- Разумеется, нет! - воскликнул Даффи, про себя решив больше не притрагиваться к этому пиву. - А когда его разливают? Я ни разу не слышал даже намека на то, что кто-то его пробовал.
- Ничего удивительного. В последний раз черное разливали в 829 году, когда, помнится мне, сыновья бедного императора Людовика пошли войной на отца. Вновь мы будем разливать его в этом году, тридцать первого октября. Так заведено, что каждую каплю черного выдерживают семьсот лет.
- Боже милостивый, - воскликнул Даффи, - но пиво не выдерживают так долго! Столько лет не выдерживают даже бренди или кларет.
- Верно, - согласился Аврелиан, - после такого срока вряд ли можно назвать напиток пивом. Он становится чем-то другим. Во многом сродни вину, что ты пил в таверне Вакха в Триесте. Полагаю, ты заметил, что кран для розлива черного всего в нескольких дюймах над грязным полом? Так что за один раз уровень понижается всего на три-четыре дюйма, и количество черного крайне ограниченно.
- А большой на него спрос? - поинтересовался Даффи, сам уверенный, что едва ли.
- Да… но не среди любителей пива. Из-за своего… хм… источника черное необычайно насыщено психически, духовно… магически. Равно и физически, нередко уровень его крепости куда выше получающегося при натуральном брожении. Как бы там ни было, спрос многократно превышает наши скудные возможности. Вот чего на самом деле хотел от меня Антоку - чашку, способную поддержать в нем жизнь, по сути, отнятую тысячу лет назад. Ребенком он был убит в японском морском сражении, так-то. В прошлый раз я расщедрился для него… - Он запнулся и исподлобья покосился на Даффи, виновато улыбнулся, кашлянул и продолжил: - В общем, теперь он считает себя вправе получить еще. Однако боюсь, это не так. Равно и остальные Черные Птицы - эфиоп, несколько индусов, абориген Нового Света и прочие - все они тоже надеются получить глоток. У многих положение столь же отчаянное. Только никто не получит ни капли.
- Кому же оно предназначено? - спросил Даффи, невольно заинтересовавшись судьбой напитка. "В конце концов, то вино в Триесте было на редкость хорошим", - подумал он.
- Антоку, несомненно, считает, что я намерен отдать его тебе, - сказал Аврелиан, - ибо натравил на тебя афритов. Хотя, возможно, так он пытался предупредить меня, что способен убить кого-то еще более значимого.
- Хм, да. Но кто все-таки его получит? - "Напрямик никогда не скажет", - подумал ирландец про себя.
- На сей раз? Наш король - Король-Рыбак. Он занедужил, я ведь говорил? Как и Запад. Мне по сию пору не вполне ясна природа их связи, но связь, без сомнения, существует - когда король в добром здравии, Запад столь же крепок.
- И пиво исцелит его? - поинтересовался Даффи, стараясь скрыть свой скептицизм.
- Да. Наш король обессилел, ранен, силы его растрачены. Из черного он почерпнет силу и нрав Финна, первого короля, и вновь восстановит владычество в своих землях.
- Зачем тогда ждать до октября и не разлить черное раньше? Когда речь идет о семи столетиях, несколько месяцев…
- Нет, - произнес Аврелиан. - Срок нельзя пододвинуть. Круг должен быть пройден полностью: звезды, приливы, даты рождений играют роль не меньшую, чем собственно процесс пивоварения. Черное будет разлито тридцать первого октября, и ни днем раньше. - Он поднял встревоженный взгляд на Даффи. - Теперь ты, вероятно, понимаешь, отчего Ибрагим так торопится уничтожить пивоварню.
В два часа утра остатки посетителей были отправлены по домам, светильники потушены. Решив, что уборка подождет до утра, прислуга разбрелась по постелям. Даффи вышел на задний двор, но и там не горел ни один огонь, все викинги мирно храпели в конюшне, нигде не видно было новых заложенных петард - и он вернулся внутрь. Несмотря всего на четыре часа сна накануне, суету и обильные возлияния прошедшего вечера, ему не спалось. В темноте он присел за свой стол. "Как всегда, - думал он, - Аврелиан сумел уклониться от ответа на вопрос, интересующий меня более всего: кто или что я в этом хитросплетении! Отчего я так занимаю всех - от Вакха до Ибрагима?"
С кухни донеслись приглушенные голоса, говорящие на итальянском, и он бесшумно отодвинулся со стулом поглубже в тень.
- Есть вести от Климента? - спросил один.
- По правде сказать, - ответил второй, - похоже, на сей раз он таки пришлет войска. Более того, он готов даже пойти на временный союз с Лютером, чтобы Запад мог без опаски собрать все силы против Оттоманской империи.
Двое собеседников вышли из кухни и стали подниматься по лестнице, не заметив Даффи. В одном ирландец узнал Аврелиана, другой был смуглый кудрявый паренек Джок, тот самый, что раньше вечером при встрече с Даффи поглубже надвинул шляпу.
"Ого! - подумал ирландец. - Разве в Венеции Аврелиан не уверял, что не говорит по-итальянски? Кстати, именно в Венеции я впервые видел этого Джока, но тем вечером на Ясеневую среду он представился Джакомо Гритти. Что же выходит?"
Волшебник и юноша поднялись по ступеням, их шепот стих наверху.
"Так эти двое заодно? - размышлял дальше Даффи - Тогда неудивительно, что в Венеции молодой Гритти спас мне жизнь и указал безопасный корабль, но это никак не объясняет, зачем ему с братьями надо было набрасываться на меня накануне вечером. Если только то нападение не было подстроено… Несомненно одно - меня постоянно водят за нос, непонятно зачем. Мне совсем не по нраву, когда посторонние лезут в мои дела, но куда хуже, если они знают об этих делах больше меня".
Он встал и направился в комнату прислуги, по дороге прихватив пустую пивную кружку. Осторожно ступая по ступеням лестницы, чтобы не разбудить спящего Гамбринуса, он спустился в подвал и тихо прошел по каменному полу к двери, указанной призраком. Петли, должно быть, недавно смазывали - они не скрипнули, когда ирландец осторожно потянул дверь. В полной темноте он ощупью добрался до большого чана и нащупал нижний из трех кранов. После небольшого усилия кран со скрипом повернулся; когда по расчету кружка должна была наполниться до половины, он закрыл кран и, притворив дверь в комнату с чаном, быстро поднялся в трапезную. Вернувшись к столу, Даффи зажег свечу и недоверчиво рассмотрел несколько унций густой темной жидкости на дне кружки. На вид премерзкое пойло, заключил он. Затем сел и, даже не поднося кружку к носу, почувствовал терпкий, опьяняющий аромат.
"Господи помилуй, - изумился он, - да с этим нектаром не идет в сравнение и самый лучший, редкий сорт темного". Он залпом опорожнил кружку.
Первой следующей мыслью было: "Даффи, парень, прокрадись вниз и на сей раз налей полную кружку". Он поднялся на ноги - вернее, попытался, но смог лишь слегка шевельнуться на стуле. "Что такое? - встревожился он. - Вынести столько жестоких ранений, что иному хватит на целую жизнь, только чтобы свалиться от глотка пива?"
Он вновь попытался оторвать себя от стула и на сей раз вообще не шелохнулся. Затем он начал двигаться - вернее, его кто-то нес. Силы совсем оставили его, в щели между доспехами яростно задувал холодный ветер. Застонав от боли, он повернулся.
- Мой король, лежи недвижно, - послышался встревоженный голос. - Станешь так метаться, только снова откроется рана.
Ледяными пальцами он ощупал голову, наткнувшись на глубокую рану на виске с коркой запекшейся крови.
- Кто… кто это сделал? - выдохнул он.
- Твой сын, король. Но будь спокоен - ты убил его, когда он наносил удар.
"И к лучшему", - подумал он.
- Страшный холод, - произнес он вслух. - Мои ноги застыли, стали точно чужие.
- Мы вскоре отдохнем, - донесся голос его приближенного. - Лишь доберемся вон до того озера.
Превозмогая боль, он приподнял голову от носилок, на которых его несли, и увидел впереди широкую гладь озера, где отражалась полная луна. Через какое-то время двое его запыхавшихся спутников опустили носилки на землю; он услышал тихий плеск в скалах и прибрежной траве и почувствовал холодное дыхание воды.
- Мой меч! - прошептал он. - Где он? Я…
- Вот. - Тяжелая рукоять легла ему в руку.
- А-а… Я слишком слаб - кому-то из вас надлежит бросить его в озеро. Такова моя последняя воля, - добавил он, услышав ропот.
Один из приближенных неохотно взял меч и удалился в смутно проступающие за туманом заросли. Он лежал на земле, прерывисто дыша и желая, чтобы сердце не билось так сильно. "От тока крови рана скоро вновь откроется, - думал он, - а я и без того обречен".
Вернулся приближенный.
- Сир, я сделал, как повелели.
"Черта с два", - подумал он.
- И что же ты увидел, когда бросил меч?
- Увидел? Всплеск. И круги на воде.
- Вернись и сделай на сей раз то, что я велел.
Пристыженный человек ушел назад.
"Все из-за драгоценных камней в рукояти. Ему невмоготу представить, что они опустятся на дно озера", - подумал умирающий.
Когда приближенный вернулся во второй раз, он был напуган и подавлен.
- Сир, я исполнил.
- Что ты видел?
- Рука поднялась из воды и на лету поймала меч за рукоять. Три раза описала им в воздухе круг и скрылась в глубине.
- О… - Он наконец успокоился. - Благодарю. Я не хотел оставлять долгов.
У кромки воды теперь покачивалась лодка, и женщина в залепленных грязью ботинках заботливо склонилась над ним.
- Наш сын убил меня, - сказал он ей, сдерживая дрожь, чтобы не клацали зубы.
- Уложите его в мою лодку, - произнесла она. - Он больше не для этого мира.
В ужасе очнулся он на жестком деревянном полу, не осмеливаясь шевельнуться, чтобы не привлечь к себе внимания неведомого. Вокруг была тьма, и рыскать в памяти ему совсем не хотелось. "Что бы ни случилось, - думал он, - где бы я ни оказался теперь, как бы ни назывался мой враг, да и я сам - лучше оставаться в неведении. Ничего не сознавать, не чувствовать, не помнить - возможно, тогда меня оставят наконец в покое и позволят заснуть". Он снова погрузился в блаженное небытие.
Глава 13
- Пьян в стельку! Точь-в-точь, как я и думал. Напился моим пивом, за которое, смею заметить, не удосужился заплатить, а?
Даффи с трудом разлепил глаза и снизу вверх посмотрел на Вернера. Попытался заговорить, но лишь издал хриплый стон, довольно уместный, ибо ничего, кроме ругательств, не подворачивалось на язык. Ирландец находил мало приятного в пробуждении на полу. Не натянешь на себя одеяло, чтобы еще немного подремать. Ты вынужден не мешкая подняться и вернуться к прозе жизни. Встать на ноги оказалось не так уж трудно, как он ожидал.
- Заткнись, Вернер, - спокойно произнес он. - Не суйся в дела, тебя не касающиеся. И вели служанке подать мне завтрак посытнее.
Вернер только таращился, гнев в нем разгорался, как пучок тлеющей соломы под ветром.
- Ты хотя бы слышал, - продолжал Даффи, - что вчера ночью кое-кто пытался разнести это заведение из осадной мортиры? Когда б не викинги на конюшне, копаться бы тебе и прочему городскому отребью здесь в груде мусора. - Пыл Вернера поутих. - Твое пиво, - презрительно добавил Даффи, плюхаясь на стул за своим столом.
Точно жертва разбойников, сидящая после в сточной канаве и проверяющая целостность зубов и ребер, ирландец осторожно пытался восстановить свои воспоминания.
"Я Брайан Даффи, - со сдержанной радостью констатировал он, - влюбленный в Ипифанию Фойгель и нанятый Аврелианом. Сейчас день после Пасхи, года 1529-го. Я Брайан Даффи, и никто иной".
Завтрак появился в одно время с Лотарио Мазертаном. Даффи сосредоточился на первом.
- Брайан, - сказал Мазертан, бросив накидку на скамью и растирая замерзшие руки, - близится час. Я вновь собираю вокруг себя своих рыцарей. И для тебя, - милостиво улыбнулся он, - найдется место за новым круглым столом. Мне ведомо про твои доблестные деяния прошедшей ночью. - Он испытующе воззрился на ирландца. - Скажи, чувствуешь ли ты что-либо, например, полузабытые отзвуки минувшего, когда я произнесу имя… Тристан?
Даффи с набитым ртом помотал головой.
- Уверен ли ты? - не отступал Мазертан, голос которого едва не прерывался от сдерживаемых чувств. - Тристан! Тристан! - Он наклонился и заорал прямо в лицо ирландцу: - Тристан, ты слышишь меня?
Даффи схватил со стола миску с молоком и выплеснул ее в лицо Мазертану.
- Хватит, Лотарио.
Оскорбленный и мокрый Мазертан поднялся на ноги.
- Я ошибался, - прошипел он. - В Камелоте нет для тебя места. Не ведаю, кем ты мог быть когда-то, сейчас же твоя душа осквернена, подобна болоту с аспидами, жалящими рассудок.
Даффи не смог рассердиться, так его душил смех.
- Богом клянусь, - выговорил он наконец, - до твоего, Лотарио, появления день обещал быть очень мрачным. Аспиды, говоришь? Хе!
Мазертан развернулся и величественно удалился. Когда Даффи уже дожевывал горбушку черного хлеба, в комнату влетел Шраб.
- Мастер Даффи, - обратился он. - Верно, что прошлой ночью случилась резня?
- Нет. По крайней мере до той поры, пока я оставался трезвым.
- Но разве турки не пытались взорвать бомбу?
- Да, пожалуй, что так. На что похож двор сегодня с утра?
- На поле битвы. Сожженная повозка торчит посредине, точно черный китовый скелет, булыжник заляпан засохшей кровью, а кожевенная лавка и склад господина Венделя разнесены по камушку. Он просто вне себя. Говорит, что обдерет Аврелиана как липку. - Образ ободранного Аврелиана явно потряс воображение Шраба.
- Ага. В остальном все в порядке?
- Да. Разве что какие-то ребятишки, по-моему, лазили по крыше. Валяли дурака.
- Ребятишки? Ты видел их?
- Нет, но черепица разрисована какими-то рожицами, а на стенах мелом написаны латинские слова и еще кресты и звезды.
- Вот что… Возьми-ка пару ребят, налейте в ведра воды, заберитесь наверх и смойте эту ерунду, где достанете. Хорошо? Полагаю…
- Нет, Шраб, не надо, - прервал Аврелиан, неслышно появившийся за спиной Даффи. - Оставь эти знаки и не позволяй никому их стирать.
- Да, сударь, - кивнул Шраб и кинулся к кухонной двери, обрадованный менее трудным заданием.
Даффи поднял глаза на Аврелиана, который пододвинул освободившуюся после Мазертана скамью. Старик был бледнее, чем обычно, но глаза искрились необычайной энергией, а черные одеяния сегодня лучше сидели на его тощей фигуре.
- Могу я присесть? - поинтересовался он.
- Разумеется. К чему эти рисунки на стенах?
- К чему доспехи в бою? - Он издал скрипучий смешок. - После всех злоключений, которые мы претерпели внизу, чтобы вызвать стражей, ты хочешь теперь стереть их охранные знаки? Не пренебрегай советами - если не хочешь принять вызов… созданий, коих отгоняют эти руны, чары и лики.
- О-о… - Ирландец нахмурился. - Что до этого, могу заверить, что последнее время у меня нет желания принимать чей-либо вызов.
Аврелиан снова рассмеялся, точно Даффи пошутил.
- Доедай, - сказал он. - Думаю, этим утром мы с тобой можем перевезти в город короля.
- Интересная задумка, - ответил ирландец, - боюсь только, не сегодня. Я чувствую себя неважно, к тому же я намеревался навестить старого свихнувшегося отца Ипифании.
На самом деле никаких планов на утро у него не было, и он предпочел бы любое занятие визиту к старому художнику, в особенности после видений лунного озера три дня назад, но он хотел проверить, насколько новое полученное место оставляет его независимым от Аврелиана.
- Ладно, день-другой пусть подождет, - пожал плечами старый волшебник.
Даффи был доволен. "Наконец я принадлежу самому себе", - подумал он.
- Это Густав Фойгель, не так ли? - внезапно спросил Аврелиан. - Помню его. В свое время он оказал мне большую услугу, потому теперь я взял на себя заботу о его несчастной дочери. Он по сей день рисует картины?
Даффи призадумался. Он не мог вспомнить, чтобы старый художник занимался чем-либо, кроме росписи своей стены.
- Нет… - начал он.
- Я-то считал иначе, - прервал Аврелиан, которому сегодня явно недоставало терпения для долгих бесед. - Впрочем, это неважно. Я сказал, что приготовил меч взамен рапиры, что ты сломал два дня назад, - поднимемся ко мне взглянуть на него?
- Ты не можешь принести его сюда?
Аврелиан уже был на ногах.
- Нет, - весело сказал он.
Даффи встал и начал неуверенно подниматься по лестнице вслед за стариком. Тут же он припомнил, как прошедшей ночью видел Аврелиана с Джакомо Гритти, и остановился.
- Разве в Венеции ты не сказал мне, что не говоришь по-итальянски? - с подозрением спросил он.
- Отчего ты остановился? Не знаю, может, и сказал. А в чем дело?
- В какой связи состоишь ты с Джакомо Гритти? Или Джоком, как ты зовешь его теперь. Прошлой ночью я видел, как вы болтали. На сей раз лучше сказать мне правду.
- Так ты нас видел? Он уже много лет мне служит. Кстати, его зовут вовсе не Гритти, а Тоббиа. В тех местах у меня полно агентов - Венеция, Ватикан. И я говорю по-итальянски. Если тогда я говорил, что не говорю, - значит, на то были серьезные причины. - Он поднялся еще на ступеньку.
- Не так быстро. Если он работает на тебя, зачем тогда ему с братьями было пытаться убить меня в ночь нашей встречи?
- Скажи откровенно, Брайан, ты способен мне довериться? Я велел им затеять драку, чтобы получить повод предложить тебе твою теперешнюю работу. И они совсем не собирались убивать тебя. Им было поручено обставить дело правдоподобно, но не наносить калечащих ударов. Вдобавок я знал, что ты можешь за себя постоять. Идем же.
Они поднялись еще на три ступеньки, прежде чем рука ирландца вновь опустилась на плечо старика.
- А если бы я нанес калечащий удар кому-то из них? И откуда тебе…
- Случись тебе убить кого-то из них, - нетерпеливо прервал Аврелиан, - я бы сформулировал свое предложение иначе. Вместо того чтобы восхвалять твое хладнокровие и великодушие, я отметил бы решительность и бескомпромиссность твоих действий. Какая теперь разница! Есть куда более важные…
- Для меня есть разница. И откуда тебе знать о моей способности постоять за себя? Ведь в тот вечер ты вроде бы видел меня впервые? Наконец, для чего столько хлопот с моим путешествием сюда, если в одной только Вене найдется с дюжину парней, способных куда лучше справиться с этой работой? Проклятие, мне нужны объяснения, которые не потянут цепочку новых вопросов. Я…
Аврелиан вздохнул.
- Я объясню все, когда мы пройдем в мою комнату, - сказал он.
- Все? - недоверчиво прищурился Даффи. Они продолжили подъем, и старик был, похоже, задет.
- Брайан, я человек слова.
Комната Аврелиана в трактире Циммермана очень походила на его комнату в Венеции. То же нагромождение гобеленов, книг, свитков, украшенных драгоценными камнями кинжалов, стеклянных сосудов с разноцветными жидкостями, диковинных приспособлений вроде секстантов и буфет с великолепными винами. Шторы были задернуты от яркого утреннего солнца, и комнату озарял неверный свет полудюжины свечей. Воздух был спертым и затхлым.