И Сорвил вдруг понял, что смотрит на Ойнарала - последнего сику - и попытался понять, насколько могучая нужна воля, чтобы суметь примириться с расой, столь прямолинейной и жадной как люди. Перевозчик перешел к Лэ о Мелких Зубах, повествующем о падении Сиоля во время первого из великих переселений людей из Эанны. Амиолас прекрасно помнил всю горечь тех лет, помнил, как тьма неспешно наползала на великую и пустынную империю Обителей, как умножались и умножались в числе люди, вечно подбиравшиеся и вторгавшиеся, осаждавшие Обитель за Обителью, выслеживавшие Ложный Народ и уничтожавшие его… по всему свету, за исключением этого уголка, последнего их убежища.
Иштеребинта.
И не было им конца,
Не было конца эаннитам, несчетным и проклятым.
Крепка была их ненависть, беспощадными были их герои -
Чужая жизнь была пустяком для этих безумцев!
И коварными были их желания,
Ибо подобными их собственным зубам, были их мысли
Мелкими и острыми
Лязгая на ходу, Клеть безостановочно опускалась. Умалившихся вокруг становилось меньше пока, наконец, никто из них более не вылезал из изрытых тоннелями стен. Перевозчик вернулся на свое место под самым глазком, глаза его тонули в тени бровей, белый лоб и щеки бороздили морщины, с губ сходили слова очередной древней песни. Избавившаяся от множества свиных туш Клеть преобразилась. Высота груды теперь едва достигала колена, и палубу стало можно окинуть одним взглядом, от носа и до кормы… побитый светлый лак шелушился, доски были покрыты лиловыми, алыми и просто мокрыми пятнами. Всё сооружение продолжало свой бесконечный спуск в инфернальную тьму.
Два из трёх водопадов, орошавших наверху стены Главной Террасы, исчезли; по всей видимости отведенные для использования в других уголках подземного царства. Остался лишь третий, замурованный в трубу, подававшую воду в общинные водяные гроты, устроенные по всей глубине Копей; стенки их были также испещрены барельефами, как и те, что остались наверху галереи. Какой-то катаклизм расколол трубу в считанных саженях ниже области обитания Умалившихся, выпустив на свободу белый каскад, тут же ещё более расплескавшийся и расширившийся. Все трое немедленно промокли. Влага липла к телу как слизь. Ойнарал казался в своем нимилевом хауберке и кольчужной рубахе какой-то чешуйчатой рыбой. Скоро вокруг остался лишь искристый туман, который глазок превращал в радужную бесконечность, заимствуя цвета из окружающего пространства. Обратившись к созерцанию, чтобы изгнать досаду из своего сердца, Сорвил протянул вперед расставленную пятерню, стараясь уловить бесконечно малые искорки. Он подумал, что сразу и преступно и естественно, что подобная красота, обретается в предметах столь несущественных, находящихся на такой глубине. Искристая дымка вокруг редела, постепенно превращаясь в жидкий туман и, наконец, растворилась в нем…
Головокружение заставило Сорвила вцепиться в поручни, оглядеться, посмотрев по сторонам.
Однако тесно обступавших шахту стен Ингресса нигде не было видно.
- Ну, вот мы и в Священной Бездне, - промолвил Ойнарал Последний сын.
Серва висела на шесте, продетом между её руками и спиной, покрытая мешком голова её поникла, дыхание разогрело ткань. Глазки круглыми пятнами высвечивались на шёлке, пока тюремщики влекли её по лабиринтам переходов Иштеребинта.
Она задумалась, не без сожаления, о той краткой трагедии, которой была её жизнь, о том, как обстоятельства могут притупить, раздробить и уничтожить самые искусные замыслы. И о том как вообще надо всем властвуют счетные палочки, палочки жребия…
Надо всем, кроме Кратчайшего Пути.
Нийом был всего лишь уловкой для её отца, как и для ещё остававшихся в живых нелюдей - теперь она это понимала. Он являлся всего лишь сосудом, пустой формальностью, ничем не связанной со своим ужасным содержимым. Отец направил сюда Сорвила и Моэнгхуса для того лишь, чтобы явить миру собственную изобретательность. В качестве обыкновенных простофиль, безмозглых знаков куда более могучих амби…
А она сама? Она это шедевр… жуткое содержимое, знак руки мастера.
Анасуримбор Серва, гранд-дама Свайальского Договора, величайшая ведьма из всех, что ступали по берегам Трех Морей.
Владыка Харапиор где-то вблизи, наконец, велел остановиться отряду нелюдей. С головы её стащили мешок; яркий свет ослепил Серву. С заметной тревогой она поняла, что они всё ещё находятся в коридоре, конечно широком, но все-таки в коридоре. Верхняя Люминаль, решила она.
Владыка-истязатель пригнулся к ней так, что она могла бы укусить его за восковой нос. Мучительный гнев разливался по его лицу. Единым движением он занес правую руку и ударил кулаком по левой её щеке.
- Это тебе от Короля под Вершиной, - буркнул Харапиор. - Он попросил меня снизить твою цену.
Она бросила на него гневный взгляд, левый глаз её заслезился.
Он поднес руку к её горлу, однако движение закончилось лишь тем, что он провел пальцем по охватывающему её шею зачарованному металлу. По Ошейнику Боли.
- Его сработал сам Эмилидис, - проговорил он. - Из всех, носивших этот предмет, никого не осталось в живых. - Взгляд его черных блестящих глаз на мгновение замутился, обратившись к вещам, одновременно и жутким и неисповедимым. - И ты умерла бы, если бы посмела пролить самую малую толику света Смыслов… Конечно! Подумать иначе - значило бы оскорбить саму память Ремесленника.
Он сглотнул, опуская взгляд к кончикам её грудей и ниже.
Огромные зрачки вновь заглянули в её глаза.
- Но я-то знаю, что ты - дунианка… И даже в тупом твоем лезвии может скрываться отравленный шип.
Он насмешливо вздохнул.
- По собственной глупости я посчитал, что знание этого даст мне власть над тобой… И теперь я погрузился во всякие неоправданные подозрения. И как в наваждении стараюсь понять, где именно следует мне искать эту отравленную булавку. И я спрашиваю себя: Что сделает мой король, когда, наконец, увидит тебя? Что может сделать любая душа получив в подарок столь знаменитую певчую птицу?
Он усмехнулся.
- Ну, конечно же, он велит ей спеть.
Запрокинув назад её голову, он затолкал шелковый мешок в её рот… в самое горло. Серва естественным образом зашлась в кашле. Глаза Харпиора удовлетворенно блеснули.
- Нет голоса, - проговорил он. - Нет и ядовитых шипов.