- Ничего. Вот отыщем этого Аптекаря или как его там - и поглядим. Я хоть и не провидец, но что-то мне подсказывает: Ада - не твоя женщина. Может, тебе и нравится ее рисовать, лицо ее разглядывать… - Морк пожимает плечами. - Во всяком случае, у меня право первенства. Мы с Адой увидели друг в друге пару раньше, чем ее сестра отметила меня, а Мулиартех наворожила тебя.
Вот так вот. И никакой интриги. Никаких тебе, блин, деликатных подходов: фоморское волшебство бессильно против истинного единства душ, любовь сильнее утилитарной магии, посторонись, обычай, дай дорогу непреходящему чувству. Чтоб хватило на все сто двадцать серий нашего любовного треугольника, в котором я бы занимал место самого тупого угла. Ну и слава богу. Мне не хочется принуждать себя и Аду к дурацкому ритуальному сожительству с благословения морских богов - и богинь тоже. Пусть божества занимаются своими делами, а в стихию человеческих отношений не вмешиваются. Не понимают они ничего в стихии чувств.
- Главное, чтоб Ада не пела мне больше. От ее песен я теряю голову. - Я и не заметил, как произнес эту фразу вслух.
- Это неизбежно, - вздыхает Морк. - Песни водяного народа - самое мощное наше оружие. Психотропное, как вы выражаетесь. Вызывает дикий гормональный всплеск. Который, впрочем, быстро проходит. Люди, опять-таки, много чего напридумывали о русалочьих песнях. Якобы они, однажды услышанные, меняют человека навсегда. На самом деле дочери Мананнана…
- Кого?
- Сына бога Лира, Мананнана Мак Лира, - назидательно поясняет Морк. - Все морские, речные и озерные девы считаются его дочерьми. Хотя кто теперь их родство подтвердит или опровергнет? Тех дочерей с хвостами по всей планете… - и он закатывает глаза, не желая, вероятно, богохульствовать, употребляя привычное для человеческого уха обозначения ну очень большого количества… чего-либо. Заклинания заклинаниями, а в адрес женского рода сквернословить не следует… без особых причин. Я понимающе подмигиваю. Морк продолжает: - Итак, дочери Мананнана своими песнопениями привлекают не столько мужские сердца, сколько совсем другие, гм, органы. Могут, конечно, у творческих натур вызвать, э-э-э, бурную сублимацию. В разных жанрах. Но влюбить в себя могут только тех, кто УЖЕ хочет влюбиться в существо другой расы. Людей, которые мечтают порвать со своим племенем, предостаточно.
- Правда? - изумляюсь я.
Морк смотрит на меня саркастически.
- Это тебе люди до глубины души интересны. Ты их не видишь, тебя к ним тянет, ты мечтаешь оказаться с ними лицом к лицу, а погляди на своих соплеменников? Кого они только ни подставляют в качестве идеалов красоты? От остроухих эльфов (которые на самом деле совершенно иначе выглядят) до…
- Стоп-стоп! - радостно вклиниваюсь я. - А как они выглядят?
- Да никак! - сообщает Морк. - Ты хоть понимаешь, человече, что никаких эльфов, в земном мифологическом представлении, не существует?
- Ух, и нифига себе! - поражаюсь я. - А кто вместо них?
- Дети воздуха и дети огня, о которых тебе уже столько раз говорили - ты чем слушал-то?
- Говорили… Чтоб я тебе об Аптекаре так говорил, - ворчу я. - Упоминали сами названия, а больше ничего…
- И зачем тебе знать больше? Так никакого сюрприза не получится. - Морк едва сдерживает смех. - Зато когда встретитесь, я первый скажу: сюрпри-и-из!
Когда встретимся. Я и дети воздуха. Я и дети огня. А когда мы с ними встретимся?
Глава 4. "Прощай, мое лето!"
Люди не ценят тепло… Для фоморов тепло (как и речь) - изысканное удовольствие, чужеземное развлечение. Мы чувствуем: однажды эта лафа закончится. Мы еще не раз припомним блаженное солнечное прикосновение и прелесть задушевной болтовни, но никогда не сможем их вернуть…
Поэтому фоморы с таким самозабвением предаются беседам, скажем, у камина. Или на прогретой солнцем скамейке бульвара. Или на веранде открытого кафе.
- Здешних лакомств я могу съесть сколько угодно! - вздыхает Мулиартех, хищно поглядывая на принесенную официантом многоярусную вазу. Пирожные высовываются из нее со всех сторон, словно разноцветные обитатели рифа, закормленные дайверами до потери инстинкта самосохранения. - Идите ко мне, детки, идите… Сейчас я вас, мои сладкие, сейчас…
- Бабуля, перестань, а? - жалобно просит Морк. - Нехорошие воспоминания детства навеваешь. С нами, мальками, ты разговаривала точно так же.
Я прыскаю, не в силах удержаться. Да уж, не одно поколение помнит ласковый голос старой ведьмы, за которым могло последовать что угодно - восхитительный долгожданный подарок или внезапное испытание на прочность.
- А вы и ему бабушка? - рассеянно спрашивает Марк. От беспощадного июльского солнца он ослеп больше обычного, хлопает глазами, точно больной дельфин.
- Она нам всем много раз ПРАбабушка, - отсмеявшись, отвечаю я.
- Мы из одной ветви, - добавляет Морк. - У потомков других ветвей волосы другого цвета.
- А так бывает? - удивляется Марк. - Я думал, у фоморов всегда волосы серебряные.
- Волосы у нас, как чешуя у рыб, всех цветов радуги, только кожа всегда синяя. - Меня тоже разморило, я едва говорю, наслаждаясь ленью, заполняющей все мое тело.
- Нет, у фоморов Мертвого моря она все-таки зеленая, - возражает Мулиартех, целясь вилочкой в пышную кремовую розу.
- Совсем зеленая? - удивляемся мы с Морком.
- Зеленее, чем у Асгара, когда он в пустыне заболел! - Мулиартех наносит стратегический удар по розе, расчленяя цветок на две аппетитные половины.
Морк присвистывает. Мы помним, как наш великий историк, влюбленный в древние пески, вернулся в море вялый, как листик замороженного салата, и того же цвета. Бабуля лечила его целый год, никакое пребывание в бездне не помогало. Земные микроорганизмы, внедрившись в тело Асгара, ели беднягу живьем. Все им было нипочем - и чудовищное давление глубин, и "контрастный душ" - перемещение из нормальной ледяной воды в струи горячее расплавленного свинца, бьющие из жерла черных курильщиков. Асгар обосновался возле источника. Целыми днями лежал на матах, вяло разгоняя хвостом мелкую живность и явно готовился отдать Лиру душу. Пришлось Мулиартех глянуть на него вечно закрытым мертвящим глазом своим, дабы извести непрошенных гостей в Асгаровом теле.
Вся семья тогда была в сомнении, не будет ли это лекарство страшнее болезни, но бабка, вдохновленная жестокими методиками доктора Хауса, настояла на своем. И оказалась права. Как и ее любимый герой, не делающий ошибок в лечении пациентов, но ни черта не смыслящий в любви и дружбе.
Выслушав историю занедужившего Асгара, Марк оживляется:
- А сразу посмотреть нельзя было? Или еще какую-нибудь магию применить? Чтоб он столько времени не мучился…
- Магия! - усмехается Мулиартех и подцепляет второе пирожное. Или третье. Кто их там считает? Разве что я. - Вы, люди, совершенно не разбираетесь в магии. Вам кажется, что она вроде вашей техники. Нажимаешь кнопку и получаешь эффект, которого ждал. Может, чуть слабее или чуть сильнее, но не противоположный. И не перпендикулярный. Потому и в фантастике вашей достаточно произнести заветное слово, как все само собой устраивается… В реальном мире волшебство действует иначе.
- Как? - Этот Марк просто кладезь вопросов, на которые парой фраз не ответишь…
- Чтобы наколдовать желаемый результат, его надо представить в уме - во всех подробностях. Понимаешь? ВО ВСЕХ. Надо осознать, из чего он состоит, результат этот. Увидеть каждую частицу на ее законном месте, каждый механизм в работе, каждое излучение в каждый момент времени. Если я, скажем, захочу наворожить себе… - бабуля повела глазами в поисках примера, - шоколадный тортик, я должна рассмотреть этот тортик по атому. И заодно увидеть, где и как произрастали какао-бобы для шоколада, пшеница, из которой делали муку, как в коровах образовывалось молоко, в курах - яйца, использованные для крема и бисквита. Так что после создания торта я впаду в летаргию и буду спать неделю. Ну, дня три по крайней мере. А есть мое шоколадное чудо придется кому-нибудь другому. И я этому другому не завидую!
- Почему?
- Потому что он собственной магией будет поддерживать тортик в съедобном состоянии - и пока ест, и все остальное время, пока тортик у него в желудке переваривается… А если ему, обжоре, не наплевать на экологию окружающего мира, придется проследить за собственными какашками, чтобы они не превратились в биологическое оружие. Все, сотворенное магией, навек становится детищем своего создателя. Поэтому мы стараемся не пользоваться волшебством - оно ужасно обременительно.
- Выходит, вам теперь и Асгара поддерживать приходится? - переспрашивает Марк.
- Слава бездне, нет. Там надо было не создать, а убить. Тут много сил не надо. Я, конечно, почти разложила бедного мальчугана на элементы, а потом кошмарно долго собирала обратно, чтоб ничего не перепутать, но выздоровел он сам. Моя порода, змеиная кровь. А я просто удалила какую-то земную дрянь, которая аж светилась от жадности и прожорливости. Как только эта пакость оставила ребенка в покое, он пошел на поправку.
- Тогда почему все так боялись применить ваше… орудие?
- Потому что глаз Балора убивает все, на что смотрит. И надо очень хорошо понимать, кого убиваешь. Или ЧАСТЬ кого. Откровенно говоря, можно было угробить целый орган, в котором зараза гнездилась. Хорошо, что я не первый век на свете живу и умею обращаться со своим, гм, орудием.
- А когда на меня своим глазиком глянули, вы кого убить хотели? - ой, какой неловкий вопросик, какой неловкий…
- Вот это вот! - Мулиартех машет у него перед лицом перепончатой лапой. - То, что у тебя вокруг тела колышется! Подарочек твоего Аптекаря!
Тут уж мы все подобрались. Подробностей захотели.
- Ты почему такой способный? - разглагольствует бабка, очищая уже второе блюдо в вазе. - Потому что этот акулий потрох вынул у тебя глаза и повернул их другой стороной. Внутрь мозга повернул. Ты мир вокруг себя не глазами видишь, зрение у тебя в другую сторону обращено. Но ты прямо жаждал выглянуть наружу. И взамен увечных глаз у тебя возникла… э-э-э… новая сигнальная система. Она дает картину внешнего мира, хотя и глючит сильно. Поэтому ты не реагируешь на наш фоморский маскарад, зато обычные лица для тебя невидимы. И еще она делает тебя уязвимым. Если по этому приспособлению как следует вмазать, ты теряешь сознание. Что-то вроде короткого замыкания в мозгу.
- А это нельзя вылечить? - тихо, почти шепотом спрашивает Марк.
- Можно, отчего ж нельзя… - жалостливо кивает Мулиартех. - Только сначала придется узнать, кто такой Аптекарь, что он может… что УЖЕ смог проделать - с тобой и с другими. Мы вернем твои глаза, парень. Как только вылечим вселенную от чертова колдуна. Ты не думай, мы хитрецы, но не шантажисты. Если б я умела, я бы тебе мигом зрение в нужную сторону оборотила. Вот только не знаю, остался бы ты художником или нет…
- Это я понимаю, - твердо говорит Марк. Откуда у него такая вера? Лично я бы засомневалась в бабкиных словах, уж больно непростая она старуха. - Многие из нас вместе с болезнью и талант утрачивают. Мне так не надо.
- Главное, ты сам знаешь, КАК тебе надо, - убедительно произносит Мулиартех. - Вот доктор Хаус, например…
- Ой, не надо про Хауса! - Я умоляюще складываю руки. - Он, конечно, мужчина видный, но ты лучше ему это скажи, не нам!
- Знала бы, где он есть, сегодня бы и сказала! - ворчит бабка. - Заявилась бы в теле глисты Кади и утащила моего красавчика в постель.
- Хотите, я вам адрес Хью Лори найду? - воодушевляется Морк. Он, кажется, у нас хакер.
- Ну зачем мне актер? - отмахивается Мулиартех. - Я достаточно старая, опытная клюшка, чтоб разницу между актером и ролью понимать. Лори - душка, но не Хаус. Пусть живет безмятежно. Образ, дети мои, всегда лучше живого человека. В этом - вся человеческая мудрость. Умение создавать волшебство, существующее без поддержки создателя. Нам, фоморам, далеко до людского умения вселенные рождать. Мы имеем дело с тем, что есть. Потому и нуждаемся в провидцах. Иначе двери в четвертую стихию - в стихию разума - не открыть.
Мы с Морком обмениваемся голодными взглядами. Ну давай же, старая обжора, расскажи нам про будущее путешествие в иные миры!
* * *
Она меня с ума сведет, старая карга. Из этой семейки любую информацию клещами тянуть приходится. Слова в простоте не скажут, знай твердят, что ответ должен во мне созреть и сам наружу выпасть. Я им что, яйцекладущая рептилия, чтоб из меня регулярно что-то выпадало?
Кстати, я давно подозревал, что следы Аптекаря придется искать именно там, в четвертой стихии. Где ж еще? Он манипулирует людским разумом - и значит, улики придется искать там же. А не в глубине морей и не в горних высях. Хотя жаль. Я бы посмотрел на представителей волшебных рас своими вывернутыми глазами. Глядишь, со временем и нарисовал бы что запомнилось…
Мулиартех опять темнит. То есть ей кажется, что она темнит. И ужас какая таинственная. На наивных детей моря, может, оно и действует, а вот на меня - ни капельки. Это только в художественных произведениях после наводящих фраз все делают стойку и сыплют идиотскими вопросами: ой, да о чем это вы? да как же это? да какими путями? да какими судьбами? В реальном мире святое неведение - дань старушечьему честолюбию. Каковое начинает меня раздражать.
- Значит, наша теплая компания отправляется к Мореходу! - режу я правду-матку.
- Кто такой Мореход? - подает реплику Ада.
Ведущая роль птичкой выпархивает из бабкиных рук и переходит ко мне.
- Мореход - что-то вроде бога четвертой стихии. Помнишь, есть такая штука - коллективное бессознательное?
- Помню, конечно! - кивает Ада. Морк тоже кивает, но не столь уверенно. И правильно делает. Словосочетание только глухой не слышал, но смысл его ускользает даже от специалистов.
- Так вот, четвертая стихия - это бездна бессознательного. Мореход называет его морем Ид.
- Море Оно? - переспрашивает Ада.
- Ну да. Красивое название, ему нравится. И он ждет меня, а заодно и вас уже черт знает сколько недель, с того самого времени, как я первый раз к нему в трансе приперся.
Немая сцена. Отчего-то фоморы любят замирать и подолгу разглядывать собеседника непроницаемыми выпуклыми глазами. В этот момент вам может показаться, что у них не только глаза - у них и мозги рыбьи. Предупреждаю: вы ошибаетесь.
- А ты уверен, что Мореход и Аптекарь - не одно и то же? - холодно заявляет Морк.
Если бы вопрос задала Мулиартех, я бы не удивился. Морскому змею, живущему сотни лет, нельзя не быть параноиком. Опыт обязывает. Но Морк, казавшийся таким открытым и простодушным… Удивительные создания эти фоморы.
Я открываю рот, чтобы очистить имя моего нового знакомого от беспочвенных подозрений, но так и замираю с открытым ртом. Есть ли у меня доказательства добрых намерений Морехода? Нет. Уверен ли я в нем? Уверен. А почему?
- А потому, что я живу в твоей голове, дружище! - за наш стол, отодвинув ногой уродливый пластиковый стул, усаживается мужик с обветренным лицом, в черной футболке с Веселым Роджером на груди.
- Godan daginn! - вырывается у Морка.
- И вам здравствуйте, - машет Мореход. - Вот, ждал-ждал, да и решил сам сюда выбраться.
- А разве вы умеете? - Ада разглядывает нашего нового знакомого с тем самым лицом, с которым я недавно разглядывал ее и Мулиартех. Притом, что внешность у Морехода самая обычная. То есть обычная для человека.
- Как и вы! - слегка кланяется бог четвертой стихии. - Вы приходите на землю, я прихожу на землю, дети воздуха и дети огня приходят на землю. Это место - средоточие наших интересов. Оно дарит смысл нашему существованию. Если б не земля, раса фэйри вымерла бы - от одного лишь сознания собственной ненужности. А были бы мы людьми, затеяли бы войну, чтобы заполучить землю. В единоличное, так сказать, пользование. Но мы слишком древние и мудрые, чтобы не знать, чем подобные войны кончаются. Лучше уж примириться с чужим присутствием на нашей драгоценной земле и заглядывать сюда время от времени, проверять, как у людей дела…
- …направлять аккуратненько… - язвительно подхватываю я.
- Не нравится - не направляйся! - пожимает плечами Мореход. - Люди уже от многих направляющих отказались. Силы природы вам давно не указ, свои интересы дороже, скоро вы и от меня откреститесь, другой ориентир найдете. То-то будет потеха…
- Почему я не знаю тебя? - задумчиво произносит Мулиартех. - Ты же бог, я вижу. Дети могли и не встречать тебя, они не так давно на суше. Люди - те вообще с богами не разговаривают, обижены на нас за что-то. Но почему Я не знаю тебя?
- Потому что твой разум - водяной океан. Разум детей воздуха и детей огня - огненный и воздушный океаны. И в жизни, и в смерти вы растворяетесь в своих стихиях без остатка, моя бездна вам не нужна. И никогда нужна не будет. Так что встречаться нам было незачем. Мысли твоего народа безраздельно принадлежали морю.
- А в то время, которое мы проводим на суше?
- И тогда.
- Что-то изменилось? - В голосе Мулиартех звучит вкрадчивое обаяние, которого так не любит Ада. Ей кажется нечестным использовать проникновенные, колдовские интонации, заставляющие забыть о смысле сказанного, вырывающие согласие на любую авантюру, на любую глупость, на любую подлость с самого дна человеческой души…
- Спрячь свое оружие, морской змей! - смеется Мореход. - Закажи мне лучше чего-нибудь холодненького. Пить очень хочется.
Сейчас он скажет. Отхлебнет из запотевшего бокала с уродливым рисунком, обведет глазами белое от зноя небо, пожухшую пыльную зелень вокруг, толстых похотливых голубей у помойки - и скажет нам наконец, что сдвинуло баланс стихий, казавшийся вечным и накрывавший землю священным непроницаемым куполом…
- Твой народ уже ответил на вопрос, что случилось. И сам не заметил ответа. Хотя… такое часто случается. Как вы назвали своего врага?
- Аптекарь, - недоуменно говорит Ада.
- Отец лжи! - рычит Морк. - Отец лжи, принцесса. Мы, фоморы, наткнулись на ложь.