"Пожалуй, лучше всего было бы пристроиться на какое-нибудь торговое судно, - думал про себя Конан. - Времена сейчас спокойные, и вряд ли кому-нибудь могут понадобиться такие наемники, как я. Пару-другую лун проплаваю с торговцами, а там, глядишь, и лето наступит. Тогда можно будет подумать и о том, что делать дальше, да и время само что-нибудь приподнесет, клянусь Кромом! Так было не раз, - прихлебывая вино, размышлял он, - так будет и дальше".
Активная натура киммерийца требовала действия, но не искать же себе приключений на пустом месте! Иногда надо и передохнуть. Похоже, придется несколько дней провести в Аграпуре, пока для него подвернется что-нибудь подходящее.
"Может быть, поискать старых приятелей и подельников по прежним туранским приключениями - задал себе вопрос варвар. - Нет, лучше уж подожду. Деньги пока есть, - он с удовольствием ощупал туго набитый кошель, - а высовываться лишний раз не стоит. Кто знает, что за мной до сих пор числится, не исключено, что городской палач уже давно наточил свой топор специально для меня. Все-таки этот Аграпур всегда был на редкость мерзким городишком".
Он подозвал мальчишку и заказал еще вина и баранью ногу с овощами. Тот стремглав бросился выполнять приказание. Между тем таверна постепенно наполнялась народом. Стало шумно, входящие приветствовали посетителей, перекидывались шуточками и поддевали знакомых. Чувствуя запах тугих кошельков возвратившихся из плавания матросов, в зале появились женщины, чей наряд только подчеркивал, но отнюдь не скрывал их пышные прелести.
Крики и смех, визг женщин, сочные шлепки по тугому телу - знакомая киммерийцу до мелочей обстановка вечерней таверны, казалось, даже сгустила воздух и заполнила все уголки большого, обшитого потемневшими от времени кедровыми досками зала.
- Подано, господин! - Мальчишка поставил перед ним кувшин и большое глиняное блюдо с мясом и мелко нарезанными и слегка отваренными, согласно местной традиции, морковью, капустой и сельдереем. Над кушаньем подымался аппетитный и пряный пар. Запах специй и знакомый гул вечерней таверны слегка исправили меланхолическое настроение киммерийца, и он, вытащив нож и предвкушая удовольствие, аккуратно отрезал первый кусок розоватой, сочной баранины.
В этот момент дверь таверны едва не слетела с петель, открытая ударом мощного кулака, и в харчевню с шумом и смехом ввалилась новая группа посетителей. Это была пятерка рослых, мускулистых туранцев, одетых, как близнецы, в куртки из козлиной кожи, отороченной мехом. На поясе у каждого из них болтались ножны с кривыми саблями.
- Рахманкул! - пронесся по таверне глухой шепот.
На мгновение все стихло, но потом гомон десятков людей снова заполнил пространство.
- Эй, Келиб! - крикнул предводитель вошедших, мужчина со шрамом на подбородке и без двух пальцев на левой руке. - Зажарь нам целого барашка да подай бочонок вина.
- А ты, - он кивнул одному из своих спутников, - освободи вон тот стол, мы сядем там.
Двое из вошедших направились к столу, за которым сидели киммериец и еще два человека напротив него.
- Здесь любим сидеть мы! - гаркнул туранец. - Выметайтесь, живо!
Двое матросов, которые расположились за столом напротив Конана, подхватили свои миски и в мгновение ока метнулись в сторону. Варвар, однако, даже бровью не повел. Он продолжал тщательно обгладывать баранью косточку, не обращая внимания на вопли туранца. Киммериец понимал, что сейчас ему лишняя драка, пожалуй, ни к чему, но его гордый нрав никак не мог смириться с подобной наглостью.
- Ты что, глухой? - подходя ближе, спросил спутник Рахманкула.
- Нет, - подняв на него взгляд, ответил варвар, продолжая заниматься своим делом.
- Тогда что же ты сидишь? - слегка растерялся забияка. - Ты ведь слышал, что тебе сказали.
Киммериец отложил кость на блюдо и внимательно посмотрел на говорившего. Взгляд холодных синих глаз заставил того невольно поежиться. Полыхавший в них ледяной огонь не сулил ему ничего хорошего.
- Ты, ты… - Туранец, отступив на шаг, обернулся назад, как бы приглашая своих на помощь. - Рахманкул! - наконец завопил он.
Варвар нащупал под плащом рукоятки меча и кинжала и приготовился к тяжелой схватке. Он видел, что перед ним не просто портовая шваль, а ребята, закаленные в лихих делах и, как он понял по шепоту вокруг, наводившие страх на местных жителей. Он уселся поудобнее, готовясь, если потребуется, мгновенно выпрямиться и ударить.
Рахманкул, занятый беседой с хозяином таверны, недовольно отозвался на зов своего подручного, даже не повернув головы:
- Что тебе, шакалья башка?
- Тут один не хочет уходить, - отозвался второй туранец, вставая рядом с первым.
Варвар с удивлением обнаружил, что оба похожи друг на друга, как две капли воды.
"Близнецы! - машинально отметил киммериец. - Если второй так же глуп, как и первый, - подумал он, - с ними справиться будет, пожалуй, не так уж и трудно".
Рахманкул только теперь повернул голову в их сторону и, сообразив, в чем дело, даже разинул рот от удивления.
- Ну, так выкиньте его оттуда к собакам! - рявкнул он.
Двойняшки двинулись на Конана. Тот внезапно поднялся во весь рост, сбросив плащ. Таиться дальше не было смысла. Разглядев своего противника, близнецы застыли как вкопанные, не зная, что делать дальше. Вид киммерийца, его рост, превосходивший любого в этом зале, могучая вязь мускулов и свирепый взгляд, а также то, как уверенно он держал оружие, пригвоздили бы к полу и не таких вояк, как эти двое.
Их предводитель, не разглядев из-за спин, в чем дело, повернулся к столу, за которым сидел варвар.
- Что вы там застыли, ублюдки? Не можете справиться с каким-то матросом?
Двое других его спутников рванулись за ним. Расталкивая посетителей, поднимавшихся посмотреть, что происходит, Рахманкул подлетел к киммерийцу, выхватив свой кривой меч. Саудан, которому с его места было плохо видно, что происходит, протискиваясь вперед, вдруг услышал обрывок разговора двух посетителей.
- Слушай, этот парень очень похож на того киммерийца, помнишь, что был капитаном гвардии?
- Не может быть! - возразил ему второй собеседник. - Это было давно, лет десять назад, он тогда исчез без следа.
- Очень похож, - продолжал размышлять первый, - если это, в самом деле, он, то Рахманкулу - конец, как пить дать…
Если бы этот разговор дошел до ушей предводителя шайки, Рахманкул, возможно, успел бы спасти свою жизнь. Но он уже не мог остановиться, тем более что под угрозой был его авторитет. Он взмахнул саблей, клинок варвара блеснул, отбивая удар. У Конана не было и мгновения на раздумья, тем более что он видел, как сотоварищи предводителя схватились за рукоятки своего оружия. Кривая сабля, вращаясь в воздухе, полетела в стену, а Рахманкул, продолжая движение вперед, получил от варвара встречный жестокий удар кулаком между глаз. Шея несчастного запрокинулась назад, раздался хруст позвонков, и то, что мгновение назад было полным жизни и сил мужчиной, безжизненно растянулось на полу, конвульсивно дергая руками, словно взбираясь на невидимую стену.
- Я же говорил! - воскликнул узнавший киммерийца человек, обращаясь к своему приятелю. - Теперь видишь?
- Пожалуй, ты прав, - протянул собеседник.
Двое близнецов, которым тоже не помешало бы услышать, что говорят в толпе, с двух сторон бросились на варвара.
"Вот чучела!" - удивился Конан, отбивая удар первой и уклоняясь от просвистевшего на палец от его виска лезвия второй сабли.
В ограниченном пространстве таверны короткие кривые клинки нападавших были, наверное, более удобными для схватки, но не против киммерийца! Человек, который за свою жизнь провел в схватках едва ли не больше времени, чем во сне, видел и не таких. Его длинный широкий клинок мелькал с быстротой молнии. Ударом ноги он опрокинул стол под ноги нападавшим на него троим спутникам Рахманкула. Четвертый из них, постарше возрастом, видимо, как и те двое посетителей, тоже узнал Конана - он, вложив клинок в ножны, пытался криками заставить своих товарищей отступить. Но было слишком поздно: те, разъяренные гибелью своего предводителя, вновь бросились на киммерийца.
Варвар, выбив меч у первого близнеца, обернулся ко второму и взмахом меча снес ему голову. Подпрыгивая по неровным доскам, голова покатилась под ноги столпившихся зрителей, заливая кровью их сапоги.
- Архат! Стой! - тщетно взывал узнавший Конана бандит к голосу разума своего товарища.
Тот попытался обмануть киммерийца ложным выпадом, но поплатился мгновенным ответом: свист меча, и рука, еще продолжавшая сжимать рукоятку, с глухим стуком шлепнулась на пол. С воем бедняга схватился здоровой рукой за обрубок, из которого, как из фонтана, била струя крови.
Оставшийся в живых близнец бросился было за своим мечом, но опомнился и сел на пол, глядя на происшедшее совершенно очумевшими глазами. Все случилось так быстро, что не все успели даже вскочить со своих мест. Близнец повел глазами в стороны, увидел рядом, в двух локтях от себя, голову брата, глаза которого застыли в выражении непередаваемого ужаса и уже начинали тускнеть. Тело бедняги скорчилось, и потоки рвоты изверглись на то, что осталось от его родственника. Близнеца трясло, как тряпичную куклу, и подбежавший к нему последний из компании не мог даже удержать его за плечи.
Конан вытер клинок о куртку Рахманкула и вложил меч обратно в ножны.
- Подонки, только ужин испортили! Видят боги, я не хотел этого, - развел варвар руками, обращаясь к толпе, - вы свидетели.
Глава третья
Саудан, который видел все до мелочей с самого начала, потому что обратил внимание на происшествие с того момента, как Рахманкул со своими людьми вошел в таверну, застыл с открытым ртом. Такого он еще не видел, хотя крепких ребят встречал на своем веку немало. Два трупа за несколько мгновений, да при таком преимуществе нападавших! Собственно, и оставшиеся в живых уцелели только потому, что этот гигант не стал с ними связываться, попросту пощадил их! Вот такого рубаку ему и нужно на корабль.
По-видимому, и большинство посетителей таверны тоже видели такое впервые. Толпа словно оцепенела, внезапно наступила тишина, прерываемая лишь стонами туранца, все еще прижимавшего к себе культю отрубленной руки.
Киммериец, в отличие от других, не раздумывал. Надо было по-быстрому сматываться отсюда, пока не нагрянула стража. Конан решительно двинулся к дверям. В это время дверь распахнулась, и, на беду варвара, в таверне появились трое стражников.
- В чем дело, Келиб? - спросил один из них, указывая на толпу, окружившую место схватки.
Конан не стал дожидаться ответа хозяина таверны. Путь к дверям пролегал через толпящихся посетителей таверны, а киммерийцу сейчас не хотелось проливать лишнюю кровь. Он обернулся, прикидывая, можно ли скрыться через двери кухни, и рванулся в ту сторону. Люди слегка расступились, чтобы дать ему пройти, боковым зрением варвар уловил какое-то движение слева, но повернуться уже не успел и словно провалился куда-то в темноту…
Это оставшийся в живых близнец очухался и хватил Конана по затылку кувшином с вином. Варвар упал, потеряв сознание. Стражники, разобравшись, в чем дело, кинули его вместе с останками бывших противников в подвернувшуюся на улице повозку, отвезли в сторожевую башню и бросили в подвал, даже не дожидаясь, пока он придет в себя.
Любопытные разошлись по своим местам, мальчишки живо замыли следы крови, и таверна снова зажила своей обычной жизнью. Только теперь основной темой всех разговоров, конечно, было происшествие, только что разыгравшееся у всех на глазах.
Саудан приметил, кто из посетителей назвал имя этого синеглазого гиганта и пригласил его к себе за стол выпить кружку-другую вина. Тот оказался словоохотливым малым и без особых наводящих вопросов рассказал капитану все, что знал о киммерийце. Саудан и сам не раз слышал о подвигах гигантского роста варвара, который лет десять назад служил наемником в туранской армии. Он успел натворить в Аграпуре - да и не только здесь! - столько, что до сих пор находился в розыске.
Тогда Саудан думал, что, скорее всего, рассказчики просто преувеличивают, однако увиденное им сегодня повергло в изумление даже такого видавшего виды морского волка. Капитану страсть как захотелось заполучить такого молодца себе в охрану корабля, и, выведав как можно больше сведений о нем у разговорчивого малого, он отправился к Джемаху. Надо было побыстрее вытащить этого воина из темницы, пока стража не разобралась, кого именно они схватили сегодня вечером.
* * *
Когда Конан пришел в себя, он долго не мог понять, где он и что произошло. Тупая боль в затылке постепенно проходила, он поднял руку, нащупал на голове огромную шишку и сел на солому, куча которой валялась на полу помещения, где он находился. Когда глаза привыкли к полумраку, варвар различил маленькое оконце где-то очень высоко под потолком и круглые стены, сложенные из грубо отесанного камня.
И тут он вспомнил все события прошедшего вечера. В страшной досаде киммериец стукнул себя кулаком по ладони. Ну, надо же оказаться таким идиотом! Проворонить, как кто-то шарахнул его по голове! Непростительная ошибка даже для зеленого юнца…
Осмотревшись в полумраке, Конан понял, что сидит в сторожевой башне, из которой очень мало вероятности выбраться самому. Киммериец ощупал стены, решетку, которая выполняла роль двери и была сделана из прутьев толщиной чуть не два пальца, прикинул высоту до маленького отверстия в стене, пропускавшего неяркий лунный свет. На полу, кроме охапки жухлой соломы, на утрамбованной земле ничего не было. Положение было не из веселых. Повезло ему лишь в одном: стражники не надели на него цепей и не удосужились хорошенько обыскать - кинжал остался при нем. Все-таки какая-то надежда.
"Ладно, - решил про себя Конан, - отложим все до утра. Раньше они все равно разбираться с арестованными не будут. Хорошо хоть я перекусить в этой таверне успел…
Так что пока буду отдыхать, а там посмотрим, может быть, боги и на этот раз окажутся ко мне милостивы".
Он собрал солому в охапку потолще, завернулся в плащ и растянулся на подстилке. Через мгновение богатырский храп, казалось, сотрясал не только башню, но и всю городскую стену. Киммериец отдыхал.
Глава четвертая
Зеленоватое призрачное пламя тревожно билось на дне широкой, с зазубренными краями старой медной плошки. Гермия бросила в нее еще щепотку темного порошка, и пламя рванулось вверх с новой силой, сполохи огня заплясали на потемневшем каменном своде, причудливые удлиненные тени заметались по стенам.
- О, Этан, помоги мне! - Колдунья бросилась на колени перед маленьким алтарем, на поверхности которого был зажжен магический огонь.
Позади изъеденной временем неровной каменной плиты была расположена фигура уродливого божка с огромной круглой головой, оттопыренными ушами и маленьким тщедушным тельцем. Части тела, указывающие на принадлежность статуэтки к мужскому полу, были преувеличенно огромными - такими мог гордиться великан, а не тот карлик, в виде которого был изваяно божество. Как и все в этом подземелье, статуя была очень древней. Время нанесло ей существенный ущерб: на руках не хватало нескольких пальцев, мочка уха была отколота, лицо и колени сидящего на корточках уродца также были покрыты многочисленными сколами.
Зеленое колеблющееся пламя освещало уродца снизу, и поэтому его лицо с толстыми, растянутыми в усмешке губами и широкими, как у кхитайца, скулами выглядело особенно зловещим. Тени набегали на узкие глаза и вспыхивали в нефритах, вставленных в глазницы так, что казалось, божество сумрачно и недобро оглядывает и это подземелье, и склоненную спину Гермии, и ее руки, протянутые к нему в тщетной мольбе.
- Ты по-прежнему молчишь? Но почему? О, бог, о кладезь мудрости, о отец наш и повелитель, почему ты не откроешь мне эту тайну? - Колдунья вновь склонилась к алтарю так, что ее тонкие губы коснулись плит каменного пола.
Ответом ей было молчание, только легкий, почти неуловимый для слуха шелест догорающего огня да мрачная и бессловесная усмешка каменного изваяния. Колдунья бросилась ничком на пол, вытянувшись как струна, сжала тонкие руки в кулаки и застучала ими по неровным плитам.
- Я выполнила все, что предписано! Почему же ты молчишь, почему?
Она перевернулась на спину, слезы текли по ее смуглым впалым щекам, оставляя блестевшие в красноватом свете влажные дорожки. Но камень оставался таким же бессловесным и холодным, как и раньше, и причитания колдуньи, ее слезы и мольбы не могли поколебать его вековое безмолвие. Гермия внезапно перестала стенать и поднялась на ноги, короткий просторный хитон едва прикрывал грудь и бедра колдуньи, длинные черные волосы разметались по спине.
Она с тоской смотрела, как последние сполохи зеленоватого пламени, умирая, бросили прощальный свет на выщербленное тело божества. Огонь на алтаре погас, и теперь только слабый свет небольших бронзовых светильников, расположенных у противоположной стены подземелья, вырывал из мрака и колдунью, и продолжавшую загадочно усмехаться статую, и древние плиты святилища.
Женщина бросила последний взгляд на статую и, резко повернувшись, пошла прочь от алтаря, ступая босыми ногами так легко и плавно, что казалось, будто она не идет, а плывет над полом. Дойдя до противоположной стены, Гермия начертила в воздухе магический знак, и ноздреватый камень свода изменил свой цвет с сероватого сначала на желтый, потом покраснел, затем, словно все цвета радуги один за другим пробежали по неровности стены, и, наконец, остановились, приняв вид темно-фиолетовой двери. Колдунья отворила дверь и прошла наружу, светильники по углам подземелья сами собой погасли, издав на прощание шипящий змеиный звук. Святилище окутала тьма.
Гермия, поднимаясь по выщербленным ступеням старой лестницы, в ярости колотила кулаком правой руки по ладони левой - опять, в который уже раз, ее преследовала неудача! Она прочла все старинные свитки, которые оставались у нее от матери, но ей никак не удавалось вызвать голос Этана, а это был единственный способ узнать, где спрятана волшебная чаша Гуйюка. Ее хитон развевался, словно крылья неведомой птицы, под взмахами мечущихся в ярости рук.
- Где вы, ленивые шлюхи? - закричала она, не обнаружив в большом зале своих служанок.
На крик вбежали две девушки и склонились в поклоне перед своей госпожой.
- Ты сама отправила нас прибирать твою спальню, госпожа, - защебетали они, исподлобья пытаясь взглянуть на колдунью, чтобы определить степень ее гнева.
- Тише! - прикрикнула на них Гермия, немного приходя в себя. - Где этот ублюдок Саятбек?
- Я здесь, госпожа. - В комнату ввалился, тяжело отдуваясь от быстрой ходьбы, невысокий, невероятной толщины человек в белом, вышитом разноцветными нитями тюрбане. На пальцах толстяка, казалось, не оставалось ни одного свободного места, все они были унизаны перстнями и кольцами с множеством блестящих камней.
- Мне нужно еще свежей крови. - В глазах колдуньи сверкнул огонь.
- Госпожа, - взмолился толстяк, падая на колени, - где я тебе сейчас найду то, что ты просишь? Посмотри, уже глубокая ночь!