Широкие листья колыхались со зловещим шелестом. Цветы склонялись над Жазминой, как разумные создания, танцуя змеиными движениями на бледных стеблях. Еле различимые на фоне густой, непроницаемой тьмы, вздымались над ней, как гигантские бабочки, каким-то непонятным способом давая ощутить свое присутствие. Их одуряющий запах кружил голову, и Жазмина пробовала сползти с подиума, но тут же судорожно прильнула к нему, когда пол наклонился под невероятным углом. Деви с ужасом вскрикнула и судорожно сжала руки, но ужасная сила разжала ее пальцы. У нее было ощущение, что она потеряла рассудок, а весь мир рассыпался до основания. В черной, ревущей, ледяной пустыне она была лишь дрожащим атомом разума, уносимым ветром, который грозил задуть слабое пламя ее жизни, как дыханье бури гасит горящую свечу.
Потом она ощутила внезапный импульс и движение, когда атом, в который она превратилась, смешался и слился с мириадами других атомов, рождая жизнь в бродящем болоте первобытной жизни. Уминаемая созидающими ладонями Природы, она вновь превратилась в мыслящую единицу, медленно кружащуюся по бесконечной спирали своего существования.
Охваченная ужасом, увидела и узнала свои предыдущие воплощения и вновь воплощалась во все тела, в которые во все эти века помещалось ее "я". Вновь ранила свои ноги на длинной, изнурительной дороге своих воплощений, увлекшей в забытое прошлое. Вновь дрожа сжималась она в первобытных джунглях перед праначалом Времени, догоняемая кровожадными существами. Одетая в шкуры, брела она по колено в воде по болоту рисового поля, сражаясь за ценные зерна с догоняющими ее птицами. Билась с парой мулов, разрыхляя заостренным колышком неподатливую землю и бесконечно наклоняясь над ткацким станком в деревенских хижинах.
Она видела пылающие города и с криком убегала от убийц. Бежала нагая и окровавленная по горячему песку, ее тащили на аркане ловцы рабов, она узнала жгучие прикосновения грубых рук к ее телу, стыд и муку внезапного желания. Она кричала под ударами кнута, стонала, пробитая колом, сойдя с ума от ужаса, вырывалась от палача, неумолимо клонящего ее голову на окровавленный пень.
Она узнала родовые муки и горечь преданной любви. Перенесла все мучения, обиды и несчастья, которые мужчина причинял женщине на протяжении эонов, перенесла презрение и злобу, которыми женщина может одарить женщину. И все время она сознавала, кем является, хоть это сознание жгло, как удары кнута. Будучи всеми этими созданиями, которыми она была в прошлом, она вместе с тем знала, что она - Жазмина. Ни на секунду она не теряла этого знания. Она являлась одновременно нагой рабыней, согнувшейся под ударами бича, и гордой владычицей Вендии. И страдала она не только как рабыня, но и как Деви Жазмина, чей гордый характер ощущал удары бича как прикосновения раскаленного железа.
Одна жизнь срослась с другой в бурлящем хаосе, а каждая следующая несла свое бремя несчастий, стыда и страданий, и так было, пока она не услышала словно издалека свой пронзительный крик, словно один долгий крик боли, эхом несущийся сквозь века.
Тогда она проснулась на покрытой бархатом постели в темной комнате.
В кошмарной полумгле она вновь увидела подиум и сидящую на ней фигуру в черных одеяниях. Слегка склоненную голову сидящего прикрывал капюшон, а его узкие плечи едва вырисовывались в царящем здесь сумраке. Жазмина не различала деталей, но вид капюшона вместо бархатной шапочки пробудил в ней неясную тревогу. Она напрягла зрение и ощутила странный, перехватывающий дыхание страх: у нее было такое ощущение, что это не властелин так спокойно сидит поодаль…
Вдруг фигура шевельнулась и встала, поглядывая на нее сверху. Наклонилась и обняла ее длинными руками, скрытыми широкими рукавами черной тоги. Жазмина с молчаливой яростью сопротивлялась, изумленная и испуганная худобой обнимающих ее рук. Голова в капюшоне наклонилась к повернутому лицу девушки. Жазмина пронзительно вскрикнула, охваченная ужасом и отвращением. Ее упругое тело обнимали костлявые руки, а под капюшоном она увидела воплощение смерти и разложения - ужасный череп, обтянутый истлевшей, как древний пергамент, кожей.
Жазмина вскрикнула еще раз, потом, когда лязгающие, ощеренные челюсти приблизились к ее устам, потеряла сознание.
9. Замок чернокнижников
Над белыми вершинами Химелии встало солнце. Группа всадников, глядя вверх, приостановилась у подножия длинного склона. Высоко над их головами на склоне горы высилась каменная башня. Дальше, выше нее, бежали стены еще более мощной крепости, стоящей у самой границы вечных снегов, покрывающих вершины Имша. В этой картине было что-то нереальное, алые склоны тянулись к фантастическому замку, выглядевшему отсюда как детская игрушка, а сверкающая белизна вершины за ним, казалось, вонзалась в холодную голубизну неба.
- Оставим коней здесь, - произнес Конан. - Этот предательский подъем лучше преодолеть пешком. Тем более, что кони устали.
Он соскочил с черного жеребца, который стоял на широко расставленных ногах, опустив голову. Всю ночь они мчались вперед, подкрепляясь остатками еды в своих вьюках и останавливаясь только для того, чтобы дать немного отдохнуть лошадям.
- В этой башне живут аколиты Черных Колдунов, - сказал Конан. - Или, как их еще называют, цепные псы своих господ. Они не будут сидеть сложа руки, когда увидят нас на склоне.
Керим Шах взглянул вверх на дорогу, по которой они приехали: она находилась довольно высоко на склоне Имша. Туранец напрасно старался увидеть в этом лабиринте какое-либо движение, которое говорило бы о приближающейся погоне. Афгулы, скорее всего, потеряли в ночи след своего вождя.
- Что ж, пошли!
Они привязали уставших коней к тамарискам и без лишних слов двинулись в гору. Отовсюду они были видны как на ладони. Голый склон был покрыт слишком маленькими валунами, чтоб за ними мог укрыться человек. Хотя там могли прятаться другие живые существа.
Они не прошли и пятидесяти шагов, когда из-за одного из камней выскочило рычащее существо с пеной, сочащейся изо рта, и глазищами, налитыми кровью. Конан шел первый, но пес не напал на него. Проскользнув рядом, он бросился на Керим Шаха. Туранец отпрыгнул в сторону, и огромный зверь упал на идущего следом иракзая. Воин крикнул и заслонился рукой. Бестия повалила его на спину, разрывая ему руку и через секунду сама свалилась под ударами дюжины сабель. И все же не прекращала попыток вцепиться в челюсть следующей жертве, пока не была буквально разрублена на куски.
Керим Шах перевязал раненому разорванное плечо, внимательно посмотрел на него и молча отвернулся. Присоединился к Конану, и они молча продолжали подъем.
Потом Керим Шах сказал:
- Странно, что деревенский пес забрался аж сюда.
- Здесь нечего жрать, - согласился с ним киммериец.
Они оба обернулись и посмотрели на раненого воина, марширующего за ними в толпе иракзаев. Его темное лицо блестело от пота, а искаженные гримасой боли губы показывали ощеренные зубы. Конан и Керим Шах снова посмотрели на возносящуюся перед ними каменную башню.
На вершинах лежала сонная тишина. Ни на башне, ни на стенах стоящего за ней, похожего на пирамиду строения, они не заметили ни малейшего движения. Устремившиеся туда мужчины шли в напряженном молчании, как люди, идущие по краю вулкана. Керим Шах снял с плеча огромный лук, который разил за пятьдесят шагов. Иракзаи потянулись к своим лукам - они были полегче и разили на меньшее расстояние.
Но им еще не удалось подойти к башне на расстояние лёта стрелы, когда что-то неожиданно упало на них из безоблачного неба. Пролетело так близко от киммерийца, что он почувствовал прикосновение машущих крыльев на лице, но не он, а следующий за ним иракзай зашатался и упал, истекая кровью из разорванной артерии. Сокол с крыльями цвета полированного металла, с окровавленным, изогнутым, как сабля, клювом, вновь взмыл в небо и внезапно замер, когда зазвенела тетива лука Керим Шаха. Птица рухнула, как камень, но никто из мужчин не мог бы указать того места, куда она упала.
Конан наклонился над несчастным, но тот уже умер. Никто ничего не успел сказать, не было смысла обсуждать ни этот случай, ни то, чего еще никогда доселе не случалось - чтобы сокол напал на человека. В душах диких иракзаев бешенство состязалось с фаталистической апатией. Волосатыми руками они сжимали свои луки и бросали мстительные взгляды в сторону башни, неподвижность которой, казалось, издевается над ними.
Следующее нападение не заставило себя ждать. Все увидели, как из-за края башни выкатилось белое дымное облачко и поплыло вниз по склону. За ним появились другие облака. Они выглядели безобидными, как пушистые шарики мутной пены, но Конан отодвинулся в сторону, избегая столкновения с первым облачком. Один из иракзаев, идущий следом, размахнулся и рубанул тучку мечом. Раздался оглушительный грохот. Клуб дыма исчез в ослепительной вспышке, а от слишком любопытного воина осталась только кучка обугленных, почерневших костей. Сморщенная ладонь все еще сжимала рукоять из слоновой кости, но острие меча расплавилось и испарилось в страшном огне. И все же воины, даже стоявшие рядом с жертвой, совершенно не пострадали, они были только ошеломлены и слегка ослеплены внезапной вспышкой.
- Взрывается от прикосновения металла, - произнес Конан. - Смотри, они приближаются!
Склон над ними был почти покрыт спускающимися шариками. Керим Шах натянул тетиву и послал в самую их гущу стрелу. Пробитое стрелой облако взорвалось, как мыльный пузырь, брызгая огнем. Остальные воины последовали примеру туранца, и через несколько минут на склоне бушевала буря, разили громы и молнии, сыпавшие дождем искр. Когда белые клубы исчезли, в колчанах у воинов осталось не так уж много стрел.
Они яростно взбирались в гору по обугленной и почерневшей земле, огибая те места, где голая скала превратилась в лаву от огня этих проклятых взрывов.
Наконец они оказались на расстоянии полета стрелы от башни и растянули ряды, нервно оглядываясь вокруг: какую еще неожиданную ловушку устроят им защитники башни.
На стенах появилась одинокая фигура, несущая десятифутовый медный рог. Хриплый рев, покатившийся по склону, был похож на звуки трубы в Судный День. Сейчас же из подземных глубин ему отозвался глухой грохот и шум. Земля под ногами воинов затряслась.
Иракзаи на дрожащем откосе зашатались, как пьяные, с криками ужаса, но Конан с бешеным блеском в глазах и с кинжалом в руках ринулся, как вихрь, по склону, прямо к двери в стене. Сверху раздавался издевательский рев и подвывание огромного рога. Керим Шах подтянул стрелу к уху и отпустил тетиву.
Только туранец мог сделать такой выстрел. Звук рога внезапно смолк, и в воздухе раздался высокий, пронзительный крик. Стоящая на башне фигура в зеленой одежде зашаталась, хватаясь за торчащее в груди длинное древко, потом перевалилась через парапет и рухнула вниз. Огромный рог покатился и повис на краю стены. Вторая фигура в зеленой тоге подскочила, чтобы схватить рог. Снова зазвенела тетива, и вновь эхом ей отозвался крик агонии. Второй аколит, падая, задел рог локтем, и он разлетелся на куски у подножия башни.
Конан с такой быстротой преодолел пространство, отделяющее его от двери, что еще не смолкло эхо от шума падения, а он уже бил острием своего ножа в дверь. Инстинктивно отскочил, когда сверху вылили на него расплавленное олово. В следующую минуту он уже был у ворот, атакуя их с удвоенной яростью. Тот факт, что их враги прибегли к таким обычным видам обороны, придал ему силы. Колдовская сила аколитов все же не была безграничной. Может, они уже исчерпали все запасы своих чародейских штучек?
По скату взбежал Керим Шах, а за ним следом - шатающиеся воины. На бегу они выпускали стрелы, которые со свистом перелетали за стену либо разбивались о зубцы стен.
Толстое тиковое дерево уступило под ударами киммерийца, который осторожно заглянул внутрь, приготовившись к худшему. Увидел овальную комнату и ведущую наверх крутую лестницу. В противоположной стене помещения увидел широко открытую дверь, за ней склон… и спины полдюжины одетых в зеленое людей, убегающих изо всех сил.
Конан завыл и прыгнул внутрь, но тут инстинкт подсказал ему остановиться и броситься назад на секунду раньше, чем огромный каменный блок с грохотом рухнет на то место, где он только что коснулся ногой пола. Киммериец побежал вдоль стены, криком призывая остальных следовать за ним.
Аколиты покинули первую линую обороны. Когда Конан обежал башню, увидал их зеленые силуэты высоко вверху. Дыша жаждой мести, он помчался за ними, а Керим Шах с иракзаями наступали ему на пятки. Минутный триумф заставил их забыть о своем врожденном фатализме, при виде убегающих врагов, они завыли, как стая волков.
Башня стояла на нижнем крае узкого плато, почти незаметно наклоненного к откосу. Через несколько сот ярдов плато вдруг кончалось глубокой расщелиной, абсолютно незаметной снизу. В эту расщелину и спрыгнули аколиты, даже на замедлив бег. Преследователи только увидели их зеленые развевающиеся одежды, исчезающие за краем пропасти.
Несколько минут спустя преследователи также стояли на краю рва, отделяющего их от замка Черных Колдунов. Насколько видел глаз, в обе стороны лежала пропасть шириной в тысячу и глубиной в пятьсот футов, с вертикальными стенами, вероятно, идущая вдоль всей вершины Имша. Она была до краев наполнена странным, искрящимся и блестящим туманом.
Конан взглянул вниз и чертыхнулся. Заметил одетых в зеленое аколитов, поспешно проходивших по сверкающему, словно серебро, дну долины. Их силуэты были смазаны и невыразительны, словно они были погружены в глубокую воду. Они шли цепочкой, направляясь к противоположной стене обрыва.
Керим Шах натянул лук и выпустил засвистевшую стрелу. Но она, попав во мглу, наполнявшую расщелину, казалось, внезапно потеряла скорость и, отклонившись от своего курса, упала далеко от цели.
- Если они смогли туда спуститься, то и мы сможем! - сказал Конан стоящему рядом с ним Керим Шаху, который с удивлением наблюдал за полетом своей стрелы. - Я видел, они прошли этим путем…
Напрягая взгляд, он заметил внизу что-то, напоминающее золотую нить, растянувшуюся по всей ширине каньона. Аколиты шли вдоль этой нити, и вдруг киммериец припомнил казавшиеся ему ранее непонятными слова Хемсы: "Держись золотой жилы!" Наклонившись, он нашел на краю расщелины тонкую полосу сверкающего золота: это жила золотого месторождения, лежащего прямо на поверхности, сбегала вниз и шла через серебряное дно ущелья. Он увидел кое-что еще, чего до этого не мог заметить из-за особенного преломления света. Золотая жила шла вдоль платформы, спускающейся в самый низ и снабженной углублениями для рук и ног.
- Ах, вот как они спустились вниз, - сказал Керим Шах. - Они, значит, не могут летать по воздуху. Пойдем за…
В эту минуту укушенный псом мужчина издал ужасный крик и, оскалив зубы, бросился на Керим Шаха. Из его рта лилась пена. Туранец проворно, словно кот, отскочил в сторону, а взбесившийся рухнул головой вниз в пропасть. Остальные солдаты подбежали к краю пропасти и с изумлением заглянули вниз. Мужчина не пошел вниз камнем, а медленно плыл сквозь розовую мглу, как человек, погружающийся в воду. Конечности его судорожно дергались, а пунцовое, искаженное конвульсиями лицо, выражало скорее боль, чем бешенство. Наконец он упал на блестящее дно пропасти и остался недвижим.
- В этой расщелине нас подстерегает смерть, - пробормотал Керим Шах, отшатнувшись от этой розовой мглы, которая почти доставала ему до ног. - А что теперь, Конан?
- Идем дальше! - невесело ответил киммериец. - Эти аколиты - обычные люди: если мгла не убила их, значит, она не убьет и нас.
Он подтянул пояс и невольно дотронулся при этом до пояса, подаренного Хемсой. Свел брови и грустно улыбнулся. Он совсем забыл об этом поясе, и все же именно он трижды спас его, подставляя другие жертвы.
Аколиты достигли противоположной стены и ползли по ней, как большие зеленые мухи. Конан взошел на платформу и острожно стал спускаться. Розовая туча окутала его ноги и поднималась выше по мере того, как он опускался по платформе. Она доставала до его колен, до бедра, потом до пояса и плеч. Он ощущал ее вокруг себя как густой туман во влажную ночь. Когда она уже доставала до шеи, он поколебался, потом с головой окунулся во мглу. В тот же миг стал задыхаться, неумолимая сила не давала ему вздохнуть, сдавив ребра в смертельном объятии. Конан в отчаянии подпрыгнул, борясь за жизнь. Выставив голову на поверхность, стал ртом хватать воздух.
Керим Шах наклонился над ним, что-то говоря, но Конан не слышал его и не обращал не него внимания. Он мысленно перебирал в памяти указания умирающего Хемсы. Попробовал нащупать золотую жилу и обнаружил, что, спускаясь, сошел с нее. Заметил ряд углублений для рук и ног в платформе. Встав точно на жилу, начал спускаться вновь. Розовая мгла снова окутала его. Голова его тоже окуналась во мглу, но стоя на золотой жиле, он по-прежнему мог дышать. Увидел вверху лица глядящих на него товарищей, слегка размытые в блестящей мгле. Жестом приказал им следовать за ним и быстро стал спускаться, не ожидая, пока они последуют его примеру.
Керим Шах молча вернул меч в ножны и пошел следом за киммерийцем, а иракзаи поспешили за Керим Шахом, скорее опасаясь потерять предводителя и проводника в одном лице, чем какого-то подвоха, который мог их ожидать в этой расщелине. Они держались золотой жилы так, как показал им киммериец. Спустились на дно пропасти и пошли по серебристой равнине, ступая по золотой полосе как люди, идущие по проволоке над пропастью. Шли, словно по невидимому тоннелю, наполненному воздухом. Со всех сторон их окружала смерть.
Тропинка, по которой скрылись аколиты, вела к платформе по другую сторону расщелины и исчезала за ее краем. Они двинулись туда, приготовившись ко встрече с неизвестной опасностью, таящейся среди острых камней, которыми был усыпан край обрыва.
Их ждали там одетые в зеленые одежды, вооруженные ножами аколиты. Возможно, убегая, они достигли некоей границы, которую не могли переступить. Может, опоясывающий живот Конана стигийский пояс был причиной тому, что их заклятья оказались бессильными. А может, зная, что за поражение они будут наказаны смертью, решили использовать последний шанс и с ножами в руках выскочили из-за скал.
Среди потрескавшихся камней началась кровавая битва, оружием в которой было не искусство чернокнижников, но обычные ножи. Звенела сталь, со свистом опускались лезвия, рассекая тела, мускулистые руки наносили могучие удары, лилась кровь, а по телам упавших топтались сражающиеся.
По правде говоря, только один из иракзаев истек кровью и умер, но аколиты полегли все до одного, - изрезанные, порубанные на куски, сброшенные в пропасть, они медленно опускались на сверкающее внизу серебристое дно.
Победители, стерев с лица кровь, огляделись. Кроме Конана и Керим Шаха, еще четверо иракзаев вышли из битвы невредимыми.
Они стояли меж потрескавшихся скал, образовавших зубчатый край расщелины. Вьющаяся отсюда по невысокому склону тропка вела к широкой лестнице, сделанной из зеленых шестифутовых камней, напоминающих нефрит. Ступени вели на широкую галерею из такого же полированного материала, а за ней - этаж за этажом - вздымался замок Черных Колдунов. Казалось, что его вырубили из одной отвесной скалы ущелья. Архитектура замка была прекрасной, хоть и была лишена украшений. Окон было немного, они были прикрыты ставнями. Нигде не было никаких признаков жизни, ни одного дружественного или враждебного существа.