Конан, обезумев от отчаяния, вновь ударил по двери молотом, однако, услышав постукивание за спиной, обернулся. Над ним стоял огромный паук - живая копия статуи в храме, за исключением жестких, в палец длиной, волосков, покрывавших паучьи лапы. Четыре огромных глаза отражали пляшущее пламя факела.
Пониже глаз пара волосатых членистых усов протягивалась вперед наподобие рук. Когда один из усов дотянулся до Конана, он ударил по нему молотом. Послышался треск переломленной роговой оболочки - паук отступил на шаг и подогнул поврежденный ус под покрытое волосами туловище.
Затем чудовище перешло в наступление. Стоя на шести задних лапах, паук протянул к Конану две передние вместе с неповрежденным усом, намереваясь схватить свою жертву. Конан почувствовал себя мухой в паутине, ожидающей неизбежной гибели.
Чуть ниже щупалец у паука были видны зубы - два блестящих, остроконечных, наподобие бычьих рогов, изогнутых вовне, а потом вовнутрь, со сближающимися остриями. Паук тянулся клыками к Конану, чтобы пронзить его с боков; из отверстий капал зеленоватый яд. Членистые челюсти паука возбужденно двигались вверх-вниз.
На мгновение противники застыли друг против друга. Конан, с поднятым молотом, готовый нанести последний сокрушительный удар и погибнуть, и паук, с протянутыми вперед чудовищными усиками, стремящийся стиснуть человека в последнем объятии.
Вдруг из-за спины Заца Конан услышал полный ужаса голос Рудабе:
- Ниал! Милый! Я…
Заслышав этот страдальческий выкрик, паук отступил от Конана. Он развернулся - в свете факела блеснул один из его боковых глаз. Шаркнув по стене животом, так как коридор был узок, паук заспешил на голос. Девушка испуганно вскрикнула - и в наступившей тишине стало слышно, как, затихая вдали, постукивают по полу когтистые лапы. Еще мгновение - и факел Конана погас.
С воплем ярости Конан ринулся за пауком в полной тьме, но он потерял дорогу и ударился о каменную стену. Вскочив на ноги, он вытащил второй факел из-за пояса. Киммериец изрыгал проклятия, словно безумный. Конец старого факела светился темно-красным, как остывающая под пеплом лава.
Соединив концы, Конан яростно дул на них, пока не запылал второй факел. Бросив на пол старый, Конан побежал вниз по склону, преследуя Заца.
На главном перекрестке он задержался, заметив, что на полу простерто нечто, никак не похожее на останки быка или овцы. С ужасом догадываясь, что он сейчас обнаружит, Конан приблизился к телу Рудабе. Девушка, казалось, спала; встав на колени, он приложил ухо к ее груди - сердце не билось.
Прислонив факел к стене, Конан принялся ощупывать и осматривать тело. На Рудабе было полупрозрачное легкое одеяние, в каком танцовщицы пели при окончании службы. Сняв его, Конан перевернул красивое тело девушки. На плече и на середине спины он увидел пунктиры ранок, окруженных черными пятнами: воздействие яда.
- Рудабе! - позвал он. - Скажи хоть слово!
Он растирал ей руки, размеренно надавливал на ребра, надеясь, что она начнет дышать. Но ничего не помогало.
Горячие слезы скользнули по его грубому лицу - впервые за много лет. Он сердито вытер их, но они бежали неудержимо. Те, кто знал Конана как свирепого, безжалостного воителя, были бы удивлены при виде того, как он плачет в этом склепе, забыв, что ему угрожает опасность.
Девушка, должно быть, осмелилась спуститься в это вонючее подземелье, после того как жрецы ушли, чтобы предупредить его об опасности. Никто еще не отдавал свою жизнь, желая спасти его, Конана. Осознание жертвы, принесенной Рудабе, наполнило его душу сожалением, стыдом и ненавистью к себе.
* * *
Вдруг в нем вскипела ярость, и, схватив факел и кузнечный молот, Конан огляделся. Паук, наверное, выронил свою жертву, испугавшись яркого света пламени, и уполз туда, где сидел прежде.
С бешеным воплем Конан устремился в дальний конец коридора, ища там Заца; пламя факела ярко пылало. Он пробежал около четверти лиги, крича:
- Зац! Выходи биться!
Но паук не показывался. Наверное, испуганный светом пламени, он спрятался в один из боковых коридоров. Однако, для того чтобы найти его там, надо было потратить много дней.
Конан вернулся на главный перекресток. Рудабе, уже остывшая, лежала все там же. Конан подумал, что ему нельзя оставить ее здесь, в этом зловонном подвале, на съедение Зацу: среди варваров считалось обязательным хоронить тела своих дальних и близких родственников.
Дух непогребенного родича, как учили Конана в детстве, станет являться ему. В чужих землях у киммерийца не было ни друзей, ни родных. Потому Конан не заботился о мертвецах, которых за последние годы ему пришлось навидаться вдоволь. Однако Рудабе была единственной, кто его действительно любил и кого он любил тоже, с тех пор как покинул родину; бросать ее тело на произвол судьбы нельзя. Надо было вынести ее из подземелья и похоронить в безлюдном месте: выкопать могилу, если придется, руками и положить ее там. На могилу навалить больших камней, чтобы волки или гиены не тронули тело, и, посадив какой-нибудь дикий цветок, уйти своей дорогой.
Конан поднял мертвую девушку и, взвалив ее на плечо, побрел к выходу под святилищем. Он был уверен, что в такой поздний час там уже никого нет. Положив Рудабе возле лестницы, он поднялся по ступеням и прислушался.
С удивлением он услышал, что наверху еще разговаривают. Он узнал зычный голос Верховного Жреца, высокий голос Мирзеса, голос третьего жреца был ему незнаком.
- Зац да проклянет твои глаза, Дариус! - грозно рычал Феридун. - Ты обещал, что в течение трех дней празднества сохранится хорошая погода, - и что же, наши гости мокнут под проливным дождем! Где же твое умение заклинать духов воздуха, коим ты похвалялся? Если тебе не справиться, мы поручим изучать магию погоды другому жрецу!
Дариус невнятно оправдывался, его перебил Мирзес, новый викарий:
- Я подозреваю, ваше святейшество, что Дариус нарочно так поступил, чтобы умалить наше влияние и укрепить свое.
- Вовсе нет! - запротестовал Дариус. - Я и не думал, что…
Все трое заговорили одновременно, и нельзя было разобрать слов.
Конан подумал, не подняться ли ему в святилище и, оставив на сундуке тело Рудабе, снять долотом глаза Заца и бежать. Но это невозможно было осуществить, пока там находятся люди. Дикая мысль пришла ему в голову: появиться неожиданно перед жрецами с телом Рудабе на руках. Но у Конана не было с собой меча, а жрецам стоило лишь крикнуть, и тут же прибежала бы бритунийская стража.
Конан немедля отбросил этот самоубийственный замысел. Если жрецы поймут, что Рудабе действовала заодно с Конаном, - а они быстро это раскусят, - навряд ли они похоронят девушку с подобающими почестями. И он не смог бы сражаться с бритунийцами, имея при себе хрупкие драгоценные опалы. Значит, надо было похоронить девушку самому, а потом вернуться за опалами, когда в святилище никого не будет.
Тяжело вздохнув, Конан спустился вниз, поднял мертвое тело и пошел вперед. Миновав перекресток, он продолжил свой путь по главному коридору. Когда начались разветвления, он выбрал из них самое широкое.
Глава 12
ДЕТИ ЗАЦА
Вдруг коридор расширился, и Конан оказался у входа в просторную пещеру, где сталактиты нависали над тянущимися к ним сталагмитами. Несколько ступенек вели вниз, на дно пещеры, которая хорошо просматривалась вся, вплоть до дальней стены. Свет факела был слишком слаб, чтобы осветить пространство, но с противоположной стены зияло отверстие, служившее выходом наверх. Сквозь отверстие было видно темное ночное небо с мерцающими на нем звездами. По-видимому, дождевые облака, висевшие над городом накануне, рассеялись.
В дальнем конце пещеры, под самым проемом, поблескивало обширное пятно: вглядевшись, Конан различил круглый водоем, в котором отражалось звездное небо. Водоем этот преграждал путь к выходу. Острый запах, который киммериец ощутил перед столкновением с Зацем, наполнял пещеру, едва ли не вызывая тошноту.
На полу пещеры там и сям, меж сталагмитов, при оранжевом колеблющемся свете факелов можно было различить выпуклые предметы, похожие на огромные серо-коричневые грибы. Когда Конан стал спускаться, намереваясь пробиться к выходу, ему показалось, что они слабо шевелятся. Подойдя поближе, киммериец заметил, что один из предполагаемых грибов оживает. Он выпростал длинные членистые лапки, поднялся на них над полом и уставился на Конана четырьмя светящимися глазами.
Паук был уменьшенной копией Заца, примерно вдвое, меньше по размерам в сравнении с богом-пауком. И все же он был значительно крупней, чем тот паук, с которым Конану довелось сражаться в Слоновой Башне несколько лет назад. Подобное чудовище легко могло убить Конана, а в пещере их были сотни.
Паук, проснувшийся первым, надвигался на Конана, а на полу пещеры повсюду оживали и поднимались на когтистые лапы другие гигантские пауки. Заметив Конана, они ползли к нему, постукивая жесткими коготками. Куда ни взгляни, всюду светились, отражая пламя факела, четверки паучьих глаз.
Конан повернулся и бросился бежать по коридору, слыша, как пауки толпой преследуют его, будто многоногий поток. Конан побежал еще быстрей. Шум погони стих: по-видимому, от преследователей удалось оторваться. Но с тяжелой ношей на плече далеко не убежишь… Постукивание сотен когтистых лап нарастало. Вот это и есть те самые дети Заца, о которых говорил Верховный Жрец, подумал Конан.
Стены коридора тянулись бесконечно. Конан был уверен, что, если бы не мертвое тело, он давно ушел бы от пауков: тяжелая ноша замедляла бег. Но бросить мертвую девушку он не мог. Конан чувствовал себя как в ночном кошмаре, когда бежишь и бежишь во тьме, а неведомая опасность настигает тебя неотвратимо. Он опасался, что выберет неверный поворот и заблудится в лабиринте коридоров.
Уже в отчаянии, он достиг наконец главного перекрестка. Никуда не сворачивая, Конан оказался у лестницы, ведущей к люку.
Поднявшись по ступеням, Конан прислушался. Наверху было тихо - ни разговоров, ни шарканья, ни других признаков человеческого присутствия. Наверное, проклятые жрецы отправились спать. В предутренние часы в храме все спят, кроме бритунийских стражников. Конан не знал, как ему удастся выскользнуть из храма незамеченным, неся тело Рудабе, но постукиванье когтей пауков слышалось все ближе, и раздумывать было некогда.
Кулаком, в котором он сжимал факел, Конан ткнул в крышку люка. Но квадратная панель не шелохнулась. Конан, беззвучно чертыхаясь, решил, что кто-то обратил внимание на отодвинутый засов и вернул его в прежнее положение.
Когти детей Заца стучали все громче, и засов не представлялся Конану преградой. Если хороший толчок не поможет, придется действовать молотом, хотя лучше обойтись без этого во избежание липшего шума.
Конан сошел по ступенькам вниз и положил мертвую Рудабе на пол. Горящий факел он прислонил к стене. Вновь поднявшись по ступеням, он приложил к крышке обе ладони и сильно надавил на нее.
Поначалу крышка не поддалась, как если бы сверху мешала тяжесть. И вдруг сопротивление прекратилось: послышался крик, грохот падающего тела, и люк открылся.
Едва Конан показался над полом, струя масла брызнула в него, испачкав одежду. При колеблющемся свете неугасимого пламени Конан увидел викария Мирзеса, который пытался встать на ноги. Рядом с ним лежал кувшин, из него на мраморный пол выливалось, растекаясь лужицей, масло.
Конан тут же все понял. Не дождавшись Рудабе, Мирзес отправился ее искать. Но девушки нигде не было, и ему самому пришлось наливать масло в резервуар. Он стоял на крышке люка, наполняя нефтью свой кувшин, когда Конан рывком поднял крышку и повалил его наземь.
Мирзес, пытаясь встать, воскликнул:
- Кто?.. Почему?.. Пиал! - Вновь поскользнувшись, он упал.
Конан шагнул к Мирзесу, и тоже чуть не поскользнулся. Пошатнувшись, он все же устоял на ногах.
- Помогите! - захрипел Мирзес. - Стража!
Поскальзываясь и выпрямляясь, Конан успел добраться до Мирзеса прежде, чем тот поднялся. Едва викарий открыл рот, чтобы опять позвать стражу, Конан ударил его кулаком в челюсть. Викарий рухнул без сознания на мозаичный пол.
Склонившись над своей жертвой, Конан хотел было уже прикончить викария, проломить ему череп тяжелым молотом, но, уже замахнувшись, вдруг отказался от своего кровавого намерения. Убить человека спящего или лишенного чувств не соответствовало его понятиям о чести. Лучше изрезать тюрбан на куски и сделать кляп.
Однако Конан оставил Мирзеса лежать на месте: надо поскорее забрать свой факел и тело Рудабе, пока дети Заца не хлынули в святилище. Конан шагнул к двери, сообразив, что кран все еще открыт и поток нефти продолжает течь в подземелье. Надо срочно перекрыть его, опустить на люке засов и потом уже вернуться к Мирзесу.
Затем, думал Конан, он займется драгоценными камнями. Покончив с ними, он подбежит к дверям, станет кричать и звать на помощь. Когда бритунийцы откроют дверь, он с криком "Разбой! Убийство! На помощь викарию!" проскочит мимо стражников, которые бросятся в святилище, и выбежит из храма.
Конан уже шагнул к люку, как вдруг оттуда вырвался огромный столб пламени, сопровождаемый густыми клубами дыма. Видимо, струя масла соприкоснулась с горячим факелом Конана. Киммериец попытался сойти вниз, но пламя колыхнулось ему навстречу, опалив волосы и брови; Конан выскочил, хлопками пытаясь потушить загоревшуюся одежду.
Поняв, что уже ничего не сможет сделать для Рудабе, Конан подскочил к статуе и вытащил инструменты, пытаясь отделить хотя бы один глаз Заца, прежде чем пожар распространится по храму. Дым вырывался наружу, становясь все гуще и гуще. Конан начал кашлять, из-за дыма он едва видел и саму статую, и украшавшие ее драгоценные камни.
Но он упрямо продолжал свою работу. Ударив молотом по долоту, Конан с удовлетворением почувствовал, как оно вошло под свинцовое кольцо. И все же едкий дым вызвал у него приступ кашля - пришлось схватиться, скорчившись, за ближайшую ногу статуи.
Вдруг свет в святилище вспыхнул ярче, сквозь волнующуюся стену дыма Конан увидел, что занавеска позади статуи занялась огнем. Раздались крики:
- Пожар! Пожар!
Дым продолжал валить. Конан поглядел в сторону люка - и содрогнулся. Огромный серо-коричневый паук выбирался из прямоугольного отверстия. Его массивная туша шаркала о края люка, пока он проталкивался наверх; казалось, некий демон восстает из пылающего ада. Наконец-то Зац покинул служившее ему тюрьмой подземелье.
Зац повернулся на своих членистых длинных лапах и увидел Конана. Побросав инструменты, киммериец кинулся прочь. Волочащееся чудище настигало его. Схватившись за бронзовые двери, киммериец попытался открыть их, но они были заперты. Оглянувшись, он увидел, что паук ползет за ним.
Ключ щелкнул в замке, и дверь отворилась. Конан предстал перед изумленными бритунийцами, один из них держал в руке большой тяжелый ключ. За наемниками толпились жрецы и служители. Дым, просочившись сквозь щели дверей, встревожил обитателей храма.
Конан, кашляя, выскочил из святилища. В притворе была сумятица: жрецы Заца, жрецы Аренджуна, служители, танцовщицы, наемные солдаты и рабы бегали туда-сюда. Жрецы выкрикивали различные распоряжения.
Окутанный дымом, Зац показался в дверном проеме. Заметив его, все кинулись к выходу. Несколько человек застряли в проходе, стараясь выскочить одновременно.
Конан, с бешеными усилиями пробившись к выходу, вцепился в дверные ручки, повернул и мощным толчком растворил главную дверь. Люди, толпившиеся возле, повалили наружу, толкая друг друга. Конан увидел, как двое служителей выводят из храма бывшего викария. Харпагус с младенческим изумлением озирался по сторонам.
Конан сбежал вниз, прыгая через ступеньку. На полпути он мельком оглянулся. Густой дым валил из открытых дверей. Небо над головой было ясным, усеянным звездами, полумесяц стоял высоко на востоке.
В проеме дверей показались двое. Один - гигантский паук, с опаленными длинными волосками и все же целехонький; другой - почти рядом с чудовищем - худой горбоносый Верховный Жрец Феридун, в белом балахоне и черном тюрбане. Жрец делал магические пассы и произносил нараспев какое-то заклинание.
Паук, который уже приподнял передние лапы, чтобы схватить Феридуна, замер на месте. Жрец продолжал петь - громко, едва ли не переходя на крик, жестикулируя так неистово, что его белая борода сотрясалась в темном задымленном воздухе. Две гротескные фигуры выделялись темными силуэтами на фоне бушующего позади них пламени. Паук на один шаг отступил к святилищу, потом еще на шаг. Феридун, благодаря своей прославленной способности управлять животными, мог бы заставить чудовище броситься в огонь.
Но вдруг Феридун, глотнув дыма, закашлялся. Тут же паук, не сдерживаемый более властью хозяйского голоса, ринулся на Феридуна. Жрец испустил вопль, барахтаясь в обхвативших его членистых лапах.
Дородный воин в доспехах взбежал мимо Конана по ступеням, размахивая мечом. По рыжим развевающимся волосам Конан узнал капитана Катигерна. Подскочив к пауку, бритуниец ударил его мечом, из раны потекла черная жидкость. Зац, который вышел теперь из дверного проема и громоздился на верхней ступени, уронил тело жреца и повернулся к новому противнику. Он протянул свои щупальца к Катигерну, капитан отскочил, отчаянно размахивая мечом. Паук наступал, и разделял их только клинок.
- Держись, Катигерн! - прокашлявшись, крикнул Конан.
На ступенях он заметил алебарду, которая принадлежала одному из стражников. Бритуниец выронил ее на бегу. Прыгая по ступенькам, Конан подхватил алебарду. Подскочив к Зацу сбоку, он взмахнул алебардой и опустил ее на грудь чудовища.
Лезвие алебарды вонзилось в складчатую плоть паука. Удар был такой силы, что рукоять алебарды переломилась на середине. Зац, тяжело переступая, повернулся к Конану. Забежав с другой стороны, Катигерн вонзил свой меч глубоко в ногу паука и перерубил ее.
Зац стал поворачиваться к бритунийцу, но двигался все медленнее. Прежде чем он сделал полный оборот, ноги его подкосились - и паук рухнул на мраморные ступени, из ран его обильно текла липкая жидкость. Его раскинутые лапы еще шевелились, но судороги их затихали. Зац был мертв.
Катигерн обхватил Конана за плечи.
- Хвала всем богам, ты подоспел вовремя! Захочешь стать лейтенантом в моем отряде, скажи лишь слово.
- Я подумаю, - кашляя, ответил Конан.
К ним подошел другой бритуниец:
- Капитан, жрец Динак просит, чтобы мы помогли потушить пожар.
Узнав, что паук мертв, жители города начали скапливаться на площади перед храмом. Горожане высыпали из домов - кто в ночном халате, кто в торопливо натянутой рабочей одежде. Жрецы руководили борьбой с огнем. Густой маслянистый дым продолжал вырываться из дверей храма.
- Держи! - крикнул Катигерн Конану, сунув ему ведро. - Становись в цепь!