- Именно на это он надеется, не сойти мне с этого места. Ладно, беги, если хочешь получить свой ужин. На тебя никто не обратит внимания. На кухне сущая кутерьма творилась, когда я час назад попытался перехватить кусок.
- Где мой дед?
- Откуда мне знать? - Склонив голову, Сердик настороженно глянул на меня поверх крупа лошади. - Что это ты задумал?
- Я хочу поехать с ним.
- Ха! - фыркнул он и бросил сечку для пони. Ничего ободряющего в этом возгласе не было.
- Мне пришло в голову поглядеть на Сегонтиум, - упрямо возразил я.
- А кому не хочется? Я тоже страсть как хочу увидеть его. Но если ты задумал попросить короля… - Он оборвал себя на полуслове. - Конечно, тебе пора поехать куда-нибудь, повидать пару-тройку мест, немного встряхнуться: это пошло бы тебе на пользу, но я не могу поручиться, что это произойдет. Ты же ни за что не пойдешь к королю?
- Отчего же? Самое большее, что он может, - отказать мне.
- Самое большее? Юпитер-громовержец, вразуми этого парня! Послушай моего совета, забирай свой ужин и отправляйся в постель. К Камлаху тоже не суйся. Он только что выдержал настоящую битву со своей женой и теперь все равно что горностай с больным зубом… Ты что, серьезно говорил?
- Боги будут сопутствовать тебе, Сердик, только если ты сам ступишь на их тропу.
- Что ж, отлично, но у некоторых из них могут найтись огромные копыта, чтобы по тебе потоптать. Как ты хочешь, чтобы тебя похоронили? По-христиански?
- Я не возражаю. Думаю, что довольно скоро созрею для крещения, если дать волю епископу, но до тех пор я официально ни к кому не нанимался.
- Надеюсь, мне зададут жару, когда наступит моя очередь, - засмеялся Сердик. - Это очищает. Ладно, не желаешь слушать - не слушай, но не стоит встречаться с ним на пустой желудок, только и всего.
- Это я тебе обещаю, - ответил я и пошел добывать себе ужин. Поев, я переоделся в пристойную тунику и отправился на поиски деда.
К немалому моему облегчению, Камлаха с ним не было. Короля я нашел в его опочивальне: он развалился в просторном кресле перед ревущим пламенем в очаге, у ног его дремали любимые волкодавы. Сперва я решил, что женщина, сидевшая на стуле с высокой спинкой по другую сторону огня, - королева Олвена, но затем узнал в ней свою мать. Перед моим приходом она шила, но теперь застыла, уронив руки на колени, и белая ткань недвижно покоилась поверх складок коричневого одеянья. Она с улыбкой обернулась ко мне, но во взгляде ее стояло удивление. Один из волкодавов забил хвостом по полу, а другой открыл глаз, обвел взглядом комнату и снова задремал. Дед сердито глянул на меня из-под насупленных бровей, но заговорил довольно доброжелательно:
- Ладно, парень, не стой там. Проходи-проходи, устроил тут проклятый сквозняк. Закрой дверь.
Я подчинился и подошел ближе к огню.
- Позволь поговорить с тобой, мой господин.
- Ты уже со мной говоришь. Что тебе нужно? Возьми табурет и садись.
Табурет стоял возле стула моей матери. Я отодвинул его, показывая тем самым, что не нуждаюсь в ее покровительстве, и сел на равном расстоянии между ними.
- Ну? Давненько я тебя не видел, не правда ли? Корпел над своими книжками?
- Да, господин, - ответил я и, исходя из правила, что лучше нападать, чем обороняться, сразу перешел к делу: - Меня… меня не было сегодня после обеда, я ездил верхом и…
- Куда же?
- По дороге вдоль реки. У меня не было определенной цели, просто хотелось поупражняться в верховой езде, поэтому…
- Да, не мешало бы.
- Ты прав, мой господин. Поэтому я прозевал гонца. Мне передали, что ты завтра уезжаешь.
- Ну а тебе что с того?
- Только то, что мне хотелось бы поехать с тобой.
- Тебе хотелось бы? Хотелось бы? С чего это вдруг?
На языке у меня вертелось с дюжину подходящих случаю фраз. Мне показалось, что моя мать поглядела на меня с сожалением, а дед ждал моего ответа с безразличием и раздражением, лишь едва-едва смиряемыми любопытством. Я же просто сказал правду:
- Потому что мне уже двенадцать лет, а я ни разу не выезжал из Маридунума. Потому что я знаю, что если все выйдет по воле моего дяди, то вскоре я окажусь взаперти в этой долине или в каком другом месте, чтобы учиться и стать клириком, и прежде, чем это произойдет…
Ужасные брови стали опускаться.
- Ты пытаешься втолковать мне, что не желаешь учиться?
- Нет, как раз этого я хочу больше всего на свете. Но образование ценится выше, если человек немного повидал мир. Мой господин, это в самом деле так. Если бы ты позволил мне сопровождать тебя…
- Я еду в Сегонтиум. Это тебе сказали? Это не праздная охота, а длительное и тяжелое путешествие, в котором нет места для плохих наездников.
Я словно старался встать с тяжелым грузом на плечах, попытка не отвести взгляд от свирепых голубых глаз деда всегда действовала на меня так.
- Я не тратил времени зря, господин, и теперь у меня отличный пони.
- Ну да, конечно, тот, которого объездил Диниас. Что ж, он как раз по тебе. Нет, Мерлин, я не беру детей.
- Значит, и Диниаса ты тоже оставляешь?
Я услышал, как охнула мать. Голова деда, уже отвернувшегося от меня, дернулась, поворачиваясь снова ко мне. Руки его вцепились в подлокотники кресла, но он не ударил меня.
- Диниас - мужчина.
- Тогда и Маэль с Дуахом поедут с тобой, мой господин?
Это были его пажи, по возрасту младше меня, которые всегда сопровождали деда.
Мать открыла уже было рот, чтобы что-то сказать, но дед жестом остановил ее. В свирепых глазах под нахмуренными бровями появился интерес.
- От Маэля с Дуахом есть польза. А какая польза от тебя?
Я спокойно смотрел на него.
- До сих пор небольшая. Но разве тебе не говорили, что на языке саксов я говорю, как на родном, что я читаю по-гречески, а моя латынь лучше вашей?
- Мерлин… - начала было мать, но я не обратил на нее внимания.
- Я мог бы добавить сюда также знание бретонского и корнуэльского, но сомневаюсь, что они пригодятся тебе в Сегонтиуме.
- А можешь ли ты назвать мне хоть одну подходящую причину, - сухо произнес дед, - почему я должен объясняться с королем Вортигерном на любом другом языке, кроме валлийского, учитывая то, что родом он из Гвенты?
По его тону я понял, что победил. Опустить взгляд было для меня теперь, все равно что с облегчением покинуть поле боя. Сделав глубокий вдох, я смиренно ответил:
- Нет, мой господин.
Он громко расхохотался своим лающим смехом и пинком перевернул на живот одну из собак.
- Что ж, возможно, в конце концов, несмотря на твой вид, в тебе и сохранилась капля нашей крови. По крайней мере у тебя хватило мужества, когда понадобилось, схватиться со старым псом в его конуре. Хорошо, можешь собираться. Кто поедет с тобой?
- Сердик.
- Сакс? Скажи ему, чтобы собирал твои вещи. Мы отправляемся с рассветом. Ну, чего ты ждешь?
- Хочу пожелать спокойной ночи моей матери.
Я встал с табурета и приблизился к ней, чтобы поцеловать. Я не часто делал это, и она снова поглядела на меня с удивленьем.
У меня за спиной дед резко бросил:
- Не на войну уезжаешь. Не минет и трех недель, как снова будешь дома. Проваливай.
- Да, мой господин. Благодарю тебя. Доброй ночи.
Выйдя за дверь, я целых полминуты стоял, прислонившись к стене, и дожидался, пока замедлится кровь, толчками бившая мне в голову, и перестанет першить в горле. "Боги лишь тогда будут сопутствовать тебе, если сам ты ступишь на их тропу. А для этого потребна смелость".
Я переборол подступившую тошноту, вытер потные ладони о перед рубахи и побежал искать Сердика.
9
Вот так я впервые покинул Маридунум. В то время это представлялось мне величайшим приключением на свете: выехать по прохладе на утренней заре, когда звезды на небе еще не погасли, быть своим в тесной группе шумных и общительных мужчин, сопровождающих короля и Камлаха. Надо сказать, что большинство мужчин в этой небольшой процессии были полусонными и угрюмыми и ехали мы, почитай, в полном молчании; наше дыхание клубилось в морозном воздухе, а копыта лошадей высекали искры из аспидно-серой от изморози дороги. Даже позвякивание упряжи отдавало холодом, а я так задубел, что уже почти не чувствовал в руках поводьев и помышлял лишь о том, чтобы удержаться на возбужденном пони, иначе меня с позором отправили бы назад, не отъехав и мили от дому.
А теперь, поскольку рассказы о детстве всегда утомительны, а предстоит поведать еще о многих славных делах, я поскорее перескочу через наше путешествие в Сегонтиум, которое длилось восемнадцать дней. Там я впервые увидел короля Вортигерна, который к тому времени уже свыше двадцати лет был верховным королем Британии. Разумеется, я немало слышал о нем - в равной мере и правды, и выдумок. Вортигерн был суровым человеком, каким и должен быть тот, кто захватил трон, прибегнув к убийству, и удерживал его на крови. Но он проявил себя сильным королем во времена, когда потребна была сила, и нельзя поставить только ему в вину то, что его затея с призванием на помощь наемников-саксов вышла из-под его власти, как выскальзывает из окровавленной руки острый клинок, чтобы разрезать до кости эту самую руку. Он платил, снова платил, а затем вел войну; и теперь большую часть года он дрался, как волк, сдерживая орды, бешено накатывавшие с Саксонского берега. О нем говорили - с уважением - как о свирепом и кровожадном тиране, а его саксонскую жену, королеву Ровену, с ненавистью звали ведьмой. И хотя мое воображение с детства подпитывали сплетни и басни кухонных рабов, я скорее с любопытством, нежели со страхом ожидал встречи с ними.
В любом случае мне нечего было бояться; верховного короля я видел лишь издали. Снисходительность моего деда простиралась не далее разрешения ехать в его обозе; а там со мной считались не более - а на самом деле менее - чем с его пажами Маэлем и Дуахом. Мне предоставили самому искать себе места в безымянной толпе мальчишек и слуг, а поскольку среди сверстников я не завел себе друзей, это означало, что я сам должен был заботиться о себе. Позже мне пришлось благодарить судьбу за то, что в те немногочисленные оказии, когда я оказывался в толпе, окружавшей двух королей, Вортигерн меня не заметил, а мой дед и Камлах вообще забыли о моем присутствии.
Мы провели неделю в Сегонтиуме, который валлийцы называют Каэр-ар-Вон, потому что он находится как раз напротив Моны - острова друидов. Сам город, подобно Маридунуму, раскинулся по берегам многочисленных проток реки Сейнт, там, где она впадает в море. Сегонтиум располагает великолепной гаванью и крепостью, воздвигнутой на возвышении приблизительно в полумиле от морского берега. Эти массивные укрепления, возведенные еще римлянами для защиты гавани и города, более ста лет пребывали в запустении, пока Вортигерн не приказал восстановить хотя бы часть стен и валов. Немного ниже на склоне холма протянулось еще одно укрепление, возведенное много позже, если не ошибаюсь, Максеном, дедом убитого Константина, для защиты от набегов ирландцев.
Местность здесь была более величественной, чем наши холмы и долины в Южном Уэльсе, но, на мой взгляд, скорее более грозной, чем красивой. Возможно, весной и летом луга меж протоками устья покрывались нежной зеленью, но той зимой, когда я впервые увидел Сегонтиум, горы вздымались за ним, словно грозовые тучи, подножия и склоны их топорщились серым и голым лесом, а сланцевые синие вершины венчались шапками снега. А позади них, словно великан над карликами, возвышалась повитая тучами великая вершина Мэль-и-Виддфа, которую саксы теперь называют Снежной горой, или Сноудоном. Это величайшая во всей Британии гора и обиталище многих богов.
Сколько бы ни судачили в городе о привидениях, Вортигерн обосновался в Башне Максена. Его армия - в те дни он не отваживался выезжать без эскорта в тысячу воинов - квартировала в крепости. Благородные рыцари из свиты моего деда жили с королем в башне, а обоз, к которому принадлежал и я, разместили в удобном, хотя и несколько прохладном месте возле западных ворот крепости. Нас принимали с почестями, Вортигерн не только состоял в дальнем родстве с моим дедом, но и, судя по всему, сбывалось "пророчество" Сердика о том, что верховный король "сколачивает себе поддержку".
Верховный король был крупным смуглым мужчиной, с широким мясистым лицом и черными, начинавшими седеть волосами, густыми и топорщившимися словно щетина дикого кабана. Черные волосы покрывали и его руки и торчали из ноздрей. Королевы при нем не было; Сердик шепнул мне, что король не отважился привезти ее в земли, где саксов не особенно жалуют. Когда я возразил на это, что его самого принимают доброжелательно лишь потому, что он позабыл о своих саксах и стал добрым валлийцем, конюх засмеялся и закатил мне оплеуху. Полагаю, не моя вина, что я никогда не умел вести себя по-королевски.
Распорядок нашего дня был незатейлив. Почти до самых сумерек мы охотились, а с наступлением темноты возвращались к кострам, напиткам и обильной еде, после чего короли и их советники удалялись для переговоров, а их свита развлекала себя игрой в кости, распутством, ссорами или какими-нибудь иными утехами, по своему выбору.
Прежде я никогда не охотился; это занятие было чуждо моей природе, к тому же здесь все выезжали гурьбой, что мне и вовсе не нравилось. К тому же такая охота всегда таила в себе немалую опасность: у подножия холмов водилось множество дичи, и в дикой гонке за добычей немудрено было свернуть себе шею. Но я не видел другого способа посмотреть на окружавшую меня страну. Кроме того, мне предстояло выяснить, почему Галапас так настаивал на моей поездке в Сегонтиум. А потому я выезжал на охоту ежедневно. Несколько раз я падал, но серьезно не пострадал, отделавшись лишь многочисленными ссадинами и синяками, и мне удалось избежать внимания со стороны сколько-нибудь важных лиц. Однако не нашел я и того, что искал. Ничего необычного я не видел, и ничего не произошло, если не считать того, что значительно улучшилось мое искусство верховой езды, а вместе с ним и манеры Астера.
На восьмой день нашего пребывания в Сегонтиуме мы отправились в обратную дорогу; и сам верховный король, охраняемый сотней всадников, выехал на старый тракт, дабы пожелать моему деду спокойного возвращения.
Первая часть нашего пути проходила по узкому лесистому ущелью, где несла свои быстрые воды глубокая река и где нашим лошадям приходилось между утесами и водой идти по одной, в лучшем случае по две в ряд. Путешествуя таким отрядом, можно было не опасаться нападения, поэтому мы ехали не таясь, наполняя ущелье топотом копыт, звоном уздечек и звуками мужских голосов. Иногда к этим звукам присоединялось карканье ворон, слетавших с утеса, чтобы посмотреть на нас. Эти птицы, что бы ни говорили, не ждут шума битвы; я видел, как они долгие мили сопровождали вооруженные отряды, дожидаясь смертельной схватки.
Но в тот день ничто нам не угрожало, и около полудня мы выехали к тому месту, где верховный король должен был покинуть нас и возвратиться домой. Там сливались две реки, а узкое ущелье расступалось, переходя в широкую долину. Оба берега широкой реки были закованы в обледенелые сланцевые валуны, и сама река, вздувшаяся от таяния снегов, неспешно несла свои бурые воды на юг. У слияния рек находился брод, от которого начиналась прямая как стрела дорога, ведущая по возвышенности прямо на юг, к Томен-и-Муру.
Мы остановились, не доезжая брода, на северном берегу. Вожди свернули в укромную ложбину, с трех сторон обрамленную густо поросшими лесом склонами. Рощицы безлистой ольхи и густые заросли камышей свидетельствовали о том, что летом эта ложбина превратится в болото. В тот декабрьский день почва была крепко схвачена морозом, но ложбина была укрыта от ветра, и солнце в ней пригревало нечастым теплом.
Здесь наш отряд остановился отдохнуть и перекусить. Короли расположились отдельно, а неподалеку от них сели обедать остальные члены королевской свиты. Среди них я заметил и Диниаса. Я же, как обычно, оказался не со свитой, не с воинами и даже не со слугами, а потому, поручив Астера заботам Сердика, не присоединился ни к кому. Вскарабкавшись немного вверх по склону, я обнаружил небольшую, поросшую лесом лощинку, в которой можно было посидеть одному, незаметно для других. За спиной у меня была прогретая солнцем скала, из-за которой доносились приглушенное позвякивание уздечек пасущихся лошадей, бормотание мужских голосов, внезапные взрывы хохота, сменяемые тишиной и снова бормотанием, из чего я понял, что в ход пошли кости, чтобы скоротать время, пока короли закончат прощаться. Над моей головой высоко в холодном небе парил сокол, крылья которого в солнечных лучах отсверкивали бронзой. Я думал о Галапасе и его бронзовом зеркале и спрашивал себя, зачем я сюда приехал.
Внезапно у меня за спиной раздался голос короля Вортигерна:
- Сюда. Ты смело можешь поверить мне свои мысли.
Вздрогнув от удивления и испуга, я резко обернулся и тут же понял, что король и человек, с которым он разговаривал, находились по другую сторону укрывавшей меня скалы.
- Мне сказали, пять миль в любом направлении… - Голос верховного короля стал глуше; он отвернулся. Я услышал шаги по замерзшей земле, шорох и треск опавшей листвы и скрежет подбитых гвоздями сапог по камням. Они удалялись. Стараясь не шуметь, я встал и осторожно выглянул из-за скалы. Поглощенные разговором, Вортигерн и мой дед шагали рядом между деревьями.
Помню, я колебался. Что, в конце концов, они могли еще сказать друг другу, о чем уже не переговорили наедине в Башне Максена? Мне не верилось, что Галапас отправил меня на их встречу простым соглядатаем. Но для чего же тогда? Возможно, бог, на чью тропу я ступил, послал меня сюда лишь ради сегодняшнего дня, вот для этого. Неохотно я повернулся, чтобы последовать за ними.
Не успел я ступить и шагу, как меня довольно грубо схватили за локоть.
- И куда это ты собрался? - требовательно, но едва слышно спросил Сердик.
Я раздраженно сбросил его руку:
- Будь ты проклят, Сердик! Я чуть из кожи вон не выпрыгнул! Какое тебе дело до того, куда я собрался?
- Я здесь затем, чтобы присмотреть за тобой.
- Только потому, что я взял тебя с собой. Никто не приказывал тебе шпионить за мной все эти дни. Или, может, тебе приказали? - Я пристально посмотрел на него. - Ты и прежде следил за мной?
- По правде сказать, - ухмыльнулся он, - я и не думал трудиться, слишком хлопотно. А может, нужно было?
- Кто-нибудь приказал тебе следить за мной сегодня? - настаивал я.
- Нет. Но разве ты не видел, кто пошел в ту сторону? Это были Вортигерн с твоим дедом. Будь я на твоем месте, то хорошенько подумал бы, прежде чем идти за ними следом.
- Я не собирался идти следом, - солгал я. - Просто хотел осмотреться вокруг.
- Тогда я бы поискал другое место. Они особо предупредили, чтобы свита оставалась на месте. Я пришел предупредить тебя, вот и все. Они были настроены очень серьезно.
Я снова сел.
- Отлично, благодарю за заботу. А теперь, пожалуйста, оставь меня. Вернешься и предупредишь, когда пора будет двигаться в путь.
- А ты не рванешь отсюда в ту же минуту, как я повернусь к тебе спиной?
Кровь прилила к моим щекам.
- Сердик, я приказываю тебе уйти.