дед объяснял, из чего состоят люди, звери, растения и вообще всё, что существует в этом мире. Приникнув к отверстию в стене своего убежища, девочка впитывала знания, как земля влагу. Она усваивала всё гораздо быстрее и лучше, чем десяти- и одиннадцатилетние ольмы. И самое удивительное - ей казалось, что когда-то она уже всё это знала, но забыла, а сейчас вспоминает. И ей ужасно хотелось вспомнить поскорее.
Материя, из которого состоит плотное тело живого существа, на древнем языке называется гинн. Об умершем говорили: "Он вернул своё гинн Матери-земле, чтобы она потом дала ему новое". Гинн состоит из маленьких частичек - монов. Они так малы, что увидеть их очень трудно, даже нумаду. Моны бывают разные, но из них состоит абсолютно всё - люди, животные, деревья, цветы… Нао, тонкое тело живого существа, его бесплотный двойник, состоит из особых монов. Ведь наома - тоже материя, просто такая тонкая, что её невозможно пощупать руками. Наома - это свет Эйрина, отражённый Сантой, в соединении с божественным анх и веществом ли, содержащим аллюгин. Гинта не совсем поняла, что такое ли, но не огорчилась. У неё ещё будет время разобраться во всём получше. Нао как бы пронизывает гинн. Его тонкие моны проникают сквозь моны плотного тела. Нао можно отделить от гинн и сделать проявленным, то есть видимым. В Сантаре все знают: отделять нао от плотного тела небезопасно. Ведь нао - обитель анх, поэтому, лишившись тонкого тела, человек слабеет. Есть выражение "вызвать нао". Но на самом деле нумады вызывают не нао, а всего лишь его часть, вернее, его тончайший слой - суннао. Это менее опасно для живого существа. Если человек без видимых причин вдруг начинал болеть и чахнуть, нумад-врачеватель в первую очередь проверял, на месте ли его тонкое тело. Похищение нао в Сантаре всегда расценивалось как покушение на жизнь человека. Вызвать суннао может каждый мангарт, но похитить само нао, к счастью, не так-то просто. Это под силу только очень искусному нумаду. Ещё труднее похитить нафф. В переводе с танумана это значит "душа". Из объяснений деда следовало, что человек, как, впрочем, и животное, получает нафф при зачатии. Когда отцовское семя оплодотворяет материнское яйцо, возникает новая жизнь. И новое существо получает нафф. Но при этом детёныш получает и частицу нафф каждого из своих родителей. Поэтому дети бывают похожи на родственников не только внешне, но и по характеру.
- Нафф - то, благодаря чему мы дышим, любим, ненавидим, желаем, боимся, - говорил ученикам дед. - Нафф развивается вместе с нум. Она усваивает всё, что нарабатывает нум. Благодаря нафф, которая кое-что помнит из прошлых жизней, у человека есть память предков.
Занятий с учениками второй ступени Гинта не видела. Они почти всё время проводили в лесу, изучая язык птиц и зверей. Абинт в переводе с танумана - "молчаливый", а точнее "неговорящий" (а - "не", бину - "говорить"). Считалось, что обычная человеческая речь не должна касаться ушей и уст абинтов. Им, конечно, приходилось общаться с людьми, не знающими тайного языка, но они всё же старались держаться особняком. Ни один сантариец, увидев подростка с чёрной повязкой на голове, не обратится к нему, если в этом нет острой необходимости. Чёрная повязка - знак абинта. Живя в лесу, ученики второй ступени совершенствовались не только в танумане, но и в изучении животного и растительного мира. Они продолжали работать с нигмой и даже пытались влиять на погоду - разумеется, в тех пределах, в каких позволил учитель.
На третью ступень попадал лишь тот, кто овладел тануманом, то есть научился достаточно хорошо понимать любой язык, включая язык птиц и зверей. Потому старших учеников и называли мангартами. Мангарт - "ловец мысли" или "умеющий ловить смысл" (гарт - "ловец", ман - "мысль, смысл, значение"). Одни становились мангартами в пятнадцать лет, другие позже - в зависимости от способностей. Тот, кто не сумел перейти на третью ступень к восемнадцати годам, покидал школу нумадов, но приобретённые им знания и умения позволяли ему стать колдуном, лекарем, служителем какого-нибудь бога, а также учителем храмовой школы. Впрочем, тиумидами становились не только ученики нумадов, но и люди с обычным анх, умеющие сочинять священные песнопения. Бывали случаи, когда, покинув школу нумадов, человек обращался к какому-либо ремеслу, ваянию, живописи. А иные просто занимались охотой или земледелием. Управляя нигмой, можно выращивать прекрасные сорта.
Тем, кто попал на третью ступень, предстояло добиться звания нумада. Каждый мангарт должен был овладеть наомой и окончательно определиться, кем именно он станет - саммином, амнитаном, инвиром или арканом. Саммин - в переводе с танумана "врачеватель". Дед Гинты был нумадом-саммином, причём самым лучшим не только в Ингамарне, но и вообще на севере Сантары.