Я рассказала Айанаватте о том, как в бытность мою учеником мухамирина мать преподала мне все тайны, которыми я владею, и что многие из этих тайн я вынуждена скрывать даже от мужа и детей. Однако напоминать об этом Айанаватте не было нужды.
- Я ничуть не сомневаюсь в могуществе Белой Женщины-бизона, как и в том, что у нее своя судьба. Я рад, что вы согласились сыграть ее роль. Вы замкнете магическое кольцо и вооружите нас против еще более сильных врагов и чудовищ, с которыми нам предстоит столкнуться.
Край густого леса отодвинулся от берега реки, облегчив наше продвижение. Перед нами раскинулись поля, уходящие за горизонт.
Мягкие изгибы поросших травой холмов придавали пейзажу мирный вид, напоминая английские графства, простирающиеся до бесконечности. Мне доводилось переживать куда более причудливые события, но ничто не могло сравниться с беседой о социоэкономике грез на спине бегущего мамонта в компании мифологического героя, который гордился дарованной ему привилегией узреть свое будущее и теперь готовился прожить его в реальности.
Разговор все больше увлекал меня, я начинала понимать, насколько похожее образование получили мы с Айанаваттой. Подобно похитителям снов, я довольно беспечно относилась к собственному будущему и порой изменяла его, не задумываясь. Более осмотрительные странники лунных дорог воспринимали свой долг перед будущим гораздо ответственнее.
Многие отзывались о нас неодобрительно, утверждая, будто бы большинство наших путей ведут в тупик и ничем не заканчиваются. Мы возражали, замечая, что контролировать слишком многое, значит не иметь власти ни над чем. В нашем обществе Закон и Хаос были представлены в равной степени.
Я услышала отрывистое, резкое карканье, донесшееся справа, оттуда, где лес был более густым и высоким. Кто-то спугнул птицу. Мы увидели Белого Ворона, выбежавшего из-под деревьев. Я вновь поразилась его сходству с моим отцом, мужем и самой собой.
Каждое его движение казалось мне знакомым. Я поняла, что он внушает мне едва ли не материнскую нежность. Было трудно поверить, что мы не связаны хотя бы отдаленным родством.
Штаны и мокасины Белого Ворона были испачканы грязью. Он нес свое самое большое копье с полутораметровым древком и притупленным металлическим наконечником длиной не менее девяноста сантиметром.
В той же руке он держал прямую палку. Он мчался изо всех сил. Едва завидя его, Бес остановилась, любовно обвив хоботом его плечи и талию.
Юноша взмыл в воздух и, широко улыбнувшись мне, похлопал животное по лбу.
- Вот ваш лук, леди Бизон! - Он бросил мне палку, я поймала ее и внимательно осмотрела. Это был крепкий кусок тисовой древесины, почти готовый новый лук. Я с радостью поблагодарила Белого Ворона.
Он вынул из седельной сумки тонкую тетиву и подал ее мне. Я обзавелась оружием. Свой старый лук, не все качества которого были естественными, я оставила в доме матери, когда закрывала его и заколачивала, полагая, что в Британии двадцатого столетия подобное оружие мне больше не понадобится.
- Они явно преследуют нас, - негромко произнес Белый Ворон. Он соскользнул на землю, и его лицо оказалось чуть ниже моих ступней. - Они примерно в километре позади нас. Они без труда прячутся в высокой траве.
- Ты уверен, что они настроены враждебно? - спросил Айанаватта.
Белый Ворон не сомневался в этом.
- Они вооружены и покрыты боевой раскраской. Кроме меня в здешних местах у них нет врагов. Они находятся по меньшей мере в двух тысячах километров от своих охотничьих угодий. Какая магия помогла им покинуть границы родных земель? Вероятно, эти маленькие дьяволы попытаются напасть на нас сегодня ночью. Вряд ли они знают, что мы догадываемся об их присутствии, стало быть, надеются застать нас врасплох. Бивни и ноги Бес пугают их гораздо больше, чем твои стрелы, Айанаватта.
Айанаватта хотел двигаться вперед, не снижая скорость. В данных обстоятельствах было уместно продолжать ехать по земле, поскольку река уже по меньше мере дважды поворачивала назад.
Оставив лес за спиной, мы отправились к далекой горной гряде.
Огромный мамонт легко нес новых пассажиров, и я изумлялась быстроте, с которой мы преодолевали расстояние. Еще день-другой - и мы окажемся у подножья гор. Белый Ворон знал, где находится проход сквозь них. Он сказал, что уже проделал этот путь с противоположной стороны.
Теперь я могла подробнее рассмотреть высокие вершины. Вероятно, это были Скалистые горы. Их склоны заросли дубом, ясенем, сосной, ивой, березами и вязами, а пики были покрыты пятнами снега. Они величественно вздымались над мягкими изгибами прерии краснозолотистой громадой на фоне облаков, сиявших, будто кованая медь. Эти горы были наделены древними душами, полными бесконечного терпения. Своим видом они символизировали гармонию органической жизни, несокрушимое постоянство.
Вместе с Айанаваттой и Белым Вороном я начинала постигать реальность древней жизни гор. Невзирая на тревогу и нетерпение, не покидавшие меня ни на минуту, я была рада вновь оказаться в обществе людей, которые считают окружающий мир живым в полном смысле этого слова, которые оценивают самих себя не только по своим знаниям и навыкам, но и в сравнении с природой. Как и я, они считали себя частью сознательной материи, равными всем прочим живым существам, каждое из которых имеет свое предназначение и исполняет свою роль. Любой нищий может оказаться в другой вселенной великим владыкой, и наоборот.
Все мы - инкарнации в бесконечной борьбе между классическим Законом и романтическим Хаосом. Идеальная мультивселенная возникает из гармонии, которая достигается, когда все воплощения одинаково играют одну и ту же роль, приходя к одному и тому же результату. Мы словно струны сложного музыкального инструмента.
Если некоторые из них не настроены, мелодия все равно звучит, но она не гармонична. Внутренняя гармония каждого существа зависит от того, насколько оно в ладу с окружающим миром. Всякой душе в мультивселенной отведена своя роль в обеспечении равновесия, которое поддерживает жизнь. Каждый поступок любого индивидуума воздействует на миропорядок в целом.
Мои спутники воспринимали это как нечто само собой разумеющееся.
Когда человеку нет нужды объясняться, когда его понимают без слов, он испытывает громадное облегчение. Я начала сознавать, какую жертву принесла ради любви к Ульрику и его миру, хотя и не жалела об этом. Я радовалась горам и лесу, как всегда стараясь находить хорошее в самой отчаянной ситуации. Только неутихающий ветер тревожил меня. Он, не переставая, рвал на мне одежду, словно напоминая, какие силы стоят между мной и моим мужем.
Ночью я вызвалась дежурить первой. Мое беспокойство все возрастало, но, прилаживая тетиву к луку, я не слышала ничего, кроме обычных звуков, которые издают мелкие животные на охоте. Когда меня сменил Белый Ворон, мне нечего было ему сообщить. Он негромко сказал, что заметил семерых воинов, прошедших в двадцати шагах от нашего лагеря, и я встревожилась не на шутку. Я привыкла доверять своим чувствам.
Белый Ворон сказал, что они, возможно, всего лишь осматривались на местности.
Прежде чем лечь спать, я спросила, зачем люди прошли такое огромное расстояние, пытаясь нас убить.
- Им нужны сокровища, - ответил юноша. Недавно ему удалось оставить пукавачи с носом, и теперь они гневаются на него. Однако он всего лишь вернул похищенное ими.
Белый Ворон добавил, что нам следует остерегаться змей. Пукавачи- великолепные укротители рептилий и используют медноголовых щитомордников и гремучих змей в качестве оружия. Его слова отнюдь не добавили мне чувства безопасности. Я терпеть не могу змей любого размера, хотя и они и не внушают мне панического ужаса.
Айанаватта уже заступил на дежурство, когда меня разбудили тонкие вопли в серых предрассветных сумерках. Наша лужайка была покрыта росой, отчего трава намокла и по ней было трудно ходить.
Наши враги не показывались, и я решила, что им не хватает отваги напасть на нас. Потом я увидела огромного щитомордника, который свернулся узлом у костра и медленно двигался в нашу сторону. Я выхватила стрелу из колчана Айанаватты, приладила ее к луку и запустила одним плавным привычным движением. Тело человека не столь забывчиво, как его мозг. Моя стрела пригвоздила щитомордника к земле. Между длинными смертоносными зубами змеи то показывался, то исчезал язык, и я чувствовала куда меньшую жалость к ней, чем к птицам, которых убиваю ради пропитания.
Пукавачи атаковали нас на рассвете, при северном холодном ветре, издавая жуткие пронзительные боевые крики и размахивая каменными дубинками длиной почти в их рост. Однако, не добежав до лагеря, они отступили. Целью этого маневра было заставить нас подняться на ноги и сделать более уязвимыми для их последующих действий, но Белый Ворон довольно долго прожил среди этих людей и предвидел все их хитрости.
Они засыпали лагерь стрелами, но мы были к этому готовы. Мы в мгновение ока укутали себя и мамонта ячеистой сетью. Большинство стрел запутывались в ней либо падали на землю. В лагерь вползли еще две змеи. Я расправилась с одной из них при помощи все той же стрелы, а Айанаватта прикончил своими дубинками вторую.
Белый Ворон, казалось, не обращал на противника ни малейшего внимания. Он громогласно выразил восхищение моей стрельбой. Он сказал, что у меня глаз и рука настоящего мужчины. И это был не комплимент, а констатация факта.
Змеи выглядели необычайно крупными, особенно для здешнего климата, и было нетрудно представить, каким образом пукавачи запугивают своих врагов. Однако очень быстро выяснилось, что сами они отнюдь не производят столь устрашающего впечатления. Их рост не превышал полутора метров. Пукавачи оказались самым настоящими пигмеями.
До сих пор Айанаватта и Белый Ворон не упоминали о том, что самый высокий пукавачи едва достигает моей груди. Это был низкорослый народец с худощавыми, но мускулистыми телами. В атаке они проявляли отвагу, которая заставляла отнестись к ним с уважением. Я решила, что они эволюционировали в тех же условиях, что африканские бушмены. В противоположность Айанаватте, у них были квадратные головы, высокие изогнутые брови, и они явно происходили из другой части мира, хотя и носили одежду из оленьих шкур, штаны, меховые шапочки, украшенные рубашки и мокасины. Однако при всем своеобразии их облика и миниатюрных размерах они могли оказаться любым племенем, обитающим к востоку от Миссисипи.
Сеть дала нам определенное преимущество перед пигмеями. Я почти не удивилась тому, что предводитель пукавачи одет иначе, чем остальные.
Он скрывался в траве, тыча клинком то в одну сторону, то в другую, направляя атаку. На нем были длинный черный плащ, высокая черная шляпа с черным пером, а в руке он сжимал тонкую саблю. Он был похож скорее на лошадь, запряженную в катафалк, чем на человека, но его мрачное лицо было мне знакомо. Я встречалась с ним совсем недавно.
Это был никто иной, как Клостерхейм. Сколько времени ему потребовалось, чтобы добраться сюда? Я понимала, что он прошел нелегкий путь. Он казался старше и еще костлявее прежнего, его одежда превратилась в лохмотья.
Атака пукавачи захлебнулась, они сгрудились вокруг своего главаря.
Либо число индейцев уменьшилось с тех пор, когда Белый Ворон видел их в последний раз, либо недостающие спрятались где-то, рассчитывая нанести удар с другого направления.
Как только один из воинов приблизился к Клостерхейму, чтобы выслушать приказ, я с изумлением обнаружила, что он, подобно пукавачи, атаковавшим нас с таким пылом, едва ли выше десятилетнего ребенка! По всей видимости, за свою одержимость Святым Граалем он заплатил немалую цену. Спустя мгновение он окликнул нас и пронзительным, необычайно писклявым голосом предложил перемирие.
В тот же момент Бес решила выразить свой гнев. Ее массивные бивни приподнялись. Она вскинула голову и топнула, сотрясая землю.
Послышался громкий рев, словно звук труб Страшного суда, и воздух наполнился невыносимым смрадом. Голос Клостерхейма утонул в этом шуме. Он не мог сдержать возмущение, а мы, в свою очередь - смех.
Невзирая на серьезность ситуации, от хохота на наших глазах выступили слезы.
В ответ на слова Клостерхейма наш скакун не стесняясь, от души пустил газы.
Глава 4
Странные размеры
Здесь говорят о Пукавачи,
Сказочном народе леса?
А слышали о Гайавате,
Судьбы миролюбивом сыне?
"Песнь Гайаваты"
Клостерхейм подумал, что мы попросту насмехаемся над ним из-за неудачной атаки. Положив на землю свой меч, он жестом велел индейцам оставаться на местах, а сам двинулся нам навстречу. С выражением мрачного неудовольствия на лице он взобрался на невысокий пригорок в нескольких шагах от нас и остановился там, по всей видимости, подсознательно стремясь к тому, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Он снял свою черную шляпу и протер ее ленту.
- Какой бы колдун ни увеличил вас до таких гигантских размеров, мадам, я уверен, что его чары нетрудно отменить.
Только теперь я сумела заставить себя быть серьезной.
- Спасибо вам за заботу, герр Клостерхейм. Сколько времени прошло с той поры, когда мы виделись в последний раз?
- Вы знаете об этом не хуже меня. - Он сердито посмотрел на меня и раздраженно вздохнул, как будто разговор со мной был для него очередным досадным препятствием в ряду тех, что ему пришлось преодолевать в этом мире. - Надеюсь, вы помните, что это произошло четыре года назад в вашем доме неподалеку от Инглиштауна.
Я промолчала. Его путь в этот мир и впрямь был нелегок. У меня возникло ощущение, что Клостерхейм невероятно стар. Сколько столетий он провел, перемещаясь из мира в мир в упорной, полной тягот погоне?
Однако выпавшие на его долю испытания не изменили ни его манер, ни, вероятно, целей, которых он желал достичь. Я и сейчас не могла точно сказать, что именно он здесь ищет, но буквально сгорала от любопытства.
Вдобавок, Клостерхейм был единственной ниточкой, связывавшей меня с мужем, и я радовалась тому, что мы оказались в одном мире, хотя и приняли разные размеры.
При всей своей миниатюрности Клостерхейм, как и прежде, оставался солипсистом. Ничто не могло поколебать его уверенность в безошибочности своих восприятий и суждений. Он не усомнился в себе ни на мгновение. Он был раздражен тем, что я делаю вид, будто бы не помню нашу встречу четыре года назад и не желаю признаться, что за это время каким-то образом превратилась в гиганта!
Как-то раз, говоря об антисемитизме фашистов, Ульрик упомянул, что Клостерхейм служил в лютеранской церкви, но потом был отлучен. Он явно придерживался пуританских взглядов, которые не приемлют запутанных реалий нашего мира. Подобные умы стремятся упростить все, чего не могут постичь. Однако они способны лишь свести непонятное к принципам, которые считают незыблемыми. Узость их взглядов демонстрирует полное отсутствие духовного воображения. Клостерхейм являл собой доведенное до абсурда воплощение Закона, вывернутого наизнанку и выхолощенного. Уж не стремился ли он полностью искоренить Хаос и тем самым достичь абсолютного подчинения, что равносильно смерти? Хаос, лишенный противодействия, открывает безграничные возможности, и это постепенно сводит на нет остроту восприятия, и, в итоге, разум умирает. Именно поэтому те из нас, кто от природы склонны служить Хаосу, иногда выступают на стороне Закона, и наоборот.
Клостерхейм знал об этом, но ничуть не тревожился. Его душа и ограниченный разум всецело принадлежали Сатане, которому он некогда служил, которого предал и теперь вновь жаждал видеть своим хозяином.
Белый Ворон выступил вперед, хмуря брови:
- Каким образом вы оказались во главе моих врагов? Что вы посулили Малому Народу, что они покинули свои охотничьи угодья и пошли навстречу смерти?
- Они хотят получить только то, что было у них похищено, - с язвительной иронией ответил Клостерхейм.
Белый Ворон театрально скрестил руки на груди. Язык его телодвижений был официален и выверен, как речь дипломата.
- Воровством и убийствами добыли они сокровища. Копье никогда им не принадлежало. Они лишь придали ему форму. Вы убедили их в том, что они достойны владеть копьем, но это не так. Наконечник копья был изготовлен нихрэйнцами. Пукавачи лишь выполнили порученную им работу. Они не создавали копье. Вы не принесли Пукавачи ничего кроме страшных бедствий. Мы служим Равновесию, и копье тоже принадлежит Равновесию.
- Копье было изготовлено предками пукавачи и принадлежит им по праву. Отдайте им Черное копье. Белый Ворон, вы - мошенник. Они лишь требуют вернуть свою собственность. Белый Ворон, вы - обманщик, уговоривший их расстаться с копьем.
- Это сокровище принадлежит не им. Я вел спор с их безумным шаманом по его собственным правилам. И с помощью логики, а не лжи я получил копье. Пукавачи слишком любят свои сильные стороны. Они не в силах отказаться от философского диспута, а я предложил им под конец именно его. Я завоевал сокровища посредством ясного мышления, а не коварного лукавства. Вдобавок, у меня их нет. Я их отдал.
- Я пришел сюда не для того, чтобы молча выслушивать ваши извращенные психологические пассажи, - отозвался Клостерхейм, вряд ли уразумевший хотя бы половину того, что ему было сказано. - Это было надувательство, и ничего более.
- Если не ошибаюсь, именно этим словом сейчас называют доктрину, получившую распространение в Германии в 30-х годах двадцатого века, когда мы впервые встретились с вами? - вмешалась я.
- Позвольте еще раз заверить вас, мадам, что я никогда не разделял этих обывательских идолопоклоннических воззрений. - Несмотря на крохотный рост, от Клостерхейма буквально повеяло величием и достоинством. - Человек вынужден идти за тем, кто сильнее. В ту пору сила была у Гитлера. Да, я ошибся и признаю это. Я всегда был склонен недооценивать женщин вроде вас. - В его последних словах прозвучала злоба, потом он задумался над тем, что сказал, и посмотрел на меня едва ли не виновато. Образ, которому он пытался соответствовать, буквально рассыпался у меня на глазах. Каких трудов ему стоило проследовать за мной в это мир и насколько устойчиво его воображаемое "я"?
Один из пукавачи, расписанный яркими знахарскими символами по всему телу, которые, вероятно, должны были оберегать его от нас, приблизился к Клостерхейму и остановился рядом с ним, всем своим видом выражая гнев и презрение - напыщенный, словно петух, малый, явно мнивший о себе слишком много. На его темя была наброшена кожа крупной змеи с головой, в открытой пасти которой угрожающе сверкали зубы. Раскачиваясь из стороны в сторону, он вытянул руки вперед и расставил пальцы вилкой, изображая рогатого жулика. Я не могла точно сказать, имел ли он в виду себя или нас. Он пропел короткую песню и внезапно умолк. Потом заговорил:
- Я - Ипкептеми, сын Ипкептеми. Вы считаете себя могучими колдунами, но ваше волшебство ослабевает, ваши души леденеют, а языки застывают во рту. Отдайте то, что принадлежит нам, и мы вернемся в родные земли.
- Если вы продолжите с нами сражаться, - рассудительно произнес Айанаватта, - то погибнете все до одного.