Подземелье смерти (=Конан и Бог Паук) - Лайон Спрэг де Камп 2 стр.


Весь день Конан ехал по бесконечным тростникам. Однажды он заметил стадо диких, с рыжевато-черной щетиной кабанов. Свежая свинина внесла бы разнообразие в его скудный рацион, состоявший из вяленого мяса и сухарей, и Конан потянулся за луком. Но пока он вытаскивал из дорожной сумы гирканийский, с двойным изгибом, лук, кабаны исчезли. Конан решил, что охотиться не стоит: это привело бы к значительной задержке в пути.

* * *

Три дня пробирался Конан через болота, а тростники все тянулись и тянулись. На исходе третьего дня с вершины пригорка Конан заметил, что море и холмы стали к нему как будто ближе. Раздумывая, не достиг ли он северного края болот, неподалеку от которого находится город Султанапур, Конан пустил коня рысью.

Вскоре он услышал отчаянный крик: кричали люди, их было несколько, судя по голосам. Повернувшись налево, Конан заметил поодаль небольшой холм, с вершины которого уходил в небо голубоватый дымок. Голоса доносились именно с того холма. Благоразумие подсказывало Конану, что, какова бы ни была причина переполоха, следует ехать дальше. Чем меньше народу встретит он на пути из Турана, тем больше шансов покинуть это царство незамеченным.

Но помимо благоразумия были у Конана и другие соображения. Там, на холме, бивак, там найдет он горячую пищу, а то и хозяина, который даст ему работу. Любопытство также говорило в нем, и чувство чести не было чуждо душе дикаря: поддавшись порыву, он мог действовать не только в собственных интересах.

Сейчас любопытство и мысли о еде победили его осторожность. Конан пришпорил коня и поскакал к холму.

Подъехав, киммериец заметил несколько человек, которые бегали по холму, поросшему всяческими цветами: алыми, золотистыми, лиловыми, вносившими живость в унылый пейзаж.

Конан насчитал пятерых человек, суетившихся вокруг шатра, близ которого горел костер. Вьючные животные - четыре осла, две лошади и верблюд - были привязаны к узловатому карликовому дереву. Сейчас они, чем-то испуганные, метались, натягивая веревки; люди пытались успокоить их.

- Что случилось? - громко крикнул Конан, стараясь, чтобы его услышали сквозь шорох тростников.

- Берегись! Болотная кошка! - отозвался худощавый мужчина в белом тюрбане.

- Где? - завопил Конан.

Люди замахали, указывая в разных направлениях. Вдруг раскатистое рычание сотрясло воздух, и из тростников выпрыгнул пятнистый зверь, прежде невиданный Конаном. Голова и туловище зверя были крупными, как у тигра или пантеры, но задние лапы всего вдвое длинней, чем у обычного кота. Зверь приближался к Конану огромными прыжками, равновесие его поддерживалось тяжелым и прямым, как палка, хвостом. Хищник казался причудливой помесью пантеры и зайца.

Жеребец, увидев приближающегося зверя, испуганно заржал и метнулся в сторону. За два года службы в туранской армии Конан вполне овладел верховой ездой, но ему недоставало ловкости гирканийских кочевников, выросших в седле. Растерявшись от неожиданности, Конан полетел кувырком с жеребца и, упав в тростниковые заросли, больно ушиб плечо. С громоподобным стуком копыт Эджил умчался.

Вскочив на ноги, Конан выхватил из ножен клинок: зверь уже подскочил к нему на расстояние вытянутой руки.

Шерсть его стояла дыбом, глаза сверкали. Изготовившись к атаке, Конан взмахнул мечом и издал боевой клич киммерийского воина. Услышав этот страшный, нечеловеческий вопль, хищник остановился и зарычал. Вдруг он прыгнул, но не на Конана, а наискось, и стал взбираться на холм. Пятеро путешественников, вооруженные копьями, кинжалами и единственным мечом, ринулись ему наперерез. Но болотной кошке нужны были не люди, а привязанные к дереву животные.

Конан взбежал по пологому склону на вершину холма, где весело пылал костер. Схватив горящую головню, он подскочил к хищнику, который подобрался для гигантского прыжка. Взмахнув разгоревшейся головней, он ткнул ею в морду зверю.

С воплем болотная кошка отпрыгнула и, воя, умчалась в тростники - от ее подпаленной шерсти вился слабый дымок.

Конан вернулся к костру; путешественник - тот, что был с мечом и в тюрбане, - подошел, чтобы поприветствовать его. Это был худощавый мужчина средних лет, с остроконечной черной бородкой; он был выше ростом и одет богаче, чем остальные. И все же все шестеро - смуглые, невысокие, сухощавые - выглядели пигмеями в сравнении с огромным киммерийцем.

- Позволь выразить нашу благодарность, господин, - сказал человек в тюрбане, - без вьючных животных мы бы пропали в этой пустыне.

- Не стоит благодарности, - вежливо кивнул Конан. - Вы не поможете поймать моего коня? Надеюсь, его еще не сожрала болотная кошка.

- Возьми мою лошадь, господин, - предложил вожак отряда. - Динак, оседлай вьючную лошадь и сопроводи нашего гостя.

Хищник скрылся из виду, и животных легко было успокоить. Сев в седло, Конан отправился на поиски Эджила, Динак шел за всадником. Пробираться по примятому тростнику было не так уж трудно, Конан повернулся в седле и спросил:

- Вы путешественники из Заморы, верно?

- Да, господин.

- Я угадал по акценту. Тот, в тюрбане, - ваш вожак?

- Его имя Харпагус. Мы купцы. А ты, господин?

- Я просто наемный солдат, оказавшийся не у дел.

Конана так и подмывало спросить, отчего же заморийские купцы бродят по безлюдному болоту, вместо того чтобы следовать по большому тракту, пролегающему вдоль западных холмов. Но он понимал, что замориец вправе задать ему тот же вопрос; не продолжая беседы, Конан стал внимательно всматриваться в примятую поросль.

Алый шар солнца низко навис над западными холмами, когда они нашли наконец Эджила: конь пасся, пощипывая побеги тростника. Уже в сумерки Конан привел беглеца в лагерь. Замориец у костра поджаривал к ужину баранью ногу, и Конан раздул ноздри, вдыхая аромат жаркого. Конан и Динак расседлали коней и оставили их на лужайке посреди цветов, которые покрывали склоны холма.

- Отужинай с нами, господин, - пригласил киммерийца Харпагус.

- С удовольствием, - ответил Конан. - Я не пробовал горячей пищи с тех пор, как еду по этим болотам. Там кто-то есть?

Конан ткнул большим пальцем в сторону шатра и потянулся за едой.

Харпагус засмеялся, прежде чем ответить.

- Там дама, - сказал он наконец. - Госпожа не желает, чтобы посторонние ее видели.

Киммериец пожал плечами и принялся за еду. Он мог бы съесть вдвое больше баранины, чем предложили ему заморийцы, и поневоле добавил к ужину два сухаря из дорожной сумы.

Замориец достал кожух с вином, и путешественники отпили из него, передавая друг другу по очереди. Расчесывая бороду пальцами, один из которых был украшен массивным перстнем, Харпагус сказал:

- Ты такой смельчак, молодой господин! Кто ты и как оказался здесь?

Конан пожал плечами:

- Совершенно случайно. Я простой наемный солдат, как я сказал уже Динаку.

- Тогда тебе следовало бы ехать в Аграпур, а не прочь от него. Там ты найдешь офицеров, которые вербуют рекрутов для армии короля Йилдиза.

- У меня другие планы, - коротко ответил Конан, надеясь, что сумеет наскоро сплести подходящую небылицу.

Вдруг Харпагус обернулся, заслышав тихое шуршание шагов по прошлогодней траве. Взглянув в ту сторону, Конан увидел хрупкую женщину, которая шла к ним от шатра.

Отсветы пламени позволяли заметить, что она примерно десятью годами старше киммерийца, миловидна и одета изысканно; платье ее более подходило для гирканийского гарема, нежели для путешествия по безлюдным болотам. Вокруг точеной шеи поблескивала золотая цепочка, на которой держалась крупная камея пурпурного цвета. Освещение было скудное, но Конан отметил, что таким драгоценностям место посреди царских сокровищ. Женщина подошла к костру, взгляд ее был безразличен, как у сомнамбулы.

- Эй, госпожа! - резко окликнул ее Харпагус. - Тебе запрещено покидать шатер.

- Холодно, - пробормотала женщина. - Холодно в шатре.

Она протянула к огню бледные руки, взор ее скользнул безразлично по лицу Конана и вперился во тьму. Харпагус поднялся и, взяв незнакомку за плечи, повернул к шатру.

- Взгляни! - Он поднес к ее лицу руку с перстнем, на котором сверкал крупный драгоценный камень. - Ты вернешься в шатер. Ты ни с кем не будешь разговаривать. Ты забудешь все, что сейчас увидела. Ты вернешься в шатер…

Харпагус повторил это несколько раз, прежде чем женщина кивнула и вернулась в шатер, завесив за собой вход покрывалом.

Проследив, как она уходит, Конан с удивлением взглянул на Харпагуса в надежде, что тот объяснит ему недавнюю сцену. Ему было непонятно, находится ли госпожа под воздействием некоего зелья или на нее наложены колдовские чары. Где заморийцы нашли ее и куда везут? По ее речам Конан понял, что перед ним туранка знатного рода: говорила женщина чисто, без гирканийского акцента.

Однако Конан, изведавший хитросплетения преступных заговоров и интриг, не спешил обнаруживать свои подозрения. Во-первых, они могли оказаться ложными: не исключено, что заморийцы везут с собой госпожу на законных основаниях; во-вторых, даже если она похищена, Харпагус способен насочинять сколько угодно небылиц, чтобы объяснить свое обращение с пленницей. И в-третьих, хотя киммериец не опасался малорослых заморийцев, он находил неприличным ссориться с людьми, которые предложили ему ужин и ночлег.

Конан решил подождать, пока все уснут, и тогда заглянуть в шатер. Хотя заморийцы настроены к нему дружественно, инстинкт варвара подсказывал: творится что-то неладное. Если эти пятеро купцы, где же их товар? И потом, они все молчат, очевидно, что-то скрывая; обычно купцы любят поговорить о ценах, похвастаться выгодными сделками. Конан за годы, проведенные в Заморе, изучил нравы и обычаи страны. Заморийцы - народ, принадлежащий к древней цивилизации, они на удивление привержены ко злу. Их король, Митридат VIII, как говорят, является игрушкой различных жреческих кланов, которые постоянно ведут борьбу за власть.

После ужина замориец достал арфу и взял несколько аккордов. Трое других запели заунывную песнь, которую Харпагус прослушал с молчаливым достоинством.

Музыкант спросил Конана:

- Споешь ли ты нам, странник?

Конан, смутившись, покачал головой:

- Я не певец. Я могу подковать лошадь, заточить клинок или раскроить череп, но петь я не умею.

Заморийцы не отступали, пока Конан не взял наконец инструмент.

- У нас на родине другие арфы, - заметил он, настраивая струны.

Глубоким, низким басом киммериец запел:

В мир мы приходим
С мечом и секирой!
Мы, северяне…

Когда Конан закончил петь, Харпагус спросил:

- На каком языке ты пел? Он мне неизвестен.

- Это язык асиров.

- Кто такие асиры?

- Племя на севере, далеко отсюда.

- Ты оттуда родом?

- Нет, но я долго жил там.

Конан вернул инструмент и деланно зевнул, чтобы прекратить расспросы.

- Пора ложиться спать.

Заморийцы вслед за Конаном тоже зевали - кроме одного, что остался стоять на страже. Конан завернулся в одеяло, подложил под голову седло и закрыл глаза.

Когда прибывающая луна встала высоко над восточным горизонтом и четыре заморийца звучно захрапели, Конан осторожно приподнял голову. Стражник медленно обходил лагерь с копьем на плече. Конан заметил, что всякий раз, переходя на северный склон холма, часовой скрывается из виду.

Дождавшись, пока он опять скроется, Конан тихо и быстро поднялся и крадучись стал подбираться к шатру; двигался он бесшумно, будто тень. Костер почти догорел, только уголья еще тлели.

- Не спится? - промурлыкал кто-то за ним. Конан обернулся: рядом, озаренный бледным сиянием луны, стоял Харпагус. Даже острый варварский слух Конана не сумел уловить, как тот приблизился.

- Я - кхм… по нужде, - пробормотал Конан.

Харпагус сочувственно хмыкнул:

- Бессонница, понимаю… Но у меня есть средство: оно поможет тебе уснуть до утра.

- Никаких снадобий, - запротестовал Конан. Он опасался, что его опоят зельем или отравят.

- Не бойся, добрый господин. Я и не думал предлагать тебе снотворное, - мягко заверил его Харпагус. - Взгляни на меня внимательней…

Конан посмотрел в глаза заморийцу. Что-то притягивало в них, не желало отпускать… Глаза Харпагуса сделались вдруг странно огромными и сверкающими. Конан словно бы оказался в бесконечном черном, беззвездном пространстве, где не было ничего, кроме этих огромных, сверкающих глаз.

Харпагус поднял руку с перстнем к лицу Конана и, то приближая, то удаляя от глаз киммерийца крупный блистающий камень, забормотал:

- Ты засыпаешь… Ты будешь спать долго-долго… Проснувшись, ты забудешь заморийских купцов, с которыми провел ночь. Ты засыпаешь…

* * *

Конан проснулся и с удивлением увидел, что солнце стоит высоко над головой. Вскочив на ноги, он взволнованно огляделся - и разразился проклятиями. Не только заморийцы со своими вьючными животными, но и его лошадь исчезла бесследно. Седло и дорожная сума лежали там, где он их оставил, смастерив свое грубое ложе, но мошны с золотыми монетами Конан не обнаружил.

Самое худшее было то, что он не мог вспомнить, с кем провел минувшую ночь. Он помнил, как выехал из Аграпура и как сражался с болотной кошкой. Остатки костра и след копыт свидетельствовали о том, что он ночевал на холме с несколькими спутниками, однако Конан не помнил, кто они и как выглядят. Сохранилось слабое воспоминание о том, как он пел, наигрывая на арфе, но слушатели представлялись ему неясно, будто тени.

Конан помнил также, что направляется в Султанапур. Излив свою ярость посреди равнодушно внимавших ему болот, Конан взвалил на одно плечо завернутые в одеяло пожитки, а на другое - седло и направился на север, угрюмо пробираясь меж тростников со своей поклажей. Ориентируясь по солнцу, Конан шел по примятому тростнику - вслед за своими недавними компаньонами.

Глава 3
СЛЕПОЙ ЧАРОДЕЙ

Четыре дня спустя после встречи Конана с заморийцами в двери дома чародея Кушада, который жил в портовом городе Султанапуре, постучали. Дочь Кушада отворила дверь - и в испуге отпрянула.

У порога стоял великан, одетый в лохмотья, - небритый, выпачканный илом; при нем были кожаное седло, две дорожные сумы, лук в чехле и свернутое в узел одеяло.

Вид у великана был устрашающий, но улыбка на потном и грязном лице - широкая и дружественная.

- Привет, Тамина! - гаркнул великан. - Ты подросла с тех пор, как мы виделись в последний раз. Какая ты сейчас миловидная и привлекательная!

- Капитан Конан - возможно ли!.. - ахнула Тамина. - Входи! Отец будет тебе рад.

- Когда я расскажу тебе, что со мной приключилось, ты не будешь так радоваться, - проворчал Конан, освобождаясь от поклажи. - Как здоровье отца?

- Неплохо, только глаза слабы, он почти ослеп. Сейчас у него нет посетителей, идем со мной.

Девушка повела Конана в комнату, где на подушках скрестив ноги сидел маленький седобородый человек. Он поднял лицо: глаза его почти полностью были скрыты катарактой.

- Конан? - спросил старик. - Я узнаю тебя и без помощи глаз. От чьей еще поступи так сотрясается мой домишко?

- Да, это я, Конан, - подтвердил киммериец. - Рад тебя видеть, дружище Кушад! Помнишь, ты говорил мне, что, если я попаду в переплет, здесь мне окажут приют?

Кушад хмыкнул:

- Точно, говорил. Но это было всего лишь платой за спасение от шайки головорезов. И помню, как тебя возмутила мысль, что ты - капитан его величества, опора королевства - вдруг окажешься в беде и будешь искать убежища. Сядь и поведай, что привело тебя сюда. Ты ведь не будешь просить, чтобы я, прибегнув к астральному зрению, нашел утраченные тобой деньги?

- Нет, хотя отыскать кошель, полный монет, а заодно пропавшего жеребца мне бы хотелось, - проворчал Конан.

Прежде чем Тамина принесла кувшин вина, киммериец рассказал Кушаду о своем злоключении с Наркией и побеге из Аграпура, а также о встрече с заморийцами.

- Странно, - добавил Конан. - Вот уже несколько дней я не могу вспомнить, что это были за путешественники. Все впечатления стерлись, как под воздействием дьявольских чар. Только вчера память начала восстанавливаться, и понемногу я нарисовал мысленно все происшествие. Что это было, как ты считаешь?

- Гипнотическое внушение, - предположил Кушад. - Заморийцы владеют этим искусством. Тот, кого ты встретил, наверное, жрец или чародей. Замора кишит чародеями, как постоялый двор клопами.

- Знаю, - проворчал Конан.

- Ты упорно сопротивлялся его чарам, а то до сих пор ничего бы не вспомнил. Вы, северяне, лишены фантазии, которая сковывает волю у нас, жителей Востока. Я научу тебя, как противостоять подобному колдовству. Расскажи мне о заморийских купцах поподробней.

Конан, как мог подробно, рассказал о путешественниках, добавив, что с ними была женщина; она вышла к костру погреться, но Харпагус велел ей вернуться в шатер. Она казалась как бы безумной или околдованной.

Кушад изумленно приподнял брови:

- Женщина? Как она выглядела?

- Лунный свет едва освещал ее, но я заметил, что она высокая и черноволосая, примерно около тридцати лет. Платье на ней шелковое, вид изнеженный - наверняка не привыкла к…

- Клянусь Эрликом! - воскликнул Кушад. - И ты не знаешь, кто была эта дама?

- Нет. Кто же она такая?

- Ах, я и забыл, что ты две недели провел в полном безлюдье. Ведь ты не слышал, что Джамиля, любимая жена короля Йилдиза, похищена?

- Клянусь Кромом, нет! Так вот почему отряд Йилдиза проскакал мимо, даже ни о чем меня не расспросив. Я поначалу подумал, что это за мной погоня, а потом только гадал, не случилось ли дельце покруче, чем смерть Оркана.

- Жаль, что ты не знал о похищении. Если бы ты спас госпожу, король бы тебя простил. Люди Его Величества рыщут по всему королевству в надежде напасть на след похитителей.

- Когда я служил во дворце, - сказал Конан, - мне приходилось слышать об этой фаворитке, но видеть я ее не видел. Поговаривали, что Йилдиз - безвольный простофиля и все ответственные государственные дела возлагает на нее. Она - истинный правитель страны. Там был верблюд на привязи - заморийцы, наверное, увезли ее на верблюде. Но если бы даже я спас ее, возвращаться на службу к королю не стал бы.

- Почему?

Конан усмехнулся:

Назад Дальше