- Почему ты так считаешь?
Саубон пожал плечами.
- Потому что он говорит нам одно и то же.
Слова эти пронзили его стыдом… каждое дыхание и движение пронзали стыдом Уверовавшего короля Конрии.
Некоторые секреты слишком громадны, чтобы их можно было нести. Надо расчистить под них пространство.
- А он …
Безумие. Этого не может быть…
Саубон нахмурился.
- Что он… - Отрывистый хохоток. - случалось ли ему поиметь меня?
Весь воздух вокруг… высосан и непригоден для дыхания.
Взгляд, только что встревоженный и недоверчивый, сделался совершенно ошеломленным. Уверовавший король Галеота закатился в припадке кашля. Вода полилась из его носа.
- Нет… - выдохнул он.
Пройас только что полагал, что смотрит на своего двойника, но когда Саубон шевельнулся, шагнул к порогу, заложив руки за голову, обнаружил, что смотрит на то место, которое тот занимал.
- Он говорит, что он безумен, Саубон.
- Он-он так тебе и сказал?
Вечное соперничество, каким бы оно ни было, внезапно оказалось самой прочной из связей, соединявших обоих полководцев. Во мановение ока они сделались братьями, попавшими в край неведомый и опасный. И Пройасу вдруг подумалось, что возможно именно этого и добивался их Господин и Пророк: чтобы они, наконец, забыли о своих мелочных раздорах.
- Так значит он оттрахал тебя? - Вскричал Саубон.
Попользоваться мужчиной как женщиной - считается преступлением среди галеотов. Это позор, не знающий себе равных. И окруженный со всех сторон визгливыми ужасами, Пройас понял, что навек запятнал себя в глазах Коифуса Саубона, тем что в известной мере сделался женоподобным. Слабым. Ненадежным в делах мужества и войны …
Странное безумие опутало черты Саубона клубком, в котором переплелись безрассудство и ярость.
- Ты лжешь! - Взорвался он. - Он приказал тебе сказать это!
Пройас невозмутимо выдержал его взгляд и заметил много больше, чем рассыпавшаяся перед его хладнокровием ярость его собеседника. A заодно понял, что если претерпеть насильственные объятия их Аспект-Императора выпало на его долю, то самому страшному испытанию все же подвергается Саубон…
Тот из них двоих, кто в наибольшей степени ополчился против ханжества его души.
Статный норсирай расхаживал, напрягая каждое сухожилие в своем теле, тысячи жилок бугрили его белую кожу. Он огляделся по сторонам, хмурясь как отпетый пьяница или седой старик, обнаруживший какой-то непорядок.
- Это все Мясо, - коротко взрыднул он. И без какого-то предварения метнулся к блюду и отшвырнул его к темной стенке. - Это проклятое Мясо!
Внезапный его поступок удивил обоих.
- Чем больше ты его ешь… - проговорил Саубон, разглядывая стиснутые кулаки. - Чем больше ешь… тем больше хочешь.
В признании есть собственный покой, своя сила. Лишь невежество столь же неподвижно как покорность. Пройас полагал, что сия сила принадлежит ему, особенно с учетом предшествовавших волнений и слабости. Однако охватившее его горе мешало заговорить, и читавшееся на лице отчаяние перехватило его горло.
- Саубон … что происходит?
Бессловесный ужас. Одна из лампад погасла; свет дрогнул на континентах и архипелагах, сложившихся из пятен на холщовых стенах.
- Никому не рассказывай об этом, - Приказал Коифус Саубон.
- Неужели ты думаешь, что я этого не понимаю! - Внезапно вспыхнул Пройас. - Я спрашиваю тебя о том, что нам теперь делать?
Саубон кивнул, буйство в соединении с мудростью наполняло его взгляд, казалось по очереди одолевая друг друга, не позволяя главенствовать ни той, ни другой стороне - словно два зверя, катающихся клубком в поисках какого ни на есть равновесия.
- То, что мы всегда делали.
- Но ведь он приказывает нам … не верить!
И это было самым невероятным и… непростительным из всего происходящего.
- Это испытание - Молвил Саубон. - Проверка… Иначе не может быть!
- Испытание? Проверка?
Взгляд слишком полный мольбы для того, чтобы стать убедительным.
- Чтобы поверить, будем ли мы как и прежде действовать, когда… - сделав паузу Саубон продолжил, - когда перестанем верить…
Оба дружно выдохнули.
- Но…
Они оба чувствовали это, искушение мясом, злую и коварную пружину, пронизывающую каждую их мысль и каждый вздох. Мясо. МЯСО.
Дааа.
- Подумай сам, брат… - проговорил Саубон. - Что ещё это может быть?
У них не оставалось другого выхода кроме веры. Вера неизбежна… и еще более неизбежна в совершении любого большого греха.
- Мы уже так близко… - Пробормотал Пройас.
Меняется только предмет веры… то самое во что.
- Налегай на весло, брат, - посоветовал Саубон голосом, в котором ужас смешивался со свирепостью. - Голготтерат рассудит.
Будь то Бог… Человек.
- Да… - вздрогнул Пройас. - Голготтерат.
Или ничто.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Ишуаль
Отец, который не лжет, - не отец.
- Конрийская пословица
Выбирая между истиной, стремящейся к неопределенности, и ложью, желающей стать истиной, люди ученые, как и короли, предпочитают последнюю. Лишь безумцы и чародеи рискуют обращаться к Истине.
- Киррическая (или "Четвертая") Экономия, ОЛЕКАРОС
Ранняя Осень, 20 Год Новой Империи (4132 Год Бивня), Горы Демуа
- Нау-Кайюти… - проскрипел один из уродцев.
- Нау-Кайюти … - проскрежетал второй, раскачиваясь как червь.
- Какой ссюрпризсс…
Ахкеймион встал на колени, закашлялся. Железные обручи на шее, запястьях, лодыжках. Вокруг тесный кружок темных, загадочных силуэтов. А за ним, мир, играющий золотом и тенями. Тошнотворное дуновение лизнуло его обнаженную спину, стиснуло в комок внутренности, едва не вывернуло наизнанку.
Его замутило в чужом теле, он поперхнулся жгучей блевотиной. Воспоминания о схватке в темноте ещё туманили его глаза, когти цепляли конечности, крылья терзали жесткий воздух, опустошенный ландшафт уходил к горизонту.
- Какой-какой ссюрпризсс…
- Ни-хи-хиии…
Вернулись другие воспоминания, словно бы лёд оттаивал вокруг его сердца и легких. Его жена Иэва в полном самозабвении выжимающая соки из его тела. Инхорой Ауранг, выхватывающий его из саркофага и возносящий в небеса. Золотые башни, возвышающиеся над сложенными из тяжелого камня бастионами, по фасам которых вьется бесконечная и бесконечно чуждая филигрань…
Голготтерат, понял Великий Князь. Он находится в Мин-Уройкас, жутком Ковчеге Небесном…
И это значило, что он хуже, чем мертв.
- От отца..! - Воскликнул он, бессмысленно озираясь. - От отца за моё возвращение вы ничего не получите!
- Возвращение… - заклохтал один из уродцев.
- Возвращения нет… - добавил другой.
- И спасения тоже…
Чародей повел по сторонам диким взглядом. Его обступали десятеро старцев, лица их туго обтягивала кожа, на него смотрели тусклые бельма глаз. Они качали головами - лысыми, поросшими клочками белых как снег волос - словно явившись из какого-то длинного, полного кошмаров сна. Один из них успел прокусить собственную губу, по подбородку стекала кровь.
Сперва ему показалось, что они просто сидят вокруг него - но уже скоро понял, что у них нет конечностей, что они, будучи подобиями каких-то личинок, привязаны к своего рода каменным колыбелям. И еще он осознал, что все десятеро являются не столько людьми, сколько колесиками в каком-то устройстве, тайном и отвратительном.
Также великий князь, уразумев где он оказался и кого видит, немедленно понял и то, кто, и как именно, предал его.
- Моя жена, - простонал он, впервые взвешивая тяжесть собственных цепей. - Иэва!
- Совершила… - прочирикали уста одного из старцев.
- Такие преступления…
- За какую цену вы купили её?… - прокашлялся он. - Говорите!
- Ей лишь бы… - булькнул окровавленный.
- Спасти свою душу…
Смешок, жидкий и призрачный, обежал по кругу уродцев, начинавших хихикать и умолкавших один за другим, словно бы повинуясь удару кнута.
Великий князь посмотрел им за спины, в сторону стен под золоченными балками. Неяркий свет ложился на далекие сооружения, поверхности которых светились в полумраке всеми своими бесконечными деталями, втиснутыми в несказуемые формы. Внезапное осознание размеров и расстояний вдруг озарило его…
Невероятные, разверзшиеся пространства.
Неожиданное головокружение заставило его припасть на правый локоть. Они плывут, понял он. Древние старцы, безрукие и безногие, были расставлены на какой-то платформе - сделанной из того же неземного металла, что и Ковчег. Из соггоманта, мерзкого и неподдающегося никакому воздействию. Сквозь прорехи в грязи под собой он видел золотые рельефы, сражающиеся фигуры, злобные, плотоядные и нечеловеческие. И знак - два противопоставленных символа, напоминающих изогнутые, подобно змеям Гиерры, буквы, цепляющиеся за литеру в виде бычьих рогов.
Знак, который смог бы узнать любой из отпрысков Дома Анасуримборов: Щит Силя.
Они плыли вверх по какой-то невероятно огромной шахте, способной вместить в себя весь Храм Королей. Рога, понял Нау-Кайюти…
- Чудо… - проскрипело одно из этих убогих созданий, свет на мгновение вспыхнул и погас в его глазах.
- Разве не так?
Они возносились к месту, что сику именовали Могилой-без-Дна…
- Ииску …
- Они сделали это место…
- Чтобы оно было их…
- Суррогатным миром…
Огромный колодец, расположенный в Воздетом Роге Голготтерата.
- И теперь… теперь…
- Оно принадлежит мне…
Они восходили к злейшей из злейших вершин мира, на которую ступали лишь мертвые и проклятые.
- Сё…
- Твердыня…
- Ссспасения!
Ярость, лихорадочная, самозабвенная, титаническая, овладела членами и голосом старого чародея. Он взвыл, напрягся всем своим телом, всей мощью делавшей его непобедимым на стольких полях сражений.
Но уродцы только пускали слюни и хихикали по очереди, один за другим.
- Нау-Кайюти …
Он подобрал под себя ноги, сел, умерил голос, напрягся, члены его раскраснелись и затрепетали… рванулся всем своим существом…
- Вор…
Железо трещало, но не поддавалось.
- Ты вернулся…
- В дом…
- Что обокрал…
Он осел в смятении на пол, с насмешкой посмотрел на уродцев. Различные лица, сведенные бессилием и немощью к одному. Разные голоса, втиснутые в один единственный голос старостью и вековой ненавистью. Десять убожеств, но одна древняя и злобная душа.
- Проклятье ждет тебя! - Взревел великий князь. - Вечное мучение!
- Твоя гордость…
- Твоя сила…
- Суть ничто, кроме искры для…
- Похоти…
- Моих созданий…
Мысли великого князя промчались сквозь душу старого колдуна.
- Они процветут…
- В твоих горестях…
Они поднимались… поднимались посреди вони и тьмы. Огромная, с золотыми ребрами горловина рога, проплыла мимо и вниз.
- Проклятье! - Возопил Нау-Кайути. - Как долго ты еще сможешь продлевать уловками эту отсрочку, старый нечестивый дурак?
- Твои глаза…
- Вынут…
- Мужское естество…
- Отрежут …
- И я предам тебя…
- Своим детям…
- На потеху и поругание…
И Нау-Кайюти расхохотался, ибо страх был вовсе неведом ему. - Пока свое слово не скажет Преисподняя?
- Ты будешь сокрушен…
- Побит и унижен…
- Раны твои изойдут кровью…
- Черным семенем детей моих…
- Честь твоя будет брошена…
- Пеплом…
- На горние ветры …
- Где Боги соберут её! - Прогудел великий князь. - Те самые Боги, от которых спасаешься ты!
- И ты будешь рыдать…
- Тогда…
Платформа со Знаком Силя возносилась в окружающей тьме, прямо к сверкающему золотом просвету. Прикованный к прочному остову, старый колдун вскричал со всей безумной непокорностью, взревел с не принадлежащей ему силой.
- И когда всё это будет сделано…
- Ты расскажешь мне…
- Где твой проклятый наставник…
- Сокрыл …
- Копье Ца…
А потом пришел ослепительный свет, мерцающий и холодный.
Кашель… словно он вдруг поперхнулся слишком студёным воздухом.
Ночь обрушилась сразу, как только они спустились с противоположной стороны ледника, заставив их разбить лагерь чуть пониже померзлых высот. Они устроились на безжизненном карнизе, на камнях которого, на южной стороне, солнце накололо узоры лишайника. А потом уснули, прижавшись друг к другу - в надежде, и ради того, чтобы согреться.
Теперь, протирая глаза, старый колдун увидел, что Мимара, обняв колени, сидит на приподнятом краю карниза и вглядывается вдаль, в сторону разрушенного талисмана Ишуаль. На ней, как и на нем самом, были подопревшие меха, однако, если он предпочел упрятать под шкуры краденный нимилевый панцирь, Мимара натянула золоченый хауберк прямо поверх одежды. Она посмотрела на него с любопытством, не более того. Прямо как мальчишка - при такой то прическе, подумал он.
- Я видел сон… - проговорил он, обнимая себя для тепла руками. - Я видел его.
- Кого?
- Шауриатаса.
Объяснений не требовалось. Шауриатас - таким было оскорбительное прозвище Шеонанры, хитроумного Великого Мастера Мангаэкки, своим гением сумевшего обнаружить последних живых инхороев, и воскресившего их план разрушения мира. Шауриатас. Глава Нечестивого Консульта.
В её глазах промелькнуло удивление. - И как у него идут дела?
Старый колдун заставил себя нахмуриться, а потом расхохотался.
- Не сказал бы, что он в своем уме.
В освещенной утренним солнцем дали долина громоздилась и рушилась, овраги и рытвины соединялись друг с другом под немыслимыми углами, откосы щетинились елями, подпирая обрывы, вонзавшиеся в облака.
Ишуаль вырастала перед ними на невысоких складках местности, башни и стены её повержены… оправа, из которой вырвали самоцветный камень.
Ишуаль… Древняя твердыня Верховных королей Куниюрии, на целую эпоху сокрытая от людей.
Когда вчера они с Мимарой пересекали ледник, он не знал, чего ожидать. Он имел какое-то представление о времени, o той безумной и невидимой кожуре, которой прошлое окружило настоящее. Когда жизнь была монотонной и безопасной, когда то, что случалось и случилось, образовало нечто вроде жижи, и парадоксы времени казались всего лишь прихотью. Но с тех пор как жизнь вновь сделалась весомой… настоящее ни когда ещё не казалось более абсурдным, более ненадежным, чем сейчас. Надо было есть, есть как всегда, любить, надеяться и ненавидеть также как и прежде - но это казалось невозможным.
На двадцать лет он затворился внутри своих Снов, отмечая, как неторопливо копится груз ночных вариаций и перестановок. Единственным календарем ему служило взросление детей его рабыни. Прежние горести, конечно же, испарились, но всё же, каждый день казался тем днем, когда он проклял Анасуримбора Келлхуса, и с окровавленными ступнями начал свой путь в изгнание - так мало случилось с той поры.
Затем была Мимара, с давно забытой мукой и новостями о Великой Ордалии…
Затем были шкуродёры со своим злобным и кровожадным капитаном…
Затем Кил-Ауджас и первый шранк, загнавший их в преддверия Ада…
Затем безумие Великой Косми и долгий, напоённый подлинным помешательством, путь через равнины Истыули…
Затем библиотека Сауглиша и Отец Драконов…
Затем Ниль'гиккас, смерть последнего короля нелюдей…
И теперь он сопел и пыхтел, поднимаясь к вершине ледника в гибельной тени всего произошедшего, не зная, что думать, слишком отупев и перегорев, чтобы возликовать. Пока ещё сам мир лежал горой меж ними, и подъем заставлял трепетать члены и сердце его…
И вот перед ним Ишуаль, итог отданных труду лет и множества жизней; Ишуаль, место рождения Святого Аспект-Императора…
Разрушенная до основания.
Какое-то мгновение он просто пытался проморгаться: слишком холоден воздух, а глаза его слишком стары. Слишком ярко сияет солнце, слишком ослепительно искрятся ледяные вершины. Но как он ни щурился, ничего разглядеть не мог…
А потом он ощутил как маленькие и теплые ладошки Мимары сомкнулись на его ладонях. Она остановилась перед ним, заглянула ему в глаза.
- Для слез совсем нет причин, - сказала она.
Причины были.
И их было более чем достаточно.
Забыв о смехе, он смотрел на разрушенную крепость, взгляд его перескакивал с детали на деталь. Огромные блоки, опаленные и побитые, рассыпались по всем склонам вокруг крепости. Груды обломков…
Рассветная тишина грохотала в его ушах. Он глотнул, ощутив пронзившую горло пустоту. Вот как… думал он, но что при этом имел в виду - труд, страдание или жертву, сказать не мог.
Отчаяние, явившись, рухнуло на него, забурлило в его чреве. Он отвернулся, попытавшись покорить глаза собственной воле. И обругал себя - Дурак! - встревоженный тем, что преодолел свои прежние слабости для того лишь, чтобы сдаться старческим немощам. Как можно позволить себе оступиться в подобное время?
- Я знаю, - прохрипел он, надеясь взять себя в руки рассказом о своем Сне.
- Что ты знаешь?
- Как Шауриатас выживал все эти годы. Как ему удалось избежать Смерти…
И Проклятия.