Это означало, что Вашеру, скорее всего, ничего не грозило. В распоряжении Вара имелось огромное количество дыханий, но пробуждать ему было нечего. Вашер обошел скованного пленника и понял, что едва ли испытывает сочувствие. Вар получил по заслугам. И все же жрецы не дадут ему умереть с таким запасом дыханий. Умри он – и дыхание пропадет напрасно. Исчезнет. Навсегда.
Даже власти Халландрена, в котором были очень строгие законы о покупке и передаче дыхания, не могли упустить такое сокровище. Его хотели заполучить настолько сильно, что отложили казнь такого опасного преступника, как Вар. Наверное, впоследствии они будут проклинать себя за то, что не приставили больше стражи.
Но, с другой стороны, Вашер два года ждал этой возможности.
– Ну так что? – спросил Вар.
– Отдай мне дыхание, Вар, – сказал Вашер, шагнув к нему.
Вар фыркнул.
– Сомневаюсь, что ты сравнишься мастерством с палачами короля-бога, Вашер. А их пытки я терплю уже две недели.
– Ты бы удивился тому, что я умею. Но не важно – ты отдашь мне свое дыхание. Ты знаешь, что можешь выбрать лишь одно из двух: отдать его или мне, или им.
Подвешенный за руки Вар медленно покачивался. И молчал.
– У тебя не так много времени, – добавил Вашер. – В любой момент кто-нибудь может заметить мертвых стражников. Поднимется тревога. Я уйду, а тебя снова будут пытать, и в конце концов ты все-таки сломаешься. И вся собранная тобой сила попадет в руки тех самых людей, которых ты поклялся уничтожить.
Вар уставился в пол. Вашер дал ему несколько секунд на размышление и понял, что мятежник полностью осознал ситуацию. Наконец Вар перевел взгляд на Вашера:
– Тот... твой предмет. Он здесь, в городе?
Вашер кивнул.
– Я услышал крики… это из-за него?
Вашер снова кивнул.
– Сколько еще ты пробудешь в Т’Телире?
– Какое-то время. Возможно, год.
– Ты направишь его против них?
– Мои цели – мое дело, Вар. Ты примешь мое предложение? Быстрая смерть в обмен на дыхание. Я обещаю одно: твои враги его не получат.
Помолчав, Вар наконец прошептал:
– Оно твое.
Вашер потянулся вперед, положив ладонь на лоб узника и стараясь не коснуться его кожи ни единым клочком одежды, чтобы не дать Вару вытянуть цвет для пробуждения.
Вар не шевелился, будто оцепенев. Когда Вашер уже забеспокоился, что узник передумал, Вар выдохнул. Цвет покинул его. Прекрасное сияние, аура, придававшая величие, несмотря на раны и цепи, вытекла изо рта, повисла в воздухе переливающимся туманом. Закрыв глаза, Вашер вдохнул ее.
– Жизнь моя – тебе, – приказал Вар с ноткой отчаяния в голосе. – Дыхание мое – тебе.
Дыхание затопило Вашера, и все вокруг налилось красками жизни. Коричневый цвет плаща казался теперь глубоким и насыщенным. Кровь на полу вспыхнула ярко-красным, словно загоревшись. Даже тело Вара показалось шедевром: угольно-черные волосы, фиолетовые синяки и алые порезы. Уже много лет Вашер не чувствовал себя таким… живым.
Поддавшись затопившей его силе, Вашер задохнулся и рухнул на колени. Пришлось даже упереться ладонью в каменный пол, чтобы не упасть.
"Как я жил без этого?"
Он знал, что его чувства на самом деле не изменились, но ощущал теперь все иначе, восприятие непередаваемо обострилось. Коснувшись каменного пола, он поразился его шероховатости. Свист ветра, проникавшего сквозь маленькое окно подземелья вверху… Он всегда был столь мелодичным? Как он раньше не замечал?
– Выполни свою часть сделки, – проронил Вар.
Вашер уловил оттенки в его голосе, красоту каждого из них, их близость к обертонам. Сейчас у него был абсолютный слух – дар любому, кто достиг второго возвышения. Приятно иметь его снова.
Конечно, при желании Вашер мог в любой момент достичь пятого возвышения. Но это потребовало бы определенных жертв, которые он не хотел приносить. И потому он заставил себя пойти старым путем – собирать дыхания у людей вроде Вара.
Вашер встал, вытащил уже послуживший чуть раньше бесцветный шелковый шарф, набросил его на плечо узника и выдохнул.
Он не стал придавать шарфу форму человека и не воспользовался волосами или кожей для концентрации, хотя пришлось вытянуть цвет из рубашки.
Вашер взглянул в полные смирения глаза Вара.
– Задуши его, – приказал он, коснувшись дрожащего шарфа кончиками пальцев.
Тот мгновенно дернулся, вбирая множество дыханий, но сейчас их количество казалось Вашеру ничтожным. Быстро обернувшись вокруг шеи Вара, шарф начал его душить. Вар не боролся и не ловил ртом воздух, просто с ненавистью смотрел на Вашера, пока его глаза не вылезли из орбит и жизнь не покинула его.
Ненависть. Вашер достаточно повидал ее за свою жизнь. Он осторожно коснулся шарфа, забрал из него дыхание и оставил Вара висеть в камере. Затем бесшумно прошел по тюрьме, поражаясь оттенкам дерева и камня. Через несколько секунд он заметил, что в коридоре прибавился еще один цвет. Красный.
Он обогнул образовавшуюся на наклонном полу подземелья лужу крови и вошел в караулку. Трое стражников оказались мертвы. Один из них сидел на стуле. Кровь Ночи, прямо в ножнах, торчал из его груди. Над краем серебристых ножен виднелось около дюйма черного лезвия.
Вашер аккуратно задвинул оружие в ножны до упора и застегнул пряжку.
"Я сегодня отлично справился", – прозвучал голос у него в голове.
Он не ответил мечу.
"Я их всех убил, – продолжил Кровь Ночи. – Ты что, не гордишься мной?"
Вашер поднял оружие. Он привык к его необычному весу и держал меч одной рукой. Затем подхватил сумку и забросил ее на плечо.
"Я знал, что тебе понравится", – с явным удовольствием сказал Кровь Ночи.
Глава 1
У незначительности множество преимуществ.
Конечно, по меркам многих людей Сири вовсе не была "незначительной". Она все же дочь короля. К счастью, ее отец имел четверых ныне здравствующих детей, и семнадцатилетняя Сири была самой младшей. Фафен, следующая по старшинству, исполнила семейный долг и стала монахиней. Перед ней шел Риджер, старший сын, наследник трона.
А еще была Вивенна. Вздохнув, Сири продолжила путь по тропе, ведущей к городу. Вивенна, первенец короля… ну, она просто Вивенна. Прекрасная, уравновешенная, совершенная почти во всем. И это хорошо, поскольку она обручена с богом. Так или иначе, Сири, четвертый ребенок – лишняя. Вивенна и Риджер полностью сосредоточились на учебе. Фафен помогала людям пасти скот и вести домашние дела. А незначительная Сири могла позволить себе куда больше – к примеру, постоянно исчезать и часами пропадать в окрестностях.
Конечно, ее отсутствие замечали, и, само собой, возникали проблемы. Но даже отцу приходилось признавать, что ее отсутствие не причиняет особых неудобств. Город прекрасно существовал и без Сири… Собственно, даже лучше, когда она не крутилась поблизости.
Незначительность. Для других это слово звучало оскорблением. Для Сири – благословением.
Сири с улыбкой вошла в город и, как всегда, приковала к себе взгляды. Хотя формально Бевалис считался столицей Идриса, он был не так уж велик, и все знали ее в лицо. Судя по рассказам захаживающих к ним странников, ее родной город казался деревней по сравнению с крупными городами других стран.
Но Сири он все равно нравился, несмотря на невзрачные улочки, крытые соломой крыши и унылые, но крепкие каменные стены. Здесь женщины гонялись за отбившимися от стаи гусями, мужчины вели ослов, нагруженных мешками с зерном для посева, а дети гнали овец на пастбища. Более экзотичные виды открывались в огромных городах Заки, Хадреса или даже наводящего страх Халландрена, но эти города были переполнены гомоном, снующими повсюду безликими толпами и надменной знатью. Все это не нравилось Сири, которая даже Бевалис считала чересчур оживленным.
"И все же, – подумала она, посмотрев на свое строгое серое платье, – могу поспорить, что красок в тех городах больше. Вот на что мне и правда хотелось бы взглянуть".
Там ее волосы не бросались бы в глаза. Как и всегда после прогулки по полям ее длинные локоны посветлели от радости. Она сосредоточилась, стараясь заставить их повиноваться, но смогла изменить цвет лишь на тускло-каштановый. Стоило на миг потерять концентрацию, как волосы тут же обретали прежний оттенок. В отличие от Вивенны, Сири никогда толком не удавалось их контролировать.
Пока Сири шла по городу, за ней увязалась стайка детишек. Улыбнувшись, она притворилась, что не замечает их, пока одна девчушка не набралась храбрости подбежать и дернуть ее за платье. Вот тогда Сири с улыбкой обернулась. Ее встретили серьезные лица. Идрисских детей с раннего возраста учили избегать позорных проявлений эмоций. Учение Остре гласило, что в проявлении чувств нет ничего дурного, но не следует с их помощью обращать на себя внимание.
Сири никогда не отличалась особенным благочестием. Она считала, что в этом не было ее вины, раз уж Остре наделил ее явной неспособностью к послушанию.
Дети терпеливо ждали, пока Сири наконец не выудила из складок юбки несколько ярких цветков. При виде живых красок глаза ребятишек широко распахнулись. Три голубых цветка и один желтый. Они отчетливо выделялись среди беспроглядной серости города, в котором отсутствовали любые оттенки, за исключением тонов кожи и глаз жителей. Камни покрывали известью, одежду шили из серой или коричневой ткани. Все ради того, чтобы избавиться от цвета.
Ибо без цвета не бывает пробуждающих.
Девочка, дернувшая Сири за юбку, схватила цветы и побежала прочь, остальные дети кинулись за ней. Сири поймала несколько неодобрительных взглядов прохожих. Никто из них, впрочем, не возразил. В положении принцессы, пусть и незначительной, были свои преимущества.
Она двинулась дальше, в сторону дворца. Это было низкое одноэтажное строение с просторным утоптанным двором. Сири проскользнула мимо торговцев у ворот, обогнула угол и вошла на кухню. Когда открылась дверь, главная кухарка Маб, на полуслове оборвав песню, взглянула на Сири.
– Твой отец тебя ищет, дитя. – Отвернувшись, Маб принялась крошить лук, снова замурлыкав что-то себе под нос.
– Не сомневаюсь. – Сири подошла к котлу и принюхалась к ароматному пару от кипящей картошки.
– Опять сбежала в холмы? Могу поспорить, чтобы прогулять занятия.
Сири улыбнулась, а затем достала еще два ярко-желтых цветка и покрутила их между пальцами.
Маб закатила глаза.
– И снова развращала городскую детвору. Нет, ну в самом деле, девочка, пора повзрослеть. Ух, отец еще поговорит с тобой о твоей безответственности.
– А я люблю поговорить, – заметила Сири. – И всегда столько нового узнаю, когда отец злится. Нельзя же упускать шанс поучиться?
Маб фыркнула и добавила к луку немного соленых огурцов.
– В самом деле, Маб, – продолжила Сири, помахивая цветком и чувствуя, как ее волосы слегка краснеют. – Не вижу здесь никакой проблемы. Остре сотворил цветы, верно? Он даровал им цвет, так что они не могут нести зло. Да во имя всего святого – мы его называем Богом Цвета!
– В цветках зла нет, – ответила Маб, положив в варево немного зелени, – если только они остаются там, куда Остре их поместил. Нельзя использовать красоту Остре, чтобы придавать себе значимости!
– Цветок не придает мне значимости.
– Разве? – Маб кинула в один из кипящих котлов зелень, огурцы и лук.
Она постучала по стенке котелка плоской стороной ножа, прислушалась и, кивнув, полезла под стол за другими овощами.
– Вот скажи мне, – приглушенно спросила она, – ты и впрямь думаешь, что не привлекаешь внимание, гуляя по городу с этими цветками?
– Это потому, что сам город слишком тусклый. Будь он чуть более красочным, на цветы бы никто не обращал внимания.
Маб выпрямилась, ставя на стол коробку с клубнями.
– Ты бы предпочла, чтобы мы раскрасили его подобно Халландрену? Может, нам еще и пробуждающих в город пригласить? Как тебе это? Демонов, которые высасывают души у детей и душат людей их же одеждой? Поднимают трупы из могил и заставляют их делать черную работу? Режут женщин на нечестивых алтарях?
Сири почувствовала, как ее волосы белеют от беспокойства.
"Хватит уже!" – подумала она. Кажется, у волос был собственный разум, реагирующий на малейшие эмоции.
– Рассказы про приносимых в жертву девушек – всего лишь небылицы, – сказала Сири. – На самом деле никто ничего подобного не делает.
– Истории откуда-то берутся.
– Да, от старух, которые устраивают зимой посиделки у каминов. Не думаю, что нам надо бояться. По мне, пока халландренцы нас не трогают, пусть делают что хотят.
Маб, не поднимая головы, принялась крошить клубни.
– У нас соглашение, Маб, – продолжила Сири. – Отец и Вивенна позаботятся о том, чтобы ничего не случилось и чтобы халландренцы оставили нас в покое.
– А если не оставят?
– Оставят. Не волнуйся.
– У них армия лучше, – сказала Маб, не отвлекаясь от резки овощей. – Сталь лучше. Еды больше. И эти… эти создания. Народ беспокоится. Может, тебе все равно, но те, у кого с головой в порядке, волнуются.
Кухарка была права, от этого никуда не деться. У Маб хватало мудрости, чтобы разбираться не только в специях и бульонах. Однако она легко поддавалась панике.
– Ты зря волнуешься, Маб. Вот увидишь.
– Я просто хочу сказать, что сейчас неподходящее время для того, чтобы принцесса бегала с цветками, выделяясь в толпе и навлекая неодобрение Остре.
– Ну хорошо, – вздохнула Сири и кинула цветок в котел. – Теперь будем выделяться все вместе.
Маб на мгновение замерла, закатив глаза, затем продолжила нарезать клубень.
– Надеюсь, это был ванавель?
– Конечно! – ответила Сири, принюхиваясь. – Я не стала бы портить еду. И все равно я считаю, что ты преувеличиваешь.
Маб тоже принюхалась.
– Держи, – сказала она, доставая второй нож. – Займись хоть чем-то полезным. Нужно покрошить эти коренья.
– А я разве не должна идти к отцу? – Сири принялась нарезать изогнутый корень ванавеля.
– Он же тебя сюда и пошлет, заставит работать на кухне в наказание! – отозвалась Маб, снова постучав ножом по котелку. Кухарка твердо верила, что может оценить готовность блюда по звону.
– Да поможет мне Остре, если отец когда-нибудь узнает, что мне здесь нравится.
– Тебе просто нравится вертеться рядом с едой, – заметила Маб, выловив цветок Сири из варева и отбросив его в сторону. – В любом случае, к королю сейчас нельзя. Он совещается с Ярдой.
Сама Сири никак не отреагировала и продолжила крошить коренья, но ее волосы внезапно посветлели от волнения.
"Обычно отец совещается с Ярдой часами, – подумала она. – Что толку сидеть тут и ждать, пока он закончит…"
Маб отвернулась, чтобы взять что-то из шкафчика, а когда перевела взгляд на Сири, та уже вылетела за дверь и бросилась к королевским конюшням. Спустя пару минут она в своем любимом коричневом плаще вовсю неслась на лошади прочь из дворца. Радость отозвалась ярким теплым цветом в волосах. Быстрая скачка – отличное завершение дня.
В конце концов, ее в любом случае накажут.
* * *
Король Идриса Деделин положил письмо на стол. Он уже достаточно на него насмотрелся. Пришло время решать, отправлять старшую дочь на смерть или нет.
Несмотря на приближение весны, в покоях было холодно. Идрис был расположен в горах, и тепло сюда приходило редко; его ценили и ему радовались, но каждое лето оно длилось недолго. Покои были строгими, но прекрасными в своей простоте. Даже король не мог позволить себе помпезности.
Деделин подошел к окну и посмотрел на двор. Для некоторых стран такой дворец считался бы скромным: один этаж, остроконечная деревянная крыша, невысокие каменные стены. Но для Идриса он казался большим и граничил с излишеством. Этому было объяснение: дворец служил еще и залом заседаний, и штабом армии для всего королевства.
Король перевел взгляд на генерала Ярду. Кроме них в комнате никого не было. Дородный мужчина ждал, сцепив руки за спиной. Его борода была перевязана в трех местах.
Деделин снова посмотрел на письмо. Кричащий ярко-розовый цвет бумаги выделялся на его столе подобно капле крови на снегу. Розовый был невиданным цветом для Идриса. Но в Халландрене – центре мирового производства красок – такие безвкусные оттенки считались обычными.
– Итак, дружище, – произнес Деделин. – Что ты мне посоветуешь?
Генерал Ярда покачал головой.
– Близится война, ваше величество. Я чувствую ее в воздухе и читаю это в донесениях наших шпионов. Халландрен по-прежнему считает нас мятежниками, а наши перевалы на севере слишком соблазнительны. Они нападут.
– Тогда я не буду ее отсылать, – ответил Деделин, снова поглядев в окно.
По двору сновали приехавшие на торг люди в плащах и мехах.
– Не в наших силах предотвратить войну, ваше величество, – сказал Ярда. – Но… мы можем ее отсрочить.
Деделин повернулся.
Ярда шагнул вперед и тихо произнес:
– Время неподходящее. Наши войска не оправились от нападений вендийцев прошлой осенью, да еще сгоревшие зимой амбары… – Генерал покачал головой. – Мы не можем позволить себе ввязаться в оборонительную войну летом. Наш лучший союзник против Халландрена – снег. Нельзя, чтобы конфликт разразился на их условиях. Иначе мы погибнем.
Эти доводы были разумны.
– Ваше величество, – продолжил Ярда, – они только и ждут, когда мы нарушим соглашение, тем самым дав им повод напасть. Если мы сделаем шаг первыми, они точно нападут.
– Но если мы выполним условия соглашения, они все равно нападут, – заметил Деделин.
– Но позже. Может, через несколько месяцев. Вы знаете, как медленно решаются политические вопросы в Халландрене. Если мы выполним договоренность, то начнутся дебаты и споры. Если они затянутся до зимы, мы получим время… которое нам так необходимо.
И опять его слова были разумны. Жестокие, но честные. Все эти годы Деделин тянул время и наблюдал за тем, как двор Халландрена все сильнее распаляется, не скрывая агрессии. Каждый год раздавались новые призывы к нападению на "мятежных идрисцев", обосновавшихся в горах. С каждым годом их голоса становились все более громкими и многочисленными. Каждый год благодаря дипломатии Деделину удавалось сдерживать армии от нападения. Он надеялся, что, возможно, лидер мятежников Вар и его пан-кальские сторонники отвлекут внимание от Идриса, но Вара схватили, а так называемую армию разбили. Его действия заставили Халландрен повысить бдительность по отношению к своим врагам.
Мир долго не продержится. Идрис с его ценными торговыми путями был слишком лакомым кусочком. Нынешнее поколение халландренских богов оказалось крайне непостоянным по сравнению со своими предшественниками. Король знал об этом, как и о том, что нарушать соглашение глупо. Если угодил в пещеру зверя, не стоит его злить.
Ярда встал рядом с королем и облокотился на подоконник. Суровый человек, рожденный суровыми зимами. Но он был также лучшим из известных Деделину людей, и в глубине души король хотел выдать Вивенну за сына генерала.