У. Моррис (1834 - 1896) более известен в России как художник и пропагандист социалистических идей, однако настоящее издание одного из лучших Романов Морриса `Воды Дивных Oстровов` позволит читателю по - новому взглянуть на творчество этого писателя, классика английской литературы, восторженного певца средневековья, одного из основоположников жанра `фэнтези`, удачно использовавшего в своих книгах традиции `готического` романа.
Содержание:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ОБИТЕЛЬ НЕВОЛИ. 1
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ДИВНЫЕ ОСТРОВА. 13
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: О ЗАМКЕ ОБЕТА. 23
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ: О ДНЯХ ОЖИДАНИЯ. 31
ЧАСТЬ ПЯТАЯ: ПОВЕСТЬ О ЗАВЕРШЕНИИ ПОХОДА. 42
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ: ДНИ РАЗЛУКИ. 59
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ: ДНИ ВОЗВРАЩЕНИЯ. 85
Моррис Уильям
Воды дивных островов
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ОБИТЕЛЬ НЕВОЛИ.
Некогда, как гласит предание, был на свете обнесенный стеною торговый город, что прозывался Аттерхей; возвели его на полоске земли чуть в стороне от большого тракта, что вел из-за гор к морю.
Город сей стоял у самой границы леса, людьми почитаемого весьма великим, а может статься, даже бескрайним; однако же под сень чащи вступить доводилось поистине немногим, побывавшие же там возвращались с рассказами путаными и небывалыми.
Не пролегало сквозь чащу ни наезженных путей, ни окольных троп, не встречалось там ни лесников, ни дорожных смотрителей; никогда тем путем не являлись в Аттерхей торговцы, не нашлось бы во всем городе жителя настолько обнищавшего или настолько храброго, чтобы осмелился отправиться в лес на охоту; ни один объявленный вне закона преступник не решался бежать туда; ни один божий человек не доверял святым настолько, чтобы выстроить себе в том лесу келью.
Ибо всяк и каждый почитали сей лес местом крайне опасным; одни говорили, что там бродят самые что ни на есть жуткие мертвецы; другие уверяли, будто языческие богини обрели в лесу приют; а кто-то полагал, что там, вероятнее всего, обитель эльфов, - тех, что коварны и злобны. Однако большинство сходилось на том, что в чащобах леса кишмя кишат дьяволы, и куда бы не направлял стопы человек, раз оказавшись там, выходил он неизменно к Вратам Ада. И называли ту чащу Эвилшо, что означает "Лихолесье".
Однако торговый город жил не худо; ибо какие бы злые твари не таились в Эвилшо, никогда не являлись они в Аттерхей в таком обличие, чтобы сумел распознать их людской взор, а уж о том, чтобы Дьяволы Эвилшо причинили кому-либо зло, в тех краях и вовсе не слыхивали.
И вот как-то раз был в торговом городе ярмарочный день, и стоял самый полдень, и на рынке толпилось немало людей, и явилась среди них женщина, высокая и сильная, черноволосая, с изогнутым носом и пронзительными, словно у ястреба, глазами, с виду не столь красивая, сколь надменная и властная; дать ей можно было около тридцати зим. Она вела под узцы крупного серого осла, по бокам которого висели две корзины, - туда складывала она покупки. Но вот женщина закончила дела торговые и теперь озиралась по сторонам, словно бы наблюдала за людьми забавы ради; когда же встречалось ей на пути дитя, - на руках ли дитя несли, или вели за руку родственницы, или один ребенок шел, как частенько случалось, чужестранка задерживала на малыше внимательный взгляд и рассматривала более пристально, нежели что другое.
Так она шла себе, удаляясь от торговых рядов, пока толпа не стала редеть; тут-то натолкнулась она на дитя может статься двух зим, что ползало туда-сюда на четвереньках; только жалкие лохмотья прикрывали крохотное тельце малютки. Незнакомка пригляделась к ребенку, посмотрела в ту сторону, куда дитя направлялось, и увидела одинокую женщину, что сидела на камне, склонив голову к коленям, словно притомилась либо удручена была чем-то. К ней-то и подобралось дитя, весело лепеча, и обхватило ручонками ноги женщины, и спрятало головку в складки ее платья; женщина подняла взгляд, и открылось лицо ее, что, некогда замечательное своей красотою, теперь исхудало и осунулось, хотя бедняжке едва перевалило за двадцать пять. Она подхватила дитя, и привлекла его к груди, и расцеловала ручки его, и щеки, и лоб, и принялась развлекать малютку, да только в показном веселье этом чудилась скорбь. Статная незнакомка оглядела ее сверху вниз, и приметила, как плохо та одета, и похоже, ни малейшего отношения не имеет к толпе зажиточных торговцев, и улыбнулась как-то мрачно.
Наконец заговорила владелица осла, и голос ее прозвучал отнюдь не столь резко, как можно было предположить по лицу ее. "Матушка, сказала она, - ты, похоже, не настолько занята, как прочий здешний люд; можно ли попросить тебя растолковать чужестранке, что задержится в этом славном городе на какой-нибудь час-другой, где бы найти ей комнату, дабы отдохнуть и поесть малость, подальше от сквернословов и дурного общества?" Отвечала бедная женщина: "Недолог будет мой сказ; слишком бедна я, чтобы знать про постоялые дома да трактиры; нечего мне ответить". Отозвалась собеседница ее: "Может быть, кто из друзей твоих пустит меня в свой дом, ежели ты попросишь?" Отвечала мать малютки:"Да какие у меня друзья с тех пор как умер мой муж, и сама я умираю от голода, - и это в городе богатства и изобилия?"
Владелица осла помолчала немного, а затем молвила:"Бедная ты женщина! Мне становится жаль тебя; и скажу тебе вот что: нынче пришла к тебе удача".
Тем временем бедная женщина поднялась на ноги, держа дитя на руках, и собралась было идти своим путем, но чужестранка жестом остановила ее и молвила:"Подожди немного и выслушай добрую весть". Она запустила руку в висящий у пояса кошель, и извлекла оттуда новенькую золотую монету нобль*, и сказала так:"Вот что получишь ты, когда я присяду отдохнуть в твоем доме; когда же направлю я стопы свои прочь, найдутся для тебя еще три, во всем схожие с этой, ежели останусь я тобою довольна".
Женщина поглядела на золото, и на глаза ее навернулись слезы; но рассмеялась она и молвила: "Комнату на час я тебе охотно могу предоставить, а в придачу и воды колодезной, и ломтик хлеба с мышиную долю. Коли полагаешь ты, что все это стоит три нобля, как могу я сказать тебе нет, ежели деньги эти могут спасти жизнь моей малютки. Но чего еще ты от меня потребуешь?" "Немногого, - отвечала чужестранка, - а потому веди меня прямо к своему дому".
Так ушли они с рынка; горожанка провела владелицу осла вниз по улице и через западные ворота города Аттерхэй, что, кстати говоря, выходили на Эвилшо; так оказались они на беспорядочно застроенной улице за пределами стен, что тянулась до самого леса; у тамошних домов вид был отнюдь не жалкий, но поскольку столь близко подступали они к Дьявольским Угодьям, люди богатые не желали больше иметь с ними дела, и жилища достались бедноте.
И вот, остановившись у своего дома, горожанка взялась за щеколду, и рывком распахнула дверь; и протянула руку гостье, говоря:"Не отдашь ли ты мне сейчас первую золотую монету, ибо отдыхать ты сможешь столько, сколько захочешь?" Владелица осла вложила монету в раскрытую ладонь, и женщина взяла нобль, и приложила его к детской щечке, а затем поцеловала и монету, и ребенка; и повернулась к чужестранке, и сказала:"Что до твоей вьючной скотинки, ничего-то у меня для нее не найдется, ни сена, ни зерна: лучше тебе оставить осла за порогом". Незнакомка кивнула в знак согласия, и все трое вместе вошли в дом: мать, дитя и гостья.
Горница оказалась достаточно просторной, хотя скудным было ее убранство, а именно - табуретка, кресло тисового дерева, небольшой столик и сундук; в очаге не горел огонь, и только белый пепел, оставшийся от нескольких жалких веточек, лежал тонким слоем; но поскольку на дворе стоял июль, значения это не имело.
Гостья уселась в кресло, а бедная женщина осторожно опустила дитя на пол и подошла к незнакомке, и застыла перед нею, словно ожидая приказаний.
И молвила чужестранка:"Горница твоя с виду отнюдь не убога, и не тесна нисколько; а дитя твое, что как вижу я, женского полу, и потому, верно, нескоро тебя покинет, хорошо сложено и собою пригоже. Да и для тебя наступят лучшие дни, как кажется мне; я уж помолюсь о том".
Все это проговорила она голосом ласковым и вкрадчивым, и лицо бедной женщины смягчилось, и очень скоро из глаз ее на стол закапали слезы, но ни слова не произнесла она в ответ. Гостья же достала не три нобля, но все четыре, и разложила их на столе, говоря:"Ло, друг мой, вот три нобля, что я тебе посулила! Теперь они твои; но этот ты возьми и потрать для меня. Ступай обратно в город, и купи мне белого хлеба, да смотри, лучшего; и мяса самого отборного, или пулярку, если найдешь, уже приготовленную и приправленную; а к ним впридачу самого доброго вина, что только можно купить за деньги; и сладостей для твоей малютки. Когда же вернешься ты, мы посидим да отобедаем вместе. А после, вкусив вдоволь и еды, и питья, мы измыслим что-нибудь еще во благо тебе".
Зарыдав, женщина опустилась перед гостьей на колени, но ни слова не смогла выговорить, до того переполнено было ее сердце. Она расцеловала чужестранке руки, и взяла деньги, и поднялась, и подхватила ребенка, и осыпла бессчетными поцелуями тельце девочки там, где его не прикрывали лохмотья, а затем поспешила прочь из дома, вверх по улице и через ворота; а гостья осталась сидеть на месте, прислушиваясь к ее шагам, пока шаги не стихли; теперь тишину нарушали только отдаленный гул рынка да лепет девочки.
Тогда встала гостья, и подхватила ребенка с полу, малютка же отбивалась и плакала, и звала мать, насколько позволяла несвязная ее речь; но чужестранка принялась по-доброму увещевать крошку, говоря:"Тише, милая, ты только слушайся; сейчас мы пойдем и поищем маму", - и дала ребенку леденец из заплечного мешка. Затем она вышла за двери, ласково приговаривая: "Погляди, какой славный ослик! То-то весело мы на нем прокатимся прямо к матушке!"
Затем она уложила дитя в корзину, на мягкую подушку, а сверху укрыла шелковой тряпицей, чтобы девочке было уютно. И взяла она осла под узцы, и пошла своим путем через пустошь к Эвилшо; ибо, как легко можно догадаться, там, где кончались дома и улица, кончалась и утоптанная тропинка.
Шла она быстро и неслышно; только трое прохожих встретились ей по пути; когда же они увидели незнакомку, и поняли, что направляется она к Эвилшо, каждый из них отворотился, и осенил себя крестом, и прошел поскорее мимо. Никто не попытался остановить чужестранку, никто с нею не заговорил, и ни разу не услышала она шагов преследования у себя за спиной. И обедню не успели бы отслужить, как чужестранка уже оказалась среди деревьев со своим ослом, с покупками и с добычей.
Но и там она не остановилась, однако пошла вперед как можно быстрее, дабы оказаться как можно дальше, прежде чем застанет ее в пути ночь. И что бы там не говорили о сомнительных созданиях, что доводилось людям увидеть в Эвилшо, об этой женщине сказать следует, что никто ей в чаще не встретился хуже ее самой.
1*1) Нобль . - старинная золотая монета, равная шести шиллингам 1восьми пенсам, или десяти шиллингам; имела хождение в XIV-XVI вв. 1(прим. перев.)
Глава 2. А теперь рассказ пойдет о доме у воды.
Четыре дня брели они по лесу, и ничего не случилось с ними в пути, о чем бы стоило рассказать. Ведьма (ибо именно ведьмой оказалась чужестранка) кормила похищенное дитя досыта и в должное время, и порою ласкала малютку, и приветливо с нею разговаривала; а порою вынимала ребенка из корзины и сажала верхом на осла, и таким манером осторожно поддерживала; а порою, когда случалось путникам набрести на поросшие травою и цветами поляны, колдунья спускала девочку на землю и давала вволю побегать, пособирать цветы и ягоды. Кому горе, а малютка радовалась, столько всего нового и дивного встретилось ей в лесу.
Наконец, на исходе пятого дня, когда уже долго пробирались они сквозь густую чащу, меж дальних стволов забрезжил смутный свет, что разгорался все ярче и ярче, словно новый, залитый лучами мир лежал впереди. Туда и направились путники, и очень скоро, еще до того, как солнце село, вышли к берегу, далее которого до самого горизонта простиралась бескрайняя водная гладь, как если бы глазам странников предстал океан, - только вода была пресной. Однако же менее чем в полумиле от берега виднелись два островка, как это бывает в соленых морях; один из них, зеленый, в изобилии поросший кустами, невысоко поднимался над водой; другой же, к востоку от первого и ближе к берегу, высился бесплодной скалою.
Там, где кончался лес, от опушки до озера раскинулась великолепная травяная равнина, - местами она достигала целого фарлонга* и более, местами заметно суживалась, а кое-где деревья подступали к самой воде. Выйдя из чащи, путники оказались на самом широком участке равнины: там протянулась изрядная полоса зеленого дерна в форме недавно народившейся луны; позади частоколом ограждал ее строй деревьев, к югу лежало озеро, а лес - к северу. Тут и там виднелись огороженные клочки возделанной земли: здесь колосились высокие зеленые стебли пшеницы; однако большая часть равнины являла собою благоуханный луг, и паслось там славное стадо коз, а впридачу к ним пять коров и бык на привязи. Через весь луг струился прозрачный ручей, и, петляя, убегал к озеру, а у самого русла ручья, в двух полетах стрелы от воды, высился холм, - там-то, среди овощных грядок, и стоял домик, сложенный из крепких бревен. Прямо перед домом крутой берег озера, обрываясь, переходил в отлогий плес, и медового цвета песок языком вклинивался в луговую траву.
Колдунья направилась прямиком к двери помянутого дома, словно здесь и жила, а именно так оно и было. Она распахнула дверь, и сняла с осла поклажу, а в первую очередь спящую малютку; ведьма растолкала девочку, и внесла в дом, и благополучно опустила на пол; и не обращая внимания на ее плач, принялась хлопотать по хозяйству: разжигать огонь, доить козу и накрывать на стол. Закончив дела, она досыта поела сама и накормила ребенка; и никогда впредь не скупилась она на еду для девочки, как бы ни тиранила ее в остальном.
1*1) 1 фарлонг - 201.17 метров. (прим. перев.)
Глава 3. О магическом перевоплощении.
Вот еще о чем следует помянуть здесь: когда следующим утром колдунья вышла одетой на середину горницы, дитя подбежало к ней поздороваться или за чем другим, но тотчас же, разглядев поближе, отпрянуло назад и замерло, задохнувшись от страха; ибо показалось малютке, что перед нею совсем не та, что прошлой ночью привела ее в разубранную комнату, и дала хлеба и молока, и уложила спать, но кто-то другой. Ибо исчезли без следа черные космы и изогнутый нос, и горящие ястребиные глаза; правду сказать, что ведьма осталась высокой и сильной, как давеча, и с виду примерно того же возраста; но на этом заканчивалось всякое сходство со вчерашней хозяйкою дома. У этой женщины с головы волною сбегали рыже-золотистые кудри и щурились карие глаза-щелочки, удлиненные и хитрые. Высокие скулы были у нее, тонкие губы и острый подбородок, плоская грудь и узкие бедра; и румянец не играл на ослепительно-белой коже.
Ведьма расхохоталась над ужасом ребенка, и молвила (и, по крайней мере, голос ее остался прежним):"Ах ты глупый звереныш! Знаю, что тебя пугает, а именно: полагаешь ты, что я изменилась. Так скажу тебе, что я та самая, что принесла тебя сюда прошлой ночью и накормила; а перевоплощения мои - не твое дело, ибо, в конце-концов, кто как не я стану отныне защищать тебя от голода и непогоды; этого знания на сегодня с тебя и довольно. А теперь тебе следует есть да спать, играть да вопить, дабы поскорее ты выросла и научилась исполнять мою волю".
С этими словами колдунья вывела девочку на солнечный свет, и привязала к молодому ясеню, что рос у двери, чтобы ребенок никуда не делся, пока сама она занята в поле и на лугу.
Но что до магического перевоплощения, впоследствии девочка узнала: ведьма не смела появляться в лесу в том же обличии, в каком показывалась дома; потому, собравшись в Аттерхей, она изменила вид свой, а ночной порою, прежде, чем встать, вернула себе былой облик.
Глава 4. О том, как подрастало похищенное дитя.
Эта малютка, что отныне и впредь зваться будет Заряночкой (хотя колдунья редко обращалась к ней с этим именем; впрочем, и ни с каким другим не обращалась) стала жить там промеж воды и леса, никого не видя, кроме помянутой ведьмы, что, как уже говорилось, кормила девочку вволю, но до поры никак более с нею не занималась. Потому Заряночка бродила сама по себе, в сущности где хотела, чаще же всего - по лесу, ибо леса ничуть не боялась; впрочем, иничто на свете не внушало ей страха, кроме колдуньи. Малютка узнала о повадках и обычаях всех живых созданий вокруг себя, и даже трава и цветы стали ее друзьями, и в помыслах своих она складывала про них сказки; и дикие звери ничуть ее не опасались, и птицы слетались к ее руке, и играли с нею, и любили ее от души. Прелестная подрастала девочка, румяная и крепкая, и весела была, словно птицы на ветке; и когда приключалась с нею беда, ибо ведьма нередко являла ей свой скверный нрав, крошка столь же легко переносила горе, как и ее пернатые друзья.
Так шли годы, и вот подросла она, и стала статной и стройной, и исполнилось ей двенадцать зим; и была девочка гораздо более крепкой и ловкой, нежели могло показаться на первый взгляд. Обнаружив это, колдунья не преминула воспользоваться сноровкой своей невольницы. Ибо Заряночка и в самом деле превосходно знала все, что касается до леса и поля, а также и воды отчасти (хотя никогда не доводилось ей видеть в тех местах лодки), ибо выучилась она плавать сама по себе, как это делают утки.
Но теперь госпожа Заряночки вознамерилась учить ее исполнять тяжелую работу, и труден оказался урок, поскольку наставляли девочку хлыстом и розгой; она же порою выказывала упрямство в обращении с колдуньей, ибо казалось пленнице, что женщина эта не любит ее. Как бы то ни было, стало в девочке расти подозрение, что с хозяйкой не все ладно; и хотя боялась ведьму Заряночка, не доверяла она госпоже своей и не почитала ее. В противном случае быстро выучила бы она урок, ибо отнюдь не была нерадивой бездельницей, и труд любила, даже тяжелый и утомительный, но противу гнева и злобы ожесточала свое сердце.