- Видишь? Я уже исполняю свою роль в рассказе. Я - существо из запретного мира, вернувшееся в землю отца и обнаружившее, что она для него закрыта. Я не принадлежу ни одному миру. Дженвал этим очень взволнован. Курундолок считает, что меня надо принести в жертву. Гвиллос согласился сопровождать меня к месту моей смерти. И все поступки моих друзей - часть легенды. Ты еще увидишь это. Ты будешь искать брата, но все, что ты сделаешь, все, что люди сделают вместе с тобой или для тебя - часть их мифа. Они не могут помочь сами себе. Как моя мать не смогла сопротивляться призыву к продолжению ее легенды. Она жила с изгнанником, призраком из запретного мира. И родила этому призраку ребенка. Потом Земля позвала ее и она ушла.
- Делать что?
- Нечто одновременно ужасное и чудесное, - печально сказал Скатах. - Закончить цикл рассказов, которые поразили бы тебя до глубины души, если бы ты услышала их.
- Расскажи...
- В другой раз, - твердо сказал он. - Сначала мы должны найти твое животное-проводник. Такое должно быть. Должно быть животное, которое постоянно наблюдает за тобой...
- Сломанный Парень, - прервала его Таллис. Она поняла это еще в своей комнате, несколько часов назад, когда Скатах впервые заговорил о гурле. - Но имей в виду: он жил в округе еще до моего рождения.
- Конь? - спросил Скатах.
- Олень.
- Ждал тебя, - уверенно сказал юноша. - Его послали ждать. Скорее всего ты сама.
- Разве такое может быть?
- Попытаюсь объяснить, - ответил он. - Годы, месяцы... в лесу они не имеют смысла. Когда я уходил, отец предупредил меня только об одном: разные части леса живут с разной скоростью. Поэтому в лесу все времена года перепутаны.
- Я должна найти зиму. Я точно знаю, что найду Гарри именно там.
Скатах успокаивающе улыбнулся.
- Конечно. И я сделаю для этого все, что в моих силах.
- Но я не могу бросить дом! - громко сказала Таллис с паникой в голосе. Курундолок зашевелился под толстыми шкурами, потом опять уснул. Таллис вспомнила слова отца. Мы не вынесем, если потеряем тебя; не после потери Гарри.
Она много лет пыталась заставить родителей поверить ей, понять ее, и в первый раз - в этот самый вечер, до того, как земля стала рожать камни и птиц - они согласились пойти с ней и посмотреть на то, что не давало ей покоя.
Она предаст их, если уйдет сейчас.
И разобьет их сердца.
Скатах, освещенный пламенем гаснущего костра, внимательно посмотрел на нее. Наконец он тихо спросил:
- На какое время ты можешь позволить себе уйти?
- Не поняла...
- Ты можешь уйти со мной на день?
Она никогда не думала о таком.
- Конечно.
- На два?
- Семь дней, - сказала она. - Они будут волноваться. Но если я дам им знать, что меня не будет только неделю, за это время они не сойдут с ума. Если я вернусь через неделю...
Скатах наклонился вперед и многозначительно поднял палец.
- На краю леса, не в чаще, ты можешь прожить месяц, а в твоем мире пройдет неделя. Отец был уверен в этом.
Таллис вспомнила дневник Хаксли и запись об отсутствии Уинн-Джонс.
- Месяц чтобы слушать, смотреть и спрашивать, - продолжал Скатах. - За месяц ты вполне можешь узнать, где держат твоего брата. Ты уйдешь на четыре недели, а вернешься через одну. И ты можешь уходить и возвращаться, используя собственные таланты. А я смогу попасть домой, с твоей помощью. Что скажешь?
- Нам нужен Сломанный Парень. Я должна отметить его...
- Он придет, - уверенно сказал Скатах.
Таллис улыбнулась и кивнула.
- Я согласна, - сказала она.
- Тогда давай спать. Завтра нас ждет трудное путешествие.
Несколько раз она видела Сломанного Парня в сумерках, дважды на рассвете, но никогда днем или ночью. Так что она последовала совету Скатаха, завернулась в грубое шерстяное одеяло, свернулась у горячих угольков костра и устремилась в сон.
И желанный отдых пришел к ней, усталой и растерянной. Ей снилось, что она, как призрак, летит через густой лес, вылетает на широкое горлышко и через глубокое ущелье с отвесными склонами глядит на странный замок, возвышающийся на лесистых утесах в миле от нее. Она опять поворачивается лицом к лесу, но деревья ускользают в сторону и к ней устремляется огромная стена из снега и льда, приливная волна зимы. Перед ней, спасая свою жизнь, бегут несколько человеческих фигурок.
Они пробегают мимо, от них пахнет смертью. Среди них ребенок, несущий маленький деревянный тотем, совсем не похожий на огромный гниющий идол в саду разрушенного дома. Ребенок кричит: райятук. Снег настигает их. Они барахтаются в нем и громко кричат, и Таллис тоже кричит, стараясь подняться над крутящимся льдом; она хватается за холодные мертвые ветки деревьев и карабкается к свету, а жидкая зима пытается утопить ее.
Сражаясь с набегающим приливом она видит пещеру, зев которой широко открыт. Рев оглушает ее.
Звериный рев, он все ближе и ближе...
Опять и опять, и она узнает его. Она почти утонула, но кто-то трясет ее; друг, он заставляет проснуться...
Проснись... проснись...
Она открыла глаза, но часть ее продолжала спать. Огонь еще мерцал, его сладкий дым поднимался в ночное небо. Около нее на корточках сидела женщина. Образы из сна закувыркались, огонь мерцал и менялся. Проснулась, но еще сплю. Таллис оказалась мире, расположенным между двумя состояниями сознания, где ходят мифаго, где женщины-габерлунги легко могут дотянуться до нее.
Шшш, сказала Белая Маска.
Старая рука на молодом лбу, гладит мягкую кожу. Сознание Таллис течет через летнюю ночь как быстрая сверкающая река, вода в которой - поток слов; мимо скользят берега, наполненные образами из легенд: зверями, людьми, высокими каменными замками и странными пейзажами.
Шшш, сказала Белая Маска.
И Таллис почувствовала, как в ее текущее сознание вливается история, оставляя отпечаток простоты, силы, древности... Та самая история, вытекшая из начала, из источника, из магии... И в ней была музыка: в порывах ветра, в хлопанье шкур о деревянные рамы, в ударах камня о камень. И в криках охотников, глядевших в лицо смерти в ужасное время льда и кошмарных животных; они шли на юг по замерзшим рекам, в поисках места, где можно найти еду и согреться...
Снег хранит старую память.
Земля помнит все.
Мы прошли через бурю к концу неудавшейся охоты.
Ясень замерзла, устала, состарилась.
Мы поместили ее в лоно снега.
Мы выдохнули наши души на ее бледную кожу.
Она запела о великих охотах.
Она запела об огнях в больших убежищах.
Она запела об огнях, которые горят бесконечно.
Юный Арак держал костяной нож.
Он вырезал деревянный глаз для умирающей Ясень.
Он вырезал лицо Ясень на живом дереве.
Мы поставили новый глаз Ясень на ее замерзшее тело в снежном лоне.
Новое дерево посмотрело на Ясень.
Буря разделила нас, клан от клана, род от рода.
Когда земля открылась, мы были молоды.
Мы обнимали темноту и безопасность.
Наш огонь почти погас.
Волки размером с медведя убегали от снега.
Медведи, кусающиеся как волки, умирали на ходу.
Замерз гордый олень.
В глазах оленя застыла память о стаде и охоте.
В наших телах текла холодная кровь.
В черных деревьях вода стала льдом.
Деревья стояли холодные и безжизненные, как камни.
Дух солнца не утешал нас теплом.
Наши животы наполнил холод.
Земля стала нашим врагом.
Те, на кого мы охотились, убежали от ледяных рек вслед за зимним гусем.
Род медленно шел за ними.
Снег пропах сладким запахом свежей крови.
Быстро прибегал волк.
Земля родила хищных птиц.
Огонь горел в Земле Призрака Птицы.
Кости рода дымились и они шли туда.
Весь род плакал от деревянной улыбки Ясень.
И весь род слушал голос из дуба.
Юный Арак странствовал по невиданным местам земли.
Арак странствовал по запретным местам земли.
Но он потерял все и вернулся домой.
Снежные стены берегли его.
Он опять вернулся домой.
Снег хранит старую память.
Земля помнит все.
Вот то, что я помню.
Проснись, Таллис! Проснись!
Зверь ревет. Он уже над ней. Его зловоние окутало ее.
- Таллис! Вставай!
Таллис, слишком быстро вырванная из сна, села, смущенная и напуганная. Потом страх исчез, и вместе с ним холод. Она была закутана в попону лошади Скатаха, костер почти догорел. Все трое Джагутин стояли, глядя мимо темных деревьев. Раннее утро освещало их темные лица, кусочки золота на выдубленной непогодой коже и изодранную одежду. Пепел от костра медленно поднимался вверх, подхваченный легким ветерком, дующим на лужайке. Лошади тихо дышали, трясли головами и натягивали привязь.
Я прикоснулась к источнику. Это история с самого начала... Я прикоснулась к источнику. Я подошла близко к Гарри. Он там, я уверена. Я прикоснулась к источнику. Гарри - источник...
Скатах глядел на нее, но не видел; он прислушивался. Мгновением позже звук повторился, безусловно рев оленя-самца.
- Сломанный Парень! - сказала Таллис.
- У ручья, - согласился Скатах. - За Землей Призрака Птицы.
Таллис вскочила на ноги, с серой шерстяной попоной на плечах. Вокруг нее уже кипела бурная деятельность. Лошадей нагрузили и повели по узкой тропе к краю леса. Скатах закидал костер и надел кожаный рюкзак. Таллис повесила на шею маски и нащупала в кармане крестильную рубашку.
Слишком много всего случилось, и слишком внезапно. Она подумал о доме; родители наверно еще спят. Она не сказала им, что уходит, не попрощалась с ними. Они будут беспокоиться, даже если она уйдет всего на несколько дней. Она обязана оставить им весточку.
Утро было туманным и мокрым. Вместе с Джагутин она обогнула лес, пересекла болотистое поле и оказалась у тонких деревьев, окаймлявших Ручей Охотника.
- Олень должен быть где-то здесь, - прошептал Скатах. Курундолок завел лошадей в холодную воду и дал им напиться, а сам нервно выискивал любой знак оборванного оленя. Таллис пошла через мокрый папоротник, вытаскивая попону каждый раз, когда она запутывалась в шиповнике.
Стояла полная тишина, даже птицы замолчали. Росистый туман неторопливо плыл в воздухе. Лес застыл, как животное, сдерживающее дыхание и наблюдающее за хитрыми движениями хищника.
И, внезапно, в этой тишине кто-то громко выкрикнул ее имя, тоном даже не беспокойства, а ужасного страха.
Скатах посмотрел вверх, его бледные глаза сверкнули. Но Таллис глядела на поле у далекого горизонта, где еще вчера вечером стояли странные камни и деревья; сейчас они исчезли и не осталось ни одного следа силы, проявленной землей. Там бежал человек, мужчина.
- Таллис! - закричал ее отец, с паникой в голосе. Она содрогнулась, на глазах появились слезы. На нем была ночная рубашка, полы которой хлопали на бегу. Он запнулся, потом выпрямился, маленькая темная фигурка, едва видимая в полутьме.
- Быстрее, - пробормотал Скатах в сторону леса. Лошади забеспокоились. Дженвал что-то сказал им, гортанным голосом, и погладил одетой в броню рукой морду одной из них, пегой.
- Я должна сказать ему, что у меня все хорошо, - сказала Таллис. - Попрощаться...
Но Скатах потянул ее вниз.
- Нет времени, - сказал он. - Смотри! Там!
Из тумана вышел Сломанный Парень и чопорно вошел в ручей недалеко от беспокойных лошадей. Джагутин подались назад, разрешая огромному зверю пройти мимо. Его рога задели свисающие ветви ольхи, растущей у ручья, изо рта вырвался клок тумана. Он заметил девочку, и его темные глаза сверкнули. Перед ним летел его запах и уносился к Райхоупскому лесу.
Скатах стянул попону с плеч Таллис и подтолкнул ее вперед.
- Быстрее. Привяжи тряпку. Отметь его. Сейчас этот зверь - твой господин. Он покажет дорогу.
Таллис пробралась через подлесок и вошла в воду. Отец все еще звал ее. С деревьев вокруг Земли Призрака Птицы взлетели вороны, поля огласила птичья песня.
Оказавшись перед оленем, Таллис почувствовала знакомое потрясение. Она поглядела на гигантского зверя, протянула руку и пробежала пальцами по грубым волосам на его морде. Сломанный Парень медленно наклонил голову. В его зрачках отражалось лицо: темная кожа, глаза широко открыты, рот странно искажен - без сомнения ее; за ним виднелась зимняя картина: снег, по нему идут три темные фигуры, и еще одна; они выходят из зверя и уходят в сознание Таллис.
Ее окутали запах и тепло. Она почувствовала дыхание у себя на шее, вес его тела на своем. Кожу закололо, тело возбудилось, неожиданно и смущающе. Он был так близко. Она поглядела за него, как в синее небо. И почувствовала давление в его движениях, входившее в ее тело и выходившее из него...
Мгновение прошло. Таллис, запыхавшаяся, покрасневшая, привязала клочок крестильной рубашки на сломанный отросток рога, сделав двойной узел, для верности. Пока она вязала узел, пальцы ощутили три глубоких зарубки на роге; возможно метки Оуэна.
Сломанный Парень поднял голову и заревел, потом протиснулся мимо девочки, так сильно толкнув ее телом, что она тяжело плюхнулась в воду. От неожиданности она схватилась за ожерелье из тяжелых масок и веревка лопнула. Маски упали в ручей, и ей пришлось собирать их; одна из них уплыла и не было времени ее догонять. Скатах, оказавшийся сзади, подтолкнул ее, направляя вслед за широким крупом оленя в сторону Земли Призрака Птицы и Райхоупского леса. Джагутин уже сидели на лошадях. Лошадь Гвиллоса запаниковала, встала на дыбы и начала беспокойно метаться по кругу. Он крикнул на нее и она успокоилась. Недалеко от него, согнувшись и оперев руки о колени, стоял запыхавшийся отец Таллис; его лицо пылало, из глаз бежали слезы.
- Папа! - крикнула девочка.
- Таллис! - прокричал он в ответ. - Не уходи. Не уходи, ребенок. Не бросай нас.
- Папа, я ненадолго. Всего на неделю.
Но злой крик Скатаха заглушил ее голос.
- Вперед. Нет времени... Ты уже открыла великолепные ворота. Смотри!
Он закинул ее на узкую спину самой маленькой из лошадей. Джагутин, расплескивая воду, быстро переправлялись через речку вслед за оленем. Таллис устроилась в седле, одной рукой держа маски, а второй вцепившись в поводья. Скатах возбужденно закричал, радостно и торжествующе, и с такой силой хлопнул лошадь по заднице, что Таллис подпрыгнула в седле; потом проехала через занавес из веток.
И тут же увидела, о каких "воротах" говорил Скатах: пустой путь, который она создала при помощи животного-проводника. Здесь, в мире ее отца, он выглядел как ограда из высоких деревьев и густых кустарников. Но в мире Таллис земля между высокими, заросшими кустами откосами резко опускалась в лощину, загадочную и лесистую, которая, казалось, уходила в самое сердце земли; солнечный свет сверкал впереди, прорываясь через плотную крышу нависшей над лощиной листвы.
А вдали крутился белый вихрь, заставивший ее вздрогнуть; первый знак зимы, преследовавшей ее с рождения...
Холодное место. Запретное место. В котором странствует Гарри. В котором потерянная песня мистера Уильямс стала мелодией ледяных ветров.
Границы Лавондисса…
Скатах ударил лошадь ногами и поскакал вниз, в лощину, в потусторонний мир. Джагутин последовали за ним; только Дженвал повернулся и поманил за собой Таллис, его лицо сморщилось от улыбки. Дружеской улыбки. Он крикнул что-то на родном языке; вперед, без сомнения.
Таллис почувствовала, как ее лошадь тоже поскакала галопом, как если бы хотела поскорее вернуться в мир, так долго закрытый для нее. Скача вперед, Таллис увидела камни, ограничивающие пустой путь, и подумала о дедушке и о пути, который он нашел, сидя на сером камне и глядя в том направлении; возможно он даже мельком увидел мир, который не позвал его. На его мертвом лице застыло довольное выражение.
Перед тем, как плеск воды заглушил все остальные звуки, она услышала голос отца, выкрикивающий ее имя, скорее настойчиво, чем печально, очень далекий, как если бы он был в миле от нее, в сотнях лет.
Она оглянулась и увидела его. Он стоял в ручье, его промокшая ночная рубашка повисла на плечах; он смотрел на нее, тянулся к ней. В последнее мгновение перед тем, как расстояние и потусторонний мир поглотили ее, она увидела, как он нагнулся и подобрал маску, которую она уронила.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В Неведомом Краю
Все пусто перед нами.
И во сне не приснится, что ждет нас
в том неведомом краю.
Уолт Уитмен
ЗЕМЛЯ ПРИЗРАКА ПТИЦЫ
Домик Мертвых
В мир пришло новое воспоминание; произошло изменение. И должно было остаться на несколько недель. Оно подействовало на все: лес, реку, поляны духов с гигантскими деревянными статуями, домик мертвых на холме... Оно подействовало даже на тутханахов, неолитический клан, живший в этой части лесной страны.
Вначале старик, известный в клане под именем Уин-райятук, думал, что изменения произошли из-за его дел - последняя рябь генезиза от первозданных частей его сознания, все еще связанных с первобытным лесом. Но скоро сообразил, что это невозможно. Он нашел покой, и его подсознание освободилось от неясных древних грез. Уже много лет он жил в покое.
Нет, это сверхъестественное неуловимое изменение произошло из-за чего-то другого.
Он пришел на поляну духов, побродил среди гигантских идолов, изучил каждое мрачное лицо и послушал их голоса. По охотничьей тропе прошел через удушающий лес и вышел на усеянный боярышником склон низкого холма. Сквозь плотную поросль деревьев, усеянных красными ягодами, виднелась стена из меловой земли, возведенная вокруг верхушки холма; ее покрывала ограда из колючего терновника. Уин-райятук прошел через густой подлесок, отодвигая в стороны колючие ветки, и добрался до разрушенных ворот, чьи деревянные столбы упали, не выдержав натиска земли и камней.
Потом он протиснулся за ограду, на травянистую лужайку.
Еще вчера ворота стояли, а через кусты вела широкая дорога.
Он забрался на земляную стену и посмотрел на север. Солнце только что взошло, красноватый туман покрывал лес. Листва казалась темным морем, бесконечно вытянувшимся к горизонту. Ветер, дувший из сердца леса, стал ледяным; в воздухе пахло зимой, времена года смешались.
Уин спустился на землю и пошел вдоль полукруга высоких изваяний, которые стерегли дорогу в домик мертвых. Ровно десять и на их лица было трудно смотреть; за ним неотступно следили древние глаза.